***
Открывая дверь, он громко звенит ключами, и я выхожу навстречу ему из кухни. — Ты меня встречаешь? — на его лице расплывается широкая улыбка. — Я по тебе скучал. Как ты? — Охраняю дом, — я жую банан, с удовольствием разглядывая его высокую фигуру, одетую в костюм и в стильное пальто с поднятым воротником. Он всё-таки невъебенно красивый мужик. Люди наверняка сворачивают шеи, оглядываясь ему вслед. — Ты выглядишь эротично с этим бананом, так что прекращай на меня пялиться, иначе я нагну тебя прямо здесь, — шутит он. Я дразню его, двигая бананом во рту, и отстраняюсь, когда он тянет ко мне руки. — Эй, ты холодный. — Щас разберемся, кто тут холодный, а у кого повышенная температура. Он скидывает с ног ботинки и вешает пальто в шкаф. — Чем занимался? — спрашивает он, проходя в кухню. — Спал, ел, ходил в душ. — В душ? — он с интересом оглядывает меня, двигая бровями. — Ты приехал на обед, — напоминаю я. — У меня встреча в четыре, а до четырех я абсолютно свободен, — он обнимает меня и касается губами лба. — Всё ещё горячий, — озабоченно констатирует он. Я чувствую себя ребёнком рядом с ним. Мать всегда целовала меня в лоб, чтобы проверить температуру. — Так, кашу не ел, — проверяет он сотейник. — Извините, шеф. Зато я выпил весь чай. — Если только не вылил его в раковину, шалун. — Тогда бы я и кашу выкинул в окно, — ухмыляюсь я. Он ржёт, вспоминая известный детский рассказ. Я нашел кусок замороженного мяса в холодильнике, сварил и съел его, оставив бульон на плите. — Мясная душа, — улыбается он. — Вечером куплю тебе стейки. Побалую собственным рецептом. Сняв пиджак и галстук, он отправляет меня в гостиную, закатывая рукава рубашки. — Иди отдохни пока, а я по-быстрому приготовлю из твоего бульона крем-суп. Я ухожу в комнату, крутя в кармане телефон. Глядя, как он хозяйничает в кухне, я не могу сказать ему, что купил билет на самолёт, чувствуя, как каждый раз загоняю себя в мучительную рекурсию, заставляя испытывать болезненные эмоции снова и снова. И уже серьёзно спрашиваю себя — кто скрывается под маской, которую я каждый день вижу в зеркале? Садист или мазохист? После обеда у него остаётся час до переговоров, которые назначены в одном из пивных ресторанов. Это стандартная программа для немцев, пожимает он плечами. Поскольку те уже не в первый раз в Питере, показывать им город не имеет смысла. — А девочки? — интересуюсь я. — Ну, или ребята, приглашаются на встречи? — мне становится неловко под его взглядом. Я не в курсе, как здесь принято ублажать деловых партнёров, если вдруг пиво не полезет им в горло. — Если бы ты захотел, ты мог бы однажды пойти со мной и сам всё увидеть, — говорит он. — В качестве кого? — я иронично улыбаюсь. — В качестве моего юрисконсульта или советника — неважно. Я дал бы тебе любую должность, соответствующую твоему опыту работы и образованию. Его тон неуловимо меняется, и я слегка охуеваю от поворота, который принимает наш разговор. Вот как. Молодой любовник указывает мне моё место… Не дождавшись ответа, он наклоняется и заглядывает мне в глаза: — Я делаю тебе деловое предложение, Артур Сергеевич. Будешь моим советником? — и он насмешливо добавляет: — Или для того, чтобы уговорить тебя, твоему будущему генеральному директору нужно встать на колени?***
— На колени, — говорю я. Если он и удивлён моим тоном, то не показывает этого и сползает на пол, решив, что мне взбрело в голову поиграть с ним в оставшееся до его ухода время. Устроившись передо мной на ковре, в белой рубашке с закатанными рукавами и костюмных брюках, он выглядит, как голубая мечта извращенца-фетишиста. Расслабленно улыбаясь, он следит за мной, прекрасно понимая, какое производит впечатление, и его ухмылка действует на меня, как коньяк, выпитый на голодный желудок. Холодный спазм скручивает мои внутренности. Он — моя погибель, и мне нужно срочно найти выход из зоны его влияния. Я встаю за его спиной, краем глаза замечая язык, которым он вызывающе облизывает губы. Поднимаю руку, касаясь уложенной волны волос и, когда он хочет повернуть голову, резко сжимаю густые пряди в горсть. Он замирает, получив от меня ясный сигнал. Я слышу его выдох, когда он заводит руки за спину. Тонкая ткань рубашки натягивается на мощных плечах. — Ты — не мой генеральный директор, и никогда им не будешь, — говорю я, наклоняясь к его уху. — Я могу работать на твоих учредителей, но не на тебя. Я тяну его волосы назад, заставляя запрокинуть голову. Он не морщится, хотя натяжение волос в моих пальцах довольно чувствительно. Наши взгляды встречаются. Его брови сведены, челюсть сжата. Он больше не улыбается — ему не нравится то, что происходит. Но он не уходит. — Вот как это будет, — продолжаю я. — Я зайду в твой офис, и ты представишь мне любые документы, которые я запрошу. Я вскрою твою бухгалтерию — чёрную и белую. Узнаю о тендерах, которые ты проиграл, получив откат. Раскопаю фиктивные договоры и закупки по завышенным ценам. Предъявлю налоговые риски. Посчитаю необоснованные траты. Уверен, что твои представительские расходы смогут неприятно удивить учредителей. А жалобы сотрудников смогут неприятно удивить уже меня, — я пропускаю его волосы между пальцев, лаская тёплую кожу. Он, не мигая, смотрит мне в глаза. — Я узнаю о тебе всё, — я склоняюсь к нему ниже и облизываю его губы.— Ты этого хочешь? Он прикрывает веки. И я отпускаю его. — Можешь встать. Ты помял брюки. Он неловко поднимается, демонстративно вытирая рот рукой. Его ноздри гневно раздуваются. — И чего ты так взбесился? Думаешь, мы не сможем работать вместе? — начинает он. — Я не собираюсь возбуждаться на тебя на работе! У тебя будет отдельный кабинет, мы вообще можем видеться только на совещаниях! — Подумай ещё разок. — Да что с тобой не так?! — взрывается он. — Я предлагаю тебе работу! Дом! — он поднимает руки, обводя ими стены. Тычет кулаком в свою грудь. — Себя! Что тебе ещё надо? Отсутствие тотального контроля, которым он грешит так же, как и его родитель. — Ты любишь меня, я люблю тебя. Нам комфортно жить вместе. У нас есть всё для того, чтобы быть счастливыми! Он не понял. Но я не хочу спорить с ним, раздражая его ещё сильнее. — Упёртый баран! Ты можешь мне объяснить… — он замолкает, наталкиваясь на мой взгляд. — Блять!.. Разворачиваясь, он уходит в спальню, и я слышу, как он громко хлопает дверцами шкафов. Его неуравновешенный темперамент тоже может стать проблемой. Я не хочу каждый раз отвоёвывать пространство, на которое он, по своей львиной привычке, обязательно станет посягать. Наша совместная комфортная жизнь быстро прекратит быть таковой, если мы начнём ссориться, как два принципиальных идиота. Мне эти прелести притирки давно не нужны. Он прерывает мои размышления, появляясь в гостиной. Он переоделся к встрече — сменил костюм на тёмно-синий с зауженными брюками. На ногах — туфли модного коричневого оттенка. В рукавах рубашки блестят запонки. На заморских гостей нужно произвести впечатление. — Я постараюсь не задерживаться, — хмуро говорит он, надевая пальто. Его мобильник звонит и, приложив телефон к уху, он выслушивает короткое сообщение. — Хорошо, этот пункт придется изменить. Привези мне несколько копий договора, если придется делать правки на месте. Сбросив звонок, он смотрит на меня. Я вышел его проводить и теперь стою, чувствуя себя немного бесполезным. У кого-то жизнь бьёт ключом, а я болтаюсь под ногами. Примерно, как дерьмо в проруби. Он делает шаг навстречу. — Прости, если задел тебя. Все эти близкие отношения слишком сложны для меня. И я пока не умею себя правильно вести. — Ты ведёшь себя, как руководитель, — говорю я. — В совместной жизни так не получится. Не со мной. Он касается губами моей щеки. — Моя упрямая писечка, — произносит он мне в ухо и, отсалютовав двумя пальцами на прощание, выходит за дверь. Я опускаю руки, чувствуя, как мне с каждым разом становится всё сложнее и сложнее отпускать его от себя. Завтра я оставлю здесь своё сердце. Телефон в кармане вибрирует. Я смотрю на экран и устало прислоняюсь спиной к стене. — Здравствуй, родная.***
Поддавшись на мои уговоры, к стейкам он открывает бутылку красного вина. Душистое, истекающее соком горячее мясо идеально сочетается с насыщенным вкусом каберне, но, учитывая лечение, я разрешаю себе выпить только один бокал. Он отзеркаливает меня, убирая бутылку в холодильник. — Выдохнется, — говорю я. — Не успеет, завтра я замариную в нём шашлык. Завтра я улетаю. И сейчас самое время сообщить ему об этом. Я откашливаюсь, избавляясь от спазма в горле. И отвожу глаза. Господи, я слаб. Я не могу расстраивать его сейчас, только не после того, как он подписал контракт и теперь сидит, довольно покачивая ногой, на барном стуле. — Горло так и не проходит? — он встаёт, чтобы налить тёплую воду в чашку, капает в неё йод и разводит ложку соды. — Тебе нужно чаще его полоскать. Не забудь сделать это после еды. Несмотря на тяжесть момента, я не могу удержаться от усмешки. — Я и не заметил, когда из брутального мачо ты успел превратиться в заботливую жё… — я прикусываю язык. — Ты хотел сказать — жопку? — он вопросительно изгибает бровь. — Да, — я с облегчением киваю. — Ты — заботливая жопка. Я — упрямая писечка. Всем сёстрам — по серьгам. Всем братьям — по мордам. Он подозрительно щурится. — Что-то ты раскукарекался. — Расчирикался, — поправляю его я и продолжаю нести чушь: — После бокала вина я могу только чирикать. Или мяукать. Мяу, — подтверждаю я, мяукая басом. Он смеётся, а я с беззвучным стоном впитываю его смех.***
— Покажи мне фотографию своей супруги, — просит он, выдыхая пряный, пахнущий тропиками и океаном, кальянный дым в сторону. После ужина мы перебрались в гостиную, расположившись у большого, во всю ширину стены, окна. Он кинул на ковёр диванные подушки, притащил из спальни кресло-мешок. На подносе остывает мой чай и его кофе, который я надеюсь позже незаметно умыкнуть у него. В честь праздника он решил раскурить кальян, стеклянная колба которого сейчас стоит у наших ног, отбрасывая на пол рубиновые тени. У кальяна две трубки, но я не трогаю свою. Душистый сладкий дым липнет к губам, и я скучаю по простому горькому вкусу табака. Его просьба застаёт меня врасплох. Я очень редко упоминаю о своей семье, когда мы вместе, и он вряд ли знает имена моих близких. В отличие от меня, он почти ничего о себе не скрывает, и мне многое о нём известно. Он — из творческой интеллигенции, из поколения в поколение рождающей архитекторов и строителей Петербурга. Я помню, с какой гордостью он показывал мне альбомы своего деда, называя станции метро, которые тот проектировал. Наследие, которое останется на века. Мои корни иные. Два поколения учителей и я, получивший иное образование, но не поборовший тягу обучать. Есть над чем задуматься. Пока я думаю, он подталкивает меня. — Твоя жена видела мое фото. И ты в какой-то мере познакомился с моим отцом. Будет справедливо, если я тоже познакомлюсь с ней, хотя бы заочно. Его настроение на подъёме, и он уверен, что сумеет позитивно воспринять всё, что я ему скажу или покажу. Я достаю телефон, вспоминая, что у меня нет фотографий жены. Семейные съёмки на телефон — её прерогатива. Но у неё есть пара аккаунтов в сетях, и я нахожу один из них. Последний пост с её личным фото — почти двухлетней давности. Она, как и я, не любитель выставлять свою жизнь напоказ. Я разглядываю загорелое лицо с ямочками на щеках. Мы тогда летали в Таиланд… — Красивая женщина, — он возвращает мне телефон. Выдыхает дым. — Как её зовут? Я хочу курить, но сигарет с собой нет. — Эльза. Он молчит. Его взгляд кажется отстранённым из-за густой пелены дыма, разделяющей нас. — Сына зовут Денис, — продолжаю я. Он слабо улыбается. — Думаю, мы бы с ним подружились. У него есть девчонка? — Вроде бы да, — я тоже невольно начинаю улыбаться. — Одноклассница. — Симпатичная? — Без понятия. Видел её один или два раза. — И неужели не оценил? — подкалывает он меня. — Да она маленькая. В смысле, реально маленькая. Ростом. Рядом с Дениской смотрится, как карлик. Он же баскетболист. Он смеётся. — Вечная проблема. — Потому что парням нравятся полные противоположности? — Потому что родителям не нравится выбор сына. Мне становится не смешно. И он тоже вроде не шутит, хотя по-прежнему усмехается, посасывая мундштук. — Я завтра улетаю, — наконец, говорю я. — Самолёт в десять вечера. — Не сомневался, что ты купишь билет на последний рейс. Я отвезу тебя в аэропорт, — спокойно отвечает он, выдыхая дым. — Спасибо, — киваю я. Спасибо, что не убиваешь меня. За окном идёт снег. Тишина окутывает нас. Как сладкий дым. Биение его пульса. Его тепло. И взгляд, пронизывающий меня насквозь. Наверное, нам стоит жить ради таких мгновений.