Лонг Бич

Куроо ведет мотоцикл аккуратно, не выделывается, не пытается впечатлить или напугать, и Цукишима, пожалуй, готов признать, что давно не чувствовал себя так спокойно и надежно. ― Ты раньше катался на байке? ― громко из-за рева мотора спрашивает Куроо. ― Нет. Цукишима правда не катался. Он и за рулем-то сидел разве что в машине Тендо, потому что когда в шестнадцать все сдавали на права, он уехал к матери и пропустил экзамен. К его счастью, в колледже можно было повторно пройти курсы, а Тендо достаточно доверяет способностям Цукишимы, чтобы пускать его в свой кабриолет для практики. У Куроо крепкая спина, за которой можно укрыться от ветра. Цукишима не станет рисковать, пока тот за рулем, но соблазн прижаться сильнее, чем того требует техника безопасности, никуда не девается на протяжении всего пути. От Куроо приятно пахнет чем-то кофейным и еще немного ― Цукишимой. Куроо пока не приглашал его к себе, и Цукишима почему-то уверен, что не стоит на этом настаивать. Припарковавшись на общей стоянке у кафе напротив дикого пляжа, они задерживаются выпить кофе и перекусить, потому что Куроо едва ли успел позавтракать. Но когда солнце сползает ближе к горизонту, оба выбираются на пляж бродить по еще теплому песку и разговаривать. Конечно, взбудораженный поцелуями Цукишима предпочел бы пообщаться в другой раз, но надежда, что Куроо увезет его куда-то подальше от чужих глаз, уже успела развеяться. ― Почему пожарный? ― спрашивает он у Куроо, бредя вдоль довольно спокойного моря. ― Деньги, ― говорит тот и неловко усмехается, будто сказал что-то неподобающее. ― На самом деле, за выезды на лесные пожары платят достаточно, чтобы забыть о бытовых проблемах. Или быстро накопить на что-нибудь, например, колледж. Цукишима смотрит на него с осторожностью, как будто невинным с виду вопросом поднял целую волну опасных неловкостей. Куроо беден? Он стыдится этого? Это связано с семьей? Осознание, что он почти ничего не знает о человеке, в которого взаимно втрескался по уши, больно бьет куда-то под дых. Может ли он спросить? Захочет ли Куроо отвечать? Цукишима не знает. И от досады становится еще больше не по себе. Как с Тендо в этом плане просто. Он открытый, Цукишима знает его как себя, любое выражение лица, любую интонацию. Но Куроо ― не Тендо. Узнавать его предстоит еще долго, по крайней мере, Цукишима надеется. ― Ясно, ― говорит он, решив свернуть тему до тех пор, пока Куроо сам не захочет об этом поговорить. А тот вдруг как будто веселеет. ― Что случилось? ― опять усмехается он. ― Ты можешь шутить о пожарных. И о механиках. Он подмигивает с утрированно соблазняющим выражением на лице, если Цукишима правильно понимает эту гримасу, отчего невольно хочется улыбаться. ― Умоляю, не делай так больше. ― А ты что, заставишь меня? ― опять кривляется Куроо, и Цукишиму пробивает на смех. Ну и придурок. ― Эй, идем сюда, ― Куроо берет его за руку и увлекает от воды, и Цукишима позволяет себя вести, пока они не приближаются к высокой траве. Поблизости никого, и намерения Куроо очевиднее некуда, но все равно Цукишима резко тормозит. ― Нет уж, даже не вздумай, не хочу быть укушенным какой-нибудь ядовитой или бешенной дрянью. ― А я не собираюсь делать с тобой ничего неприличного здесь, ― обещает Куроо и добавляет: ― К сожалению. На пляже почти никого, только вдали видны редкие гуляющие, и Цукишима все же садится рядом на песок, соприкасаясь с Куроо коленями. ― Ты слишком красивый, ― шепчет Куроо прежде, чем поцеловать его. Хочется попросить его перестать, быть менее романтичным, не говорить комплименты, в которых Цукишима вовсе не нуждается. Но он не может. Куроо ― вор. Он крадет способность ясно мыслить, говорить, язвить и вообще все. Он превращает Цукишиму в безвольного соучастника всего, что делает, и к этому привыкаешь слишком быстро. Куроо нужен Цукишиме, необходим. Он сам и все, что он делает, включая шепот нелепых комплиментов на ухо. Куроо нежно придерживает его за щеку ладонью, повернув ухом к себе, и целует под мочкой в шею так, что мурашки бегут по всему телу. Цукишима вздрагивает, бросая испуганный взгляд на свою ладонь на песке, но никаких насекомых там не видит. Это все еще реакция на поцелуи Куроо, который смеется, накрывает его руку своей и переплетает пальцы. ― Обещаю начать шутить про пожарных, когда ты вернешь мне способность соображать, ― тихо выдыхает Цукишима, чуть отстраняясь. ― Тогда мне лучше постоянно держать твою голову в дурмане. И все-таки он придурок. Цукишима улыбается. ― Не думал, что ты хочешь поступить в колледж. ― Нет, не хочу. Это так, вариант. Куроо переводит взгляд на море, щурится от закатных лучей, и Цукишима просто не может не любоваться им. Тени от неаккуратной, раздуваемой ветром челки пляшут на лице. У Куроо красивый профиль и разноцветные глаза, что почти незаметно, когда в них отражается солнце. ― А тебе нравится учиться? ― спрашивает он, оборачиваясь к Цукишиме. ― Да. Куроо усмехается, но ничего не говорит. ― И что это было? ― хмурится Цукишима. ― Ничего, ― пожимает плечами тот. ― Говори. Куроо вздыхает, не переставая улыбаться, и все же сдается. ― Просто я познакомился с Тендо позже, но мне кажется, знаю о нем больше, чем о тебе. Цукишима фыркает, вытягивает ноги. ― Не удивительно, он любит о себе болтать. ― А ты нет. ― Как и ты. Оба молчат какое-то время, разглядывая солнце, медленно тонущее в море, и Цукишима думает, что все-таки у них достаточно общего, чтобы думать об одном и том же. И об одном и том же молчать. ― Я один в семье, меня забрала бабушка после смерти родителей, мне было восемь, ― спокойно начинает Куроо, устраивая локти на согнутых коленях. ― Она умерла два года назад, оставив нам с дядей дом, который теперь постоянно требует ремонта. Так что если надо что-то починить ― обращайся, я умею все, чему и не думал учиться еще лет пять назад. Цукишима просто не знает, что на это сказать. Посочувствовать? Приободрить? Но не похоже, что Куроо вываливает на него тяжелую правду. Он просто делится, рассказывает о себе, позволяет узнать. Цукишиме так кажется. Наверное, так и есть. ― Отлично, я как раз хотел сделать ремонт в комнате, ― говорит он, и Куроо хитро усмехается. ― Считай, он сделан. ― Родителей не будет дома ближайший месяц, а брат часто задерживается на работе. ― Звучит, как приглашение. И оно принимается. Но есть одно «но». ― И что это? ― Я слышал, твой отец юрист, ― Куроо склоняет голову к плечу. ― Мне стоит беспокоиться? ― А еще мой отец американец и демократ. Тебе не о чем беспокоиться до тех пор, пока ты не пытаешься склонить меня к действиям, ведущим к нарушению закона. У Куроо вырывается довольный смешок. ― Не спеши радоваться, ― добавляет Цукишима. ― У моего старшего брата повышенное чувство ответственности. ― Ауч. Так ты все-таки жертва гиперопеки? Цукишима недовольно хмурит брови и смотрит на него в упор. ― А я похож на жертву? Видно, его реакция только больше веселит Куроо, потому что тот опять начинает мелко трястись от смеха. ― Будешь отрицать, если твой брат вдруг захочет помешать нашему… ремонту. И то верно. Цукишима старается не думать о возможной реакции Акитеру на всю эту ситуацию. И речь, конечно, совсем не о ремонте. ― Я бы не стал так далеко загадывать, ― тянет Цукишима и усмехается с возмущенного «эй».