Спустя месяц
Адриан не без грусти провел вдоль левой стороны своей серой бендли, которая была усыпана новыми многочисленными небольшими вмятинами. Ее привезли на эвакуаторе. Пришлось выплатить штраф. Ее стоило видеть. Улыбку мужчины, выписывающего штраф. Гаденькую, надменную, кривую. Пока его толстые губы на худом лице — ах, как смешон этот контраст! — раскрывались, когда он говорил, обнажая ряд ровных, но отливающих желтизной зубов, Адриан лишь из вежливости не отвернулся, махая рукой возле носа, чтобы отогнать этот ужасный смрад. «Что же поделать, мсье Адриан Агрест, даже буржуям не отделаться от выплаты за нарушение общественного порядка», — говорил он что-то в этом духе, и юноша лишь усилием воли не выругался как старый сапожник. «Разумеется, мсье, — челюсть свело, наверное, от натужной улыбки, — благо, Франция — порядочная страна, и даже таким как я приходится платить по заслугам». Мужчина издал странный звук, похожий не то на довольное хрюканье вдоволь нажравшийся свиньи, не то на смешок одноглазого пирата, ограбившего английское судно без малейший потери кого-то из своей шайки. Впрочем, чтобы это не значило, у Адриана после этой встречи осталось терпкое, премерзкое послевкусие во рту. Хотелось выплюнуть эту желчь. Он так и сделал, знатно харкнув, но напрасно траву испачкал — не помогло. Сарказм того мужчины ядом проник в жилы, разгоняя кровь. Адриану после этой встречи неожиданно захотелось сделаться вновь хорошим мальчиком, не нарушающим строгие запреты и правила, коим он и был до всего произошедшего. Одуматься. Исправиться. Но поздно исправляться, когда он так нагрешил, обрюхатив русалку, как выразился его отец. К слову, об их будущем ребенке. Сначала Адриан принял факт своего будущего отцовства как само собой разумеющееся, ведь умом готовился к худшей новости, которую ему в тот день могла преподнести Маринетт. Но все оказалось не так плохо. А потом, спустя несколько дней, чувства ударили — и ударили, будто сговорясь! Разом! Такие смешанные, противоречивые, рассыпающиеся у ног гаммой разнообразных цветов и оттенков. И Адриан понял — он мечтает быть хорошим папой. Но, простит его милостивый Создатель за, быть может, грешную мысль… не о русалочьем ребенке он бредит. Он хочет двуногого сына или дочь. У него в голове уже выстраивались картинка. Идеальная мечта. Безмятежная семейная жизнь. Если будет дочь, то он лично будет читать ей сказки, музицировать, рисовать с ней, оставляя на одежде красочные разводы, водить на аттракционы в парк, позволит ей заплетать ему косички и будет хохотать с ней до упаду. Коль мальчик — он научит его секретным приемам в баскетболе, будет собирать с ним конструкторы и строить роботов, вырезать снежинки на новой год, научит фотографировать, видеть прекрасное во всем и готовить. Но это будет возможно при одном условии — дитя будет человеком. Маринетт говорила, что рождение человека возможно, если тело матери ослаблено. Целый год русалка не перевоплощалась в полнолуние. Значит ли это, что надежда не угасла?.. О нет! Адриан тряс головой в такие минуты. Небеса! О чем он только думает? Для Маринетт важно, чтобы ребенок оказался одного с ней вида, ведь ее сородичей осталось так мало… Он примет ребенка любого: с ногами или без. Да и кто сказал, что он сможет справиться с непростой долей отца? Габриэль Агрест не справился. Так чем же он, Адриан, лучше? Все, полно размышлений о том, чего ещё следует дождаться. В конце концов, все складывается как нельзя лучше. Да и отец, спустя всего лишь день, очевидно, отойдя от приступа негодования, проявил благосклонность к будущей матери: он предложил им всем втроём (но втроём — это решительно ненадолго) трапезничать вместе. Сначала все текло как по маслу. Спокойные формальные разговоры, замечания о погоде, неловкие шутки, и так, слово за словом, они нашли общий язык. Иной раз Адриана даже ловил себя на — воистину, чудной! — мысли, что почти телесно ощущает семейную идиллию каждым уголком своей юной, страстной души. Но однажды разгорелся спор — спор, затронувший Маринетт, судьбу ее народу, митинг и того или ту, кто растет и крепнет в ее чреве день ото дня. Обед. Ветер забирается через приоткрытое окно и колышет занавески. Миролюбивое звяканье столовых приборов. Священная тишина и трое в столовой. Маринетт тянется за полупрозрачным стаканом, отпивает глоток — и на внутренней стороне стакана остаётся отпечаток ее губ. Каждый думает о своем, и она — не исключение. Ее мысли — ребенок, екнувший в животе. Она дрогнула от неожиданности и, преисполненная трепетной нежности, накрыла свой округлившийся живот ладонью, погладила. Если бы не Габриэль — она бы заговорила с малышом или малышкой, спела бы, спросила бы, как настроение. Она часто так делала. И пусть со стороны это кажется наивным — она знала, что услышана. Но в присутствии будущего дедушки она находила сие действие неуместным, а когда Адриан пересказал ей реакцию отца на радостную весть — она окончательно убедилась, что при этом мужчине нужно держать свои порывы ласки при себе. Вдруг — Габриэль поднимает на русалку свои ясные, холодные, чуть темнее, чем у Феликса, очи — и Мари млеет. Его рот приоткрывается, слова уже дрожат на его устах, но не произносит ни слова. Она внутренне напрягается. Отчего же молчит он? Прошла секунда — другая — седьмая. Девушка уже отчаялась услышать голос старшего Агреста, но он прорезал воздух, точно бритва, в самый неожиданный миг: — Маринетт, как ваше самочувствие? — он опустил глаза, тем самым показывая, что для него не осталось незамеченным, с каким умилением она поглаживала живот через ситцевую ткань летнего сарафана. — Как ваш ребенок? — Все хорошо, благодарю, что интересуетесь здоровьем вашего будущего внука или внучки. Последние слова девушка церемонно выделила, быть может, слишком звучно, но это стоило того, чтобы узнать, на что способен Габриэль, ведь он недобро усмехнулся и выпалил: — Той, что родится с хвостом? Маринетт с силой сжала вилку, которую держала в руках, чтобы это не оказалась шея будущего дедушки. Ее человеческое тело окрепло, поэтому ее хватки следует опасаться. — Этого я знать не могу. Сохранять вежливую улыбку с каждым мигом становилось все менее возможным. Уголки ее губ стремительно поползли вниз, но она тотчас напрягала все мышцы своего лица, чтобы оно не выражало враждебности, которая распалялась внутри нее самой. Комарики раздражения жужжали в воздухе и кусали обнаженные щеки, ноги и плечи. — Но с большей вероятностью так, а не иначе, не правда ль? — Мужчина говорил, как ни в чем не бывало, но Маринетт знала, что он испытывает их терпение. Оставалось надеяться, что Адриан понимает это тоже. Тот продолжал спокойно ужинать, пихая в рот чрезмерное количество порций салата. Не успев дожевать, он брал ещё и ещё, а лицо его то бледнело, то синело. Мари догадалась, что он не хотел вмешиваться в разговор — боялся, что сорвётся, поэтому удерживал себя таким способом. Смешно и досадно. — Адриан, ты ничего не потерял? Адриан не ожидал, что отец обратиться к нему. Он закашлялся. Кашлял поразительно долго, но Габриэль Агрест проявил чудеса выдержки и терпения, дождавшись, пока сын прочистит горло и будет способен ответить: — Кажется, нет, отец… Его голос сквозил нерешительностью. Баскетболист судорожно тянул время, пока переводил дух. Это была проверка. Он перебирал в памяти все случаи, когда мог обронить что-то компрометирующие, но так и не припомнил. Очевидно же, что отец хочет пристыдить его, ведь он уже поймал его за какой-то оплошностью, а сейчас просто играется, как хищник с добычей. Все это время глаза Агреста старшего оставались прохладными, но блеснули злорадным блеском, когда он вынул из кармана брюк брелок и зазывно потряс им перед собой. — Я нашел его в аквариуме. — Брелок в форме Эйфелевой башни насмешливо звякнул. — Такая жалость. Я думал, мой подарок найдет применение. Интересно, как он оказался там? Мужчина бросил брелок сыну. Тот поймал его и, согнувшись пополам, бездумно разглядывал вещицу. Краска местами облупилась. Он уже не выглядел таким новеньким и пригодным, как раньше. И, черт… Адриан мысленно хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Это же тот самый брелок, который без дела валялся на дне кармана в серых трико. Тех самых трико, которые он отжимал после умопомрачительного слияния с Маринетт. Их он потрудился вытащить из аквариума, а про брелок даже и не вспомнил. Маринетт незаметно дернулась на стуле при упоминании аквариума. Стиснула зубы. Собрав хотя бы внешние остатки уравновешенности, просканировала глазами мсье Агреста. О Боги! К чему все это? И как она не заметила? Он с самого начала явился на обед с воинственным настроем и желанием потешиться над ними, спровоцировать их на что-то. Какой бред! Маринетт овладел бес: ее приводило в яростное исступление мысль, что он пытался манипулировать ими, их реакцией, их эмоциями. Этого она вынести не могла. Девушка демонстративно громко положила — если не сказать с остервенением бросила! — столовые приборы на тарелку, а сама встала из-за стола быстро, как фурия. Наградив Габриэля самым предупреждающим взглядом из своего эталона, она проскрежетала: — Мы зачали вашего будущего внука там, мсье Агрест. И я думаю, вы уже догадались, что к чему. Мужчина не отвечал, молча и с удовольствием наблюдая за разворачивающимся зрелищем. Адриан удручённо вдохнул, будто бы он здесь самый несчастный мученик Преисподней, и поспешил вслед за Маринетт. Когда пара уже поднималась по лестнице, Агрест кинул им вслед с сумасшедшим хохотом: — Трахаться в воде не очень гигиенично! Даже для рыбы. С тех пор Маринетт, опасаясь неадекватного поведения отца Адриана, не ходила обедать в столовую. И правда, мсье Агрест все чаще удивлял обитателей дома и слуг странным поведением: бывает, пойдет по длинному коридору в свой кабинет, и так громко и надолго рассмеется без всякой на то причины, что хоть стой, хоть падай. Потом — внезапно! — замолкает. Лицо его — как прежде. Адриан действительно побаивался, что в один из таких неловких случаев его отец задохнётся. Кажется, один из философов так умер — задыхаясь от смеха над собственной шуткой. Страшно вообразить, что такое может случиться и с Габриэлем. Феликс тоже наотрез отказался кушать в компании отца. Адриану на душе теплее делалось, когда он видел, как мальчик, превозмогая свое странное, невесть знает откуда взявшееся смущение в общение с Маринетт, постепенно привыкал к ней снова. С приходом весны эти двое часто выходили в сад, обожаемый русалкой, и резвились, играя в прятки, догонялки и настольные игры. Иногда импровизировали пикник: приносили покрывало, сэндвичи в корзинах и смотрели какой-нибудь фильм на ноутбуке Феликса. Однажды мальчик решил подшутить над Мари и включил ей ужастик — лучше бы этого не делал! Она до того испугалась скримера в виде сморщенного, изуродованного лица темноволосой женщины, что наотрез отказывалась подходить к гаджетам целую неделю, даже когда Феликс пообещал впредь так не делать. Вот смеху-то было! Адриан подозревал, что раньше братец воспринимал Маринетт в качестве русалки как себе равную, но сейчас она сделалась для него, пожалуй, слишком взрослой, как Адриан, поэтому он решил, что игры с ней, как прежде — не лучший вариант. Но все шло как нельзя лучше, поэтому Адриан был доволен. Осталось дождаться только появление на свет малыша — и они заживут ещё лучше! Иной раз в сердце закрадывалась дурное предчувствие, но Адриан отмахивался от него, вытеснял его прочь из головы и гнал за шиворот. В конце концов, они заслужили спокойствия более длительного, чем месяц, не так ли? Адриану было хорошо, как рыбе в воде, и он бы век не ушел из этого гаража, не покинул бы этого места. Но долг зовёт. Поэтому он, потягиваясь, вышел из гаража. В лицо ударила весенняя свежесть — ах, как хорошо, что март выдался теплым! Уже вечереет, но солнце пока не село, а лишь лениво расправив бока, опускалось к горизонту; небо тронули розово-оранжевые разводы, словно неопытный художник неразборчиво размазал краски по полотну, но — ах и ох, боже мой! — какой контраст; облака неспешно прогуливались по причудливому небосводу; из-за декоративных кустов слышался заливистый смех. Адриан напряг чуткий слух. Двое проказ! Они же обещали ему сидеть дома — вечером обдает прохладой! Пригнувшись к земле, точно шпион, Адриан тихо подкрался к кустам, раздвинул их в сторону, образуя небольшую щёлочку, через которую мог тайно наблюдать за Маринетт. Она его не видела, поскольку стояла чуть поодаль и, казалось, была слишком увлечена своим занятием. Ее занятие — поглаживание стеблей цветов. Она любила растения. Поливала их иногда, срисовывала в скетчбук, который ей подарил Адриан, вела свои наблюдения и часами проводила в теплице. Маринетт поднесла розу к лицу — и парню показалось, как будто отблески ярких лепестков упали ей на щеки. В свою очередь, как она цветами, так и он был увлечен ею. Глядел, словно привороженный. Но магия здесь не требуется. Маринетт сама по себе волшебна. И сейчас, в этот драгоценный миг, она земная как никогда. Даже не верится, даже не хочется верить, что она дочь моря. Ведь ее родословная выстраивает огромную стену между ними. Как бы упорно они не тянулись друг к другу — они из разных миров. Их связь хрупка. Что-то кольнуло под ребрами. Есть моменты, которые откладываются в памяти, и мы заведомо знаем об этом. Чувствуем нутром. В сердце Адриана воткнулась игла печали. Он будет помнить этот миг. Он врежется в его памяти — ему известно это заранее. Он настолько погрузился в свои мысли, что не заметил шелест травы и потому вскрикнул, когда Феликс, подоспевший сзади, боднул его в бок: — Эй, Адриан! — Мальчонка ревностно взвыл, как скулящая, но все ещё злобная собака: ему отчего-то очень не понравилось, что Адриан наблюдал за Маринетт исподтишка, будто замышлял неладное. — Чего это ты спрятался? Подсматривать нехорошо! Старший брат был застигнут врасплох и, неловко смеясь и уворачиваясь от рьяных выпадов Феликса, вышел из своего укрытия. Маринетт скосила глаза — и ее зрачки на миг показались Адриану вертикальными, словно у кошки. Она скептически выгнула бровь. Как учительница старших классов наблюдают за детскими шалостями взрослых учеников, так и она сдерживалась от насмешки, но до последнего продолжала сохранять ироничное и несколько менторное выражение лица. Наконец, маска спала, когда все трое замерли в тишине и Фел, воспользовавшись этой заминкой, подпрыгнул и ка-ак дёрнул братца за уши, того аж перекосило. Сад взорвался взрывом хохота. Вот дают! Братья ещё бы долго сновали по полянке туда-сюда, если бы не та самая вечерняя прохлада, накрывающая ребят, словно шелковый платок, по которому рассыпаны звёзды. И правда — сквозь очаровательное небо смутно проглядывает загадочный силуэт луны. По оголенным рукам Мари поползли первые мурашки. Она поёжилась — цепкий взгляд Агреста ухватился за эту деталь и, по-хозяйски уперев руки в бока, он потребовал пройти всех в дом. Его спутникам пришлось повиноваться. В конце концов, он здесь главный. — Бука, — буркнул Феликс, разуваясь. — Предатель, — парировал Адриан, припоминая, как младший разоблачил его укрытие. — Дети, — с демонстративной усталостью закатила глаза Маринетт, и никто не стал возражать. Напротив, оба Агреста кивнули с таким видом, будто официально подписываются под этим словом и, видит бог, гордятся этим. — Маринетт! — приведя себя в надлежащий вид, мальчик схватил девушку за руку и потянул за собой. — Идём, ещё поиграем! — Ладно-ладно, — сдалась она, позволяя вести себя. — А ты дз сделал? Неделю назад Адриан напомнил русалке, что Феликс — мальчик, который учится в школе. Во всяком случае, ему нужно больше времени уделять учебе, чем дурачествам. Всё-таки каникулы закончились и пора за работу. Поэтому с тех пор Маринетт каждый раз уточняла это у мальчика, когда уставала или понимала, что игра затянулась. Всегда — ну, почти всегда — он говорил правду, и его честность безгранично радовала Мари. Она гордилась им, как собственным сыном. И ей приносило искреннее удовольствие проводить время с мальчиком. Все-таки и у нее скоро будет такой… или такая. — Ну, хоть ты не начинай… — со вздохом простонал мальчонка. Двое тех, за кого был ответствен Адриан, давно поднялись по лестнице — юноша слышал, как за ними хлопнула дверь его комнаты. Он же мялся в прихожей, как нашкодивший котенок. Будто он нассал в тапок и в томительном унынии ожидал выговор. Он испытывал это странное, необоснованное чувство вины заранее, как собирался наведаться к отцу. А он собирался. Они не виделись несколько суток… Так неправильно странно. Они живут в одном доме, но не видятся днями если не неделями. А бывало и такое, чего греха таить? Когда Адриан слушает о семейных вылазках и походах Аликс, или совместном просмотре Кима с его отцом футбола, или близкого и взаимоподдерживающего общения Нино с матерью, то он невольно испытывает зависть… да, самую что ни на есть настоящую зависть. Отпускает какие-нибудь комментарии или шуточки, расспрашивает друзей, а потом, попрощавшись и сбросив трубку, бывает, рухнет в кресло, словно собственное тело — сгусток застывшего цемента, и сидит таком положении минут двадцать, обдумывая: почему у него все не так? Почему у отца ложные ценности? Почему он заменил духовную пищу материальной? Ах, если бы только была жива Эмили, этот провал в сердце можно было бы как-то компенсировать! Мама… чего ей стоило всегда оставаться такой светлой и жизнерадостной? Как ей удавалось сохранить улыбку даже в самые горестные дни? Если бы Адриан только знал, что ее так скоро не станет, он бы о стольком ее расспросил… В нем скопилось столько вопросов, целый снежный ком! Вот только задать их некому. Разве что… небу. Как это у мамы всегда получалось? Как она это делала? Адриан припомнил, как Эмили Агрест накрывала поверх напряжённо сжатого кулака отца свою ладонь, говорила ласковые слова, утешала, а когда первый порыв злости сходил на нет, приходила в восторг, заряжала оптимизмом и уверенно заверяла, что все будет хорошо, страдания не вечны и вместе они справятся. Принцип был всегда одним и тем же, но в исполнении мудрой мадам Агрест оставался таким же действенным, что в первый раз, что в последний. Так, телесный контакт, ласковые речи… Стоп-стоп! Первый пункт определенно придется вычеркнуть. Желательно обойтись и без второго. О, боги, это слишком интимно! Они не в тех отношениях, чтобы… аргх, хватит оправданий, нужно просто пойти и порвать там всех в пух и пра… Просто сделать это. Да. Сделать. И не медлить более ни минуты. Мысленно отсчитав до десяти, Адриан направился в кабинет Габриэля Агреста. Это была весточка судьбы — ангельские колокола забились у юноши над головой, озаряя его светловолосую макушку просвещением. Боги… Знакомая тревога перед очень дурным событием, которую Адриан не испытывал уже месяц, расшевелила нутро. Бархатистый, переливчатый, умеренный голос отца раздавался в кабинете. Адриан не знал, чем он повиновался, когда прильнул ухом к двери, твердо решив подслушать, но век об этом не пожалел. — Все готово? Прекрасно. В таком случае увозите ее прямо завтра. — В этот момент голос отца стих, словно бы он хотел закончить свою речь, но ему не позволила оппонентка на том конце провода, задав вопрос, на который, наверняка нахохлившись, с неким терпеливым раздражением, насколько такое возможно, ответил: — Зачем, не понимаешь? Я растолкую: она беременна от моего сына, Фрея. Этот олух несчастный не умолчит об этом. Что будет, если станет публично известно, что русалка родила ребенка от моего сына? От такого позора не отмыться. Не глупи. Более двадцати лет я являюсь медийной личностью и безошибочно могу определить, где успех, а где заведомый провал. Дурная слава, как правило, ставит крест на благой. Нельзя позволить прессе прознать об этом. Все стихло. Напряжённое молчание сменилось мрачным томлением. Вдоль чела Адриана пронесся демон-искуситель: хотел совершить что-нибудь непременно дурное, безрассудное, прямолинейное и даже абсурдное. Первый порыв, от которого аж зачесались челюсти — ворваться в кабинет Габриэля, устроить беспорядок, порвать любые бумаги, подвернувшиеся под руки, и рвать и рвать их неугомонно под злорадный хохот душевнобольного человека, и дать знать отцу, что тому ничего не скрыть. Вот глупость! Адриан в самом деле сделал шаг и в сторону этой идеи, и в сторону этой мыслей. А затем ему представились последствия: последствия эти были одно хуже другого. Истерика и прямота не разрешат проблему. Маринетт в таком случае увезут… Куда? Ему нет нужды знать. Факт прост — ее не будет рядом и она родит вдали, если ей, конечно, вообще позволят родить… Ворох мыслей хлестал в голове безудержной струёй водопада. Брызги разлетались, разбиваясь об острые выступы скалы, обжигая душу Адриана льдом. Лёд этот — страх. Страх, что отец строит за его спиной коварные планы, в которые он доселе не был просвещен и вряд ли бы узнал раньше, чем Маринетт не стало бы с ним. Действие — это единственный возможный вариант. Сколько не предавайся бесполезным думам, грезам — даже гениальным! — они не принесут пользы, хранясь лишь в одной голове. Однако пред совершением действия необходим холодный расчет головы. Взывая к рациональному мышлению, Адриан направился к бывшему кабинету Натали. Дело, которое организовал его отец, не принимается за день. Оно готовится заранее. Возможно, мужчина вынашивал эти планы с того самого дня, как узнал, что вскоре станет дедушкой. Недели две назад Натали написала заявление об увольнении. Адриан не воспринял это всерьез. Ну в самом же деле, она столь долгое время была опорной тростью для отца: не только в бизнесе, но и в личной жизни. Кто как ни она подняла его с колен после смерти горячо любимой супруге. И вот — внезапно! — ни с того ни с сего она решила покинуть почетный пост. Адриан не мог представить на ее месте кого-то другого. Это было просто невозможно. С чего бы это? В чем причина? Адриан бы прослыл наивным дуралеем, если бы допустил мысль, что у этих событий нет взаимосвязи: если предположить, что женщине опротивела идея Габриэля избавиться от собственного внука (а Адриан был убежден, что это-то отцу досаднее всего!), то причины увольнения ясны. К тому же, следует заметить, что она помогла Адриану. Она не выдала его с русалкой тайны. Всё-таки он рос с ней; наверняка какая-то ее часть привязалась к нему. Верно, вот оно что. Она не могла пойти против него теперь, не могла предать ни Габриэля, ни его сына. А предать кого-то она была вынуждена. Вместо этого она решила принести себя в жертву обстоятельствам, чтобы сохранить священный нейтралитет. Поэтому она уволилась, отказываясь участвовать в том, что ранило бы Адриана сильнее ножа. Новая секретарша не знает Адриана. У нее нет причин становиться на его сторону и лишиться высокооплачиваемой работы. Идти за информацией к ней — последнее дело. Но Натали… она должна знать об этом куда больше, чем он. Вот ведь незадача… У Адриана нет ее номера телефона. Нет — значит надо раздобыть. «Только бы Мелани не оказалось в кабинете, только бы она вышла…» — взмолилась все существо белокурого юноши. Боги сегодня не в духе. Они не услышали. Адриан тихо приотворил дверь кабинета, но вот провал: секретарша сидела на своем месте и неспешно заполняла какие-то бумаги. Волосы идеально ровной шторой спадали на ее лицо, закрывая обзор на вход, но, услыхав тихий щелчок, с которым открылась дверь, она подняла голову и вопросительно уставилась на Адриана. И разразились небеса — парень проглотил язык и не смог ответить на вопрошание Мелани, что он здесь забыл, сразу же. До того, как войти, он прислушивался к звукам за дверью. Тишина казалась мертвецкой. Он убеждал себя, что там однозначно никого нет, и до того увлекся, что поверил в реальность собственной фантазии. Поэтому присутствие Мелани в кабинете — шок и потрясение. Он сглотнул слюну. И он тоном-лезвием, высеченным о камень, произнес: — Добрый день, Мелани. О-оу, видишь ли, тут такое дело: мне очень нужен номер бывшей секретарши, Натали… — он старался бросать слова небрежно. Даже беззаботно по мере возможностей. — Кажется… кажется… у нее есть одна интересующая меня вещица… Взгляд Агреста наткнулся на дразняще поблескивающую визитку на краю стола. Это точно была она, ошибки быть не может. — Так кажется или есть? — отрезала Мелани, раздраженная нарочито ленивой манерой Адриана растягивать окончания слогов. — Вот ее номер телефона, — она резко вытянула руку и буквально сунула визитку Натали юноше в карман рубахи, когда он подошёл достаточно близко. — И больше не беспокой меня из-за такой ерунды, пожалуйста. Я работаю на твоего отца, а не на тебя. — Конечно. Спасибо. Если бы девушка не поленились встать, то Адриану казалось, что она бы выпроводила его за шкирку. Благо, это не потребовалось: ноги сами унесли его скорее прочь из кабинета. По какой-то причине Мелани не нравился Адриан. Должно быть, она находит его избалованным старшим сыночком богатенького папочки. Как бы не так. Кривя губы в презрительной усмешке, Адриан с живостью припомнил, как поймал ее позавчера за телефонным разговором с подружкой. Она жаловалась на то, что совсем не может расслабиться. Мсье «мажор и буржуй» — какой кличкой та наградила его отца — загружал ее работой. Забавно было бы лицезреть ее лицо, если бы Адриан тогда не прятался в тени и позволил себя обнаружить. Впрочем, мелочно думать об этом с наслаждением. Добыть рабочий номер Сёнкер оказалось гораздо проще, чем предполагалось. Он искренне радовался этой маленькой победе. Один шаг сделан. Прежде чем сделать звонок, Адриан опасливо заозирался по сторонам. Лучше не рисковать. По дому разгуливает прислуга — пусть и немногочисленная — и не факт, что они не вздумают подслушать его разговор и донести Габриэлю. Он бы мог наплевать на это, если бы дело касалось лишь его. Но он в ответе и за будущее Маринетт, и за благополучие их ребенка. Он обязан быть осторожен. С этими мыслями он отправился обратно в сад, накинув джинсовую накидку поверх тонкой рубашки в клетку. Натали ответила сразу же — и Адриан, не ожидавший такого, сначала опешил: — Добрый день, это Натали Сёнкер. Могу я узнать, кто меня беспокоит и по какой причине? Если это спам, то меня не интере… — Натали, — теплота в голосе шла от чистого сердца: Адриан поймал себя на том, что он соскучился по ее строгим интонациям. Он… правда рад ее слышать. — Это Адриан. Извини, что беспокою, когда ты уже не работаешь на отца. У меня есть вопрос. — Адриан-н? — последний слог дрогнул в изумление. Это свидетельствует о том, что она поражена не менее. Что ж, они в двойном шоке. — Что ж, говори: что за вопрос? — Это насчёт Маринетт и нашего ребенка. — Адриан выдержал паузу и готов был поклясться, что на том конце трубки у женщины спёрло дыхание. Ей определенно что-то известно. «Натали, — мысленно взмыло существо юноши, — пожалуйста, не подведи. Это важно». — Я хотел зайти в кабинет к отцу и поздороваться, но застал его за интересным разговором. Речь шла о том, что завтра Маринетт заберут. И отец считает, что пресса пронюхает то, что русалка, живущая у меня в комнате, беременна от меня. Теперь Адриану не казалось — бывшая секретарша шумно дышала в трубку. Она колебалась. В уголке мозга по позитивным мыслям перекатывался шарик — липкий, грязный и омерзительный — и давил их напрочь. Этот шарик — это предательство отца. Оно проезжалось по душе Адриана если не грузовиком, то этим самым шариком. — Я ушла именно из-за этого, Адриан. Я не хочу губить ваше дитя. — Именно этого отец хочет?! — Парень не хотел срываться, но слова непроизвольно рыкнули в горле. Агрест зажал рот рукой. Огляделся по сторонам; вскинул голову вверх, к балкону. Только бы никто не слышал. — Натали, прошу тебя, мне необходима твоя помощь. Речь идёт о ещё нерожденном ребенке. Пусть и русалке. Но это единокровный внук или внучка Габриэля Агреста. К чему смерть невинного ребенка? А Маринетт? В чем она провинилась? В том, что родилась с хвостом? Ответь, кто приедет, во сколько и куда они планируют увезти Маринетт. -Адриан… — тягучее предостережение в голосе Сёнкер напрягало, тонким лезвиям проходясь по нервам. — Я не знаю, что ты намерен делать, но если ты организуешь побег, то мсье Агрест заподозрит меня. Нет, даже не так: он наверняка поймет, что информацию ты получил с моих слов. Прежде чем уйти, я многое разузнала и пообещала ему никому ничего не говорить. — Если ты не поможешь, я приклею стикер к двери отцовской спальни с надписью: «Скажи спасибо Натали!» и мы смоемся ночью. — Он пошутил, но женщина не оценила шутку, цокнув языком. — Да ладно тебе, боже мой. Мы не ангелы. Мы грешим и нарушаем клятвы. А обещания — тем более. Разве тебе не будет совестно, если из-за прихоти отца две невинные жизни иссякнут? Повисла многообещающая тишина. Кажется, женщина что-то решала для себя. И от ее решения зависит многое. Адриан ждал, затаив дыхание, но когда на том конце трубки что-то шелохнулось, он… Неожиданно понял, что устал. Устал терпеть угрозы отца, его душащий контроль, едва ли не деспотизм, ахах, а почему едва ли? Мысли паром клубились в голове, пока он решался взвалить на себя тяжёлое бремя — отец родной всё-таки! — и рассказать миру о бесчинствах Габриэля Агреста. Быть может, это станет вторым спусковым рычагом — и власть будет вынуждена послушаться и отпустить на волю всех русалок? Их нельзя порабощать, даже попытка эта разрушительна. Это своевольные, свободолюбивые существа — люди погубят их такими темпами! Опытов поставлено достаточно. После митинга в Париже вспыхнули новые мятежи по всей Европе. Даже затронули Азию. Те бунты не были так масштабы, но они были! Мировым правителям пришлось пойти на уступки. Пять русалок из всех лабораторий были выпущено на волю, в океаны. Эти пять русалок — это, быть может, и не грандиозный триумф, к которому стремились люди, но как минимум показатель того, что у народа есть власть над государством. Они могут что-то требовать, что-то менять. Так или иначе они чего-то добились, их мятеж не прошел бесследно, а значит, если «высшие мира сего» не желают внимать голосу простого человека, он заставит их слушать его. Вдохновленный иллюзией контроля, Адриан пришел к выводу, что публично сообщит о планах отца устранить русалку и их совместного ребенка. Габриэль, кажется, упомянул, что «этот олух» разнесет весть о своем дитя. Что ж, он оказался прав! Поменялись лишь мотивы: сначала он рассказал бы из порыва радостных чувств, а теперь из низкого желания отомстить. Подло, недостойно? Извините. Обида за обиду. — Так уж и быть. Твой отец хотел шокировать вас с Маринетт этой новостью во время завтрака. В девять часов утра, если быть точной. — Внутренний циник Адриана едва удержался от лукавого замечания: «ну да, отец как всегда организован. Он не изменяет своим привычкам даже в преступлении!» — За вами должны были приехать люди, которых нанял… — Сёнкер мялась, подбирая слова, — деловой партнер твоего отца. Если успеете покинуть особняк раньше этого срока, то опасность минует вас, но Маринетт все же придется укрыть на неопределенный срок. Скорее всего, пока не родит, а потом отпустить в океан. В идеале не создавать шумихи. Адриан был рад, что Натали не видит его сейчас. Потому что его юное лицо перечеркнул оскал — оскал такой убийственный, горький и злобный, точно он давал клятву, которую заранее знал, что нарушит. И вроде бы страдал от этого, и радовался не менее. — Не могу поверить, что все это происходит в нашем современном мире… Театральная ошарашенность в колебании звука собственного голоса и абсолютно другие, булькающие ощущения в душе. — Мир современный, а люди все те же. — Я не забуду, Натали. Он сбросил. Не хотелось слушать предупреждения, напрасные отговорки или пожелания удачи. Фортуна уже на его стороне! Не просто же так он решился навестить папу в тот самый момент, когда тот — подумать только! — обсуждал это темное дельце. Поживешь — поймёшь: таких совпадений не бывает. Все переплетено. Дернешь за нить — развяжешь клубок. Или притянешь, как знать? Всяко бывает! Адриан использует оружие отца против него. И, быть может, обойдя вечно недостижимого Габриэля Агреста в его же игре, он, наконец, получит его признание… Дьявол. Какие же люди дети. Все. С возрастом не меняется ничего — разве что смерть маленькими шажками все приближается и приближается… В итоге настигает — и мы жалеем. Жалеем о прошлом, которого не воротишь… Но есть сегодня. И сегодня Адриану Агресту девятнадцать лет. Он ещё так молод, жив, и кровь в нем кипит и резвится! Но отчего же печаль тяготит младую грудь, словно камень, заточенный в организме под самым — гулко стучащим — сердцем?***
Адриан должен бы постыдиться, что черная зависть током прошлась по его коже, когда он, отперев дверь своей комнаты, застал совершенно беззаботных ребят. И в этот момент ему показалось, что они не знают ни бед, ни несчастий! Должно быть, так чувствует себя невольно любой человек, оказавшийся в беде и негодующий от ее — отнюдь! — незаслуженных масштабов. Феликс учил Маринетт как правильно дуть пузыри: — Ну нет, Маринетт! — детская обида за взрослого человека, не умеющего простых вещей, паром, как в бани, клубилась в тонком голоске. — Ты все делаешь неправильно: ты дуешь слишком сильно, а надо нежно, как с любимой де… ну, вернее, в твоём случае, парнем. Вот с Адрианом же ты нежна, да? И тут мальчик прямо-таки весь дрогнул, словно беса увидел. А то был всего лишь его утомленный старший брат! — Ой… Маринетт обернулась, чтобы узнать причину такой резкой перемены настроения, и игриво захохотала. Адриан трижды проклял себя, но не мог он оставаться таким угрюмым, когда Маринетт смеялась так счастливо, а малой краснел, будто его щеки припудрили ярко-красными румянами. Перестав багроветь, Феликс снова вручил девушке мыльные пузыри и все приговаривал, словно ведьма над котелком, а котором варится волшебное зелье: — Концентрация, только концентрация… Все даёт свои плоды. Под наставлением мастера Феликса, русалка — ну надо же! — смогла надуть пузырь, такой большой. Он вытеснился из стенок кольца и медленно, словно пёрышко, опускался вниз. Бровь Маринетт дернулась: — Почему он не летит вверх? Мальчонка пожал плечами. — Тяжелее воздуха, наверное… Адриан чуть не соскочил с дивана от восторга, но только ногами немного поболтал, как ребенок, который лакомится. Маринетт и Феликс. Возлюбленная и младший брат. Как он любит их в эту минуту! Как любуется ими! И пусть любоваться — это не значит любить, но он глядел и не мог насмотреться! И спрашивал себя невольно: доведётся ли им снова, вот так, по-семейному собраться в доме и говорить, говорить, хохотать, от заката до рассвета? И что-то подсказывало: нет.***
Напрасно Адриан переживал, что будет тяжко! Все пошло, как по маслу. Когда Феликс надумал уходить — доделывать-таки злосчастные уроки — старший брат попросил его задержаться. Набрав в лёгкие побольше воздуха для продолжительной речи, он пересказал товарищам своим по несчастью все, что ему удалось выяснить и все, что он предпринял для благоприятного разрешения этой комедии. Адриан давно уж доверял Феликсу. Они не были особо близко, в их общении всегда присутствовала какая-то неизъяснимая формальность и принужденность, что ли? Вот, мы всё-таки одной крови, поэтому уж ради приличия давай иногда пререкаться и отшучиваться, как будто знаем о друг друге все, хотя на самом деле — ничего? Эдакое негласное условие их жизни. Но Маринетт их сплотила снова. Возродила в сердцах давно забытое чувство — братскую любовь. Только с ее появлением — даже с хвостом — Адриан с удивлением вновь открыл для себя лучшие качества своего брата: любознательность, не переходящую меру, верность, надёжность, умение не выдавать секретов и эта его милая скромность, когда его поймаешь с поличным на какой-нибудь личной мысли! Поэтому он говорил, не колеблясь. Ни на секунду. Феликс — умный мальчик. Он поймет и сделает правильные выводы. Адриана не сомневался в этом. Было ли жаль раскрывать темную сущность отца перед младшим братом? Было, конечно. Но чем раньше он повзрослеет, тем будет лучше. Наверное… Весть омрачила лица собеседников, но Адриан всей своей сутью ощутил такое колоссальное облегчение, что его было не остановить: под конец тирады он и вовсе пустился воодушевленно жестикулировать с руками и в красках расписывал оппонентам лицо Габриэля, когда тот узнает, что его «жертву» уволокли из-под носа. — Адриан, — прервала его живописные и немного нездоровые мечтания Маринетт, — прекрати. — Хорошо. Парень на удивление быстро сдался. Строгий голос Маринетт вывел его из транса, отрезвил, подействовал, как обезболивающее: он тотчас опомнился и стряхнул себя пыльную негу мести, как неприятную болячку из мыслей. — Я хочу уточнить: мы просто-напросто сбежим? И все? — Именно так. И ещё… не переживай, люди доставят тебя в безопасное место, — прибавил он, одобрительно подмигивая Мари. — Что же это за люди? — Прекрасные. Тебе уже доводилось с ними встречаться. По губам русалки пробежала смутная тень улыбки. Кажется, она знала, о каких «прекрасных людях» идёт речь. Уточнять не стала — она была убеждена в своих догадках. Когда Адриан вызвался проводить младшего до комнаты (точно того монстры какие-то могли украсть, ну ей-богу) Феликс одернул того за рукав рубашки и с не детской сталью в голосе потребовал: — Адриан… обещай мне, что с Маринетт ничего не случится. Сначала юноша опешил от такой серьезности, но, поняв, что мальчонка не шутит, прочистил горло и исправился: — Можешь быть уверен: с ней ничего не случится. Побуравив старшего долгим, внимательным взглядом, мальчик молча скрылся за дверью. — Ну и дела… Адриан запустил пальцы в волосы и потрепал себя по макушке. Затем, задорно присвистнув и напевая какой-то отдаленно знакомый мотивчик из детства, удалился. Даже дети поют о любви. Завтра их ждёт ответственный день.***
Завтра началось с отборной ругани. Они проспали. Нет-нет-нет, только не это! Невероятно, вот так готовишься к чему-то грандиозному, вынашиваешь план в голове, представляешь лицо противника в момент поражения — и все катится коту под хвост, просто из-за того, что кое-кто не успел вовремя поднять свою задницу с постели. Будильник не прозвенел, хотя перед сном Адриан проверил его дважды. Это не могло быть просто совпадением. Кто-то знал об их побеге. Или слышал. Или секретарша проболталась отцу, или Феликс? Хотя ещё вчера Агрест старший был уверен в надёжности второго на сто и один процент. Но сейчас Адриан был готов поверить во что угодно, лишь бы проехаться кулаком по чьей-нибудь моське, потому что это уже ни в какие рамки не лезет. Неужели они с Маринетт не заслуживают счастья или — о небо! — хотя бы незатейливого человеческого спокойствия? Адриан с горечью свесил голову и сцепил пальцы. Черт. Этот месяц — это была своеобразная отдушина, да, проклятая судьба? — Адриан? — Русалка неожиданно обняла со спины. — Не переживай. Мы все успеем. Адриан не отвечал: он лишь подставил лицо для ласк девушки, а глаза его, гипнотизирующие входную дверь, словно бы говорили: «Я все испортил». Манипуляции сработали — дверь распахнулась и в комнату ракетой влетел Феликс. Он взял брата за руку и принялся лихорадочно трясти, словно желая вывести из этого странного состояния: не то транса, не то потерянности. — Вы совсем, да?! В гостиной какие-то люди. — Проклятие… — едва слышно выругался Адриан себе под нос. Он встал с заправленной кровати и прошелся по импровизированному кругу, нервно заламывая пальцы. — За нами должны были приехать Аликс и Ким на грузовике. Сегодня все идёт под откос. — Успокойся, — Маринетт в примирительном жесте вскинула руки, видя раздражение Агреста. Негатив им сейчас не помощник. — Я уверенна, что есть причина, по которой они задерживаются. — А я не вижу причин для бездействия, — встрял Феликс. Мотнул белокурой головой и поманил Маринетт за собой. — Ты идёшь, Адриан? Если уж проспали, то принимайте ошибку. Адриан поднял на брата прояснившиеся очи и уставился на него, точно зачарованный, точно разглядел его по-настоящему впервые в жизни. Последняя фраза прозвучала так мудро. Так не по-детски. Когда мальчонка так повзрослел? Адриан упустил этот момент, но что толку тосковать по прошлому, когда решается будущее? Феликс прав, страшно прав: ошибки нужно принимать. И решать по возможности, а не злиться из-за упущения, злиться на себя за непредусмотрительность, злиться на себя за то, что злишься — и смыкаются линии дьявольского круга. Линии все ещё не соединились. Есть время — есть возможности. Нужно действовать. Прошли секунды, но у Адриана перед лицом во всем шарме и блеске просияла вечность. Он кивнул и, бросив последний, беглый взгляд на аквариум, с которого все началось, под руку с Маринетт ринулся на первый этаж. Феликс бежал впереди них. Экий путеводитель! Рьяная братия передвигалась стремительно, но бесшумно. Вдруг — Феликс остановился: все замерли и притаили дыхание, словно один неверный звук мог ненароком разбудить неведомое чудище. — В гостинице эти злые люди и отец. Я их отвлеку, а вы бегите. Адриан даже не успел остановить младшего брата: тот бросился вперёд быстрее, чем рука Адриана могла бы настигнуть его плечо в предостерегающим жесте. Феликс и правда вырос. Такое баснословное самопожертвование. Откуда это у него? Перед глазами вспыхнул и угас силуэт Эмили Агрест. Верно, она была такой храброй и такой же отчаянной. Как жаль, что первенца обделили этим геном. Но самое время этот ген в себе вырастить. Адриан сжал ладонь Маринетт и улыбнулся самой ослепительной улыбкой, на которую был способен. Они на цыпочках прошмыгнули через столовую, и вот — пункт назначения, миновав который они окажутся в большей безопасности, чем за последние сутки. Гостиная. Адриан плотнее прижался к стенке, нагнулся, выглянул и… ошалел. Феликс устроил настоящее представление по отвлечению внимания: пробегая мимо столовой, он, очевидно, взял кухонные приборы, и сейчас во всю силу долбил в металлическую кастрюлю поварешкой. Звук был оглушающий. Адриан едва не покатился со смеху. Пользуясь тем, что все мужские фигуры были обращены на мальчика-чудака, парень с русалкой вынырнули из своего укрытия и резво кинулись к парадной двери. Пальцы дрожали, когда пальцы набирали код. Адриан не сразу понял, что в гостиной стихли любые звуки. Гуд собственных мыслей был громче. — Неблагодарный подонок, — проскрежетал до боли знакомый голос. — Я делал все для твоего блага, но тебе не хватило ума оценить это. Адриан обернулся: отец зажимал рот Феликсу и выжигал в старшем отпрыске зияющую дыру. Лицо юноши озарилось светлой улыбкой. Он открыл дверь, выпустил руку Маринетт и подтолкнул ее наружу, к свободе. Она поняла посыл и, не оборачиваясь, поспешила прочь. Адриан на последок подмигнул разъярённому Габриэлю и показал средний палец. Давно мечтал так сделать. Дверь хлопнулась — Феликс до одури впился зубами в потную отцовскую и засеменил к брату и его возлюбленной. Габриэль чертыхнулся и зажмурился от боли. Он вынул из нагрудного кармана жилета платок и протер обслюнявленную ладонь. — Вы все ещё здесь? — он измерил глазами трёх дубиноголовых мужиков и вздохнул, как мученик Ада. — За ними. Мужланы синхронно кивнули головами и двинулись следом.***
Оказавшись за пределами особняка, Адриан облегчённо выдохнул. Мучения закончились. По бокам от него Маринетт и Феликс, а впереди них — обещанный грузовик. Только он какой-то… другой. Но все же Аликс держит слово. Затемнённое стекло чуть опустилось и из салона выглянула изящная женская рука с ярким маникюром, жестом указывающая на то, что пора садиться. Адриан удивился, но не придал этому большого значения: ну, мало ли, в Аликс проснулся доселе дремавший инстинкт… — Маринетт, сади… Не успел Адриан договорить, как Маринетт покорно села. Только не в машину, а на корточки перед мальчишкой. В его бледно-голубых глазах стоял непролитый водопад из слез. Адриан приоткрыл рот, силясь что-то сказать, но так и не смог подобрать нужных слов. Русалка порывисто сжала мальчика в объятиях, но тот лишь повел плечами, как человек, который вот-вот зарыдает, и словно бы одеревенел. Даже здоровый румянец сошел на нет. — Феликс. — Маринетт отстранилась от мальчика, продолжая придерживать его за локти, словно он мог бы упасть. Она проницательно нырнула в его глаза и смогла найти те слова, которые бы могли его приободрить. — Я люблю тебя. Никогда не думай, что ты лишний. Я знаю, что ты переживаешь из-за того, что к сыну известного дизайнера будут относиться по-особенному, а тебя такое положение дел не устраивает, не правда ли? Но ты находчивый и смышлёный, а значит сможешь протоптать себе дорогу и доказать миру, на что способен ты, а не деньги твоего отца. — Если ты любишь меня, — шмыгнул носом Фел, — забери меня отсюда. Я хочу с тобой. Маринетт встала и принужденно улыбнулась: — Прости. Никак нельзя. Девушка прижала руку к груди, в которой стукало сердце — отчаянно, болезненно, как вирус, поедающий клетку. Если бы Мари задержалась ещё на чуть-чуть, она бы наплевала на все и уговорила бы Адриана взять Феликса с собой. Но lex* должен быть соблюден, без него никуда. Она забралась в грузовик и чуть не подпрыгнула на месте, увидев светлую макушку на водительском кресле. Предчувствие ее не обманывало. Она нахмурилась, но ничего не сказала. Дождавшись, когда Маринетт скроется в салоне авто, Адриан повторил ее незамысловатое движение и присел на корточки, чтобы чувствовать себя наравне с младшим. — Ты ведь ее любишь? — Люблю, — эхом отозвался мальчик, до красноты растирая глаза, чтобы не разрыдаться перед старшим братом. — Тогда ты должен отпустить ее. Я отпускаю тоже. Мысли, как после взрыва, разнесло в стороны. Феликс испуганно воззрился на Адриана, будто ягненок на волка, оскалившего зубы. Неужели братец догадался?.. — Маринетт, — ее имя скользнуло по его губам мягко, как полоска бархата, — слишком хороша для этого сухопутного мира, в котором три царя: алкоголь, разврат и еда. Она будет на воле, в океане, со своими сестрами. С ребенком или без. — В каком смысле? А как же мой племяшка или племянница? — Видишь ли, Феликс… как бы это сказать… Ребенок может быть и чело… Ворота отворились, крупные мужчины грозно приближались. — Вот Агрестовский щенок. За ним, олухи, быстрее! Адриан рявкнул что-то такое злобное, что и не разобрать — кажется, какую-то брань на китайском, а затем наспех помахал мелкому рукой и залез в грузовик. Машина двинулась с места. Щёлкнул ремень безопасности. Наконец, Адриан повернулся к спасительнице, чтобы отблагодарить и… замер. Буквально врос в сиденье. Клацнул зубами. Мало ему сюрпризов за одно утро, да? — Хлоя, — ее имя ровно — хвала небесам! — дрогнуло на губах Адриана, — почему ты помогаешь мне? — Потому что меня волнует судьба русалок не менее, чем тебя. Адриан тихо посмеялся такому заявлению. Кажется, до этого момента она делала все да наоборот. — Вот как? Ну допустим. А где же Аликс? — Мой отец… — издалека начала Буржуа, нервно поправляя выбившийся из идеально уложенного хвоста локон, и сильнее давя на руль. «Смотри, как бы твой ноготок не надломился под таким напряжением», — мрачно заметил циник Адриана. — В общем, не хочу вдаваться в подробности, но он заинтересован в том, чтобы Маринетт доставили ему. При упоминании о том, что ее хотели похитить, русалка вздрогнула, а кожа ее покрылась холодными мурашками, но увлечённые разгорающимся спором бывшие влюбленные этого не заметили. Атмосфера в комнате горела, как в Аду, обжигала лицо и лёгкие. Мари даже захотелось приоткрыть окно. Что-то душно становится. — Да неужели?! — не выдержал Адриан. — Кто бы сомневался, что твой вечно ищущий во всем выгоду папаша не причастен даже к этому? Проклятье! В его крови случайно нет еврейской?! — Твою мать! — Блонди выбросила токсичную гранату в ответ. — Не прерывай меня, ясно?! Отец знал, что Маринетт беременна… Он особенно увлеченно расспрашивал учёных о результатах экспериментов после твоего твитта. Беременность хвостатых ещё не изучали и вот… Оказывается, русалка самого Адриана Агреста вскоре родит от него. Папа с радостью согласился на предложение Габриэля. Аликс написала мне. Сказала, что если у меня есть совесть, то я просто обязана остановить отца. Но я знаю его лучше прочих. И если его что-то заинтересовало… О, боги, его остановит разве что смерть… или я. Я предложила помощь. У Аликс могут быть серьезные проблемы если выяснится, что это она тебе помогла сбежать, ты понимаешь? Мне же ничего не будет. И я не враг вам. Кончай мыслить ярлыками и стереотипами, Адриан. Та маленькая месть была лично тебе, только между нами. Спертое дыхание, потирание переносицы и упорное старание усвоить эту информацию. Не выходит… Столько вопросов, но сейчас не до них. Аликс в самом деле решила, что Хлое можно доверять? И, черт, он действительно не подумал о безопасности своих друзей, а ведь ставил их под удар! Как много просчетов, Адриан Агрест, как много. Да ты растерял хватку! Адриан восстановил дыхание и задал один вопрос, устаканившийся в голове: — Ты думаешь, ты сделала как лучше? — Ну уж точно не хуже. — Буржуа пожала плечами, игриво подмигнула и расхохоталась под вой сирены. — Я просто ускорила развитие событий, не находишь? Хлоя укусила внутреннюю сторону щеки. Неужели, полиция преследует их? Да не может быть! — Не нравится мне это, — одними губами пролепетала Хлоя и приоткрыла окно, кивая Агресту. Бог определенно против их побега! Адриан высунул голову. Угрюмо-серый рено и полицейская тачка преследовали их. Копы на хвосте! Прекрасно! Куда, казалось бы, хуже, ан нет! Агрест с раздражением всплеснул руками. Хлоя простонала и ускорилась. — Держитесь, оторвёмся! — Ты и раньше сбегала от копов? — скептически вскинул бровь Адриан, немало удивленный спокойствием Хлои. И действительно, ее лицо тотчас приняло сосредоточенное, но не напряжённое выражение, она села ровно и уверенно управлялась с громадным грузовиком. Железные нервы. — Ты многого обо мне не знаешь. — Да ты полна секретов, — фыркнул парень, припоминая, как Хлоя смачно врезала одному из охранников элитного клуба, который отказывался их впускать. Оказывается, блонди с пяти лет занималась карате. Она никогда ничего не рассказывала из своего детства; Адриан подозревал, что это связано с детскими травмами. Все, что он знает — это то, что она была чувствительным ребенком. — Как и ты. Переспать с русалкой… — Буржуа закатила глаза, и Адриан уже пожалел о том, что, вспоминая о ее детстве, искренне соболезновал ей и даже оправдывал теперешнее поведение. — Боже. Да ты извращенец. — Я здесь, вообще-то. — Маринетт неловко протиснулась меж сидений и помахала рукой, привлекая к себе всеобщее внимание. Хлоя посмотрела на русалка в зеркало и подмигнула отражению: — Ни минуту не забывала о твоём присутствии, пупсик. — Берегись! — предупредил Агрест, едва заметивший краем глаза, как серая рено обогнала и подрезала их. Хлоя в мгновение ока затормозила. Плечо и грудь Адриана сдавил ремень безопасности. Дыхание спёрло. Если бы не молниеносная реакция девушки, то все могло бы обернуться катастрофой. Столкновения, как такового, не произошло, бампер грузовика лишь царапнул рено. «С ума сойти, — в восхищение подумал Адриан, меняя Хлою оценивающим взглядом. Она, видно, не на шутку испугалась и сейчас, схватившись за сердце, глубоко дышала, пытаясь успокоиться. — Я и не знал, что ты способна так мастерски управлять авто». Адриан обернулся и протянул руку вперёд, дотрагиваясь подушечками пальцев до сморщенного лица Маринетт. — Ты как? — Жить буду, — отвечала она с болью в голосе, и Адриан онемел. Она сидела, сгорбившись и обняв себя руками. На ее лбу выступила испарина. Она выглядела так, будто… — Уже… скоро? Впервые за все время Маринетт подняла голову, и лишь потому, как неестественно были расширены ее зрачки, парень все понял. Видимо, переживания последних дней дали о себе знать таким образом. Припомнив, как беспокойно вертелась Мари прошлую ночь, Адриан виновато закусил губу. Не надо было ей говорить. — Держись, — юноша ободряюще потрепал Мари по макушке, — мы скоро доберёмся. Куда? Далеко? Зачем? Русалка не стала задавать лишних вопросов. Вымученная улыбка на долю секунды коснулась ее губ и скрылась, когда она свесила голову и сконфузилась. Ее руки покрылись мурашками, дрожь колотила ее ноги. Адриан потёр переносицу. Это все он виноват, он. Зачем он тогда взял ее, когда она предлагала себя всю, без остатка? Ему следовало удержаться — вот к каким это привело последствиям. За несколько минут блаженства он пожертвовал умиротворённой, тихой жизнью. И вот теперь, выходит, что же? В девятнадцать лет ему предрешено стать отцом. Отцом! О, седьмое небо, будем же честны! Месяц он кормил себя иллюзиями и надеждами, что ему не страшно воспитывать ребенка, что он полностью к этому готов, что он с радостью посвятит себя воспитанию родной кровушки. Что он будет лучше, чем Габриэль, в конце концов. Ах, все ложь, все бессмысленное самовнушение! Нет, нет и нет! Если бы он знал, во что это выльется, он бы ни за что на свете не переспал с русалкой. Нет, нет и нет! Ему девятнадцать лет. Горизонты жизни открывают перед ним свои широкие объятия, и что же? Он принес это в жертву дитя — дитя, которое, быть может, даже не будет человеком? Дитя, которого он не сможет вырастить? От отчаяния и необратимости прошлого хочется плакать, но сейчас точно не подходящее время. Адриан смотрел в окно и бешеная собака вцепилась в его затылок. Бешенство от затылка до самых мозгов плавило адекватный смысл. Мужланы повыходили из рено с автоматами — настоящими, как в боевиках! — и прицелились к грузовику. Такой гнев овладел Адрианом, что он бесстрашно выскочил из грузовика, якобы обезоружено поднял руки вверх и, расслабленно покачивая бедрами, как последний плейбой, подошёл впритык к одному из них: кажется, главарю. — Мужики, давайте решим все мирно. Вам ведь деньги нужны? Они все поочередно просканировали его хмурыми взглядами, и лишь один, главарь, без всякого интереса буркнул, выпучив толстую губу: — Нам нужна русалка, мальчишка. У твоего папочки наверняка бабла больше, чем у тебя. — Как знать, как знать, — лукаво прощебетал Адриан и нырнул в карман, делая вид, что нащупывает драгоценные купюры. Наконец, его палец кольнуло лезвие, и Адриан, крепко схватившись за рукоятку ножа, ринулся к самому на вид слабому и единственному в этой банде, кто ниже него, бандиту. Момент — этот мелкий бес уже трепыхается в руках Адриана. — Дайте девушке проехать, — он скосил глаза на Хлою, которая крутила пальцем у виска и уже собиралась высунуться следом за ним, но он пригрозил ей взглядом. — И тогда я подумаю, следуют ли оставлять вашего рыжего в живых. Рыжий что-то сдавленно пробормотал, но его слова — если их можно было разобрать — заглушил смех главного. — Какая жалость, что ты взял самого бесполезного из нас, щенок. — Да ты блефуешь, — подхватил тот, что стоял ближе всего к грузовику. — У тебя кишка тонка. Сопляк. Его и обезвредили первого: полицейская тачка припарковалась чуть позади грузовика. Из нее вывалились двое ажанов*. Один из них выстрелил в того, что раскидывался пафосными фразочками. Адриан невольно усмехнулся. — Оружие на землю. Руки наверх. Это касается всех. Адриан медленно положил ножик на землю и зачем-то пнул его к одному из полицейских. Тот и бровью не повел. Мужланам пришлось подчиняться. Секунда — и все автоматы оказались на асфальте. Летели гудки машин, рассыпалась народная брань недовольных граждан, которым перекрыли дорогу. Один из них, очевидно, заприметив самого Адриана Агреста, подъехал на непростительно близкое для простого зрителя расстояние и достал телефон, снимая происходящее на видео. Хочется верить, что он додумается выложить это в сеть и сорвать как минимум полмиллиона просмотров. «Как удачно все складывается. Акт мести будет осуществлен сегодня». — Эй, ты, — Адриан, как ни в чем не бывало, повернулся к снимающему, — да, ты. Вот ты знаешь, что русалка, которую любимый папочка подарил мне на совершеннолетие, сейчас беременна от меня? Адриан бодро жестикулировал, но, задав вопрос, замолчал. Молодой парень понял, что от него ждут ответа, поэтому неуверенно промямлил: — Эм, нет, Адриан… — Тем лучше, теперь знаешь. Обалдеть, правда? Месяц мы жили, как в раю, не зная ни забот, ни проблем. Мы хорошо проводили время, болтали, резвились, готовились к рождению ребенка. Ну чем не семья, да? И мой драгоценный папочка притих на целый месяц. Даже чтил нас своим присутствием за трапезой, прикинь? Но вот не так давно — буквально вчера — я узнал, что он в заговоре с достопочтенным мсье мером. Оказывается, Андре Буржуа мало поставленных опытов! Он не готов отпустить русалок просто так! Они с моим отцом тайно договорились — хотели увезти будущую мать моего ребенка и ставить эксперименты ещё и на ней, а ведь она чудом избежала такой судьбы. Я должен так же сделать признание: Андре Буржуа не заслуживает своего положения в обществе, ты так не считаешь? Его репутация безупречна, но что он делает? Балует нас сладкими надеждами? Не он ли обещал освободить русалок? Возвести мост гармонии и взаимопонимания между нашими расами — кажется, так он сказал. И что в итоге? Пять русалок на воле? Серьезно?! Мы для вас шутка какая-то, мсье Буржуа? Задумайтесь, ведь власть — это отражение народа. Это мое мнение, но я считаю, что французы заслуживают большего, лучшего, и лицемер у власти — это не то, что мы должны терпеть. Хештег долой буржуев! Парень убрал камеру. На его лице отразилась гамма чувств: замешательство, смущение, задумчивость, монотонные колебания. Он объехал столпотворение и уехал прочь. Адриан смотрел ему вслед в надежде, что тот все-таки зальёт видео на ютуб. А затем обернулся. К его виску тотчас приставили пистолет. Полицейский, видимо, вдохновленный речью юноши, судя по его горящим глазам, шепотом сказал: — Убирайся отсюда. Адриан порывисто пожал ему руку. — Век не забуду. — Ты столько не проживёшь, — кисло улыбнулся ажан, но Адриан уже не слышал. Он живенько забрался в грузовик, и стоило дверце за ним захлопнуться — машина тронулась с места. Он пристегнулся и отдышался. — Хлоя, молю, скорее… — его захлестнула волна отчаяния столь губительная, что он уже не думал о гордости и прочих глупостях. Они отпадают перед необходимостью. А последние силы он растратил на свой монолог с явными оттенками призыва к революции, хм… — Маринетт, похоже, рожает. Вбей в навигатор адрес… — Я знаю, куда ехать. Блонди с такой невозмутимой простотой пожала плечами, что Адриан поперхнулся воздухом. — Ты знаешь даже про условленное место? Аликс настолько тебе доверяет? — Если бы ты больше интересовался моей жизнью, то ты бы знал, что мы с Аликс подружились после того, как ты нас познакомил. — Ну, началось… — Адриан закатил глаза и, удобно подперев щеку рукой, уставился в окно. Но священное молчание длилось недолго: — Это было смело, — Буржуа говорила о непродуманном монологе Адриана, и он заинтересованно навострил уши. Кто бы что ни говорил, но от этих слов может зависеть многое. — Ты не пожалеешь потом? — В любом случае, тебя это не касается. Деланное равнодушие. — Ты хоть себя слышишь? Это касается всех. Положение моего отца в обществе пошатнется после твоего заявления. Хотя я уверенна, что он найдет, как выкрутиться. Адриан фыркнул. Будто репутацию ее отца можно ещё чем-то подмочить. Да он даже не старался. Правда всегда была на виду, и если бы люди хотели ее увидеть, они бы увидели. Он просто озвучил то, что не осмеливался никто до него. Всё-таки истину глаголят: самая удачная ложь спрятана под носом. Дело в том, что такая ложь, а именно перед носом — слишком проста, чтобы люди в нее поверили. Ведь люди привыкли все усложнять. Так или иначе, в слух Агрест сказал совсем другое: — Так спокойно говоришь об этом? Затишье перед бурей? — Я должна бы злиться на тебя, но не могу. Что поделать, перед твоим обаянием не устоит никто. «Я, конечно, польщён до глубины души, но ты мне бессовестно льстишь», — хотелось ответить Адриану, но Хлоя задала вопрос, не на шутку встревоживший его. — Что-то хвостатая совсем притихла. Проверь ее, нареченный папочка. Самолюбию Адриану некогда было обижаться на «хвостатую» или «нареченного папочку», поскольку любое оскорбление — если оно не от человека, желающего самоутвердиться за счёт других, прыская свою грубость, как скорпион яд — на чем-то основано. Юноша подался назад, несколько раз окликнул Маринетт, подёргал за руку, но она никак не реагировала. Дерьмо. Этого ещё не хватало. Она в отключке и совсем размякла. Даже при тусклом освещении Адриан мог наблюдать, как побледнела ее кожа, даже мимолётным прикосновением мог ощутить, как похолодели ее пальцы. Агрест сообщил спутнице о состоянии русалки, и она проехала на большой скорости, игнорируя красный цвет светофора. Рискованно. — Потерпи ещё немного, — нервно заверила блонди, видя неусидчивость Адриана. Хлоя не врала. Ждать осталось недолго. Через десять минут они были на месте. Адриан шустро отстегнулся, залез на заднее сиденье и, подхватив Мари на руки, вылез из машины. — Ты не идёшь? — спросил он у Хлои, отчего-то чувствуя себя круглым идиотом. — Не-а, не-а, — протараторила Хлоя, рассматривая ярко-розовый маникюр, — как ты уже наверняка догадался, смышлёный мальчик, меня стопудово кто-нибудь попытается оштрафовать за превышение скорости и нарушения других скучных правил дорожной безопасности. Так что до встречи, папаша. И ещё кое-что: я отдаю свой голос мальчику. Врубив музыку на полную катушку, Хлоя умчалась вперёд, оставляя за собой занавеску из пыли и странное послевкусие. Адриан передом предстал перед небольшим загородным домиком, который они с Аликс, Нино и Кимом арендовали в прошлом году. Он здесь бывал нечасто в силу своего загруженного расписания, но вот троица пребывала здесь с завидным постоянством. Встречать Адриана сначала вышла Аликс, за ней — Нино, а следом, топчась на месте с чрезвычайно виноватым видом, Ким. — Ну надо же, какие люди! — если бы Адриан мог, он бы возмущённо всплеснул руками. — Да, конечно, Адриан, мы поможем тебе, вообще никаких проблем… — кривляясь, передразнил он вчерашнее сообщение черлидерши. — Я был так удивлен, узнав о твоей дружбе с моей бывшей, Аликс! Проигнорировав его недовольный лепет, она схватила Адриана за воротник и, рывком притянув к себе, яростно процедила: — Я настрочила тебе херову тучу смс в ваттсапе, телеграмме и… да где я тебе только не писала, но ты везде был недоступен! Ты хоть представляешь, как мы переживали?! — Наконец, опустив взгляд на «ношу» Адриана, она смягчилась и участливо спросила: — Как она? — В отключке. Скоро родит. И уж точно была бы в большей безопасности, если бы ты предупредила, кто будет нас забирать. — Ох, ну простите, Мистер Я Все Контролирую, но и вам следует быть более пунктуальным, ясно? — Пока Адриан взбирался по ступенькам, Ким и Нино молча сопровождали его по бокам, и когда он добрался до двери, первый открыл дверь. Аликс же отчитывала оплошавшего Агреста сзади, рьяно тыкая пальцем в воздух. — Пока ты дрыхнул, Хлоя ждала тебя полтора часа! Нино перехватил руку девушки и огрызнулся: — Я понимаю твои чувства, Ал, но сейчас не до этого. — Ты прав, — сдалась девушка и вместе с остальными проследовала за Адрианом в гостиную. Он аккуратно положил Маринетт на навесной гамак и присел рядом на пуфик. Она все ещё не приходила в себя, только время от времени что-то постанывала в полудрёме. Отрывки каких-то непонятных фраз… Видимо, на ее родном языке. — Ты сказал, что она скоро родит, — робко заметил Ким. — И что же нам делать? Как ей помочь? Разве она не должна быть… кхм, в воде? — Да, точно, — Адриан встал с места, и взгляд его стал более осмысленным, чем за весь последний час. Он будто бы вынырнул из комы или опрокинул в себя литры энергетика. Глаза его возбуждённо засияли на унылом челе. — О боги, да, черт побери! Я так разозлился на себя за то, что проспал, так запаниковал, что у меня все вылетело из головы! Да-да, мы же ни раз это обсуждали, я знаю, что делать… Пока Адриан говорил, он расхаживал по кругу, но под конец речи остановился возле товарища и с благодарностью похлопал того по плечу. — От души, Ким! Спасибо, что вывел меня из транса. — Всегда пожалуйста, чувак, мы же друзья… Неожиданно Нино вытянулся по стойке смирно и отдал честь Адриану: — Отдавай приказы, кэп. Что требуется? Адриан как-то по-новому, по-отечески оглядел своих друзей и, призывно похлопав в ладоши, проговорил: — Чистые сухие и сырые полотенца, наволочки, подушки и графин воды… Живее, солдаты, новая жизнь не за горами!***
Маринетт пришла в себя перед самыми родами. К удивлению всех присутствующих, она не кричала навзрыд, не билась в судорогах и не пыталась кого-то обвинить в своей боли. Она говорила Адриану, что у них с этим все проще, но чтобы настолько… Был лишь неестественный жар, как в тот первый раз, когда она прыгнула к нему в руки в форме двуногой особи, обильный пот, шумное дыхание и, кажется, все. Без крови не обошлось, но ее было так мало, ничтожно мало. Русалка хваталась за простынь, металась по подушкам и дышала, глубоко, порывисто. Был вечер, в доме было тихо. Все были в немом ожидании. Никто не решался на разговоры. Нино и Ким стояли в коридоре, прижавшись спиной к стене и глубоко о чем-то задумавшись, Адриан расхаживал по кухне, надеясь принести что-то необходимое, вдруг понадобится скальпель или ещё бог знает что… Аликс сидела перед диваном, на который переложили Маринетт, наблюдая за ее муками и грызя ногти от ожидания. Ей, наверное, тоже, когда-нибудь придется… Боже. Первый детский вскрик прорезал воздух. Молекул кислорода стало не хватать. Все как по сигналу примчались в гостиную. Аликс, стараясь унять непроизвольную тряску рук, предельно осторожно закутала ребенка в простыни и взяла на руки. Мальчик. Ее сердце едва ли не взорвалось от напряжения. Это ребенок ее друга. Маленький человек. Мини копия Адриана. Стоп, человек… Аликс оттерла хорошенькое сморщенное личико, как у новорожденного котенка, от крови, и юркнула пальцем под простынь, пощекотала малюсенькую пятку… И правда, ноги. Настоящие ноги. Какой-то непонятный звук, назначение которого не ясно, взвилось нотой в воздух. То ли приглушённый вскрик, то ли испуг, то ли радость… Но… как такое возможно? Адриан, едва не запнувшись о собственные ноги, вихрем, сносящим любые преграды с пути, настиг Аликс. Он взволнованно протянул руки. Аликс бережно вручила ребенка ему. — Адриан, ваш ребенок… человек. Разве от союза русалки с человеком может родиться человек? — Мои молитвы были услышаны, — заговорщически шепнул Адриан и, присев на колени, перед матерью, показал ей малыша. — Славно… какой хороший мальчик, — шепнула Маринетт и, прикрыв отяжелевшие веки, провалилась в глубокий сон. При слове «мальчик» сердце новоиспеченного папочки завелось, словно до этого и не билось вовсе, а так, имитировало, что качает кровь. Теперь он понял последние слова Хлои. Вот что она имела в виду, говоря, что отдает голос за мальчика. И она была дьявольски права. У Адриана Агреста сын, рождённый от, казалось бы, невозможного союза.