Аквариум

      Маринетт не знала, что может быть на уме у ребёнка, который увидел свою хвостатую ученицу в кровати своего старшего брата, но наблюдая за стремительным развитием в человеческом сообществе секс-индустрии, явно ничего хорошего. Стыд ударил ей в лицо пушечным выстрелом! Руки затряслись, рябь прошлась по спине, словно на поверхность тихого озера бросили камушек, и ей захотелось прикрыться — только бы Феликс не увидел её ноги, пока он их не увидел, не поздно придумать какое-нибудь оправдание или отмазку — пусть даже самую нелепую! — он же всего лишь дитя.       Люди привыкли недооценивать потенциальных врагов, спрятанных в овечьи шкуры. Они раз за разом совершают одни и те же ошибки, наступают на все те же злосчастные грабли, пока их лицо не расплющится и они не усвоят урок. А жизнь — штука настойчивая; как ненасытная мошка в разгар знойного лета нападает на людей, пока не утолит свой голод, так и эта чёртовка ставит в определённые ситуации, сталкивает с людьми, из общения с которыми мы непременно должны вынести правильные (или хотя бы отдалённо) выводы.       Не выучишь урок — слово даю, она от тебя не отстанет.       В своём нынешнем обличии Маринетт как-никогда была близка к людям, к их восприятию и менталитету, а потому совершала те же примитивные ошибки, наивно полагая, что возраст Феликса уменьшает его умственные способности и умение анализировать происходящее.       Она и представить себе не могла, какими чистыми и бескорыстными помыслами руководствовался мальчик, рано лишённый материнской любви и горячо искавший её повсюду, когда схватился за край пухового одеяла и стянул его с кровати, открывая вид на вторую часть тела девушки. Будто это было чем-то постыдным, она поджала стройные, худые ножки под себя, боясь реакции «учителя».       Она ожидала всего, честное слово, готовилась ко всему плохому, к любым обвинениям, претензиям и отрицательным эмоциям, но никак не к тому, что он со слезами броситься ей на шею.       — Я столько раз просил папу дать тебе возможность перевоплотиться в человека в полнолуние, но он постоянно отказывался, ссылаясь на то, что непонятно, чего от тебя можно будет ждать, но вот… у тебя ноги… я так хотел, чтобы ты… — Русалка усадила мальчика к себе на колени и молча выслушивала, как он выплескивает свои накипевшие эмоции наружу, гладила его по взъерошенным волосам и по спине, точно так же, как недавно успокаивал ее Адриан. Горячие слезы струились по его щекам, оставляя солёные полосы. Одышка была тяжёлая, зато давний ворон обиды, который гнездился в груди, перестал каркать и приносить несчастья. Становилось легче, по-настоящему легче. В голове и на душе было пусто, но то была пустота приятная. Пустота от успокоения и, быть может, смирения. — Это правда, я знал, что они что-то скрывают… они говорили, что ты не можешь перевоплощаться…       Последние слова мальчика заставили насторожиться. Маринетт обменялась с Адрианом недоуменным взглядом. Он пожал плечами. Похоже, тоже не знал, о чем идёт речь. Или прикидывался. Ну, как вариант.       — Феликс, успокойся. Кто что-то скрывал?       Маринетт била с порога и прямо в лоб; иначе не умела. Пока она не знала, что идти на рожон — это не всегда действенный вариант, но узнает. Обязательно.       Феликс поднял на Маринетт заплаканный взгляд лазурных глаз, и её сердце ёкнуло: она очертила рукой овал его лица, не без нежности про себя отмечая, что у человеческих детей лица более маленькие, да и сами они крохотные по сравнению с особями русалок.       Девушка прижала его к себе, но он уже не трясся от беззвучных рыданий. Восстанавливал дыхание и постепенно приходил в себя. Пелена слез спала окончательно, когда он заговорил — и детский, тоненький голосок звучал спокойно и сдержанно, словно не было недавнего эмоционального выгорания:       — Люди, которые приезжали и устанавливали аквариум, они говорили, что вам нельзя перевоплощаться в людей и вообще… — Он вскинул голову и удивил Маринетт лихорадочным блеском в радужках глаз. — Ты говоришь?       — Ты не первый меня об этом спрашиваешь.       Русалка усмехнулась и со значением покосилась на Адриана. Феликс проследил за ее взглядом, слез с уютных колен и неприлично ткнул в брата пальцем, удовлетворенно вереща:       — Классно! Я же говорил, что русалки умные, Адриан! Ха! А ты не верил. Ты ошибался. Признай, признай!       Маринетт захихикала. Наблюдать за ними… весело. Впервые за долгое время она действительно ощущает внутри себя эту теплоту, заполняющую каждый уголок души.       Старший Агрест выставил ладони перед собой, призывая к спокойствию и тоном, нарочито лишенным энтузиазма, пробормотал:       — Окей, признаюсь, я ошибался. Доволен?       — Как кот, — мурлыкнул Феликс и, подойдя к брату, боднул его в бок, имитируя ласкающегося кота. Он вытянул шею вперёд, и Адриан, несколько смущенный поведением мелкого, нерешительно почесал его за ушком.       Ситуация. До того нелепая, что тяжело представить, что было бы более уместным: кататься на полу со смеху, либо стоять как каменная статуя, либо присоединиться ко всеобщему безумию.       — Феликс, — осмелев, подала голос Маринетт. Смех расслабляет, снимая разгоряченность любого диалога, и она уже не ощущала того страха быть разоблаченной под рёбрами. — Ты же понимаешь, что никому кроме нас троих не следует знать о том, что я умею флиртовать на французском и перевоплощаться не только в полнолуние?       Когда тайна становится явью, последствия не всегда соответствуют нашим ожиданиям. Маринетт готовилась к худшему, но вопреки ожиданиям она получила понимание и поддержку. Это было неожиданно здорово.       — Конечно! — Мальчишка выпалил это в сердцах, не задумываясь, обиженный таким недоверием. Кажется, он откликнулся на этот жест с обидой. — Я же не крыса какая-нибудь, чтобы кричать об этом на каждом шагу. Пусть это будет нашим общим секретом.       — Да. Именно так.       У Маринетт слезы на глаза наворачивались от искренней и безоговорочной благодарности. Не описать словами её признательность. Вот так чувствовала себя девушка: точно преступник, приговоренный к смертной казни, ждала жестокой расправы и получила помилование — это известие выбило у нее почву из-под ног и вознесло на небеса.       Она из-под полуприкрытых век с трепетом наблюдала за шушукающими о чем-то Агрестами и на миг ей почудилось, что она в кругу семьи. А потом свела брови к переносице. Нет. Они люди, а люди — это враги. Ей не следует обольщаться их добрым отношением и позволить себе ослепнуть. Терять бдительность недопустимо.

***

      Если бы Маринетт попросили охарактеризовать тот день одним словом, она бы, безусловно, выбрала слово — французский.       Благодаря Адриану и Феликсу она окунулась в быт среднестатистического подростка в Париже с головой: они вместе учили играть её в видео игры, баскетбол (она трижды забила в кольцо, хотя, кажется, Адриан ей подыгрывал), смотрели какой-то фильм про вампиров, расположившись на диване и хрумкая начос.       Жар с её тела спал. Однако после всего вышеперечисленного она чувствовала себя утомленной, как никогда. Её ноги изнывали от усталости, а по спине дождём лился пот. Она взмокла и футболка Адриана облепила её тело, словно вторая кожа.       В тот момент она заметила, что Феликс, спокойно смотревший на неё, резко отвернулся, пряча красное от неловкости лицо.       Русалка не смогла сдержать смешка. Какие же люди манеристые. Предсказуемые.       Маринетт не знала, каким образом хозяин уладил вопрос с теми людьми, что приходят покормить её, но замечала, что постепенно проникается к Адриану доверием. И это её настораживало. Не исключено, что он может передать её.       На вопрос «зачем ему это?» у неё ответа не нашлось. Не похоже, что у семьи Агрест есть на неё какие-то особые планы; очевидно, что её приобрели в качестве дорогой домашней зверушке, которой можно похвастаться перед гостями.       И все же. Ощущение давления, какой-то необъятной плохой энергетики не покидало её с самого момента перевоплощения в людскую особь. Продолжая думать об этом, Мари предполагала, что, будь она человеком, то не обратила бы должного внимания на эту необоснованную тревогу, но… не следует забывать кто она. Кем рождена. Она — русалка, а русалки вынуждены доверять своему внутреннему предчувствию, так как их опасения часто оправданы.       В каком-то смысле само их существование… извращение природы. Может, их не должно быть, и все это катастрофичная ошибка или нелепые игры дьявола.       Уже неважно. Полно думать об этом; день подходит к своему логическому завершению. Адриан принёс лестницу — ту самую лестницу, на которую забирались работники, спуская ей в аквариум пищу сомнительного качества — и поманил девушку пальцем. Он помог ей забраться обратно в аквариум.       Странное, ранее неведомое чувство обволокло девушку, когда она вновь окунулась в прохладную воду своей темницы. Старший Агрест не спешил спускаться с лестницы. Казалось, он хотел посмотреть за её обратной трансформацией в урождённую, хвостатую форму. Русалку передернуло от… боги, да быть не может! Ужаса? Паники? Так точно.       Она всего лишь день провела в качестве обычного человека, и уже не хочет возвращаться в чешую. Просто… ощущать ноги, кости, мышцы шевелить пальцами… в этом есть определённый шарм. Даже какое-то изумительное, головокружительное очарование. За это людям можно даже простить хрупкость их тел! Просто чтобы ощущать собственные ноги каждую отведенную в этом мире минуту.       Наконец, время пришло. Своеобразная минута расплаты. Всего лишь минута. Зато какая минута. Девушка не вернула футболку Адриану, да и он не настаивал. Она не хотела снимать этот элемент одежды, он придавал ей храбрость, когда она думала о предстоящей пытке.       Как кусок ткани может придать уверенности — пусть даже то опьяняющая иллюзия уверенности? Видимо, как-то может, потому что когда кости Маринетт пронзила острая, всепоглощающая, ледяная боль, она отчаянно вцепилась пальцами в футболку. Если бы не ткань, то девушка понапрасну расцарапала бы себе кожу.       Она выгнулась дугой таким неестественным образом, что Адриан поначалу испугался, вздрогнул — и хоть бы чуть меньше он владел собой, несомненно свалился бы с лестницы. До того его шокировала гримаса боли на обычно милом лице Маринетт.       Он спустился с нескольких ступенек не помня себя. Силился не смотреть. Но на предпоследней не удержался — и так и застыл, словно припечатанный к месту. То, с каким остервенением русалка сжимала его футболку, терзала губы и её ноги срастались, покрывались темно-алой чешуей, заворожило его.       Это было страшно. Страшно представить хруст её костей в этот момент. Затем он помотал головой, снимая лёгкое наваждение. Нет, ему не понять такой жизни. Жизнь без ног, в океане — и главное: кто повержен этой участью?       Существа разумные. Чувствующие. Такие же, как и люди.       Впервые Адриан задумался о проблемах насущных. Например, правильно ли было так поступать с русалками? Они могли бы… помочь друг другу. Процветать в мире и гармонии. Океан для людей еще более загадочный и неизведанный, чем космос: русалки могли бы решить проблемы, сохранив жизни многим экстремалам-дайверам.       Подумать только! Человечество раскроет тайну Марианской впадины, Бермудского треугольника, Гольфстрима и других аномальных участков на воде.       Однако вместо выгодного двум расам сотрудничества люди решили загубить этих уникальных существ. И это — глобальная катастрофа.       Ему стало искренне и ропотно жаль Маринетт. Он взглянул на неё в последний раз и решил, что не может позволить ей продолжать томиться в этом аквариуме до скончания времен.       В тот же вечер он написал провакационный пост в твиттере о том, что так продолжаться более не может, русалок пора освобождать из плена миллиардеров и скальпелей учёных. Они такие же как люди. Пора выпустить их на свободу. Это произвело поистине неизгладимое впечатление. Общественный резонанс.       Соцсети Адриана пользовались широкой известностью, поэтому ему достаточно было лишь заикнуться о своём мнении на этот счёт, чтобы вызвать волну массового одобрения и порицания одновременно. Словом, отдача была колоссальная.       Кто-то с сарказмом шутил, что у Агреста младшего самого в заложниках русалка; кто-то с подозрением задавался вопросом, какая муха гуманизма его укусила, что он решил сжалиться над этими существами; кто-то поднимал обе руки вверх за то, чтобы в мире и взаимной выгоде сотрудничать с русалками. Последние даже поговаривали о митинге перед Елисейским дворцом, доме национального собрания и другими правительственными зданиями.       Шестого января должно было случиться очередное полнолуние. Адриан с нетерпением ждал этого дня, чтобы показать девушке все прелести жизни человека и открыть ей глаза на новые удивительные вещи. Он с каким-то страстным предвкушением хотел вновь насладиться беседой с ней… ему любопытна она, её мнение.       К тому же, он заранее знал, что во вторых-третьих числах января Габриэль уезжает по делам в Австрию, Вену. Он не был осведомлён в подробности, но то, что отца не будет какое-то время и он распускает почти всю прислугу на праздники ему было достаточно.       Однако он недооценил отца и его власть над своими детьми.       Буквально перед отъездом старший Агрест навестил своего совершеннолетнего отпрыска, бесцеремонно распахнув дверь его комнаты. Адриан мысленно чертыхнулся. Обычно он закрывает дверь на замок и впускает только Феликса и этих парней, кормящих Маринетт. Папа всегда соблюдает нормы приличия. Ему следовало как минимум постучаться, прежде чем войти. Что послужило толчком для такого бестактного вторжения, пусть даже в комнату собственного сына?       Адриан резко вскочил с кровати и вежливым, утонченным, даже каким-то приторно-официальным тоном поздоровался с отцом.       Тот лишь холодно кивнул. В следующую секунду его низкий голос разрешил все вопросы и сомнения:       — Натали известила меня о твоей записи в твиттере. Кажется, у нас с тобой был договор, Адриан: я позволяю тебе пользоваться интернетом и соцсетями неограниченное количество времени с двумя условиями: это никак не отразится на твоей успеваемости, и ты не будешь даже отдалённо намекать на политические скандалы и распри, твоё отношение к ним, не станешь распространять ничего, что могло бы натолкнуть людей на определённые провокационные действия. Русалки и их будущее — это не твоё дело и тебя никак не касается.       Сын расправил плечи и выпрямился, как орёл, гордо воззрившись на отца. В полумраке комнаты свет, падающий исключительно на аквариум русалки, отразился в стёклышках стильных очков Габриэля — или то были отблески пламени его негодования? Ведь он так свято был уверен в том, что вырастил достойного приемника. А тут… такой детский выкидон. Это удар по самолюбию в качестве родителя.       — В любом случае я ни о чем не жалею.       Парень произнёс это, смотря через плечо отца, на Маринетт, прильнувшую лбом к аквариуму и забавно открывающую рот, словно рыба, выброшенная на берег. Кажется, она пыталась что-то сказать. Адриан не хочет, чтобы она больше пыталась что-то сказать. Он желает ей лучшего будущего; будущего с такими же, как она, на воле, в океане. И это лишь усилило его веру в собственные убеждения о том, что права русалок пора отстаивать. Если бы взгляд можно было бы матереолизовать, то взгляд Адриана, когда он вновь обратил свое внимание на отца, был бы отточеннее самого искусного меча.       — Да и что ты сделаешь, отец? Запретишь мне посещать лицей, тренировки по фехтованию и встречаться с друзьями? Приставишь охрану, которая будет следить за мной двадцать четыре часа в неделю? Отключишь доступ к интернету? Или все и сразу, а?       — Было бы неплохо, но нет. Во-первых, ты уже не ребёнок, Адриан. Во-вторых, наша семья всегда под прицелом камер, поэтому…       — Во многом благодаря тебе и твоей скандальной известности.       Недобрый смешок непроизвольно вырвался изо рта Адриана, и он резко отвернулся к окну, наблюдая за безмятежными голубями за окном. Даже у голубей, не разумных существ, есть свобода и выбор. А у Маринетт нет. И это — дьявольская несправедливость!       Краски сгущались, атмосфера в комнате тяжелела. А комната просторная. Только многолетний опыт позволили Габриэлю Агресту внешне остаться невозмутимым и лишь тихо истерически расхохотаться внутри при словах сына о скандальной известности.       Да, большие деньги просто так, извне и свыше не обрушиваются. Таланта недостаточно, чтобы иметь огромный трехэтажный коттедж с усиленной охраной, личный офис в Сан-Франциско и пару квартир в Европе. Необходимо быть… ловким и иметь хорошие связи.       У Габриэля были общественные скандалы, порою постыдные, абсурдные, но без этого никуда. И он готов был вытерпеть любые насмешки, даже от его преданной секретарши Натали, но от собственного сына…       Мужчина почесал трехдневную щетину. Где в воспитании сына он допустил ошибку, что тот считает приемлемым разговаривать с ним подобным образом?       —… Поэтому любая реакция с моей стороны повлечёт за собой последствия, — прошло всего пару секунд с ехидного замечания Адриана, но его отцу показалась, что так выглядит безмолвная вечность. Он свёл руки за спиной и, прочистив горло, как ни в чем не бывало продолжил: — Как бы я ни отреагировал, пресса выставит все в выгодном для себя свете. Бог знает, что они напридумывают.       Он не собирался поддаваться на жалкие провокации о его репутации. Пришёл он сюда для назначения соответствующего наказания провинившемуся отпрыску, так он и поступит.       — Поэтому ты уезжаешь в Австрию и сбегаешь от публичного ответа на мою маленькую шалость?       Габриэль не выдержал и мрачно загоготал, едва ли не сложившись пополам. Это смешно. Просто нелепо! Сбегает? Он? Габриэль Агрест? От ответа перед мальчишкой, которого он породил на этот свет? Черта с два. Не следует забывать, что Адриан все равно ребёнок, что бы ни красовалось у него в паспорте, ведёт он себя… Милостивый Создатель, только дети могут наивно полагать, что все в мире пляшут вокруг них.       Отойдя от мимолётного, но такого унизительного и неконтролируемого приступа смеха, дизайнер разозлился на себя, и на ухмыляющегося сына, и пророкотал:       — Я уезжаю по делам, — уже багровел от тупого гнева, стиснув челюсти с такой силой, что желваки на лице заиграли. — А тебя оставляю на попечение твоей невесты.       Адриан как-то странно улыбнулся, а глаза его выражали недоверие, и он почти что проблеял, будто барашек перед казнью:       — Ты не можешь. Я прилюдно порвал с ней на Рождество. Ни о какой помолвке речи быть и не может. О встрече тем более. Она не захочет меня видеть.       Адриан слепо смотрел вперёд себя, даже не на фигуру отца, а куда-то сквозь, бессильно сжимая и разжимая вспотевшие ладони.       — Вот и самое время извиниться и раскаяться в своей глупой ошибке. Она, похоже, действительно тебя любит. Право, не понимаю, что она нашла в таком оболтусе, как ты.       — Проклятье, — слово прошелестело, словно самый порочный грех, и Адриан рухнул на кровать — матрас прогнулся под тяжестью его массы. Могучие плечи расслабились и будто бы уменьшились. Ссориться с отцом было неприятно, но новость о приезде Хлои окончательно его добила.       — Проклятье или нет, а она уже дала свое согласие. Незамедлительное, стоит заметить, — старший Агрест мелочно и бездушно упивался своим бесспорным преимуществом, и разносил сына в пух и прах своей непринужденностью, словно они обсуждают погоду за окном, а не бывшую невесту Адриана. — Ты ведь тоже её любишь. Я не настолько жесток к тебе, как ты думаешь, чтобы сватать с девушкой, которая тебе не по вкусу. Я знаю, что ты отказался от неё лишь для того, чтобы насолить мне. Нет нужды страдать ради бессмысленной мести мне. Новый год, переосмысление прошлого, знаешь ли. Избавляйся от своего юношеского максимализма, кончай драматизировать и распускать сопли.       Габриэль закончил свою речь на какой-то бравой, даже восторженной ноте. А Адриан сидел подобрав под себя ноги, и даже если бы и хотел что-то сказать, то не смог: язык онемел, прилип к нёбу, а во рту скопилась прогорклая желчь. Когда отец вышел из комнаты, тихо приотворив за собой дверь, Адриан не удержался — его мелодичный смех простонародной балладой разлился по воздуху.       Ничего странного в этом нет — нервы подводят у всех.       Ах, если и теплился в груди лучик надежды построить хорошие отношения с папой, то теперь он раскололся на миллионы осколков! Габриэль — манипулятор, и даже для своих детей он не делает исключение. Для него главное — полное подчинение, остальное не имеет значение.       Да, к Хлое Буржуа у Адриана особенное отношение: она нравится ему, ибо она одна из немногих в светской среде, кто откровенен с ним.       Чуть больше полугода назад, когда Агрест старший объявил о вынужденной помолвке Адриана и Хлои, то парень ощетинился и обозлился на весь мир, но стоило ему познакомиться с очаровательной блондинкой — все его сомнения разрешились в одночасье.       Она мелочная, целеустремленная и упертая, но все эти черты помещаются в ней одной — такой крошечной и на первый взгляд обманчиво беспомощной — каким-то правильным образом, что будь она более настойчивая или менее малодушная, это была бы уже не Хлоя.       Вся её личность соткана из противоречий; она гармоничным образом сочетает в себе не сочетаемое.       Она знает своих бесов и чудовищ в лице чрезмерного собственничества и зависти, и открыто признается в этом, и смеётся над собой, над своими недостатками.       Адриан искренне и страстно полюбил её, принял её чертят и поделился своими секретами. Их связывало множество тонких нитей, переплетающихся меж собой, точно паутина. Они прикрывали друг друга, когда оплошали, и целовались так жадно, словно не могли насытиться друг другом. А так оно и было.       Пока отец косвенно не намекнул на то, что компания «Агрест» выкарабкалась из затруднительного финансового положения и в браке нет необходимости. Адриан не собирался отступать, ведь отныне их с Хлоей связывало нечто большее, чем договор родителей.       Не факт, что они ужились бы вместе под одной крышей и смогли создать семью, но это неважно — в первую очередь Адриан хотел свободы, которую безбашенная Буржуа могла бы ему преподнести как долгожданный презент.       Брак с ней — это билет в новую, самостоятельную жизнь.       Но отец… нет, не отец, сам он, Адриан, виноват во всем. Виноват в том, что послушался отца, доверился его мнению, как ребёнок, для которого родитель — единственный и никогда не ошибающийся авторитет. Как можно?! Он ведь не глуп, да только все равно пал жертвой кровных уз и безропотного доверия папуле.       Тысяча чертей… Родственные связи по-настоящему страшны. Их сила ужасает и губит пытливые умы и добрые сердца. Нет ничего обременительнее, чем иметь семью!       Должно быть, отец делал это случайно, неосознанно… Что он может поделать, если манипуляции и интриги — это его способ управления людьми?       Как злило это! Почему мы ищем ничтожные оправдания тем, кого любим, лишь бы они не были предателями в наших глазах?! Какие же мы все жалкие!..

***

      Хлоя примчалась в особняк утром следующего дня. Четвёртое января. До полнолуния и превращения Маринетт осталось двое суток… Адриан соврет, если скажет, что не рад видеть эффектную блондинку, но, боже мой, как же она некстати.       С отъездом дизайнера дом погрузился в мирную, такую непривычную тишину. Не жужжали стиральные машинки в прачечной, не гремели тарелки и не сплетничали горничные. Почти все разъехались по домам на заслуженный отпуск.       И только секретарша усиленно работала, ни на минуту не отлучаясь из своего кабинета.       Пальцы Натали со сверхчеловеческой скоростью дребезжали по клавиатуре, пока она сосредоточенно набирала текст, отчитываясь перед боссом за деловые проекты, изредка отхлебывая сладкий раф. Это единственные звуки, наполнявшие дом.       Скучно. Адриан осторожно прикрыл дверь её кабинета, чтобы упаси Боже не быть пойманным за подглядыванием.       Феликс больше в новом году не занимался с Маринетт никакими науками, а просиживал в своей комнате, читая заданную литературу и играя с одноклассниками по сети в игры. Чаще всего второе.       Если Адриан уже помирал со скуки, не ведая, чем себя занять, то он и представить не мог, каково весь год было русалке.       Барахтаться в однотипном аквариуме, спать, есть и делать вид, что она безмозглое существо — это все, что позволяло ей её незавидное положение.       Эти умозаключения в который раз натолкнули парня на мысль, что он поступил правильно, написав тот пост.       Адриан спускался с лестницы на кухню, желая перекусить, и по дороге просматривал уведомления в твиттере. Да. Он взорвал интернет, а ведь для этого потребовалось всего лишь парочка едких, но правдивых предложений касательно актуальной темы.

@spoon.16 твитнул (-а) пост

Ха-ха, неужели? Наконец-то об этом кто-то заговорил, давно пора!

.Swift_Flow. твитнул пост

LoL, ребята, не позволяйте запудрить себе мозги. Вы действительно верите, что это написал Адриан Агрест? Ему самому папочка на восемнадцатилетие подарил русалку, вы че? Неужто забыли, какая шумиха была вокруг этого?)

Комментарий от пользователя Google.bla-bla.com:

В точку! Не плюсую — умножаю! Готова даже поспорить, что акк. нашего любимого Адриана взломали! XD

      Адриан зевнул и сунул телефон в карман, вдоль и поперёк начитавшись записей с поддержкой его мыслей, и язвительных шуточек, ставящих под сомнение искренность его намерений, и посмотрел на наручные часы. Всего лишь восемь утра. Довольно рано. Не в его репертуаре вставать в такое время, да ещё и на каникулах, так отчего же он не смог заснуть, когда глаза буквально слипаются?       Не от предвкушения от встречи с бывшей невестой ли?..       Вспомнил гов… вспомнил лучик — вот и солнце! Адриан замер как вкопанный, когда на пороге объявилась Хлоя с объёмной ярко-розовой сумкой, перекинутой через плечо. Заприметив его на лестнице, она посмотрела на него прямо, просто, не смущаясь и не краснея от злости, так, словно это не он грубо порвал с ней прямо на Рождество. И… улыбнулась. Ослепительно, как может лишь она.       С такого расстояния Агрест не мог видеть наверняка, но мог догадаться, что на её щеках выступили крошечные ямочки.       Адриан готов был поклясться, что если бы в доме воцарилась мертвая тишина, то Хлоя бы смогла расслышать бешеное биение его взволнованного сердца.       Запрыгнув на перила (чтобы выпендриться перед Хлоей, разумеется!), Адриан плавно скатился по ним и миновал расстояние между ними.       Оказавшись рядом, почти впритык с девушкой, бесцеремонно выхватил её сумку из рук. Она усмехнулась и дружелюбно кивнула:       — Привет, Адриан! Я займу ту же комнату, что и в прошлый раз? Ты же не против?       Адриан не смог скрыть своего разочарования в раздосадованном вдохе. Это все, что она может ему сказать? Они не списывались все эти дни.       «Высокомерный засранец, — богохульствовал внутренний голос, а может, колкая совесть? — Ранил девчонку, и ждёшь от неё чего-то? Чего?! Ты не лучше своего папаши-нарцисса. А ты у нас кто? Нарциссёныш младший. Может и эту мысль в твиттер запишешь, твиттач ты наш ненаглядный?»       Адриан от неожиданности встряхнул головой. На что только способен его мозг в самые стрессовые ситуации? До добра подобная самоирония не доведёт.       — Нет. Конечно, нет, — он отвечал Хлое, но, казалось бы, в первую очередь самому себе.       Не будь этого разлада между ними, дочь мэра могла в шутку выдать что-нибудь: «Нет — это ответ на какой вопрос, или на оба?», но она лишь молча стиснула зубы, будто порывалась что-то сказать, но не решалась.       Спустя длительную паузу всё-таки пролепетала, но голос её был таким сиплым и тихим, что не видь он собственными глазами Хлою, ни за что бы не поверил, что этот тоненький голосок принадлежит ей.       — Вот и отличненько. Спасибо, но сумку… я могу донести сама. Она не тяжёлая.       — Тем более, я помогу.       — Как знаешь, — девушка наигранно-беззаботно пожала плечами и резким, каким-то нервным движением двинулась в сторону лестницы, преодолев которую она достигнет своего временного жилища. Адриана насторожило её поведение. Первое впечатление оказалось ложным. Она нервничает, но усиленно это скрывает.       Парня бесила неловкая заминка между ними, пока они шли до её комнаты. Он несколько раз пытался завязать диалог, но ничего дельного из этого не вышло.       Разговор получался вымученным: оба словно вытягивали из себя избитые фразочки на нейтральные темы, никак не связанные с вопросом, который в тайне волнует их обоих.       Наконец, они дошли до бледно-персиковой двери — нежный цвет под стать элегантной Хлое. Она толкнула дверцу рукой, и она отворилась, открывая Адриану вид на небольшую, но уютную девичью комнату, в которой Хлоя обычно проживала, навещая чету Агрест на каникулах или выходных.       Ничего не изменилось. Вся мебель на прежних местах, но… атмосфера другая.       Адриан протянул блондинке сумку и специально прикоснулся к её ладони подушечкой указательного пальца — она дрогнула, и он, не выдержав напора негативных чувств, выпалил:       — Хлоя… зачем ты здесь?       — Присмотреть за тобой. — Словно сумку внезапно набили кирпичами и она значительно прибавила в массе, оттягивая руку Хлои вниз, та выпустила её из рук, и она с мягким хлопком приземлились на пол. У Адриана едва ли не дергался глаз. Она что… боится его? С какой стати? — И кое-что прояснить.       Последние свои мысли она озвучила даже не для него, а пробормотала куда-то в пустоту. Это насторожило и раззадорило ещё больше.       Девушка уже собиралась захлопнуть дверь прямо перед носом Адриана, но он выставил ногу вперёд, не позволяя ей это сделать и, посмотрев на неё настолько серьёзно, насколько это было возможно, прохрипел:       — Нам нужно поговорить.       Хлоя понимающе улыбнулась, и Адриану на миг показалась, что в уголке её глаз блеснули слезы.       — Нужно. Но позже.       Она легонько пнула парня по коленке, выставляя его вон, и с силой закрыла дверь. Щёлкнул замок. Она прижалась лопатками к холодной стене и часто-часто задышала, прислушиваясь к звукам за стеной — кажется, Адриан ушёл.       «И правда, зачем я сюда приехала? Ну, ладно, хоть на русалку твою посмотрю, а то ведь ни разу ее не видела…»