«А вам понравится, если Я отрублю вам ноги? Нет?! Тогда прекратите резать русалок, часть их самих, часть их души, часть их культуры — хвосты».
Если бы не хорошее зрение, то Адриан, прищурив глаза, не смог бы разобрать маленький шрифт слева от основного текста, написанный темно-серым цветом:P.s. Адриан, я люблю тебя, ты лучший!
О-о, так нелепо, мило и оттого и трогательно. Ироничный смешок булькнул изо рта Агреста, точно предсмертный хрип у старика. Какая ирония. Эта девчонка — очевидно, его преданная фанатка — даже не представляла, мимо кого она прошла. Не то чтобы это приносило парню ехидное злорадство. О нет, он не настолько мелочен. Просто это забавно — забавно, что в жизни полно ситуаций, где мы становимся олухами и жертвами треклятой судьбы, которая действует тихо, подло и нападает исподтишка! Адриан вынул из кармана брюк телефон и зашёл в твиттер, который атаковал его многочисленными уведомлениями в последние часы с особенной настойчивостью. Набрав два ключевых слова в поисковой строке: «русалки» и «митинг», он с упоением принялся читать самые популярные посты.Lise King Я в шоке. Эта суматоха из-за поста младшего Агреста меня поразила. Русалки, митинг… Русалок обнаружили два года назад! Почему об этом заговорили только сейчас? Потому что эту тему поднял захайпенный смазливый паренёк талантливого папаши! СМИ упорно не вещали о людях, которые были против такого издевательства над видом, который скрывался от нас столь долгое время, и не напрасно, ведь мы их погубим! Они удивительны! Нужно способствовать их размножению, а не вот это вот все…
_Erich and Maria Remarque_ твиттнул (-а) Детка, не будь столь наивна: правительству не нужна свобода русалок, понимаешь? О какой свободе для них может вообще идти речь, если нам это не выгодно априори? Не доказано, что у них есть интеллект. Да на что они нам, наконец?! Stephen King 2.0. ТАК! ЗАТКНИТЕСЬ ВСЕ!!! Это уже выводит меня из себя! Хватит приписывать пупсику Адриану намерения, которых у него не было. Fuck it вас всех в рот, я убежден: ему просто хотелось ВНИМАНИЯ, быть может, для богатенького юнца это было просто РАЗВЛЕЧЕНИЕ, и он сам не ожидал ТАКИХ последствий. cartoon / net w o r k Что ж… пока все гадают о намерениях Агреста, который и спровоцировал митинг, я хочу добавить от себя… Что это прекрасная идея, люди! Вы только вообразите: мы сможем в гармонии жить в мире с такими великолепными и потрясающими существами. Не знаю, как вы, а я руками и ногами за свободу русалкам! Долой оковы несправедливости! Желаю равенства!
Вот как! Для людей это важно. Удивительной силой обладают слова — особенно слова, даже не столько подкрепленные фактами или вескими основаниями, а сказанные авторитетной личностью. Но репутация — штука такая неоднозначная! Сегодня ты угодил обществу, завтра — нет. Будь готов оболгать всех, кого не лень, чтобы поддержать священный восторг в глазах окружающих. Адриан — неоспоримый авторитет. Шикарный коттедж, в котором он живет, связи и власть папочки во многих областях, модельная внешность и телосложение — мечта многих. Кстати, и о финансах грех не замолвить слово. Почему-то приличный кошелек, напускная, дымчатая холодность и отстраненность придает тебе какой-то странный шарм — особенно в глазах молоденьких девушек. Только это все — ложь. Образ, придуманный и закрепленный в литературе, воспитании и кинематографе. Придуман он для того, чтобы управлять женскими сердцами, сделать их рабынями мелкой, грязной, но — ах, боже мой! — такой приятной иллюзии. Поэтому слова Адриана имели определенный вес. Но ведь этот митинг — это все преследования благой цели, разве нет? Адриан отлип от стены, телефон его нырнул в карман широких брюк, и сам юноша сделал шаг, приближаясь к основному движению митинга, мысленно решив для себя, что осмотреться все же стоит (как знать, может и отыщет глазами свою блудную любовь?) — как вдруг: в глазах резко потемнело, когда на плечо Адриана легла чья-то широкая, тяжёлая, смуглая ладонь. Если его узнали… жди беды. Парень раздосадованно щёлкнул зубами, но не успел задать вопрос, который уже заразой щекотался в его горле, как незнакомец спросил голосом друга: — Нуар, ты? Нино Ляиф был одним из немногих, кто, не учась с Адрианом в одном классе в лицее, имел его номер телефона. Они познакомились на баскетболе. Сначала, правда, агрессивно боролись за место капитана команды, потом это переросло в шутку, а спустя две недели они сошлись на почве взаимопонимания и стали хорошими товарищами. Адриан получил свою кличку «Нуар», когда на восьмое марта прошлого года решил поздравить всех женщин Парижа, пройдясь по жаркому городу, утопающему в тепле и свете, в черном латексном костюме. В его огромной, зеленой спортивной сумке, мялись букеты маков, ромашек и роз. К нему подходили многие: и за цветком, и за автографом, но польщал вниманием он лишь дам. Ох, ну и попало Агресту тогда от папани! Столько шуму было, когда Габриэль узнал о выходке старшего отпрыска. И все же, Адриан ни о чем не жалел: чего только стоило смущение и восторг на лицах девиц, добродушный смех старушек и женщин, и задорное хихиканье маленьких девочек. Ямочки на щеках, когда они улыбались, милый пунцовый румянец, когда краска брызгала им в лицо — ах, если бы знали они, как милы, очаровательны и искренни были в тот момент! Словом, Адриан обернулся и пожал мулату руку — он был так же от чистого сердца благодарен Ляифу за то, что тот не назвал его по имени или фамилии, тем самым не привлекая излишнего внимания. — Что ты здесь делаешь, Нуар? Выражение его лица было таким счастливым, а глаза такими мягкими, словно бы гладили Адриана. Странное дело: есть вещи, которые не описать словами. И отношения с начинающим диджеем — одна из таких неописуемых вещей. Нино для Адриана — это старший брат, учитель и наставник. Именно он научил наследника компании Агрест правильно пить, танцевать и отрываться на полную катушку, без башки и без правил. — Наблюдаю, — отвечал Адриан, и сердце в нем прыгало, и кровь журчала, и ветер весело свистел в уши! Как же он был рад видеть знакомое лицо средь этого разношёрстного потока! — Я вижу. Не думал, что ты придешь. Неожиданно видеть тебя здесь. Нино раскинул руки в сторону, точно обнимая всю улицу — и Адриан замер, все звуки стихли; кажется, он впервые за все времяприбывания здесь смог по достоинству оценить, насколько огромна эта площадка. — Я сам не ожидал от себя такого. А вот что здесь делаешь ты? — Аликс настояла, — Ляиф беззаботно почесал затылок и как-то пристыженно сконфузился, — ты даже не представляешь, каким энтузиазмом она воспылала, когда узнала про митинг. И прости, мы тебе звонили все утро. Аликс — одна из черлидерш. Поскольку она девушка Нино, у нее, к слову, тоже есть номер Агреста. Смысл слов дошел не сразу. Адриан вытянул лицо — даже очки его приподнялись. — Хочешь сказать, что остальные здесь? — Да, — пальцы Нино вновь нырнули в коротко подстриженную шевелюру, и сам он выглядел каким-то придушенно смущённым, словно ребенок, который совершил нечто непростительно глупое. — Черт, — челюсти, показалось, клацнули, когда Адриан сжал зубы, — не говори, пожалуйста, никому, что я здесь, ок? — Да без проблем, бро. Нино почему-то выдохнул с облегчением, но Агреста уже и след простыл. Ноги несли быстрее мыслей. Нужно смываться отсюда. Прошло минут десять, хочется верить, что Маринетт рассмотрела все, что ее интересовало, а сейчас пора сбегать. Не дай боже кто-нибудь из знакомых его увидит — без краха не обойтись.***
Верхняя губа Маринетт чуть оттопырились, являя ряд ровных зубов и небольшие, чуть более удлиненные, чем у людей, клыки. Люди кругом нее толкались. В этой какофонии было тесно, душно. Пот лил градом по спине — она старательно махала руками на шею, подставляла лёгким линиям ветерка лицо, но это не спасало от жары. На сама деле, не столько погода вынуждала задыхаться от пыльного, едва ли не знойного воздуха, сколько огромное скопление людей и грязных, липких тел. Здесь присутствовала по большей части молодежь, но и старики, и дети здесь водились тоже. Девушка еле-еле протиснулась к углу, но не успела она расслабиться — всеобщий гул заглушил человек, взобравшийся на самодельную сцену: — Дамы и господа, — торжественно начал он, слишком близко ко рту приложив громкоговоритель, что каждому было слышно его неровное, хриплое дыхание, — никто не ожидал, что один, казалось бы, невинный пост в твиттере может привести к таким последствиям. Тем не менее, проблема есть и она требует разрешения. Предлагаю выслушать выступление нашего многоуважаемого мэра на счёт этого актуального вопроса. Молодой парень, не без некоторого почтительного пренебрежения передал — ну надо же! — самому мсье Буржуа громкоговоритель и сам, пафосно поклонившись на публику, откланялся. Неодобрительный, судорожный, негодующий шепот в толпе перерос в беспорядочный гам — присутствие мэра на этом мероприятии не ожидал никто. «Этот человек, — мелькнуло в голове Маринетт, — он может помочь моему народу». Разнообразнейшие чувства, легкие, быстрые, как тени облаков в солнечный ветреный день, перебегали то и дело по ее глазам и губам. «Но, боже мой, только не это… — промчалось у Мари по сердцу в следующую секунду, когда лукавые, тонкие губы Андре Буржуа приоткрылись. — Буржуа. Это же отец Хлои!» С невольным недугом русалка упала лицом в ладони. Такой человек, как мсье мэр, ни за что не поможет ее водному племени — и бравая, заведённая речь его тому подтверждение: — Признаться честно, я до крайности удивлен, что такое множество людей почтило этот митинг своим присутствием. В таком случае не буду томить вас; буду рубить правду-матку. Русалок осталось мало, ничтожно мало; порядком около двухсот. Граждане, ну что нам эти две сотни? К тому же, предупреждаю вас, что если мы выпустим этих существ на волю, мы не знаем, чего от них ожидать: они могут начать мстить! Вот вам, пожалуй, для убедительности, результаты недавних тестов из Японии: в среднем хвост русалок весит одну с половиной тонну. Вообразите! Они без всякого труда смогут топить наши судна. Вы по-прежнему хотите выпустить их? Эти существа, быть может, не умны, но у них, несомненно, наблюдаются животные инсти… Тонкий огонь. Он пробежал по Маринетт жгучими иглами. Досада, досада бешеная ее грызла, когда она смотрела на заинтересованные, доверительные, светящиеся детской преданностью лица этих людей. Глухая, почти невозможная ещё минуту назад тишина воцарилась во время выступления мера — лишь сигналы, торможение колес об асфальт на дороге — и все. Кругом: тишина. Эта идиллия продолжалась бы ещё какое-то время, если бы Маринетт не заговорила — и речь ее была четкой, внятной, уверенной: — Удивительно, какую масштабную ложь способны проглотить люди, если ее красиво подать. Резонанс. Лица людей исказили сомнения. Их беспрекословная вера так легко пошатнулась. Ещё щелчок по вазе на краю стола — она упадет и разобьётся. Ещё одно меткое предложение — по убеждённости граждан пойдут трещинки. Андре отыскал источник звука и вперился в русалку своими маленькими, хитрыми глазами. — Девушка, — с нажимом произнес он, явно не готовый к такому хамскому отпору — даже лицо его преобразилось: из расслабленного сделалось жёстким, почти воинственным, — у вас есть какие-то возражения? — Да. Вы утаили не менее важный факт: у русалок есть интеллект. А это означает, что с ними можно мирно, без неожиданных последствий и на равных договориться. Почему вы это скрыли? — мне неизвестно. Но морской народ держит свое слово. О, это был рискованный ход. Чрезвычайно рискованный. Маринетт не знала, как идут дела в лабораториях людей и какие качества русалок они открывали, какие скрывали, а какие и вовсе не обнаружили. Она лишь предположила. Однако оно того стоило. Андре Буржуа, безусловно, был прекрасным оратором, но на сотую долю секунды — и эта секунда стоила любого риска! — желваки на его лице вздулись, лицо перечеркнул убийственный взгляд и хищный оскал, который испарил всякое подобие красоты и миролюбия в его лике. Вскоре это прошло. Мэр смерил Маринетт льдом своих ясных, голубых очей, но девушка чувствовала, что ей удалось вывести этого чопорного человека из внутреннего равновесия. Тайная ярость встала в его горле, точно огненный шар, и если бы заговорил он сию минуту — его голос бы напоминал звериный рык, настолько он был взбешён, что какая-то незнакомка из толпы посмела возразить ему. — В любом случае, смею заверить, что ваш митинг — сплошные раздутые обиды, — поспешил на выручку тот самый паренёк, что представил мсье Буржуа. Странно. Мари задумчиво качнулась в сторону и посмотрела на него сбоку. Ранее казалось, что он скорее за митинг, чем против него. Вот в чем основное различие русалок и людей — их философия отличается. Русалки надёжны, стабильны и постоянны, а люди лёгкие, переменчивые и непостоянные, как ветер, разгоняющий волны. — Адриан Агрест! — вскричал кто-то из толпы, и Маринетт видела, как какой-то юноша прорывался к ней, толкая людей. Некоторые, все ещё не пришедшие в себя, расступались перед ними безвольными куклами, а иные пытались перекрыть путь. Сердце в ней растаяло. Мари тотчас поспешила ему навстречу. — Проклятие, — Адриан осыпал себя укоризнами. Он был так неосторожен, что кто-то из фанатов узнал его и, достав телефон — очевидно, чтобы сделать селфи и похвастаться перед друзьями — поспешил вдогонку. Ситуация выходила из-под контроля. Благо, Маринетт подала голос, и парень смог настичь ее. Теперь, вон, он видел, что она в свою очередь так же движется к нему. Но есть другая, не менее важная загвоздка: на дороге по-прежнему запор, даже если они незаметно проберутся к машине, то им не удастся так скоро развернуться или проехать хотя бы метр. У авто Адриана не затемнённые стекла — их запросто узнают! Дерьмо. Тревожное оживление ему чудилось повсюду — и тревога росла в нем самом. — Одной бедой больше, одной бедой меньше, — тихо утешал себя Адриан, силясь не завопить оттого, как все предательски неудачно складывается. Он посмотрел прямо вперед себя и в лицо ему ударила сильная волна ветра. Кепку, и без того не крепко державшуюся на нем, отнесло в сторону. Кажется, кто-то завизжал, поймав ее. Адриан не обратил на это внимание — перед ним оказалась Маринетт. Ветер колыхал ее волосы, заплетённые в замысловатую прическу, но Хлоя постаралась на славу — ни одна прядь так и не выбилась. Тем не менее, девушка жмурилась, и Агрест тоже, и люди вокруг, ведь в глаза им попадала пыль. Парень протянул руку, и Маринетт схватилась за рукав его лёгкой куртки, как за последнюю надежду. Адриан потянул ее на себя и, не дав опомниться, поволок подальше от этого скопления. Пульс бился в венах, за пазухой, дыхание было частым, щекотливым, во рту сделалось сухо, словно в пустыне. Только бы добраться до безопасного места, только!.. Как неприятно — эти ощущения саднят душу, будто рану, на которую капнули перекисью водорода. Адриан невольно ощущает себя преступником! Ведь отец упорно внушал ему чувство вины, строго наказывал за любую оплошность, а это не просто какая-то оплошность — это плевок на десятки правил! Маринетт еле-еле тащилась сзади. Ей было тяжело переставлять ноги, и сердце Адриана едва ли не вырвалось из плена груди, чтобы не поспешить на выручку девушке. И вновь в Адриане пульсировал этот долг — долг сознательной ответственности за кого-то, кроме себя. Маринетт — его русалка, его девушка, его друг, его радость, его товарищ, он не даст ее в обиду! И эта ответственность не висела обузой на шее Адриана — напротив, он был счастлив и опьянён осознанностью, что он может защитить ту, кто ему дорог. Момент — и его ловят на бегу за руку. И этот кто-то — явно не Маринетт. Юноша высвобождается из цепкой хватки, отпускает русалку и готовится наносить серию мощных ударов, но вовремя опоминается, видя перед собой Аликс. — Полегче, парень, — девушка чуть пятится и оборонительно выставляет руки вперёд, но голос ее течет, как лихорадка — сипло и поспешно, — я приехала на отцовском грузовике, он стоит неподалеку, и если мы сейчас же отправимся туда, то успеем добраться до вашего особняка. Нино и Ким уже ждут там. — Спасибо, — сквозь зубы выдыхает Адриан, не веря такому неожиданному спасению. — Благодарить будешь потом, — отмахивается девушка — и ее розовые хвостики забавно приподнимаются и опадают. — За мной. — Так точно, босс. Агрест оборачивается, и сердце его падает в пятки, и он чувствует, как будто наступает себе на горло, беря Маринетт под руку и буквально таща за собой. Может, для рождённого человеком непрерывный бег на такое расстояние и не покажется непосильной задачей, но для русалки с ее слабой, истощенной, двуногой формой — это нелёгкий жребий. Адриан закусывает губу, и слезы жалости перед жестокой необходимостью закипают у него на глазах, но он сдерживает их, покорно следуя за Аликс. Когда Адриан оборачивался — он сделал определенное умозаключение: за время их короткого диалога с Аликс, русалка, согнувшись пополам, восстанавливала дыхание. Пот выступил на ее лбу, все тело трясло, ноги подгибались. Всё-таки она не человек. Не следует это забывать. Хорошо, что они оторвались от основной массы митинга. Аликс решительным, твердым, стремительным шагом шла впереди, но все же не бегом, и Адриан мысленно был чертовски благодарен девушке за эту хваленную женскую солидарность. Чисто физически Маринетт бы не смогла сейчас бежать в полную силу. Остался последний рывок — до машины всего каких-то пару метров. Перейти дорогу — и все. Они в безопасности. Вдруг — свист. И кровь в жилах холодеет, стынет. — Он здесь! Адриан ругается себе под нос, ему хочется истерически смеяться до коликов в боках, до покраснения, до срыва голоса. Но это — позже. Сначала дело, потом паника. Юноша вихрем оборачивается и берет Маринетт на руки. Она резко выдыхает, будто напоролась на угловатый выступ стола, но покорно обвивает шею Адриана руками. Такой гурьбой они достигают цели, забираются в грузовик и слышат топот шагов вдали. Адриан перегибается к Киму и они стукаются кулаками в знак приветствия. Аликс последней забирается внутрь, поскольку помогала вскарабкаться Адриану и Маринетт, пристёгивается и жмёт на газ. — Ребята… — сквозь горячий клубок, дымящийся во рту, хрипит Адриан. — Сука, даже не знаю, как вас благодарить. — Для начала не материться в папином танке и назвать свой адрес, — метко отстреливает девушка, попутно смотря в зеркальце на уставшую гостью. — А там уж разберемся. Голова у «гостьи» ходила кругом: слишком много впечатлений в нее нахлынуло разом. Адриан назвал адрес и Аликс проложила маршрут в навигаторе. — Ну надо же, чувак, — с возбуждённым восторгом размахивал руками Ким, закуривая сигарету. — Вот это угораздило тебя. — И не говори, — смеётся с облегчением Адриан, и грудь его спокойно вздымается, а сам он чувствует приятное умиротворение каждой клеточкой своего тела. — Сам в ауте. — Так, — в порицательной манере ворчит девушка у руля. — Никаких сигар в танке. Ким Ли Тьен, ты реально нарываешься. Тебе нужны неприятности? Про Маринетт, кажется, все забыли. Троица что-то задорно щебетала, но Нино, не принимавший участия в диалоге, не сводил изучающего взгляда с гостьи. Про нее никто и не упомянул, пока мулат не задал вопрос: — Кто ты? Новая приятельница Адриана? Странно, что мы не видели тебя раньше. «Похоже, эта компания очень близка, — мрачно заключила Маринетт. — Им явно не нравится, что Адриан тайно пошел на митинг, да ещё с какой-то незнакомой им девушкой». Атмосферу в салоне после этого замечания словно подменили: радостный лепет стих. Будто пар, клубилось неловкое молчание. — Я… — Маринетт раскрыла рот и захлопнула. Что толку прикидываться той, кем она не не является? Она не человек. Она не умеет врать так, как люди. Если бы ей пришлось сказать неправду хвостатой подруге — она бы нашла достоверную выдумку. Но в этой ситуации она и не представляет, как следует ей держаться. Внимательные, разбавленные ядом сомнений взгляды Кима и Нино вперились в нее. Она продолжала сохранять молчание. Наконец, Адриан поспешил выручить Мари, но его палочка-выручалочка оказалась совсем не такой, какой она ожидала: — Маринетт — та самая русалка, которую в прошлом году подарил мне отец. Серебристый звук голоса Адриана не колебался ни на миг, пока он произносил эти заветные слова. Маринетт опустила голову, отстраняясь от происходящего, а сама прислушалась к своей интуиции. Сказанного не воротишь. Если Адриан решился рассказать своим друзьям эту маленькую тайну, значит они этого заслуживают. К тому же, он знает, что делает. За все это время он ещё ни разу не подводил ее. Ну, почти. Тот год, что он не проявлял ни капли интереса к ней и ее жизни, не прошел даром — он вызывал тихую рябь на спокойной поверхности души. Это было едва ли не единственное, что беспокоило ее. — Что, прости? — первой на эту нелепость, царившую в воздухе, отозвалась Аликс. Она заерзала на сиденье, тихо посмеиваясь. — Ну и шуточки у тебя, чувак, — вторым откликнулся Ким. Какое-то унылое, жалобное, едва ли не плаксивое напряжение отзывалось в каждом его движении. Он будто бы упорно не хотел в это верить, но уже знал, что это не шутка. — Зачет, зачет. Он одобрительно закивал головой, не переставая глупо улыбаться. Однако было что-то в его простодушном лице, что выдавало подлинные переживания с головой: казалось, нутро его расшевелилось, какая-то часть его, пусть и неосознанно, но поверила другу. Теперь же Маринетт участливо вскинула голову и с ненасытной жадностью пожирала глазами ребят, пока те были заняты принятием услышанного. Впитывала в себя их эмоции, пробовала их на вкус. Так вот оно что!.. вот что значит человеческая дружба: беспрекословная вера товарищу, несмотря ни на что, ни на какие обстоятельства и условности. А ведь вера, в которой ещё не отдал себе отчёт рациональный мозг, — самая крепкая вера. — Или… Адриан. Ты серьезно? Тени тревожно пролегли вдоль лица Аликс: она отвернулась к окну, будто желая не участвовать в этом диалоге, отрешиться от всего, что сейчас происходит в салоне грузовика её отца. Нино первым озвучил их с Кимом страх — страх поверить в то, что это действительно правда; что девушка, сидевшая сзади них, на самом деле русалка; что у нее есть интеллект, раз взгляд ее кипит живостью и осознанностью; что все их представления о русалках и этой ситуации оказались обманом. — Вполне, — просто ответил Адриан, спустя, по ощущениям, вечность. — Ну ни хрена себе, сказал я себе, — ошарашенно пробасил громила Ли Тьен, запустив пальцы в шевелюру и взлохматив ее. — Даёшь жару, конечно. — Ну какая из нее русалка, какая? — взвизгнула Аликс, чуть сильнее должного сжав руками руль, до побеления костяшек, до срыва импульсов. — У нее же ноги. — Я потом все объясню. Но сейчас хочу, чтобы вы мне поверили. — Мы уж постараемся, — с натужной улыбкой тепло заверил Нино, смотря на Адриана и его спутницу с добротой и лаской. — Я буду признателен. Никто ему не отвечал — да в этом и не было необходимости. Разговор закончился на положительной ноте. Тем не менее, воцарилась неловкая тишина до самого пункта назначения. Каждый думал о своем. — Приехали. А вот и спасительное слово! Мощный грузовик папы Аликс затормозил возле особняка Агрестов, и Адриан, горячо поблагодарив друзей, под ручку с Маринетт откланялся. — Как думаешь, — когда грузовик скрылся из виду, сжав девичье запястье, проронил Адриан, — они поверили? Маринетт задумалась. Их терзала неуверенность, но ей не хотелось омрачать воспоминания об этом митинге и создавать новый повод для тревог. Ах, а ведь с каким завидным упоением люди тревожатся! Поэтому ее ответ прозвучал обнадёживающе: — Дай им время. Адриан добродушно кивнул, как бы признавая правоту девушки и, подойдя к домофону, с сожалением вспомнил об оставленном автомобиле. Черт. Отец убьет его, если с ним что-нибудь случится. Агрест нажал на красную кнопку. Гудок. Второй… восьмой… На десятой секунде его уже одолевали страхи разной степени и протяженности: Натали обычно так быстро отвечала на любого рода оповещения. Наконец, послышался ее голос — и Адриан сразу отметил его обеспокоенность: — Адриан, скорее заходите. Твой отец здесь. Парень даже не успел удивиться, переспросить или что-нибудь уточнить. Связь прервалась. Он обменялся с русалкой потерянным взглядом. Пришла беда — и ни одна.***
— С чего бы это ему быть здесь? — возмутился Адриан, едва переступив порог дома и завидев выбегающую ему навстречу Натали с какой-то папкой в руках. Она быстро переставляла ноги; цоканье ее каблуков о кафель эхом разносилось по залу. — Разве переговоры с австрийскими партнёрами уже завершились? Хмурые, тонко выщипанные брови женщины взметнулись вверх, словно она была чем-то неприятно удивлена. И в этот момент, надвигаясь на ребят, она напоминала орла, грозно расправившего могучие крылья и готового нападать на добычу в любую секунду. Секретарша на ходу раскрыла папку, пролистала до нужного файла, вынула оттуда лист с договором и помахала перед носом парня. — Что это? Адриан протянул руку, чтобы схватиться за край бумаги, но Натали Сёнкер ловко увернулась и засунула лист обратно. — Не подписанный договор с австрийцами. Твой отец бросил все, чтобы прилететь в Париж немедленно. — Женщина поправила очки и перевела дыхание, чтобы смочь выдавить из себя: — Хлоя рассказала мсье Агресту о вашей с Маринетт тайне. Мне очень жаль. Натали, конечно же, знала, что Адриан и Хлоя на протяжении длительного времени состояли в близких отношениях, поэтому не хотела быть той, кто сообщит эту нелестную новость. Что до Адриана? На нем не было лица. У него словно почву выбили из-под ног. Он лишился опоры. Забыл, как дышать. Будто глотку перерезали и нарочно замедлили время, чтобы он чувствовал тепло собственной жидкой, липкой крови; чувствовал, как она стекает по шее, ключице, груди; чувствовал скорый приход смерти, ее щекотливое дыхание на затылке. Милостивый Создатель! За что так жесток ты? Старые воспоминания задребезжали перед глазами звездой — раньше эта звезда была путеводной; после их расставания чуть потускнела, но продолжала сиять, а сейчас — безвозвратно угасла. Сердце в юноше злобно приподнялось и окаменело. Он знал, какая она. И, несмотря на предостережения совести, он подпустил эту бестию достаточно близко к себе. Более того, собственноручно вручил ей ключик от своего животрепещущего существа. «Она предала меня, предала мое доверие, — втеснилось Агресту младшему в душу. — Может быть, для нее это и вовсе ничего не значило, то была игра, игра на чувствах!..» — Адриан, — послышалась тоненькая, пронзительная молва Маринетт подле него, — ты как? — Прекрасно, просто прекрасно! — воскликнул Адриан густо, с невольным порывом. Он отдернул руку, за которую держалась Маринетт. Потом сердце у него защемило. Он почувствовал укол стыда. Не следовало ему срываться на Маринетт; в предательстве Хлое нет ее вины. Она здесь такая же жертва обстоятельств, как и он сам. Забавно. Судьба будто бы умело расставляет ловушки, в которые он каждый раз решительно попадается. Если это проверка на прочность, то он ее заведомо провалил. Какая жалость!.. Адриан свёл руки за спиной в такой же манере, как его отец и, прочистив горло, холодно осведомился у подчинённой: — Натали, где отец? — В своем кабинете, — на автомате отвечает секретарша, будто бы только этого вопроса и ждала. — Он тебя ожидает. — Что ж, тогда пойду на расстрел, — горько отшучивается Адриан и, прежде чем скрыться в тени коридора, просит: — Натали, проводи, пожалуйста, Маринетт в мою комнату. — Конечно, — женщина в своем чуть рассеянном репертуаре поправляет галстук в полосочку, но парень уже не слышит — он на пути в отцовский кабинет, в котором его ждёт серьезный разговор. Натали удручённо вздыхает, словно морально готовится к предстоящему апокалипсису, и манит Маринетт пальцем: — Следуй за мной. И Маринетт смиренно следует. Но смирна она только снаружи. Внутри у нее — буйство красок и искорки бенгальских огней. Она не может просто дожидаться Адриана в комнате. Она слишком долго прохлаждалась в аквариуме. Ей нужно движение вперёд, действие. В этом ее жизнь. Ее сущность. Карабкаться по лестнице без тяжёлой одышки было тем ещё подвигом. Но Маринетт выдержала это испытание. В ее-то положении. Оказавшись перед знакомой дверью, девушка испытала неожиданную палитру тончайших чувств: от сладкой ностальгии до неприкрытого ужаса. Она снова здесь, взаперти! Ее стая по-прежнему в неволе. Натали, не обращая никакого внимания на какофонию эмоций в лице порученной ей русалке, настежь приоткрывает дверь и приглашает туда Мари: — Прошу. — Благодарю, — тем же почтенно-вежливым тоном отвечает девушка и заходит в знакомое пространство. Щёлк. Дверь тихо закрывается за женщиной, и Маринетт, услышав приглушённый звук, срывается с места, до которого успела пройти, поспешно снимает дурацкую обувь на неудобной подошве, швыряет в сторону и ныряет ступнями в домашние, мягкие тапочки. А потом — садится на корты и прислоняется ухом к двери. Все тихо. Секретарша уже в кабинете. Русалка, молясь своим богам, выходит в коридор. Сердце стучит в горле, но не время отступать. К тому же, грех не решиться на задуманное, когда твои ноги утопают в нежных тапочках. Каждый шаг — честное слово! — мурлычущие удовольствие! Маринетт шла прямо по коридору всего лишь несколько секунд, но уже наткнулась на прислугу. Сказочное везение, не иначе. Русалка решает воспользоваться ситуацией и спрашивает девушку, вытянувшуюся стрункой: — Комната Феликса там? — и указывает ладонью в нужном направлении. — Д-да, — невнятно стонет она, — а вы кто? Маринетт не сочла нужным ответить. Девушка, прижав к груди полотенце и какие-то гигиенические средства, побежала в панике в кабинет к Натали — быть может, пожалуется на постороннюю гостью в особняке. Хм. Да плевать с высокой башни. Они с Адрианом уже так накосячили, так нагрешили, что сам Люцифер позавидует. Остановившись перед дверью, она припоминает, как это делали в фильмах, и звонко стучит сжатым кулаком три раза. Ей открывают не скоро. — Маринетт? — удивлённо разевает рот мальчонка. — Она самая, — лучезарно улыбается Мари, словно ничего не случилось, словно все хорошо, словно нет никаких проблем, — ну так что, впустишь? — Разумеется, — как-то по-детски оскорбленно отвечает Феликс, точно его уязвил тот факт, что Маринетт допускает мысль, что он может не впустить ее. Девушка входит и, переминаясь с ноги на ногу, с трепетом рассматривает комнату. Она подходит к стеллажу с книжками, проводит вдоль переплётов детских (и не только) книжек рукой, впитывает в себя эту атмосферу человеческого детства. Вдруг натыкается глазами на «Портрет Дориана Грея» и, ловко обхватив книгу двумя пальцами с двух концов, вынимает сию вещь. — Ну надо же, — с хитрой ухмылкой говорит она, полуоборачиваясь к мальчику, — смотри-ка, это же тот самый Дориан Грей, которого ты обещал мне прочитать. Девушка с искренним восхищением открывает книгу, перелистывает страницы, шелестит ими и, вернувшись в начало, не без некоторого удивления обнаруживает «12+» в уголке. — 12+? Тебе же одиннадцать, вроде бы. А не многовато ли для тебя, а? — Да не, нормально. И… о… Оу, гм… так ты не забыла? И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. — Эх, какая жалость, что ты совсем не приходишь навестить меня, — самозабвенно продолжала подначивать на откровение Мари, проигнорировав риторический вопрос. — К слову, почему? Что-то случилось? «К слову»? Вот уж неправда! Маринетт только за этим сюда и пришла — чтобы узнать причину, по которой младший брат Адриана избегал ее общества. Мальчик стал дорог ей, она действительно волновалась по этому поводу. Ей было не все равно. Она привязалась к человеческим детям. Безумная!.. Сородичи не одобрили бы. Покачав головой каким-то своим мыслям, девушка положила книгу ровно на то самое место, на котором она стояла до этого. Глянула на мальчика — и подивилась: на лице его показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом. — Ну… — он смущённо почесал свою по-детски пухленькую щёчку. — Я ведь лишний? По интонации не было понятно: он спрашивает или утверждает, но его помыслы были ясны Маринетт теперь. — Морской дьявол, ты что? — русалка присела на колени перед мальчиком и, обхватив ладонями его лицо, вынудила посмотреть на себя — ах, а он так старательно избегал смотреть ей в глаза, будто бы взгляд ее — гадкая отрава! — Малыш, ты научил меня всему, если бы не ты, я не решилась бы вылезти из аквариума. — Просто я… ну… — он запинался, едва ли не хныча от противоречивых чувств. Видимо, прежде чем сделать это признание, он долго копил в себе обиды и раздувал из мухи слона. — Видел, как Адриан смотрел на тебя и подумал, что… я больше не нужен тебе, ведь у тебя есть Адриан. Маринетт умилялась. Никто так не мил в своих заблуждениях, как дети. — Феликс, ты глубоко ошибаешься. Ты — лучший человеческий мальчик, что я знаю. Да и вряд ли встречу лучше, отзывчивее и добрее тебя, даже если проживу сто лет. Ласковые слова сделали свое дело: Агрест впервые за все время поднял на Маринетт свои очаровательные, такие не похожие на Адриана очи — бледно-голубые, как хрупкий лёд. — Правда? — с надеждой и подозрением уточнил он. Мари хотелось смеяться от того, насколько же он забавен, но она понимала, что для одиннадцатилетнего мальчика это действительно важно, поэтому ответила предельно серьезно: — Абсолютно. Вдруг — дверь распахивается, и в помещение входит разъярённая Натали в обнимку с той же оранжевой папкой; позади нее неловко жмется горничная-стукачка. Наклонившись к Маринетт, она теперь без всяких церемоний схватила девушку за плечо и потянула за собой. — Ты, — проскрежетала Сёнкер голосом таким противным, как школьники царапают мелом по некачественный доске, — я, кажется, провела тебя до комнаты Адриана и подразумевала, что ты останешься там и не будешь выходить? Глаза женщины метали молнии, и Мари оставалось поражаться тому, как стёклышки ее очков ещё не запотели и не лопнули под таким яростным напором стихии. Натали, грубо ухватив русалку под локоть, сопроводила ее до комнаты другого Агреста, буквально втолкнула обратно и замкнула на замок. Маринетт с разбегу плюхнулась на кровать Адриана — упала лицом в подушку. Всё-таки она ни о чем не жалела.***
Адриан — бочка с порохом. На первый взгляд безобиден, а ты подожжи — и он подымет на воздух целый дом чудовищным взрывом, усыпав землю ничтожными обломками. Сейчас лицо Адриана не выражало ничего; он походил на человека в спокойном, уравновешенном здравии. Парень накрыл рукой дверную ручку, погладил ее, не решаясь войти, и уже было надавил, чтобы отпереть, но остановился тотчас, когда заметил за собой непроизвольное дёрганье левого глаза. Он осторожно, стараясь не создавать лишнего шума, убрал ладонь и, обранив порывистый стон, присел на корты. Схватился за виски. Блин-блин-блин… Нервы совершенно ни к черту. В каком состоянии должен быть человек, чтобы у него дёргался глаз? За Адрианом ранее такого не наблюдалось. Мысленно досчитав до десяти, Агрест резко поднялся и без всякого соблюдения приличий распахнул дверь, захлопнул и упал на диван, расслабленно откинув ноги на стоящий напротив стеклянный столик. Невозможно добровольно надеть на себя ошейник, вкусив сладкий, сочный плод свободы. Адриан познал опьяняющую свободу. И он не собирался вновь вверять ее своему мучителю. Надоело потакать, не переступать черту бесконечных запретов, быть едва ли не псом на привязи. Хотелось дерзить, хамить, злить отца, как в последний раз. Даже если это ему дорого обойдется. Его состояние сейчас — это спичка, выброшенная неподалеку с порохом. Пока что все гладко, но его внутренний зверь жаждет малейшего повода напасть. Слишком резкое движение добычи — хищник бросается на нее с обнаженными клыками. Габриэль повышает тон — спичка перекатывается к бочке и — ба-бах! — разносится шумной взрыв. — Ну надо же, явился, — невесело заметил Габриэль, скептически оглядев сына из-под низко посаженных бровей. — Почтил своим присутствием. Волосы отца давно прорезала седина, но некоторые пряди всё ещё оставались пшеничными, как воспоминание о цвете былой молодости. Но и они, кажется, скоро побелеют, как первый снег — наверняка похождения Адриана доставили отцу немало лишних переживаний. На миг Адриана даже охватил стыд! Но после он припомнил все: бессмысленные запреты отца, тотальный контроль, ограничение свободы даже в таких, казалось бы, интимных вещах, как выбор друзей, увлечений и девушки. Стыда не стало — он испарился с приходом неприятных воспоминаний. — Собственной персоной. — Не смей дерзить мне, — сухо отрезал мсье Агрест, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено. — Ты и так уже разочаровал меня своим поведением. Ба-бах! — Разочаровал, говоришь?! — слова булькали в горле, выпрыгивали изо рта. Парень давился ими, задыхался, но продолжал говорить. — О, Господи, не могу поверить! Да что ты, черт тебя побери, такое несёшь?! Не стыдно? Странно. Я всю жизнь соблюдал твою гребаные, ненормальные, нездоровые правила, угождал тебе, учился на отлично, соблюдал все твои дурацкие требования и совершенно уебанские закидоны, и, тем не менее, ты всегда оставался мною недоволен. Вспоминаю все прошедшее и спрашиваю себя: «А когда ты меня вообще хвалил?» — и знаешь что: не могу припомнить ничего такого! Потому что этого просто не было. От агрессивного возбуждения он даже вскочил с уютного дивана и, подойдя к отцовскому столу, упёрся в него ладонями. Тяжело дышал. Окончив свою бравую речь, он, кажется, выплеснул зло, копившиеся в нем годами, и более-менее успокоился. Продолжил уже спокойным, но охрипшим голосом: — Помню, в шестнадцать лет, когда ещё была жива мама, мы обсуждали мое будущее. Я надеялся, что по достижению совершеннолетия покину родительское гнёздышко и буду снимать квартиру где-нибудь неподалеку от учебы; сначала на свои накопленные средства, а потом из выручки от подработки. Хотелось самостоятельности. Но ты наотрез отказывался меня отпускать, и упорно продолжаешь настаивать на своем до сих пор. Какого хрена, отец?! — Потому что ты элементарно не готов к самостоятельности. Вырвался птенец на волю — и посмотри, что ты устроил, — Голос главы семьи, как всегда, оставался глубоким, отчётливым и холодным, но было что-то ещё — да, кажется, это вселенская усталость. Он так же в свою очередь встал и бросил сыну в руки планшет. Тот ловко поймал его и, пролистав открытую страницу, укусил нижнюю губу. — Ты был замечен на митинге, который сам же спровоцировал, но до этого отказывался давать хоть какие-то комментарии касательно этого — стоит отдать должное, за это хвалю, рад, наконец?! Мало того, оставил на дороге свой автомобиль, чем вызвал ещё более затруднительное движение, и вишенка на торте — скрыл от меня тот факт, что твоя русалка, оказывается, может превращаться в человека не только в полнолуние. Более того, ты поощряешь ее превращения. Да и у нее оказывается, есть интеллект, и благодаря играм с Феликсом она выучила французский язык. Ты все ещё хочешь уверить меня в том, что ты достоин свободы? Настоящая свобода невозможна без ограничений. Без рамок приличий, этикета, морали мы превратимся в бездумный скот. Я даю тебе ровно столько свободы, сколько тебе нужно, чтобы не снесло крышу от чувства вседозволенности и власти. У тебя нет чувства долга перед своей семьёй: нет чувства долга передо мной и Феликсом. Ты носишь известную фамилию, так будь же добр не опозорить ее. Потому что твои действия сказываются не только на тебе, но и на мне, твоём младшем брате и матери, наконец. Адриан был шокирован услышанным. Обезоружен. Впервые он глянул на отца и увидел не злого деспота и тирана, а человека. Человека, который работает на износ ради финансового обеспечения своих детей, чтобы дать им достойное и образование и в будущем у них не сосало под ложечкой из-за того, что они голодали несколько дней. Адриан знал, что отец — выходец из бедной семьи, но предпочитал не искать своему «мучителю-садисту-абьюзеру» оправданий. Как оказалось, зря. Прошлое — это не оправдание, а неоспоримый факт из биографии. Показатель того, через что прошел человек, чтобы достигнуть таких высот. Адриан смотрел на отца во все глаза и не мог налюбоваться. Впервые, наверное, он увидел его в новом свете: с опухшими глазами, мешками под ними, с небритой щетиной, растрёпанными волосами, измученным переживаниями высоким лбом с многочисленными морщинами. Как ограничен, как недалек был Адриан все это время, видя лишь одну сторону отцовской личности. Да, для того, чтобы обеспечить детям независимое будущее в одной сфере, приходится быть жёстким и идти на жертвы. Положим, эта жертва — хорошие отношения с детьми. Зато они не будут голодать. У монеты всегда две стороны: идеально балансировать между двух граней способны только титаны. Габриэль Агрест — не титан. Он обычный человек. Осознание того, что все мы люди, грешные, с недостатками, с уймой несовершенств и плохих привычек — это первый шаг на путь к просветлению. Шаг так или иначе должен быть сделан. Не важно через какие страдания — уважения заслуживает лишь тот, кто сделал шаг. Оставшиеся позади — неудачники. Адриан сделал шаг. И его мир никогда не будет прежним. Слова лишние; к чему Адриану раскаиваться, молить о прощении и оправдываться как ничтожество, когда сказанного не воротишь? Парень вышел из комнаты чуть более лучшей версией себя, чем до того, как он зашёл в эту комнату. Отец не стал его задерживать. Молча опустился в кресло и плеснул в стакан бренди.***
Адриан был настолько потрясен, что даже забыл о своих планах. У него сломался стереотип. Он жил одним убеждением, но это убеждение оказалось ложью — вернее, той немногой частью от полноценной личности Габриэля Агреста. Так еретик, познавший единого бога, на костре стонет и шевелится, когда первые языки пламени лижут его ноги… И ведь ничего уже не поделать — он уверовал в Господа слишком поздно. Он уже погибает. Но погибает истинным христианином, покаявшемся и сознавшемся во всех своих грехах. Есть покаяние — есть прощение. Без покаяния нет смирения. Замкнутый круг. Адриан не погиб, душа его не распалась, но близка к тому. Точно. Вспомнил — прозвучало в его голове выстрелом. Он же хотел после разговора с отцом навестить свою дорогую Хлою. Разговор состоялся, к чему же медлить? Он немедленно направился в ее комнату. Хочется верить, что она по-прежнему в этом доме и желательно в своей нежно-розовой комнате. Адриан окончательно разочаруется в ней, если она сбежит, как последняя паршивая сука, не умеющая отвечать за свои слова и поступки. Хотя, побег… не в ее стиле. Она слишком гордая для этого. Адриан приблизился к двери — терпкое предвкушение сворачивалось в нем кольцами. Сообщаю по секрету, он хотел устроить ей мозговой штурм и заставить поплатиться за свое предательство, но сейчас он был спокоен и даже в каком-то роде опустошен. Он явно не настроен на очередные скандалы да распри. Хватит с него этого дерьма цвета юности. Они поговорят, как взрослые, адекватные люди. Он просто хочет знать, где оступился, чем так провинился перед ней, что она решила так подставить его. Или, быть может, он был о ней слишком высокого мнения и на самом деле она по-прежнему падка на мизерную месть? Адриан останавливается у двери и, согнув руку в локте, собирается постучать по деревянной поверхности костяшками пальцев, уже готовится услышать характерный звук, но… Ему в затылок упирается что-то твердое. Холодное. Острие ножа, кажется. — Даже не думай, Адриан, —тонкий, преимущественно на высокой ноте, противный голосок маленькой шавки Буржуа Адриан узнает сразу. — Ты первый предал Хлою. — М-м-м, Сабрина, — с издевательски-ироничным упоением тянет Адриан, словно мелодию и в жесте «сдаюсь» поднимает руки вверх, оборачиваясь к ней всем корпусом. — Не очень-то красиво тыкать своим канцелярским ножиком в людей в их же доме, тебе так не кажется? Сабрина Ренкомпри — девочка на побегушках у Хлои. Ее безропотная, необъяснимая и рабская преданность Хлое действительно оставалась для блондина загадкой и по сей день. Эта девчонка — живой пример слабого и беззащитного существа, который не может вынести ношу собственной свободы, и ему необходимо вверить ему кому-то более сильному, более властному. Кажется, она так же дочь полицейского. Адриан до сих пор помнит тот день, когда отец подарил ей этот канцелярский нож, и она, сияя от радости и гордости, рассказала об этом Хлое, надеясь, что хозяйка оценит. Адриан не знает почему, но этот эпизод прямо-таки врезался безбашенным грузовиком в его память. И сейчас Сабрина Ренкомпри тычет в него этим самым ножиком. В его собственном доме. Фантастика. — Не кажется. И, вообще, это не твой дом, а дом мсье Агреста. — Да-да, — монотонно и с откровенной скукой произносит Адриан, закатывая глаза. — Но я здесь живу, не ты. Не забывай об этом. — Я уж постараюсь. Адриан насмешливо изогнул бровь. Зачем она вообще это сказала? «А, точно, — ехидно думалось ему, — для шавки важно, чтобы последнее слово всегда было за ней, неважно насколько оно глупое и нелепое». Обычно, когда человек улыбается — его лицо сглаживается и преображается в лучшую сторону, но у Сабрины напротив — уголки ее губ приподнялись вверх и придали ей уродливую форму, схожую не то зайцем, не то хомяком. Это ещё разобрать надо. А Адриан явно не собирался этим заниматься. — Объяснись, — потребовал Агрест младший. — Твое присутствие здесь неуместно и нелогично. — У меня к вам та же претензия, мадемуазель, — вставила неизвестно откуда взявшаяся Натали. Сабрина, завидев ее, тут же отняла ножик, который до этого угрожающе держала на уровне носа Адриана, и спрятала за свою увесистую бордовую сумку, наполненную всяким хламом, которую всегда носила с собой. — Я тайно разрешила вам посетить особняк только по настоятельной просьбе мадемуазель Буржуа. Если я не ошибаюсь, то вы должны были передать ей некие документы. Вы уже передали? — Д-да. — В таком случае, я думаю, что вам следует покинуть нас. Мсье Агрест не одобряет присутствие посторонних людей в своем доме. Тем более угрозу жизни членов его семьи. Женщина кивнула на сумку, за которой Сабрина прятала злосчастный ножик. Рыжая девчонка с беспокойством сглотнула вязкую слюну. Всё-таки секретарша заметила. Вот проклятие! — К-конечно, простите за доставленные неудобства. «Мы уж постараемся», — в язвительной манере хотелось передразнить недавнюю реплику Сабрины Адриану, но у девчонки в последний момент, видимо, что-то в голове щёлкнуло, и она как в горячке ломанулась в комнату Хлои. — Извините, мне нужно кое-что сказать Хлое. Она приоткрыла дверь, и в небольшой щёлочке Адриан смог краем глаза увидать свою бывшую возлюбленную — она сидела на том самом пуфике, на котором он недавно читал глянцевый журнал, ожидая Маринетт, и, казалось, плакала. Но Адриану, конечно же, показалась. Стервы не сожалеют о мести. «Бог с вами со всеми, я заебался», — заключил Адриан и отправился в свою комнату. Натали остановила его рукой и, не говоря ни слова, передала ключи.***
Вечерело. Из приоткрытого окошка дул ветер, колыхал листья папоротника, стоявшего на стеклянном столе возле дивана — один из немногих цветков в комнате, за которым Адриан лично ухаживал. Если так подумать, то в список причин входит то, что этот цветок — папоротник. Эмили Агрест их любила. Дикие, своенравные, свободолюбивые растения — так говорила она, и слова мелодией лились с ее уст, но это так странно! Как цветок может любить свободу, показывать свой нрав? Но теперь Адриан лежал — и ему будто бы вырвали сердце — и понимал, что это правда. Даже у растений есть мятежный дух, даже они тянутся всем своим недолго живущим существом к солнечным лучам, а с приходом тьмы прячутся и закрываются. Адриану и спрятаться некуда. — Маринетт? Парень поворачивается боком и смотрит на русалку, вышедшую из ванной — она попросила принять душ. Говорит, даже в человеческой форме тесный контакт с водой ей необходим. Да и элементарно хотелось смыть с себя всю пыль, грязь и пот этого жуткого дня. Адриан это понимал, поэтому разрешил, хотя ему показалась сия просьба странной. Она ведь скоро перевоплотиться — до полуночи всего каких-то два часа. — Да? — откликнулась девушка, ероша свои длинные, тяжёлые, волнистые волосы. — У тебя есть имя? Твое настоящее имя. — Есть, — Маринетт ответила сразу, едва лишь Адриан окончил свою фразу, но удивления, прыгающего, словно неугомонный попрыгунчик в тесном пространстве, скрыть не смогла. Глаза округлились и она, присев рядом с парнем, ласково улыбнулась. — Но ты его, боюсь, не выговоришь. Адриан рывком сел напротив, смотря на Маринетт горящими глазами. — А ты попробуй, — с жаром подхватил юноша, — назови. Быть может, и выговорю… Непонятный звук шевельнулся на приоткрытых устах Маринетт. Качнулся, как качели, и потонул в глубине комнаты, заставляя Адриана беспомощно моргать глазами, будто слепого котенка. — Что-что? — А то, — Маринетт щёлкнула его по носу. — Давай спать. Агрест устал переживать и переживать тонны и сгустки мрачных событий, что приключились с ним за день, поэтому так легко отвлекся на что-то новое, лёгкое, безобидное, как настоящее имя Маринетт. Он не сразу пропустил через фильтр понимания ее фразу и с той же пылкостью стал недоумевать, но и недоумение это, казалось, было деланным, лишь бы не думать о всех мрачных моментах этого дня — а их было много! Стоит замолкнуть — и плохие мысли втеснятся ему в голову. А этого ох как не хотелось… — Но как же это? Разве гортань русалок не устроена по-другому? Тогда как ты смогла это выгово… — Я само, право, не знаю, — Маринетт смущённо улыбнулась, и даже красные пятна стыда миниатюрными розочками расцвели на ее щеках. Агрест сразу заподозрил что-то неладное. — Не думала, что у меня получится, но… — Постой, — прервал он, понизив голос. Схватив девушку за подбородок, он вынудил ее посмотреть на себя… и, боже милостивый, чертовски насторожился. Ее глаза бегали, в них буквально горели искорки, тлели уголки, взрывались фейерверки — или все вместе взятое! Словом, она совершенно точно была чем-то взбудоражена. Адриан обеспокоенно приложил ладонь к ее лбу. Вдруг, у нее температура, как и после первого превращения в человека спустя почти год? — Что с тобой? Не хочешь мне ничего рассказать? — Нет, — зрачки Маринетт расширились до пугающих размеров. — Или да. Но позже, ладно? Когда буду готова. — Как скажешь, — все тем же низким, бдительным тоном промолвил он, погладив девушку по плечу — на ее коже тут же выступили мурашки. — Но ты сказала, «давай спать»? Разве мне не следует принести лестницу, чтобы… — Чш-ш, — она заговорчиски приложила палец к его губам, — просто верь мне и ни о чем не беспокойся. Веришь? Адриан рассеяно кивнул. Он хотел бы верить, но… ладно, неважно, что это за «но». Перед ним — Маринетт. Та самая русалка, которая делила с ним пристанище целый год, на которую он не обращал внимания, которой помог, с которой ощутил небывалое родство душ. И сейчас она просит довериться ему. И он сделает это ради нее. И, склонившись к русалке, Адриан запечатлел на ее лоб чистый, спокойный поцелуй. Улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо. Это и было ответом. На том и решили лечь спать. Глубокая ночь. Все живое дремлет, Париж утопает во тьме, а Адриану не спится. Он проснулся пять минут и до сих пор не мог заснуть. Усиленно пытался считать овечек на лугу, перебирать былое, не думать ни о чем, усиленно искал удобное положение, прислушивался к мирному сопению Маринетт, но так и не смог отключиться. Черт. Видимо, Морфей насильно вытолкал его из своего царства и не желал впускать, пока он не совершит какой-то обряд. «Ладно, — Адриан сдался. — Буду играть по правилам». Он раздраженно отбросил одеяло, сел, свесил ноги с кровати и, нащупав тапочки, нырнул в них. Зевнул и, надел серые трико, висевшие на стуле. Дремота всё ещё окутывала тело, каждую клеточку. Отвратительное дело: тело умоляло об отдыхе и продолжении сна, а мозг напрочь отторгал сон — голова гудела об беспокойств, тревог, впечатлений. Слишком уж насыщенный день выдался. Аж тошно. Парень потянулся и, скользнув змейкой-взглядом по спящей Маринетт, не без подкосившего его удивления заметил — хвоста до сих пор нет. Для убедительности он положил ладонь в то место, где под одеялом предположительно должны находится ее колени… и, о черт, оттуда действительно выпирали коленные чашечки. Адриану сделалось сухо во рту. Он приложил руку к взмокшему лбу, выравнял дыхание и прислушался к стуку сердца — неспокойному и бойкому. О, боже… Крышу снесло. Они поговорит об этом утром, да, утром… А сейчас Адриан нуждается в глотке воды, как Булгаков в морфие, поэтому он немедленно отправился вниз, в столовую, за долгожданным стаканом. Проходя мимо столика в комнате, он не без сожаления отметил — в таком случае следует оставлять здесь кувшин с водой или стаканами, чтобы не пришлось спускаться вниз. Для сонного человека это сравнимо с пыткой Ада. «02:06» — высвечивались на электронных часах. Адриан кисло улыбнулся. Примерно в это время Хлоя застукала их с Маринетт за ужином — он помнил. Спуск по лестнице дался на удивление легко. Его нога не подвернулась и он не зазевался, как это было однажды, в тринадцатилетнем возрасте. Он тогда свалился с предпоследней ступеньки и смачно ударился рукой — слава богу, успел ее подставить, иначе это могло бы быть лицо. Агрест невесело оскалился. Самые странные воспоминания на закромах души просыпаются ночью. Волшебное время. Чуткое время. Вдруг — остановился. Замерло дыхание внутри, ядовитой дымкой затянуло сознание. Кажется, одно неверное движение может ее спугнуть. Свет в кухне включен и на ней орудует Хлоя. Она, словно сказочная нимфа, тянется на носочки за стаканом воды. Очевидно, ей тоже не спится. Не спится. Хлое Буржуа не спится… Каждый импульс в теле Адриана дернулся. Перед глазами встало раскрашенное полотно. Конечно! Ха-ха. Адриан понял. Все сходится: пазлы сложились в целостную картинку. Он был окрылён любовью к Маринетт настолько, что потерял бдительность и предусмотрительность. Вот где корень всех бед, проблем и несчастий — в неосторожной любви к Маринетт. Это чувство к русалке настолько вскружило ему голову, что он забыл все, что знал до этого. Хлоя страдает бессонницей и, следовательно, нередко встаёт с периода от часа ночи до трёх, чтобы выпить стакан воды, потому что пока она не попьет, не сможет заснуть. Адриан упустил это. На митингах часто случаются несчастья и известным личностям там настоятельно не рекомендуется находиться — Адриан даже не подумал об этом. Изумительно, ха-ха! Да что с ним такое? Он сам не свой!.. Это не любовь — это страсть. А страсть — отрава. Адриан выжигает дыру в Хлое, но продолжает смотреть. Ему так и не удалось с ней поговорить. Она предала его, предала! Непростительно! Даже Натали Сёнкер — та самая секретарша отца, верная ему до гробовой доски — не раскрыла Адриана перед Габриэлем, не выдала их с русалкой страшную тайну, а Хлоя! Хлоя, которой он рассказывал странные, глупые, безумные вещи, которыми не решился бы более поделиться ни с кем. Хлоя, которая экспериментировала над его прической. Хлоя, с которой он смеялся, разделял радость и грусть; которая поддерживала его после очередной ссорой с отцом; с которой они держались за руки и вместе ели мороженое; с которой пробовали что-то новое и увлекательное. Терпеть это просто немыслимо. Эта горечь, это терпкое послевкусие недоговоренности на кончике языка сведёт его с ума, если он немедленно не поговорит с ней. О, а ведь послевкусие решает все! К черту воду, к черту сон, к черту все. Хлоя допила — Адриан слышал, как громко она поставила стакан на столешницу, а сама, поправив халат — о боги, тот самый халат из Вьетнама! — направилась к лестнице. Адриан прижался оголенной спиной к холодной стене и притих. Краем глаза он заметил ее изящный стан возле себя и, повинуемый каким-то диким, необузданным инстинктом, притянул ее к себе и прижал к стене. Он заглянул в ее бессовестные, голубые, удивление глаза, и в нем проснулась заснувшая ярость. — Адриан? — ее губы чуть приоткрылись, а его имя хрипнуло у нее во рту почти что как стон. — Что ты… Адриан яростно впился в нее глазами. Смотрел в эти знакомые черты, вылизывал это лицо, запоминал каждый изгиб, желая запомнить ее такой, какая она есть в эту минуту — потерянная, взъерошенная, усталая, а не такой какой она сделается в следующий миг. — Почему? — спросил Адриан, и голос его твердел, как сталь, как взгляд. Хлоя, сразу сообразив, чего он от нее хочет услышать, ответ на какой вопрос, захохотала. Ее чистый, ехидный, невесёлый смех резал по слуху Адриана хуже всякой насмешки. — Почему, Хлоя, почему?! — повторил он с нажимом, и в омуте его малахитовых озёр плескалась вулканическая обида, кристальное разочарование. — Этот вопрос задай себе, не мне, — она сильным движением толкнула его в сторону и, разгладив складки ночнушки, гордо вскинула подбородок. Его вызов она встречала с воинственной полуулыбкой. Приступ смеха ушел, и теперь она смотрела серьезно, даже строго. — Ты с самого начала знал, какая я. Я не скрывала от тебя своей темной стороны. — Я хотел верить тебе, в твою искренность, в уважение к нашему прошлому и всему, что было между нами. Какая жалость! Когда он был спокоен и желал говорить с ней — ему это не удалось, а сейчас, когда она стоит перед ним, он взбешён. Кулаки сжимаются и разжимаются, на миг в уголке сознание шевелится преступная мысль — а может, ударить ее? — но тут же млекнет, он же не животное какое-то, чтобы поднимать руку на девушку, какие бы желчи не капали с ее языка — она все ещё не оскорбила ни его, ни Маринетт, ни что-либо другое. Быть может, если ее слова имеют над ними такую силу, то какая-то часть его — пусть он того ещё и не сознал — согласна с ней? Это оттеснило злость. Адриан куснул внутреннюю сторону щеки, оттянул кожицу, успокаиваясь почти окончательно. Теперь ему было даже жаль. — Хотел верить, — передразнила блонди с горечью. — Мне тоже, знаешь ли, хотелось верить в твое благоразумие, в то, что у тебя есть своя голова на плечах. Но нет! Не продержался ты долго — стоило папочке надавить чуть сильнее, и ты сдался. Слабак. Ничтожество. Она говорила так, словно плевала болью, кровью, ненавистью. Даже корпус ее выгибался так, словно она собиралась подойти ближе и плюнуть Адриана в лицо, но даже если и хотела, то недюжинное самообладание ее останавливало. Сердце Адриана ёкнуло. Так вот оно что. Его расставание уязвило ее гораздо больше, чем она показывала; гораздо больше, чем сам бы Адриан того хотел. Ее сильно, до скрежета в зубах задело, что частично этому способствовал отец. Он использовал ее, положение ее отца, как ему заблагорассудится, а она не хотела быть игрушкой в чьих-то руках. Адриан протянул руку. Ему хотелось потрепать ее по макушке, как он делал когда-то, но было поздно. — Я сожалею. — Сожалеешь? Серьезно?! — Буржуа истерически взвизгнула и шарахнулась от Адриана, будто от обрыва. — Мне не нужно твое сожаление! Знаешь, я бы честно смогла простить или по крайней мере понять тебя, если бы твои чувства ко мне действительно погасли. Но наше расставания — это не твой выбор, а прихоть твоего отца. Он считает, что делает всё правильно, ограничивая твою свободу, но почему-то не учитывает того, что молодость — это совершение ошибок. Ошибки учат нас, мы волей-неволей делаем выводы и познаем правила этой гребаной жизни. И ты должен сам пройти этот путь, отец не протопчет тебе тропинку, работая на износ, потому что вы разные люди, у вас разные леса, поля, дороги жизни, черт возьми! Мелодичный звук ее голоса пробежал по юноше какой-то сладкой дрожью. Удивительно. Ещё недавно Агрест млел перед правдой — отец не тиран и у него свое видение воспитания, но сейчас методы Габриэля подставлены под решительные сомнения. Жизнь, сколько у тебя граней? Как много точек зрения? Хлоя развернулась, чтобы уйти, но Адриан сделал шаг ей навстречу и примирительным тоном, чтобы удержать ее, продолжить диалог, попросил: — Подожди, Хлоя. Ты говорила, что не играешь в двойные игры. — Да, не играю. Это не двойные игры хотя бы потому, что я остаюсь верна себе и своим принципам и знаю, чего хочу. А ты?! — Рывок. И она неожиданно соскочила со ступеньки, на которую успела взобраться, и с укором ткнула в грудь Адриана. — Знаешь ли ты, чего хочешь?! — Мы ещё не закончили. — Я закончила, — она резко выставила руку вперёд, пресекая все дальнейшие попытки ее разговорить и, быстро переставляя своими маленькими прелестными ножками, тихо удалилась. Адриан только слышал вкрадчивое, словно тайный грех, шуршание ее халата. Как сокрушенный герой упал на колени и тихо молвил: «В самом деле, а чего я хочу?»***
Спустя несколько дней
Хлоя покинула особняк в спешке. Утром она собрала свои вещи и, оторвав мэра города от чрезвычайно важных дел, вызвала его лично на огромном черном джипе. Хоть вещей было не так уж и много — всего лишь одна сумка, но стервы строго соблюдают свой пафосный репертуар и не вызывают такси, даже если до дома ехать менее пятнадцати минут. Адриан тогда рано проснулся и, заглянув в окно, видел, как машина трогается с места, а Хлоя, вопреки гигиене, прислонившись щекой к стеклу, смотрела на унылые витрины магазинов. Всё-таки одному стычка той ночью с Буржуа научила Адриана — он теперь каждый вечер брал с собой прозрачный графин с водой и два идентичных стакана — для себя и для Маринетт, чтобы в случае бессонницы встать и плеснуть здесь, в комнате, а не ходить вниз, по дороге растеряв весь хрупкий налет сна. К слову, о Маринетт. Она так и не приняла свою урождённую форму. Парень на подсознательном уровне чувствовал, что то ее странное, необъяснимое, беспричинное возбуждение и обещание рассказать о неком секрете было напрямую связано с ее продолжительным сохранением человеческих ног. Но сегодня, наконец, когда Адриан вернулся с тренировки по баскетболу и попутно набирал сообщение Аликс: «Хей, привет. Мы с вами так и не говорили о Маринетт. Вы верите мне?» — девушка встала с дивана в знак приветствия и, робко перебирая пальцами, начала: — Адриан, не хочу, чтобы ты пугался, поэтому даже не знаю, как бы правильнее это преподнести… у нас, русалок, с этим все гораздо проще. Адриан сразу напрягся. Дурное предчувствие липкой паутиной окутало грудь. Он выронил телефон. Просто гаджет как-то сам выскользнул из потных рук. Юноша, помахав на лицо руками, поднял телефон и сел рядом с Мари, проницательно заглянув ей в глаза. Она мялась. Его ладонь легла на ее колено — и она расслабилась и как на спуске продолжила глаголить: — Нам не нужны тесты или какие-то исследования, чтобы знать наверняка. Мы чувствуем свое тело лучше, чем вы, и если в нас зарождается другая жизнь… мы в таких вещах не ошибаемся. В общем, я беременна. В Адриане не произошло каких-то невероятных изменений или потрясений: бабочки не порхали в живота, единороги не блевали радугой, а внутри не распускались цветы и не звенели колокола, эхом отзываясь в ушах. На самом деле, он только об этом и думал в последнее время, поэтому был готов к чему-то подобному. Он свежо, ободряюще улыбнулся и нежно погладил девушку. Она явно волновалась, говоря об этом, ведь не знала, как Адриан отреагирует, но он не хотел, чтобы она беспокоилась об этом, ведь он позаботится и о ней, и о том или той, кого она носит под сердцем — в этом не может быть сомнений. — Я тебя услышал. — Они занимались сексом лишь однажды, поэтому Адриан уточнил: — У вас богатое чрево? — Да. Гораздо более, чем у вас… — Раз уж речь зашла о размножении, как вы.? — Как в легендах, — иронично усмехнулась русалка и пожала плечами. — Заманиваем песней людей, вышедших на пляж во время полнолуния, и соблазняем. Почему-то такая правда не укладывалась в голове. Адриан ущипнул Маринетт за бок и под — до неприличия! — громкий смех, вынудил лечь. Сам же, как довольный кот, потянулся, мурлыкнул и устроился у девушки на животе. — Шутишь, что ли? — О нет, все так! — голосом таким, словно разговаривает с ребенком, рьяно возразила Маринетт. — Кроме песни. Ваших мужчин так легко соблазнить красивым телом, да личиком… — Поэтому ты уже несколько дней в человеческом обличии? — Адриан пропустил ее неприятное наблюдение в отношении человеческих мужчин. У юноши скопилось множество вопросов и он был чрезвычайно рад, что Мари, наконец, решилась с ним откровенничать. — Это связано с ребенком в твоём чреве? — Должно быть, так и есть, — неопределенно ответила она, поникнув настроением. — Вот поэтому я считаю, что наш род — это ошибка природы. У вас, людей, все продумано, а мы так по-дурацки устроены! Для формирования первой части тела ребенка, то есть головы, шеи и туловища, мать пребывает в форме человека полтора месяца, а остальное время, то есть два-три месяца — у всех это индивидуально — мы пребываем в нашем естественном виде, и в это время у ребенка формируется хвост. Рожаем мы тоже как людские особи, а вот дети наши… не всегда рождаются русалками… — То есть… — Адриан чуть сильнее ухватился за ее талию, желая выразить поддержку. — Да. Иногда ваш ген подавляет наш, но это случается крайне редко, обычно когда русалка слишком слаба. Надеюсь, мое дитя избежит этой участи. Адриан лежал на все ещё не округленном животе русалке и, провались он сквозь землю, если врёт, но сердце его наполнялось такой нежностью от осознания, что там растет и крепнет их ребенок… И когда Маринетт говорит эту ужасную вещь — Адриан возмущённо вскидывает голову и терпеливо поправляет: — Почему твое? Наше… — Ты… — от изумления у девушки спёрло дыхание. Русалки пользовались человеческими мужчинами, их дети не знали своих отцов, так было просто не положено. Она привыкла, у них это в положении вещей, и тут… право, она дала не надеялась. — Принимаешь этого ребенка? — Безусловно, — нахохлившись, точно ворона, подглядывающая за людьми и не понимающая их причудливых махинаций, чуть оскорбленно ответил Адриана. — Я рада, — она вспыхнула, будто надломившаяся ветка дерева, упавшая в пожар, и погладила Адриана по щеке. — Я тоже, — ответил он, подставив лицо для ее ласки. А потом ему в голову пришла мысль — право, на первый взгляд безумная, но такая назойливая, что Адриан знал наверняка, что не отделается от нее, пока не исполнит — отец должен знать, что Маринетт носит его внука. Кто знает, быть может, он потеплеет к русалке душой? Во-первых, попытка не пытка, а во-вторых, это коттедж Габриэля Агреста — рано или поздно он бы узнал правду. Лучше сказать сейчас во избежания последствий. Хотя от последствий не убежать — они будут так или иначе. Адриан нехотя вынырнул из объятий Маринетт, принял душ и поспешил либо на верную казнь, либо на помилование. Прежде чем выйти из комнаты, он успел — успел заметить, что никогда еще не было у Мари на лице таких прелестных красок.***
Адриан рассказал отцу о беременности его возлюбленной. Реакция оказалась, мягко говоря, совсем не такой, какой ждал сын. Перспектива стать дедушкой явно не прельщала бизнесмена. — Поверить не могу, мой сын обрюхатил русалку. Не верю!.. Эмили, — обратился он внезапно к покойной жене, на носочках потянулся, шею вытянул и все смотрел на потолок, словно выискивая в холодном мраморе лицо женщины, а потом резко соскочил со ступенек, как ребенок, и закружился. Он выглядел так, словно искал отклик Эмили повсюду, ее ласковый взгляд, добрую улыбку. Она будто бы воплотилась в самом доме, в каждой плитке, занавеске. — Эмили, ты видишь это? Видишь, что происходит? Безумие сплошное! И правда, безумие… Адриан, совсем разочарованный и опустошенный, молча вышел из кабинета. Писк — телефон в кармане его штанов завибрировал. Парень снял блокировку и просмотрел уведомление. «Адриан, привет. Извини за долгий ответ. Вернее, его долгое отсутствие, хех, — гласили первые строчки сообщения, которые Адриан невольно прочёл не голосом, но интонацией Аликс, и это его улыбнуло, — в общем, мы тут с ребятами все обдумали, посовещались и пришли к тому, что верим тебе. Русалки, интеллект… извини за наши сомнения и колебания, просто такое нереально сложно принять. Чудо какое-то. И знай, парень, мы всегда будем на твоей стороне! P.s. И да, мы проверили лунные календари, и в тот день действительно было полнолуние, так что мы убеждены! :)» Адриан отчего-то облегчённо рассмеялся своим прежним, заливистым, солнечным смехом, блаженно откинув голову. Хоть какая-то приятная новость за эти безумные дни.