❂❂❂
Ресницы подрагивают. Дыхание участилось, и кислород проталкивается в лёгкие неравными количествами. Пульс потерял стабильность и приемлемый ритм, галопируя в каждом сосуде. Крыша. Другая. Строительный сектор, вокруг голые скелеты будущих высоток и загребущие, мощные краны. Под ногами уже почти готовая двадцатиэтажка. Впереди - еле проступающая полоска горизонта и один шаг до стремительного полёта. Или падения, они ведь похожи. Только время до конечной цели разнится. Ничего не изменилось, как будто бы вообще могло. Неделей раньше, неделей позже. Исход один. Путь подошёл к завершению и заворачивается по-прежнему определённым пунктом. Все петли так или иначе распутались, кроме последней, ведь узел на ней слишком прочный. Никому не развязать. Ноги не дрожат, мысли тоже. Естество молчит, потому что ему нечего сказать. Даже инстинкты самосохранения притупились и заглохли. Это ли не полное освобождение? Всё же, есть пара неспокойных, пока ещё живых сожалений. Тот светловолосый, по-глупому отважный парень... Бессмысленный герой своего короткого, неудачного подвига. Слишком слабый, чтобы бороться с неизбежностью, заключённой в конкретном, упрямом человеке. Имя, почему-то, запомнилось изумительно отчётливо. Чимин. Пустая, трагическая жертва чужой неспособности сражаться с обстоятельствами и способности сражаться с искренними, добрыми намерениями. На этот раз чёрная чёлка не прикрывает глаз. Смотреть вниз уже неинтересно. Взор огибает поглотивший крышу со всех сторон пейзаж. А потом и вовсе утыкается в небо. Есть ли там кто-то за кромкой густых облаков? Чонгук никогда не задавался вопросом и не собирается начинать размышлять. Проще верить, что в данный момент подводишь только себя, плюя на все предыдущие, растянувшиеся на годы старания по существованию. А то наличие кого-то, с укором глядящего на своё несуразное творение - ещё один плюсик к чувству вины. Пусть разочарует и будет должен Чон только одной душе, которая незаслуженно упорхнула из-за него, ничего, по сути, не добившись. Медлить больше нет смысла. Правая нога двигается вперёд и замирает в воздушном пространстве без опоры. Мгновений, вытягивающих из нагруженных мышц силы и отсчитывающих промежуток до обвала, хватает, чтобы полупрошептать-полуподумать: "Чимин, послушай, возможно мы увидимся на той стороне, если она конечно имеет место быть. И там я смогу, вероятно, сказать тебе спасибо. Спасибо, что попытался". Дрожащие прежде ресницы распахнулись. Дыхание и вовсе застряло где-то в глотке, не проталкиваясь ни вовнутрь, ни наружу. Удары покинули артерии и забили набатом в ушах. Боже, забылся всего на несколько минут. Позволил усталости и кипящим мозгам уложить себя на кровать, прикрыть веки и выключить в сознании свет. Дал слабину и сразу же поплатился. Разум воспользовался заминкой и утянул в фазу быстрого сна. А она уже наградила очередным тяжёлым, болезненным, калечащим сердце видением. Некоторые врачи говорят, что кошмары полезны. Якобы в них наш "главный компьютер" моделирует опасные ситуации, оживляет самые потаённые страхи и фобии, чтобы отработать их, найти алгоритм решения и выход, тем самым готовясь к подобным сложностям в реальности. Но паковы ужасы слишком специфичны. Не помогают ни на йоту и урона наносят сравнительно больше, масштабнее. Словно сам мозг против него. Мало того, что действительность мучает своими выкрутасами, так ещё и рассудок сводит с ума хозяина. Или это просто причинно-следственная связь: слишком уж Чимин, аки горный козлик, распрыгался по вселенным вплоть до того, что собственная кукушка в гнезде не усидела и собирается съезжать в более мирный, спальный район. Сколько блондину ещё терпеть такие сновидения? Ему хватило одного, правда. Пожалуйста, можно больше не надо? Как это выключить? Помогите.❂❂❂
- Ну и что ты вылупился? Не нравится? Пора бы было уже привыкнуть, - наставническим тоном, насколько его вообще можно воспроизвести в упитом состоянии, промямлил Чимин. Его собеседник недобро покачал головой и вздохнул. - Правильный какой, кому твоя правильность сдалась? Всё верно: ни-ко-му. Так что нехер меня в чём-то обвинять. Слушатель в ответ на все претензии лишь неодобрительно хмыкнул и потерял зрительный контакт, так как Пак опять полез на дно стакана искать утопленные там истины. Напряжённым переговорам никто не мешал: бармен лишь иногда подходил и подливал добавки, повинуясь вздёрнутому вверх пальцу и зажатой в ладони стопке. Усталый работник рассудил, что если посетитель не буянит, а просто хлещет пока ещё не слишком высокоалкогольную микстуру, на грани адекватности разведя полемику с зеркальным стеллажом напротив, то всё более менее приемлемо. Проследив сощуренным глазом за тем, как капельки хмельного, соджувого цитрина катятся по прозрачному донышку, блондин вернулся к созерцанию своего отражения. То по-прежнему хмуро и с укором воззрилось на него, и парню ещё сильнее захотелось его сломать. Не проецирующий предмет интерьера, нет. На мелкие кусочки следовало рассыпать жалкого, безвольного человечка, сидящего в зазеркалье и спрятавшегося от проблем за тяжёлой дверью привычного бара. А на самом деле, какого цвета зеркало? Цвета слабого неудачника в данный момент. Если включить те остатки здравого рассудка, что ещё не проспиртовались окончательно, можно немного порефликсировать. По идее, Чимину абсолютно не обязательно было наклюкиваться в своём грустном, единственном числе. Хёны бы разделили с ним это нелёгкое занятие и разбавили положительными эмоциями бездумное поглощение "настойки для души". Но друзья - слишком деловые мистеры-премьер-министеры и не могут себе позволить забухать в четвёртую среду месяца. Нет, Пак ни капельки, вообще-то, не одинок, просто слегка никому не всрался. Родная обитель под неоновой вывеской "Shall down", где извечно перегорают и не светятся многострадальные "ll" и "n", уже осточертела совершенно, но ноги сами всегда приносили именно сюда. Так было проще: один конкретный самаритянин, подзаебавшийся разными способами транспортировать пьяное тело в его жилище, всегда знал, куда нужно ехать или по какому адресу вызывать такси. Кстати, об этих самых имровизированных рикшах: белобрысая голова, с неизменным постоянством требующая её в комплекте с телом и непослушными конечностями доставить в собственные опочивальни, осознавала вину за беспокойство только на половину. Потому что надиралась она именно благодаря наличию Чонгука. А, точнее, его отсутствию рядом. Временной отсчёт уже не разграничивался днями: с каждым часом после знаменательного появления в этой критически несправедливой и кардинально неправильной вселенной брюнета не хватало всё ощутимее. Личное пространство, оставленное хозяину в полное и персональное пользование постепенно разряжалось, теряя частицы тепла, исходившие от ласковых рук и преодолевших дружескую черту взглядов. Терпеть недостаток солнечного света чахнувшему подсолнушку становилось практически невыносимо. Выдержка закончилась, и он припёрся за ней к своим мудрым, бутылочным психотерапевтам. У шотландского виски, например, прекрасная выдержка: сорок лет - поистине блистательный результат. Неужели не поделится хотя бы парой годков? Решив, что топтание на двадцатиградусной, промильной ступени больше не имеет стратегического значения, Чимин, заглядываясь на поразительно гармонирующий с его цветом глаз скотч в резной, гранёной ёмкости, с трудом освободил телефон от карманного заточения. Пора и отрядам сопротивления сдаваться, а то кто его в тайно желанный сейчас плен возьмёт? Вполне пока выполняющий свои первоочерёдные функции взгляд обнаружил имя в списке быстрого набора, а пальцы весьма метко попали по иконке: - Чонгууууккиии, - повеселевший в одно мгновение голос расплылся звуками по ожидательно-уставшей тишине, сменившей гудки. - Я случайно разлил соджу себе в рот. - Опять? - Ага. Грузный, глухой вздох, заменяющий удручённое ворчание и нотации. - Приеду через час, - практически убаюканный руками дедушки Морфея брюнет сбросил вызов и с мысленными чертыханиями засобирался на ночную вылазку. - Вот и мамочка скоро заберёт, - захмелевши-радостно сообщил Пак пшеничноволосому клону, растёкшемуся по барной стойке. Тот лишь цокнул языком из отражения. Пока Чон тащит свои кости и засыпающую на ходу головушку к известному заведению, Чимин словно окунается в❂❂❂
Передислоцирование давалось тяжеловато. Чимин не сдержал обещания: шёл исключительно на резервах его чернильноволосой дрезины. Опорно-двигательный аппарат можно было смело переименовывать в прицепно-тормозящий. Ноги вязли в невидимом болоте, голова - тоже, но та трясина заметно отличалась своим дилемным содержанием. Блондин неожиданно понял, что не нравится ему вот это всё. Не то, чтобы творящийся до этого хаос всецело устраивал, но он хотя бы был окрашен чем-то волнительно-светлым и притягательным. А теперь действительность скатилась в такой жуткий негатив, застряла на нижайшей точке синусоиды, что от неё откровенно выворачивало. Крепкая рука на талии, вымотанное пыхтение в районе макушки, почти выветрившийся, но опознаваемый аромат мятно-морского парфюма - факторы, безусловно, трепетные и тянущие, но, опять же, недоступные и полученные обманным путём. Со стороны Чонгука такое тесное соприкосновение - мера, скорее, вынужденная, а с паковой позиции - сокровенно необходимая. И такой диссонанс не просто режет и жрёт, он исподтишка медленно сводит с ума и убивает. Чимин ведь живой, в конце-то концов, и как обычный, слегка эгоистичный человек хочет всего и сразу. А получает, по итогу, ничего и постепенно. Это расстраивает и отбивает любое желание как-либо в неугодном театре участвовать. У парня уже даже не существование вовсе, а какое-то издевательство. Русская рулетка? Найдётся определение более подходящее. Игра в чёртову ромашку, где у лепестков просто название другое: ёбнет-не ёбнет. Притихший и загрузившийся друг не вызывал у Чона доверия. Обычно в такие моменты пшеничное сознание, по его наблюдениям, занималось самокопанием и самобичеванием, и данный процесс не очень позитивно влиял на дальнейшее состояние слишком, порой, заморачивающегося хёна. Да, он невероятно раздражал своими периодическими визитами в бар, но брюнет понимал, что они не на пустой зависимости от алкоголя основаны. Что-то нехорошее кусало и обгладывало Чимина изнутри, и, к сожалению, делиться переживаниями с кем-нибудь он не планировал. Поэтому, пусть Гук и ворчал, надевая маску разочарования и мрачности, но неизменно приезжал и забирал, не рассчитывая отказывать, даже если звонки поступали в три ночи или пять утра. Чтобы хоть немного прервать самоедство, явственно проступаемое горечью на чужом лице, брюнет попытался завязать разговор: - В следующий раз я с собой ролики возьму. Натяну тебе на ноги и покачу за ручку. Так и быстрее, и легче получится. Пак на забавную идею лишь грустно хмыкнул. - Странно, ты ведь вроде ещё на стадии "неугомонно щебечущий Чимин, стремящийся рассказать всему миру о своей нереальной любви к нему" по моим подсчётам. Но, почему-то, молчишь. Что не так? - Устал... не могу. Можно я просто буду, - мысль потерялась, утонув в мешанине опьянения и рефлексии рассудка, - не буду? - Как скажешь, - милосердно разрешил Чон, не совсем поняв, что товарищ имел в виду. И снова черепаший ход погрузился в тишину. Когда шагами измерилась примерно половина пути, бодряще-прохладный, ночной воздух, поступивший с эритроцитами, смешался в кровеносной системе с гулявшими там тусовщиками-промиле, заставляя настроение кардинально поменять полюса. Ошибался Чонгук, пытавшийся растормошить друга. Потому что тот и правда очнулся от внутреннего социопати, но апгрейднулся сразу до режима придурковатой, неконтролируемой мартышки, то стремящейся облепить брюнета четырьмя конечностями, ища по карманам обязательно спрятанный там банан, то отвлекающейся на внешние раздражители. Этим самым громадным, отобравшим всё внимание фактором стал мост, по которому они в данный момент шли. Заметив гигантские балки и поручни между ними вместо привычной обочины по краям улицы, блондин мгновенно отклеился от живой опоры и осьминожьей перебежкой потащился к ним. Ухватившись за металлические перила и вперив хмельной мёд в переливающуюся и шумящую течением, речную поверхность, Пак дождался, когда Гук встанет с ним рядом, измотано опираясь на ограждения, и изрёк: - Красиво... И напоминает что-то. Чонов голос лишь согласно промычал, давая возможность оформить и досказать окончание мысли. - ...Летит Джозефина в крылатой машине... всё выше... и выше... и выше летит, - промурлыкали пухлые губы, растянувшись в мечтательной улыбке. - Куда вас, мисс, - скорее на автомате, фыркнув, отозвался Чонгук. Уж фразы из любимого фильма он знал наизусть. - К звёздам, - Чимин бросил мимолетный, печально-надрывный взгляд на точёный, прекрасный профиль, находящийся чересчур близко и добавил. - Гукки, а закрой глаза. Утомлённые ониксы удивлённо уставились на колосковую чёлку: - Это ещё зачем? - Ну, они многое могут сказать о человеке... - Ага, например, спит он или нет, - перебил Чон, - но связи я всё равно не улавливаю. - Просто закрой, тебе сложно что ли? - решив не объяснять хитросплетения в своих размышлениях, капризно настоял парень. - Если я это сделаю, мы пойдём уже дальше? - Да. - Хорошо, ловлю на слове. - Поймал. С подозрительным предчувствием брюнет опустил ресницы. Рядом послышалось копошение, продлившееся минуты две, а потом высокий тон разрешил: - Открывай. Гук повиновался, и, вернув себе картинку окружающего пространства, чуть не сматерился вслух. Его абсолютно, судя по всему, не отдающий себе отчёта в действиях товарищ перелез через поручни и теперь стоял на узком краю, удерживая руками перегородки по обеим сторонам от спины. - Ты чего, блять, делаешь?! - больше останавливать нецензурную брань не получалось. - Прямо как в "Титанике", Чонгукки. - Руку дай, я тебя обратно затащу, а потом врежу хорошенько, чтобы мозги на место встали, - стальные нотки в интонации перебивала заметная дрожь. Страшно. - Не хочу. Зачем? - Затем, что прописывать тебе отрезвляющие пиздюли в таком положении не очень удобно. Смешно. Чимин почти засмеялся: - Не думаю, что те слова Джека были правдивы. Ты прыгнешь - я прыгну. Разве такое бывает? Кинуться спасать незнакомого человека, наплевав на себя. Нормальные люди так не поступают, - воспоминания резанули по уже вскрытым консервным ножом ранам. - Хочешь проверить? - с нажимом спросил Чон, пребывая в полнейшем смятении. - Не рассчитывай, что я не стану. Тем более исходные не те - мы не чужие. - Но и не свои. - Прошу, хватит чушь пороть. Возможно, ты сейчас, ввиду выпитого ранее "зелья храбрости", и не осознаешь, что творишь, но это пиздецки пугает, знаешь ли. Забирайся назад, не глупи. Ибо, если ты всё-таки прыгнешь, нам обоим придётся бултыхаться в холодной воде. Не врёт, собака. Глядит каменно, уверенно, припечатывающе и не шутит. Пак находит в чёрных безднах безрассудство и решимость. Не важно, какая у них на этот раз связь. Она есть, и довольно прочна. Дёрнет один - утянет другого. Почему раньше этого не было видно? Или карамельные глаза не туда смотрели? Планы приходится менять. - Ладно, мистер психолог, уговорил. Только вот я не знаю, как мне перелезть обратно. - Вот есть такие индивидуумы, чей девиз: "Слабоумие и отвага". А у тебя он "Слабоумие и слабоумие", - чертыхнувшись, черноволосый спасатель рассудил, что проще будет самому оказаться на той же стороне, что и его бухой каскадёр, а потом оттуда помочь ему тушку за ограждения перевалить. Начав на подрагивающих ногах и руках - высота колоссальная, у любого поджилки затрясутся - переползать к другу, Гук чуть не поседел от того, что Чимин тоже зашевелился, разворачиваясь лицом к перилам, и припаиваясь пальцами к ним намертво. Только сейчас в белобрысую, дурную башку ударило осознание того, на какой тонкой ниточке он повис, своими же усилиями поддев ещё и брюнета. - Перемахни сначала левую ногу, я подстрахую, - безотлагательно скомандовал руководитель операции. Мандражируя в нереальной степени, хренов акробат попытался исполнить поручение: занёс предательскую ходулю, из-за чего всё тело, с никуда не исчезнувшим, алкогольным дурманом, резко повело. Тут же в бок вонзилась широкая ладонь, сдерживая обет. Блондин сдавленно пискнул, вернув на место конечность, и совершил вторую попытку. Всё это время лежащая на талии рука выступала нерушимым залогом того, что у неопытного гимнаста всё получится. Новый батман, рывок более направленный, и в сердце почти вспыхнула радость от того, что половина дела сделана. Но. Пропал чуть-чуть болезненный, тёплый захват. Мгновение уходит на то, чтобы обернуться и не увидеть ничего. Точнее, никого. А потом уловить громкий всплеск. Катастрофа. За долю секунды с разума слетает пьяная пелена. Время не тратится на обдумывание и принятие решения. Всё просто. Так бывает. Ты прыгнешь - я прыгну. Ты упадёшь из-за меня - я не позволю тебе утонуть. Ветер свистит в ушах. Полёт вниз обезумевшей бомбочкой смазывается: Пак не успевает сгруппироваться и пластом ударяется о волны. Живот, рёбра, шею да и практически всю кожу жжёт, лёгкие сдавило болью и ледяной жидкостью, погребающей под собой. Вместе с водой в нос и рот забивается паника. Глаза ничего не могут различить в глубине, не обнаруживают вторую, погрузившуюся в неё ранее фигуру. Парень забывает, что живым существам, вообще-то, требуется кислород. Ему в данный момент требуется Чонгук, страх за которого растёт в груди до размера необъятного ужаса. Течение довольно мощное, и до дна не один метр - река судоходная, отвечающая всем запросам внушительных, плавательных средств. Ему бы добрать воздуха, но это непозволительная роскошь: Чимин толчками гребёт в глубь, силясь найти, господипожалуйста, силуэт голубой, чоновой рубашки. Движущиеся, мутные толщи несут его вперёд, запас незаменимого оксигена истекает и нарушает работу зрительного анализатора. Картинка перед глазами замыливается, но блондин всё равно врезается зрачками во что-то светлое. В заканчивающиеся, сумасшедшие секунды он достигает, господиспасибо, цели: оцепеневшими пальцами хватается за ткань и с последними, чудом уцелевшими крохами энергии выталкивает бессознательное тело. Протягивает к поверхности, словно маленького Симбу к солнцу - только бы выжил. Заменившая кислород в бронхах вода и её душащее, царапающее олово не ощущаются вовсе. Руки больше не могут держать, да и не должны. Спасательная шлюпка не способна больше плыть, превратилась в якорь из прежнего поплавка. Теперь она в состоянии лишь тонуть, поэтому и отпускает свою драгоценность, не давая себе шанса утащить с собой. Они на самом деле поменялись ролями. И белобрысый Джек, в бездыханной, немой агонии, задвинутой им на второй план, финальные мгновения смотрит на отдаляющийся от него, сияющий облик. Их разделяет расстояние, но вектор у него правильный. Чонгук остаётся наверху, а Чимин опускается. Так и должно быть.