❂❂❂
Очень симметрично задержавшись на последней паре и встретившись в холле, трое ребят решили перед поездкой домой перекусить в кафетерии института. Кухня там была ординарной, но вполне сносной. Тэхён шёл, оглашая уже опустевший коридор заунывным пением обитавших в желудке китов. Чон и Чим ощущали своих кашалотных животных менее голодными, но не могли не воспользоваться выигрышем друга. В буфете оказалось чересчур свободно: очень редкие студенты предпочитали обедать в стенах учебного заведения, а не нестись на всех парах домой. За дальним столиком тихо переговаривались представители биологического факультета, а возле витрины с готовыми, ограждёнными стеклянными дверцами порциями застрял, очевидно задумавшись над выбором, какой-то неприметный тип. Встав к нему спиной, чтобы не смущать и не торопить, Чонгук продолжил подкалывать голубоволосого товарища по поводу его безразмерного нутра, требующего целой кучи еды. Тот уже водрузил себе на поднос две тарелки салата и большой стакан мангового сока, на чём не собирался останавливаться. Рядом причаливший Чимин только и успевал делать короткие вдохи между приступами хохота, глядя на возмущённого Тэ и Гука, вошедшего в настоящий, подтрунивающий азарт. - Вот у физиков есть высокоуважаемый мсье Шрёдингер, прославившийся издевательством над метафорическим котом в коробке, а у нас свой объект для восхищения – ты, мсье Шрёдер, который любую пищу поглотит и не подавится, - выдал очередную шутяо брюнет и заслуженно получил запущенной в него вилкой. Попытавшись увернуться, он попятился и налетел на притихшего сзади незнакомца. Рассерженные руки отпихнули навалившуюся на них спину. Чонгук, смеясь и не чувствуя раскаяния, повернулся, чтобы попросить прощения, но наткнулся на совершенно безумные глаза. - Извини, приятель, я не специально. - Чужое счастье себе ты тоже не специально забираешь? – прошипел парень. - Ты о чём? – Чон абсолютно точно не осознал предмет претензии. Из-за его плеча высунулась пшеничноволосая голова и издала удивлённый возглас на высоких нотках: - Бангу? Давно тебя не видел, ты где пропадал? Названный скривился, не переводя разъярённого взора на третьего, нежелательного участника стычки: - Мало тебе своего благополучия и отсутствия проблем? Решил ещё и заветный приз заграбастать? - Я понятия не имею, о чём ты говоришь, и вообще в первый раз тебя вижу. Давай не будем раздувать конфликт на пустом месте и просто мирно разойдёмся, - подняв руки вверх в безобидном жесте, Гук недоумевающе глянул сначала на противника, а потом и на Пака, уже полностью вставшего возле него. - Прости, но по-хорошему не выйдет. Знаешь, отчим много говна успел мне сделать, но научил одной полезной и стоящей вещи: если чего-то хочется, это нужно отвоёвывать любой ценой. В моём случае – твоей кровью, - пока последние слова слетали с языка, вспотевшая рука сунулась в карман и вытащила оттуда перочинный нож, щёлкнув рычагом и открыв лезвие. Друзья сразу же напряглись, а застывший позади них Ким сделал пару шагов назад, готовясь бежать и звать охрану. - Что случилось, Ли, у тебя в семье что-то плохое произошло? – начал осторожно Чимин, выставив раскрытую правую ладонь и пытаясь выйти немного вперёд. Тут же его обеспокоенно дёрнули обратно за левое запястье, запрещая двигаться и возвращая на место. - Это не важно, ничего уже не важно, - отозвался поехавший крышей Бан, не сводя хищного контроля с нахмурившегося черноволосого. - Не лезь, ЧимЧим, - предостерегающе произнёс Чон, снова потянув за руку, заводя блондина за спину и закрывая собой. На это защитное действие нападающий одобрительно хмыкнул: - Правильно, его не вмешивай. Это чисто наше дело. - Я по-прежнему не в курсе, какие у нас с тобой могут быть дела, - миролюбиво ответил Чонгук. - А тебе и не обязательно, - выплюнули задрожавшие губы, и в следующий момент Ли сделал стремительный рывок, замахиваясь ножом и желая достать до чужой, уязвимой шеи. Брюнет среагировал весьма закономерно: отклонился корпусом влево, успевая отпихнуть охнувшего Чимина подальше в сторону. Чертыхнувшись на промашку, безумец снова кинулся на свою жертву, отказавшись от затеи перерезать горло и рассчитывая метким тычком попасть в живот. Метнувшийся кулак с зажатым в нём холодным оружием Гук умудрился стукнуть, изменив его траекторию, но сам не удержал равновесия и повалился на кафельный пол. Падение тормозить было нечем да и некогда, поэтому удар громыхнул тупым, гулким звуком – затылок чувственно поцеловался с серой плиткой, посылая по всей черепной коробке оглушающий перезвон и тягучую, ноющую боль. Кожа головы не выдержала и распоролась, орошив чёрные прядки кровью. С ужасом увидев, как на дезориентированного, распластавшегося на полу парня уже летит свирепый, обезумевший маньяк, а от чернильной макушки расползается пугающее, бордовое пятно, блондин бросился на помощь. В сознании билась и кричала только одна задача: защитить и спасти. В горящем доме обуреваемая инстинктами мать понесётся искать родное дитя – самое ценное в своей жизни. В любой опасной ситуации человек в первую очередь думает о наиважнейшем. Поэтому неудивительно, что сейчас мир для Пака сузился до одного единственного существа. На каких-то нечеловеческих скоростях белобрысый страж подскочил к Чонгуку и изловчился перехватить чужие руки, уже всеми десятью пальцами вцепившиеся в рукоять. Он затормозил неуправляемую машину для убийства собой, тоже обеими ладонями ухватившись за холодные, сжатые пятерни. Поступательной силы в них, казалось, бурлило немерено: Бангу попробовал избавиться от преграды, дёрнув нож назад и снова сделав выпад вперёд. Лезвие будто вязло в чём-то, словно попадая в выуженный из морозилки кусок масла. Вдруг, на секунду опомнившись, он поднял чумной взгляд на бледную, испуганную гримасу, окунулся в панику и решимость светло-карих омутов, что-то неразборчивое просипел и снова вернулся зрачками к рукам. С мощнейшим набатом по обоим вискам, Чон, всё-таки, смог приподняться и поймать момент, когда Ли сумасшедше зыркнул на сплетённые с ним чиминовы пальцы, и неожиданно их отпустил. На мгновение замер, а потом сорвался и побежал на выход. Брюнет тут же оказался на ногах и метнулся к своему спасителю, забыв про разрывающую боль в затылке. Он затормозил перед ним, впаявшись ладонями в плечи, с неуёмной тревогой осматривая лицо. Шокированная карамель чуть мутнела, брови были заломлены, а губы почему-то виновато, слабо улыбались. Судорожно вздохнув, Пак наклонил голову, и Чонгук упал взором по тому же направлению. Маленькие ладошки зажимали белый свитер, комкая его на животе, а между пальцами осталось нечто чужеродное, губительное и безжалостное: пластмассовая ручка. Мягкая ткань быстро расцветала тонкими, багровыми лепестками в разные стороны, пропитываясь горячей, живой жидкостью. Ноги потеряли возможность держать своего хозяина и подкосились, перекладывая ответственность на заморозившиеся на плечах, чужие руки. - НетНетНетНет НетНетНет, - зашептал вмиг осипший, потрясённый голос, а Гук медленно опустился на колени, бережно удерживая лишающееся жизненно необходимой субстанции тело. Всё естество Чимина прошивала жгучая, режущая, выворачивающая наизнанку боль, но он не желал терять сознание. Перед слегка расфокусированным взором плавала красивая, искажённая неверием, шоком и ужасом, бесконечно любимая мордашка, на которой антрацитовые колодцы уже вовсю проливались солёной влагой, а рот продолжал выговаривать: - Пожалуйста, Чиминни, не отключайся! Потерпи, Тэ уже вызвал скорую, они сейчас приедут. Боже, малыш, не смей! Не закрывай глаза, прошу! Слушай мой голос, вот так, хорошо? Я знаю, тебе очень больно, родной, но не надо. Не уходи, ради меня, ладно? Ты же стойкий, ты сможешь, я верю в тебя! Еле поспевая воспринимать сбивчивое бормотание, блондин хотел было коснуться мокрой щеки, чтобы ручейки горького моря стереть, но только он шевельнул пальцами, как Чон закричал: - Держииии, не убирай! Зажми изо всех сил! – перехватывая плечи и заваливая безвольное туловище на себя, освободившейся ладонью он накрыл полностью окрашенные кровью руки. Ощущая, как начинает шуметь в ушах, а туманная дымка окутывает с краёв видимую картинку, Пак упорно впивался зрачками в ускользающее от потухающего взора лицо, позволяя себе на одно мгновение подумать: «В этот раз тоже успел, надо же… Что это за испытание такое? Всюду спасать этого несносного мальчишку. Навечно родного уже и близкого. Не тебе ли, Чон Чонгук, стрекозы помогают взвешивать человеческие души, чтобы решить, куда они отправятся? Или это уже ад, а ты его прекрасный правитель, скинутый когда-то с небес за непослушание? Уже не важно, на самом деле. Куда на этот раз? Почему нельзя остаться? Не хочу тебя терять, правда. И сам теряться не хочу. Не отпускай, пожалуйста, хоть последние несколько секунд…» Воспалённое сознание, с рождённым в нём агонией бредом, потеряло исчезающие крохи энергии и отказалось сопротивляться. Ресницы вздрогнули и спрятали от Чимина заплаканного Чонгука. Конечную каплю себя парень решил отдать не зрению, а пухлым, почти белым губам: - Люблю тебя, - искренним, тихим признанием лёгкие выпустили остаточный кислород и перестали сокращаться, вторя сердечным клапанам. "Прощай" в истёкшем выдохе уже не уместилось.❂❂❂
Первым ощущением в разрозненном, мечущемся и нестыкующемся месиве отголосков эмоций и мыслей была жажда. В собственном, обозначившемся вокруг сознании было слишком душно, сумеречно и немного штормяще. Хоть остальное пространство за закрытыми веками, осязаемое всеми частями тела, и имело определённую ось, существовало довольно устойчиво и крепко, но вот саму пакову планету слегка вело и крутило. Живот мучили острые осколки фантомной боли, во рту со слюной смешивалась то ли кровь, то ли другая, непонятная, горчащая жидкость. Рассудок линовал хаотичный сумбур, как и в прошлый, похожий раз, но кое-что изменилось: растерянности не было. Чимин знал, что он не там, где был. Но понятия не имел, где он. Вопросов разум выдавал ещё больше, но вот немой истерикой заражаться не спешил. Это неясное, практически необъяснимое нечто случилось снова. И в троекратный приход уже не так пугало. Скорее, удручало. Опять блондин угодил куда-то. Опять очень жестоким, болезненным путём. Опять покинут и брошен тем, предыдущим сном, который, почему-то, его тоже не принял. Опять спас своё самое важное существо, и это единственный плюс. А в остальном весь Пак - сплошной, отторгаемый минус. Его вычитают отовсюду, даже в собственных грёзах-галлюцинациях подсознание не даёт побыть чуточку счастливым с иллюзорным, но таким необходимым "призраком". И что теперь? Новая ступень или возврат к старой? Парню уже не нужно ни то, ни другое. Просто оставьте в покое, ну правда. Вдруг опора, на которой, видимо, держалась голова, заворчала и отстранилась, и пшеничная макушка вовремя успела скоординироваться в воздухе, чтобы не упасть. Чимин заторможено распахнул глаза и нехотя пустил реальность к зрительному восприятию. Находиться в упёртом, несогласном неведении было проще: представить, что весь жестокий цирк - это сон во сне, и его можно контролировать как управляемое видение. Но действительность без спроса забралась в понимание: слуха коснулось ленивое звяканье стаканов, обоняние уловило смесь алкогольных паров, витающих в непроветренном помещении, взору предстал впереди стоящий стеллаж со множеством бутылок, а руки оказались лежащими на барной стойке. Пятая точка определила под собой жёсткий и неудобный стул на длинных ножках, с издевательской, слишком лилипутской для поддержки позвоночника спинкой. Бар. Не очень чистый, и, судя по наполненности, не очень-то и посещаемый. А в нём бухой Пак, от которого, чертыхаясь, отсел ещё один клиент-пьянчуга, чьё личное пространство в виде плеча потревожила чужая щека. Молодой и, вообще-то, воспитанный человек мог бы извиниться за такое случайное посягательство, но зачем? Он не пил, но пьян. Он не просил, но вновь очутился где-то, вместо манящего и желанного нигде. Он уже, если честно, подзаебался и не намерен продолжать. Что у него есть? Ничего. Собственная кандидатура, как объект владения, абсолютно не прельщает. Нарушая процесс, сливающий воедино самобичевание и жалость к себе, в кармане завибрировал мобильник. Рука нехотя вытащила его, а хмельной мёд разглядел исключительное имя. Ненавистное уже, но родное. У пальцев не осталось выбора - большой подвинул бегунок к значку зелёной трубки. - Алло? - Ты опять там, да? Чимин, ну сколько можно уже? Я не могу постоянно тебя забирать. Вызову тебе такси, хорошо? - Значит, постоянно? - нетрезво хмыкнул собеседник, открывая для себя новую деталь, - Ладно, буду ждать. - Позвони, как доберёшься, чтобы я не волновался, - смягчился усталый голос, согревая заботливым теплом. - Окей, - соглашаясь без вопросов, парень с иррациональной и бесполезной надеждой протянул, - Гукки, ты ведь знаешь, да? - Что? - Я тебя люблю. - Ага, ты всех в таком состоянии любишь, - обессилено поддакнул Чон. - Проспись хорошенько. Вам завтра к первой паре. "Какой внимательный, даже расписание моё запомнил", - возникло в гудящей, светловолосой голове. - Договорились, - Чимин завершил звонок, нажимая отбой. Чонгук на месте. Переживает. Голос такой же. Пока этого достаточно. С остальными, потенциальными изменениями Пак справится. В том, что несостыковки есть, он уже не сомневается. Проходили ведь. В выключающем запоминательные способности тумане прошла вся транспортировка домой, тамошнее переодевание и обрушение на кровать. С трелью ежедневного будильника проснулся не только сам Чимин, но и все последствия вечерней пьянки. Причин попойки он не знал, зато прекрасно ощутил её логичный итог - вековую засуху в глотке, ежевичный кисель, без спроса заменивший содержимое черепа, ломоту во всём теле и дикое желание убивать и посылать всех налево и направо в увлекательное, трёхбуквенное турне. Еле собрав и принеся свои кости в родной универ, блондин надеялся на единственное, по-настоящему сработавшее бы головную-боль-утоляющее - встречу с его "сокровищем". Он и страшился её, накручивая в уме всевозможные предположения, и жадно ждал. Только Чонгук мог хорошенько встряхнуть паково настроение, ненароком угодившее в глубокую апатию, допускающую волнение лишь номинально, и похуистично вещающую из центра сознания: "Давай, жизнь, наваливай, чего ты там ещё для меня припасла? Я же, по-видимому, шутка для тебя, так что, может, вместе поржём? Люблю, когда смешно". И Чон не был бы Чоном, если бы и правда не ответил ожиданиям. Устроил такой электрошок всему естеству Чимина, что тот даже и не уверен сейчас: а перенесёт ли? Увидеться с Гуком перед учёбой не вышло, так как парень опоздал на добрые двадцать минут. Поэтому неумолимое стремление он передвинул на самый продолжительный перерыв. До него, на лекции и семинаре всё было по-старому: прежние студенты, знакомый преподаватель, такой же вечно забивающий на конспекты, изредка начинающий дремать Тэхён. В своём чумном состоянии, обеспеченном "излюбленным" синдромом всех алкогольных потребителей, Пак не замечал странностей. На его счастье окружающая среда была абсолютно обычной, поэтому даже сердце, слегка подпрыгивавшее и достававшее пульсом до горла, успокоилось. Звонок на перемену разметал тишину лектория, и народ повалил из дверей. Шумный, мощный поток захватил и двух замешкавшихся друзей. Его сила выплюнула их только в коридоре, в конце которого уже маячила смольная копна волос. На удивление чайным глазам, Тэ оказался проворнее и вовсю полез через толпу к намеченной цели. Чимин отстал всего на несколько мельтешащих и снующих перед носом людей, поэтому Ким пришёл к финишу первым. И первым выхватил победный кубок. Карамельный взор в секунду ошарашился и разбился. Перед ним предстала сцена, издевательски обработанная слоумоушеном: Тэхён огибает последнюю преграду и преданно падает в уже раскрытые, принимающие объятия. Несколько мгновений крепко душит несопротивляющуюся шею, вызывая у её хозяина широченную улыбку, а потом случается совершенно непредвиденное: он вполне естественно и без стеснения впивается в счастливые губы, выхватывая короткий, но пылкий поцелуй. У мира вокруг пропадает яркость и звук. У человеческих заслонок пропадает движение. Всё стопорится, пока внутри Пака мечутся и бьются о клапаны непонимание и боль. Самый ненавистный вид боли: душевная, колкая, нанизывающая левое зареберье на одну зазубренную иглу - предательство. Светловолосой голове даже не нужно усердно думать, ответ приходит сам собой: в этот чёртов, ебучий раз Чонгук не не тот. Он не его. Тэхёна, если точнее. Вот тебе и несостыковочка. Жестокая, несправедливая, глупая. Вероятно, имеются и другие, но на них откровенно насрать. Потому что эта - самая страшная и непримиримая. Самая болезненная и убийственная. Это не дифибриллятор для оживления усталой, обречённой чиминовской души. Это удар молнии, чтобы её испепелить и развеять получившийся прах. А детали-то как идеально складываются! Гук знал расписание, потому что его парень учится в одной группе с Паком. И надирался последний в баре не ради веселья - заливал и заспиртовывал персональное горе - безответную, невзаимную любовь. Мозаика собрана, получите медаль за сообразительность. А потом повесьтесь с помощью её ремешка на ближайшем мосту. Быстро чмокнувшаяся парочка отвлекается друг от друга и, кажется, зовёт заморозившегося товарища, вот только он не откликается: до сих пор переживает личное, апокалиптическое потрясение, ни в какое сравнение не ставящееся со всеми предыдущими. Честно, умирать было проще. Всё же, приходиться снять себя с паузы. Натянуть на губы корявое подобие положительной, приветливой эмоции и двинуться навстречу мерзко хохочущей неизбежности, гаденько шепчущей: "Хотел посмеяться? Получай. Надо быть осторожнее со своими желаниями".❂❂❂
У Чимина нет выбора. Его выбор предпочёл другого. И выхода тоже нет. Есть узенькая тропинка, усеянная потрескивающими углями, маленькими, хищными гвоздиками и битыми зеркалами, по которой придётся ступать. И каждый кривой осколок отражательного стекла будет ловить и заключать в себе исстрадавшееся, измученное лицо. Блондин ведь не йог. Не акробат или каскадёр. Он не железный и совсем не игрушка. Но судьбе всё равно. Пусть потанцует её жалкая, безвольная марионетка. Пак свыкается. С лязгом и скрежетом принимает новые условия, поначалу стараясь минимизировать их губительное воздействие. Реже отвечает на звонки и предложения вместе зависнуть где-нибудь на выходных. Предпочитает таскаться за Джином или Юнги, старательно избегая и убегая, как только на горизонте появляется чернильноволосый палач. Живёт так почти две недели, но потом с ужасом понимает - не может так больше. Искусно прятаться и скрываться, сочинять миллионы отговорок и оправданий может, а вот не видеть и не соприкасаться с Чонгуком - нет. Потому что, кто бы мог подумать, с прошлого раза не изменилось главное: Гук пусть и другой, но Чимин по-прежнему тот же. И сердце то же, и память. И надёжно вросшие в них чувства аналогичны. Тянутся к своему адресату, скулят без него и срывают всё сильнее изнашивающиеся цепи. Поэтому пшеничная голова сдаётся. Искусанными губами соглашается на очередное предложение потусить. Еле несущими ногами топает туда, куда позвали. Тревожными глазами смотрит, наконец, на щемящее и дорогое. Всем нутром трещит и дробится. Но возвращается в их мирок, лишившийся без него очень важной детали. Друзья безумно рады, что их незаменимый член команды вышел из временной хандры, непонятно откуда взявшейся. Они пожимают ему руку, приветствуют восторженными словами, по-отцовски треплют по спутавшимся вихрам. Блондин не замечает этого. Все анализаторные системы включаются только тогда, когда весело звучит чертовски нужный голос. И зрение сразу запечатляет самую замечательную улыбку, слух цепляется за одобрительные фразы, а ладонь осязает прикосновение чужих, длинных пальцев. Несмотря на всю непримиримость и боль, Чимин оживает. И решает прекратить прятаться. Набегался уже, хватит. Соскучился аж жуть. И это ощущение нехватки гораздо ядовитее какой-то там иррациональной обиды и ревности. Их перетерпеть можно. Отсутствие рядом Чона - нет.❂❂❂
Свет в небольшой комнатушке выключен. Единственный участок без теней - маленький, жёлтый треугольничек через приоткрытую дверь от зажжёной лампочки в коридоре. Белый кафель на полу и стенах - гладкий, арктический лёд, холодящий спину и ноги. Около бедра валяется смартфон с открытым окном общего чата, где мелькают и тревожно проносятся, чередуясь, сообщения сразу от всех его участников. Как бы быстро они не бежали - уже не успеют. Решение принято. Выдержки больше не осталось. Она вся ушла на прошедшую днём церемонию. Перед закрытыми глазами, прямо с внутренней стороны век работает домашний кинотеатр. На нём сменяют друг друга чёрно-белые кадры, совсем не потому, что плёнка из прошлого столетия. Просто дресс-код у похорон особый, ничего не поделать, традиция. Ресницы снова намокают, хотя, казалось бы, откуда взяться влаге, когда всё нутро заморожено. Стылое, безжизненное, мёртвое. Осталось покончить только с оболочкой. Пальцы уже онемели: достаточно тяжело продолжительное время зажимать тонкий, острый предмет. Попадая в луч искуственного и рассеянного, электрического света, лезвие ловит металлическим боком отблеск. Взор возвращается, прокатывается по нему, не раздумывая о грядущем применении. В сердце и душе одинаково никак. Ошмётки прежних, любых по полярности чувств валяются где-то на дне. Они - кварцевый песок, не пепел, поэтому и возродиться огненным фениксом не смогут. Да и нет в этом никакой пользы. Толчок к действиям даёт трель писклявой мелодии. Дисплей зажигается чьим-то именем, но Чонгук даже не смотрит. Ему плевать. Нет его. Ну почти. По крайней мере, скоро точно не станет. Непроизвольно начиная снова всхлипывать, отчего раздражаясь на свою же мягкотелость и слабость, брюнет закусывает губу и шумно пропускает воздух через сжатые зубы. Хватит тянуть, ничего не изменится. Некому больше спасать, спас уже. Эта услуга одноразовая, оказывается. Никто невысокий, звонкий, красивый и бесконечно родной не ворвётся в тихую квартиру, не отберёт страшную, кровожадную сталь из рук, не запретит заканчивать бессмысленное теперь существование. Потому что этот никто обзавёлся аккуратным, небольшим могильным камнем с издевательски светлой фотографией улыбающегося лица. Гук сам её выбирал, любимая всё-таки. Пальцы, всё же, начинают движение: замирают лезвием над голубоватым потоком вен, жестоко примеряясь. Резать они собираются вдоль, ведь Чон не какая-то эмо-малолетка с максималистскими пиздостраданиями. Ему не нужно внимание и сочувствие этого мира, хочется просто перестать быть. Поэтому ровные полоски поперёк - не вариант. Только по всей длине предплечья с внутренней стороны вплоть до сгиба локтя. Чтобы уж наверняка. Остриё первый раз проходится по коже на пробу, не проникая пока глубоко. Меткий росчерк собирает несколько капель-бусин, совсем не пугающих. Горсть спелой брусники, покатившиеся и разбившиеся о плитку ягоды. Их слишком мало, поэтому правая рука порхает над левой сестрой ещё и ещё, расписывая её уже уверенными, полноводными линиями. Русла расширяются, и рекам цвета клюквенного морса ничего не препятсвует выйти из берегов. Антрацитовая голова откидывается на стену, всё восприятие концентрируя на раздирающей боли. Ноющую резь обволакивает слабость, тело постепенно пустеет, клапаны проседают из-за потери необходимой жидкости. Мрак неминуемо поглощает в себя, заливает мысли мазутом, и в истекающие, замедляющиеся удары пульса Чонгук беззвучно, одними губами, повторяя навечно запомненный миг, очерчивает облик единственной фразы: "Люблю тебя". Вслед признанию, в угасающем сознании прямиком из памяти возникает прекрасное лицо, которое Гук нежно осматривает внутренним взором и с ним же отцепляется от материальной действительности. С сорванным, громким, кричащим "НЕТ!" Чимин вскакивает на кровати. Вокруг тёмные три часа ночи, а перед глазами до сих пор чужая ванная и происходивший в ней пиздец. Никакие лавкрафтовые или кинговские чудовища не напугали бы его так, как это. Ужасное зрелище, завязавшее внутренности противным, колючим узлом. Паку физически плохо, его тошнит, а мозг не может выкинуть трагическое видение. Лучше совсем не спать, чем безучастно смотреть на такое. И откуда вообще, из каких мрачных закромов разум выудил вот это? Неужели Паку настолько нужен тот, другой Чонгук, что сознание готово помещать брюнета в подобные условия? Тайно, коварно воображать, как его Чону невыносимо без Чимина, если уж теперешнему он не нужен. Блондину стыдно, больно и почти никак. Он не засыпает до самого утра, боясь прикрыть глаза и снова погрузиться в персональный кошмар. Ему ничего не остаётся, как надеяться, что данный случай был единичным и фальшивым. Иначе сердце второго похожего сна не выдержит.❂❂❂
В третий вторник месяца их институт планировал презентовать гостей масштабной, научной конференции. Исследователи и новаторы различных областей скучковались по огромным аудиториям, чтобы поделиться знаниями с молодняком. Представителей творческих направлений это мало волновало и вообще не касалось, но один студент художественного факультета уже давно питал страсть к физике. Старшие, и даже собственная вторая половинка отказались отвести чадо на суперинтересную лекцию. Положительный ответ дал только Пак. Чем заслужил необдуманные, порывистые, мощные обнимашки, сконфузившие, кажется, обоих. Но Гук был так рад наличию саппорта, что плюнул на неловкость, а Чимин неожиданно получил дозу незаменимого, до ломоты желанного тепла, поэтому тоже отстраняться не стал. Когда ещё такой шанс выпадет? В общем, мастерски свалив со своих, малозанимательных пар, парни приватизировали самые дальние места в круглом, многоступенчатом зале и приготовились внимать. По правде, сконцентрировано впитывать информацию собрался только брюнет, а для Пака физика была как муравей насрал - чем-то незначительным, и ни разу не угодившим в сферу его интересов. Всё, чего хотел случайный слушатель - это осторожно, по стелсу скрытно любоваться своим другом, пока представилась такая возможность. Изобразив на лице глубокомысленный вид, светловолосый студент погрузился в процесс благоговейного наблюдения за увлечённым Чонгуком, вперившим взгляд в выступающего, изредка покусывающим кончик ручки и иногда что-то быстро строчащим в блокноте. Чимин мог просуществовать в таком созерцательном режиме хоть целую вечность, и даже не одну, как вдруг сознание ухватилось за речь вещающего учёного: - ...все вы, наверняка, слышали о гипотетическом эксперименте Шрёдингера: кошку запирают в ящике с небольшим количеством радиоактивного вещества, счётчиком Гейгера, измеряющим уровень радиации, и привязанным к нему молотком. Под этим сооружением помещают колбу с ядовитым веществом. Распад радиоактивных элементов рандомен, его вероятность - пятьдесят на пятьдесят. Если он произойдёт, это зафиксирует счётчик, приведя в действие молоток. Механизм разобьёт бутылёк с отравой, и животное, к сожалению, умрёт. Наоборот, если же он не случится - кошка выживет. Но в чём же тогда смысл этой модели? Пока мы не заглянем в коробку и не узнаем об исходе эксперимента, кошка внутри для нас будет как бы в суперпозиции: и жива, и мертва. Проникшись сочувствием к метафорическому комочку шерсти, над которым издевался дурной Шрёдингер в своих фантазиях, блондин начал слушать более внимательно. - В нашем, обычном мире действуют законы Ньютона, но в микромире молекул и атомов всё совершенно не так. Там происходит настоящая магия, которую и старается объяснить квантовая физика. В микроизмирении буквально всё находится в суперпозиции. Там объект имеет сразу несколько возможных состояний и существует в разных местах одновременно. Но самое парадоксальное даже не это: когда человек хочет определить, где же именно пребывает элемент квантовой системы - фотон или электрон - суперпозиция пропадает. Сам факт присутствия наблюдателя и его измерений нарушает правила этих частиц. Данная особенность обеспечивается тем, что любая фиксация места или состояния - это статичная оценка, а всё содержимое микромира - бесконечно подвижно, потому что представляет собой чистую энергию. Некоторые студенты вокруг поражённо вздыхали и охали, Чон тоже потрясённо округлил свои ониксы, а Пак, кое-как обработав полученные данные, ни на каплю не приблизился к пониманию того, к чему ведёт профессор. - Это означает, что просто наблюдая за элементами в квантовой среде, мы воздействуем на них и меняем их направление. Вполне может быть, что вся наша реальность не реальна, а преобразована нами лишь по той причине, что мы на неё смотрим. Есть несколько теорий, изучающих этот вопрос. Копенгагенская говорит о том, что как только мы пытаемся исследовать отдельный фотон, то с помощью наших приборов самостоятельно выбираем ему однозначную позицию, поэтому остальные попросту отпадают. Вторая, многомировая интерпретация принадлежит идее Хью Эверетта. Этот физик считает, что при попытке измерить что-либо в квантовой системе, мы непроизвольно делим вселенную на две или больше частей, оказываясь в той, которая случайно попалась. Уловив последние слова перед короткой паузой лектора, Чимин, не отдавая себе отчёт, весь напрягся, наклонился вперёд, забывая даже про Гука, и максимально включился в оглашаемый доклад. Сердце соскочило с привычного ритма и зашлось странной тревогой, слитой с предчувствием. - Вернёмся к нашей многострадальной кошке. Как бы это негуманно не прозвучало, попробуем гипотетически заменить её на человека. Но на него трюк с ядом в колбе не подействует. Поэтому, представим, что на несчастного направлен пистолет. И с каждым выстрелом, следуя многомировой интерпретации, вселенная, которой он принадлежит, раздваивается: в одной он умирает, а в другой - нет. А теперь вообразите, что вы - тот самый подопытный. И при каждом нажатии на курок вы выживаете. Всё дело в том, что вы можете наблюдать эксперимент только в том мире, где остались в живых. А это значит, что вы бессмертны. Вы никогда не умрёте, погибнет другой, параллельный вам человек. Успешность процедуры способен оценить только субъект в коробке. Но это только в вашей реальности. В других же вашу копию найдут с пулей во лбу, как бы страшно это не выглядело. Вот вам и суть квантового бессмертия. В это было сложно поверить: слушатели скептично качали головами и сомневались в любой произнесённой букве. Пак же с виду тоже напоминал адекватного, не впечатлённого заумными байками юношу, а внутри... Внутри мозг просто разрывало осознание. Ему не нужно было подвергать критике исследование этого мужчины, ибо он сам - обитатель коробки с наставленным на него дулом. Единственное, что хотелось уточнить: а не допускаете ли вы, господин учёный, что "процесс выживания" не ускользает от человека? Вдруг этот самый "лабораторный кролик или щенок" прекрасно ощущает скачки и попадание в положительную, удачную вселенную, его рассудок сохраняет воспоминания о переходе и накапливает их, соединяя в общую цепочку? Вероятно ли, что этот "баловень судьбы" как-то умудрился сорвать джек-пот: действительно оказывается в успешной половине шанса, но при этом знает о том, что было в прошлые разы. Сознание прыгает сквозь реальности, а не остаётся там, где тело перестало функционировать. Может ли так, блять, быть, профессор? Вот значит каково научное название... Квантовое бессмертие. Весьма красиво и таинственно. И прозаично, к тому же. Обычное бессмертие - вокруг умирают все, кроме тебя. Квантовое - ты сам только и делаешь, что умираешь. Отличное хобби, за неимением альтернатив. Теперь Чимин уверен: это всё не сон, не иллюзия, выстроенная сознанием. Он не в коме сейчас, но от данной новости не легче. Даже если мозг не спит, окружающая поебень не перестаёт быть настоящим кошмаром. Безвылазным, словно сонный паралич, и страшным, как подарок от Фрэдди - жителя улицы Вязов, коллекционирующего режущие предметы. Раньше у парня хотя бы теплилась надежда на то, что в какой-то момент его, словно заблудившуюся Алису, выдернут из кроличьей норы, заберут из рук безумного Шляпника и кровавой королевы. Но как спастись, когда нет никого "извне"? Когда некому спасать? Никак. Подчиняйся действительности. Существуй по её правилам. Адаптируйся и мимикрируй. Всем организмам в процессе эволюции это делать пришлось, так что чем ты лучше? А самое парадоксальное и абсурдное - Пак не знает, почему начался этот дурдом. Единственный вариант, приходящий в голову - проклятая крыша. Но если это так, стоит ли ему при следующей опасной ситуации просто пустить всё на самотёк? Стоять и бесстрастно смотреть, как умирает его собственное сердце. Как то, чем он отныне живёт, банально перестаёт быть? Нет. Определённо, бесповоротно, точно и убеждённо нет. Он на такое не способен. Уж лучше сдохнуть, чем вот так избавиться от вечного галопа по вселенным. Автостопом по галактике? Это устарело. Прыжками через реальности - почему бы и да.