❂❂❂
Хёны спуску не дали: сразу по окончании пар припёрлись блондина у аудитории вылавливать. Верный разведчик Ким младший ещё с утра доложил, что цель от поездки отнекивается и вообще выглядит как дохлый, поросший плесенью помидор, оставленный в дальнем уголке холодильного ящика. Поэтому уже в кабинете его взяли под конвой и лазеек для побега не предоставили. Парни не знали, что творится с их вечно весёлым и светлым другом, но повлиять на это очень хотели. В прошлом Пак всегда старался закомфортить всех и каждого, поднять настроение, если оно вдруг споткнулось и растянулось на полу. Поэтому они не могли не помочь, хотя бы косвенно, устроив свободный, не обременяющий отдых на природе. Свежий воздух, спустившийся с горы, небольшой, искусственный пруд у подножия, палатка и костёр на его берегу, закуски и беседа по душам - то, что нужно, чтобы встряхнуть конкретный, унылый организм и вернуть в приемлемое состояние. Отправилась квартетная экспедиция в своё турне на машине Юнги: скромном, но вместительном железном коне, где владелец запрещал что-либо есть или пить, дабы салон не изговнякать. Вёл транспортное средство сам Мин, стараясь соблюдать скоростной режим. Однако, это не спасло от неожиданной остановки патрульными, пожелавшими проверить документы. Пока двое приставучих полицейских шелестели бумажками, щепетильно разглядывая каждую букву, Шуга не выдержал и ляпнул сгоряча: "А что это вы такие невесёлые? Обиделись, что мама, когда утром собирала, в одинаковое одела?" Так не нарушивший ни одного правила дорожного движения хён стал счастливым обладателем штрафа "за длинный язык". Ким старший над конфузом товарища хохотал настолько долго, что начал икать. В отместку лучший друг, не изменяя принципам, открывать припасённые напитки не разрешил. Марафонную палочку дикого ржача принял Тэхён. Чимин, сидящий сзади, слабо улыбнулся. Когда машина уже подъезжала к нужной территории, Юнги умудрился спалить, что аквамариновая зараза нарушила золотое правило, подпольно поедая неизвестно из какого внутреннего кармана орешки. Пак его не сдал, поэтому ругаться мятноволосый начал на обоих, сумев даже треснуть главному преступнику по лбу. Руль в этот момент держал Джин, молясь, чтобы им навстречу не выскочило какое-нибудь, особо прыткое дерево. К счастью, обошлось. Доехали и припарковались нормально. Место для туристов было устроено идеально: площадка, очищенная от растительности для сооружения ночлега, несколько досочных столов с лавочками. В некотором отдалении - окольцованное камешковым берегом озеро. Живописно и спокойно. Ну почти. - А что, если тут змеи водятся? Или вообще еноты! - переживал Тэ, вытаскивая из багажника пакеты с едой. - Какая-то странная у тебя градация животных по признаку пугаемости, - хмыкнул Мин. Пак выгружал вещи в тоскливом молчании. - Интересно, что будет, если первым укусить змею? - не унимался незабудковый натуралист. - Она узнает, что ты владеешь сертификатом почётного ебанумбы, полагаю. Только отдышавшись от икоты, Джин одобрительно хрюкнул: - Десять очков когтеврану, Юнги-я. - Почему только десять? Отличная шутка! - Дал бы больше, если бы Чимин засмеялся, - Ким старший умел искусно привлекать внимание к самым важным проблемам. Все парни обернулись на друга, невинно захлопавшего на них своими тусклыми лунами. - Простите, я задумался немного... - Мистер Мыслитель, даже важные дядечки в правительстве заморачиваются меньше, чем ты. Не знаю, что там варится у тебя в котелке, но давай заканчивай. Выливай сто раз перекипячённую бурду и дай, наконец, мозгу отдохнуть, - наставнический тон от Тэхёна прозвучал слегка нелепо. - Смотри-ка, раз в несколько лет и наша скудоумная хрень что-то стоящее выдаёт. - Эээй, ну я же извинился за орешки! Ты мне теперь всю жизнь мстить будешь? - Ага. И это я только начал. Впереди годы и годы воспевания твоей тупости всеми средствами моего подвешенного языка, - коварно сверкнули миновы лисьи глазищи. - Тогда я тебе тоже штраф за его излишнюю изворотливость выпишу! - буркнул обиженный Тэ, топая за сложенной в брезентовый чехол палаткой. Театрально изобразив испуг, Шуга посетовал: - Эх, моя красноречивость выписывает чеки, которые кошелёк не сможет обналичить. О, чудо. Послышался кроткий, высокий смешок. Цель ребят на пятнадцать процентов была достигнута: Чимин хоть чуть-чуть повеселел. Разворачивание лагеря породило немало впечатлений. Их разнообразие металось от Юнги, включившего сварливого и всем недовольного дедуна, ворчащего: "Ничего никому в этой компашке доверить нельзя! Один пашет, трое хуями машут!" до Кима старшего, провозившегося с палаткой около часа и вынесшего вердикт: "Экстази меня унеси, икеевский шкаф херпроизнесёшькакназывается проще собрать!" По итогу, дело обстояло весьма не плохо: укрытие с матом и проклятьями было сварганено, огонь мсье кроманьонцы добыть тоже изловчились. Классические зефирки, сосиски, хлеб, овощи, мясо на нём подпалили. Налепили из всего этого съестного микса полубутербродов-полуканапе и уселись уставшие, но довольные перед спокойной гладью пруда смаковать блюда. Ким старший, как умудрённый опытом любитель покушать, позаботился и об удобстве: всем раздал контейнеры для помещения туда своего ужина. Мин на эту продуманность так удивился, что Сокджин устоять не смог: - А ты что же, к лотку не приучен? Пока пристыженный котейка сердито фырчал, его донсены поймали нехилую хахайку. Тэхён, в промежутках между жеванием вкусных сэндвичей пускавший блинчики по озёрной поверхности, до такой степени ржал, что в один момент запульнул в воду свой бедный бутерброд, а следом укусил плоский, подобранный для броска камень. И тут уж со смеху повалились все. Чимин, глядя на выражение "всё тлен, наша цивилизация близится к закату" на лице друга, еле дышал от приступа неудержимого хохота. В один мимолётный миг ему показалось, что да, так вполне можно существовать, чтобы этот процесс даже жизнью не стыдно было назвать. А потом не отпускающее душу знание снова впилось в неё клыками. Вот ты веселишься тут, пресс надрываешь, а там, в прошлых мирах Чонгук закончился. Вышел весь, не стало его. Собственными руками взял и удалил себя из реальности. И не просто так. А потому лишь, что ты, как лягушка-путешественница, ускакал в другую вселенную. Молодец, Минни, радуйся. Но не забывай ждать нового эпизода. Новой, беспощадной короткометражки. Думаешь, не будет её? Надейся, ага. За спиной ведь опять осталась планета, которую ты покинул, маленький принц. И, как мы выяснили, долго они без тебя не живут. Так что очередной кошмар - вопрос времени. И вновь лампочки погасли, освещение отключилось. Улыбка на губы налепилась дешёвым клеем, а за ней всё померкло. Смейся и ликуй, клоун, раз публика того требует. Качественный грим и актёрская игра - вот твои козыри. Пока занавес не опустился, комедии быть. Или трагедии? Жарко спорящие о чём-то Тэ и Джин, со стороны которых доносились обрывки фраз старшего: "Эта красота неземная - не дар божий, это морда моя! И закоптить её костром я не хочу", казалось, ничего не замечали. Юнги же, напротив, словно супер-томограф сканировал притихшего, рядом сидящего Пака. Тот огибал мерно подрагивающее зеркало пруда взглядом и, судя по всему, мыслями был совершенно не здесь. - Что происходит, Чимин? - А? - блондин повернулся к источнику звука и наткнулся на серьёзный, кошачий взор. - Что с тобой творится? Весь истощённый, почти просвечиваешь. Ты спишь плохо? Мешки под глазами такие, что с ними в супермаркет можно за продуктами ходить. - Это не синяки под глазами, а глаза над синяками. Стиль такой, его прочувствовать надо, - попытался пошутить парень. - Не надейся, с темы я свернуть не дам. Рассказывай, что тебя так мучает. Без увиливаний и вранья. Ты же знаешь, я пойму, если солжёшь. - Хён, тогда скажи: для чего стоит жить? - Сириосли? Тебя самый примитивный вопрос философии человечества так терзает? - Ну ответь. - Ради цели, наверное. Не обязательно глобальной. Или ради мечты. Они могут быть скромными и незначительными, но, достигая одной, просто переключайся на другую. Люди заранее ошибаются, неправильно выстраивая выражение: не нужно думать над тем, в чём смысл жизни. Ведь сама её суть - поиск смысла. У каждого он свой: семья, творчество, власть, мир во всём мире. Но, если тебе повезло, вдруг, обнаружить самое важное, то, что без вариантов сделает счастливым - ради этого и необходимо сражаться. Бесцельное существование обречено на провал. Нет стимула, нет стержня - упадёшь. А есть - сможешь идти сколь угодно долго. - Допустим, нашёлся смысл. И ты очень чётко его осознаёшь. Но при этом видишь, что вся твоя борьба тщетна. Усилий целая куча, а результат по-прежнему минус единица. Мин удивлённо воззрился на еле дрейфующую в горечи, колосковую макушку: - Так ты и не на заводе, чтобы коэффициент полезного действия отрабатывать. Что это за измерение неизмеряемого бытовыми категориями? Не всё должно оправдываться и окупаться. Иногда следует стараться только потому, что оно того стоит. Оно настолько ценное, дорогое и светлое, что по-другому нельзя. И не страшно, пусть изначально шанс отрицательный. Биться с армадой танков и тысячной пехотой в одиночку ради одного, маленького, чумазого, незнакомого ребёнка, ухватившегося за штанину - вот настоящие смысл и цель. Вот настоящая жизнь. Потрясённо застыв, Пак внимал убеждённым словам и прямо видел этого метафорического, обязательно черноволосого, преступно темноглазого малыша, за которого вражескую армию положить не жалко. И не факт, что после своей маленькой победы бравый солдат и спасённый им мальчуган выживут в поствоенном, жестоком мире. Попытаться стоит. Ради ещё одной улыбки. Ещё одного агатового взгляда. Жизнь, вообще, вредная штука: от неё все умирают рано или поздно. Так почему бы не попробовать отсрочить неизбежное? Когда всё приготовленное было съедено, а огню в костре пришлось обгладывать последние угли, парни уселись возле него, потому что Джин ещё во время пути пообещал рассказать страшную байку-бабайку. По небу над их головами индиговая ночь рассыпала щедрую горсть искрящих паеток, то и дело привлекающих к себе восхищённое внимание. После разговора по душам с самым, наверное, здравомыслящим хёном Чимина немного отпустило. Изображать участие даже не требовалось: блондин реально задышал и проступил более яркими цветами, включаясь в беседу и посмеиваясь вполне искренне. - На каникулы, когда мне было лет семь, родители отправляли к бабушке. Дом стоял на окраине совсем глухого села, за ним двести метров - и густой, дикий лес. Моя старушка постоянно твердила, чтобы я туда ни ногой: место гиблое, путники забредают, а выбрести не могут. Но я, будучи гиковским пиздюком и насмотревшись шедевров Миядзаки, подметил издалека, в глубине чащи самый высокий и мощный не меньше, чем баобаб. Конечно же, решил, что если Тоторо и обитать, то только там. Поэтому в один солнечный день устроил экспедицию. Не знаю, каких лесных духов я там нашёл, но домой приполз только под утро. Весь в мху, с колючками в волосах, твердил, что лазил по лабиринту, с чёрными чернушками разговаривал, и они меня вывели. Бабушка, уже помолившаяся за моё здравие, наорала и так по жопе надавала, что ночная глушь не самым травмирующим психику событием запомнилась. Но что-то необъяснимое в этом точно было. На страшилку басня Кима старшего мало походила, поэтому друзья изо всех сил старались не показывать, какая ржака-обоссака их изнутри разрывает. Тэ рискнул "исправить" ситуацию: - У меня похожий, мистический случай был: пошли мы с отцом в торговый центр за подарками. Ну и в гипермаркет заскочили. Отделов много, вместе ходить неинтересно. Договорились разделиться и встретиться возле стенда с новогодними, сладкими наборами - он самым большим, выделяющимся и заметным казался. В итоге нашёл я его, обезумевшего и чумного, в самом конце огромного зала, около уголка с оленями, Сантой и ёлкой. Мой бать-ебать стоит, глазищами горит, аки гирлянда рождественская, эльфа игрушечного, плюшевого наглаживает, бормочет: "Его точно покупаем, не уйду без него, неси на кассу". Тоже обосралово ещё какое... Поляна, окружавшая ребят, пару мгновений сохраняла зыбкую тишину, а потом огласилась дружным хохотом. Не получилось у компании устроить вечер пугающих историй, и оно даже к лучшему, ведь кошмаров в жизни Пака и так было достаточно. Вдоволь отсмеявшись до выступивших в уголках глаз слёз и рези в животе, парни рассудили, что можно и ко сну готовиться. Первым увлечённо зевать начал блондин, поэтому, пока товарищи собирали всё, что осталось от их кулинарной содомии и ужина, попробовал как профессиональный атсасин тихонечко съебать. Дезертирство было замечено, но хёны великодушно разрешили. Вдогонку залезающему в палатку другу Джин прикрикнул: - На новом месте приснись жених невесте! - Только без этого, переплюнь, хён, - сурово отозвался Чимин. Очередного видения с суженным ему не хватало после такого замечательного вечера. Ким старший лишь пожал плечами и продолжил небольшую уборку. Боязливую просьбу не выполнил, гад. Под потолком напряжённо дребезжит электричеством люминесцентная лампочка. Всё освещает, чтобы было лучше видно. Каждую деталь, каждое микромимическое выражение. В ванне нет мощного течения. И глубина у неё несуразная - не больше метра. Безобидное, безопасное изделие, созданное для комфортного использования. Но это можно исправить. Любые таблетки в большом количестве - это яд. Даже аскорбиновая кислота. Съедите шесть банок по сто драже в каждой - и витаминная доза окажется смертельной. Семьдесят чашек кофе, восемьдесят пять плиток шоколада, четыреста тринадцать куриных наггетсов. Но есть способ гораздо менее затратный. Чонгук не знает, сколько круглешков амитриптилина у него на ладони, но, даже на глаз кажется, что эта горсть вполне соразмерна с его желанием. Одна капсула может убить ребёнка до шести лет, а брюнет уже давно не маленький. Он играет по-взрослому. Вообще-то, добрый доктор-психотерапевт прописал ему этот антидепрессант исключительно во благо, но не всегда всё идёт так, как кому-то хочется. Вот и Чон с намеченного курса профилактики свернул. Целый стакан жидкости уходит, чтобы пропихнуть всех крохотных, беленьких палачей через горло в желудок. Залазить в тёплую воду прямо в одежде тупо и неприятно, но Гук терпит. Немножко потерпеть осталось. Он бы мог, как в дорамах, трагично лечь на заправленную постель, и предаться вечному, последнему сну. Но в инструкции к его чудному лекарству написано, что передозировка грозит комой, а это совсем не то, чего Чон планирует достичь. Поэтому ванна - обязательный этап его прощального обета. Ну и символично же: остановка сердца задачу не выполнит - вода утопит, исполняя задуманное. Скорее чисто из-за праздного любопытства, нежели страха, брюнет прислушивается к ощущениям в организме. Он с того самого, рокового моста и заплыва как будто перегорел неисправной проводкой и пришёл в негодность. А что делают с тостером, который сломался? Правильно - выкидывают. Сердце, вроде бы, ускоряется, закашливаясь всосавшимся в кровь препаратом, мышцы сковывает первым подобием судорог. В смерти нет ничего романтично-красивого или приятного. Просто все системы жизнеобеспечения начинают сбоить и отключаться. Сознание теряется в тумане, температура тела падает, зрачки отказываются реагировать на свет. Душа у Чонгука тоже вся в пепле и саже, хотя должна наоборот сейчас задушено метаться на речной глубине. Поэтому ему не страшно и не горько. Чуть-чуть, правда, обидно. Попытался стать героем, а стал причиной. И ладно бы причиной для чего-то хорошего, так нет. Самой ужасной и гиблой причиной. Самой отвратительной. Разум ещё сильнее вязнет в мутном и густом киселе бессвязности. А пульс, будто бы, колошматится о каждую клеточку, набивает рваный ритм в ушах и глотке, желая выпрыгнуть нахер из бесхозного носителя. Он срывает ход секунд, отсчитывает личное время стремительнее и немилосерднее. Истекают вдохи, сокращения клапанов, жизнь. Как и рассчитывал Гук, после заключительного, слабого толчка крови по капиллярам глаза сами собой прикрываются, тело покидает энергия, и оно сползает вниз, погружаясь в воду. Свершилось. Вот и точка. Чимин уже научился плакать беззвучно. Кусать подушку, судорожно сжавшись в калачик и чуть не обрывая клочок одеяла в кулаке. Почти не трястись, чтобы не разбудить рядом спящего Тэ. Он научился принимать любой физический вред, научился менять вселенные как перчатки. Скачки - привычка. Новые миры - привычка. А вот боль от уже ожидаемой смерти Гукки - крошит и перемалывает как в первый раз. К ней невозможно приспособиться. Вечный надпороговый раздражитель. Вечная пытка. Вечная ноша, вина, мука. Отдавая свою жизнь за короткую чужую, Пак жертвует дважды. Справедливо ли это? Нет. Кого-то это ебёт? Нет. Блондин давно бы сдался и послал всё нахуй, но он не. Не. Среда начинается поздно: друзья кое-как вылупляются из палаточного кокона, все помятые и опухшие: кто-то от сна, а кто-то от умело скрытых слёз и размазывания себя по болезненно-безысходной реальности до самого утра. Лишь изредка о чём-то переговариваясь, парни, словно тяжко проснувшиеся к трудовой смене муравьи, пакуют вещи и одной, бесформенной кучей скидывают в багажник. На обратном пути Чимину удаётся беспокойно подремать у Тэхёна на плече, хотя бы ненадолго отрубая от себя безжалостный мир. Его привозят прямо к дому, выгружают и советуют оставшуюся часть дня провести за каким-нибудь приятным занятием, чтобы окончательно отдохнуть. Блондин благодарно и широко улыбается, обещает выполнить поручение, но как только за спиной закрывается подъездная дверь, дешёвая пьеса завершается. Парень тащится в свою квартиру, где бесцельно садится на диван и включает первый попавшийся фильм. Ему ничего не хочется. Даже думать. Но мозг так не умеет, его функционирование нельзя остановить. Пока процессор в черепной коробке под шумок, непроизвольно что-то там сам с собой размышляет, время долетает до полудня. Пак выполняет домашние дела на автомате, отрешённо слоняясь по комнатам, готовит, обедает, моет посуду. В процессе натирания губкой тарелки, залипшего взглядом на геометрическом рисунке плитки, оформляющей зону с мойкой, Чимина в один момент словно током прошибает. Неизвестная вибрация прокатывается от макушки до пяток, тревожа всё внутри. Он такой тормоз, просто сказочный! Как?! Как можно было этого не заметить? Внезапная, экзистенциальная атака. В голове взрывается новое, сводящее с ума осознание. Память, выступая ассоциатором, щедро подкидывает выловленные из контекста просмотренного прежде кино фразы: "Время - это субстанция, запас которой ограничен. Песочные часы - лучшая иллюстрация того, как оно убегает". Продолжительность. Протяжённость. Временной промежуток. Количество минут и часов, которыми блондин располагает в каждой новой вселенной. Оно... Уменьшается? Силясь судорожно вспомнить, пшеничноволосый ужасается: если не брать в расчёт крышу, то в следующем мире, с исходным Чонгуком сколько он был? Около полугода. А потом? Определить число дней в реальности, кажется, самой счастливой, где у Пака чувства расцвели и получили отдачу легко - три прекрасных месяца. Следом шла вселенная с тэхёновым Гуком - четыре недели. Пиздец. Время действительно, неумолимо, неизбежно истекает. Сокращается, убывает, словно его по талонам выдают. Чиминов шанс, оказывается, имеет рамки, и они с каждым разом всё ощутимее сжимаются. Где-то над головой, словно дамоклов меч, висит невидимый таймер, исправно крутящий обороты. Может, именно его тиканье парень и слышал? Это страшно. Это обездвиживает и пришивает к полу. Это заковывает и не даёт вырваться. Почему? За что? Уже раздавленный неожиданно открывшейся закономерностью блондин осознаёт ещё кое-что. Он делает хуже. Он не помогает. Что кошмарнее: смерть от несчастного случая, быстрая и резкая, великодушно не заставляющая мучиться, или преступление против себя самого? Медлительное, смакующее мстительную боль утекание жизни, учинённое собственными руками? Что из этого милосерднее? Точно не второе. Кому нужно такое спасение, если оно толкает на предательство по отношению к себе? Если оно на самом деле бессмысленное и, правда, до жути эгоистичное? Кого Чимин, по сути, спасает? Чонгука или себя, защищая от чувства вины за неубережённое? Довольно. Пак больше не может. Не хочет дальше терзаться честными, справедливыми и безжалостными мыслями. Ему достаточно. Единственное, чего желает сердце в данный момент - увидеть. Посмотреть на живое воплощение слова "любовь", пусть в этой реальности оно и понятия не имеет о наличии оной. Чимину срочно и катастрофически необходимо к Гукки. Прямо сейчас. Наспех одевшись и сунув в карман только телефон, светловолосый спринтер несётся в парк. Теперь он даже не сомневается: Чон проводит в сквере практически весь день, ведь это место его фактического заработка. Пересекая ворота и чокнуто вращая глазами по сторонам, парень резво находит свою цель. Брюнет выбрал лавочку рядом с кустами камелии. Его сопровождают привычные портфель, планшет и альбом. Унимая сбившееся дыхание и стараясь изобразить менее шизанутый вид, Пак уверенно подходит и садится на скамейку напротив. В этот раз Чонгук замечает его моментально: отвлекается взором от листа и скользит зрачками с головы до ног. - Привет, - глубоко дыша, выговаривает блондин и старается принять элегантно-расслабленную позу. - Привет, - отвечает скромной улыбкой Чон и принимается дальше чиркать по бумаге карандашом. Воцаряется тишина, в которой Пак не может выбрать, как ему лучше и красивее сесть, чтобы позировать более непринуждённо и вместе с тем изящно. Он меняет несколько положений, копошением фокусируя на себе внимание. Чёрная смородина смешливо окидывает натурщика-энтузиаста, а угольная левая бровь грациозно изгибается, поднимаясь внешним кончиком: - Хватит лавочку собой протирать, я рисую не тебя. Чимин очень старается не стукнуть по своему тупому лбу и прекращает насиловать скамейку. Поднимается с неё и приземляется рядом с художником, рискованно покушаясь на его личное пространство. Гук не отодвигается, и наглец борзеет совсем: колосковой головой лезет чуть ли не в лицо, чтобы посмотреть, над чем трудится рука творца. - Балерина? Почему у неё глаза закрыты? - восхищённо интересуются пухлые губы. Образ действительно искусен и тонок. - Она живёт во сне. - Но она танцует, - немного не понимают медовые полумесяцы. - Это потому, что она ещё не знает, что спит, - загадочно поясняет Чонгук и продолжает вытачивать силуэт. Пак замолкает, но через минуту убеждённо произносит: - Через несколько лет ты станешь великим художником. И всемирно известным, к тому же. - Конечно. Очереди будут выстраиваться, чтобы попасть на выставку моих картин, - саркастично соглашается Чон. - Я серьёзно. Откуда тебе знать, может, я - путешественник во времени и прибыл из две тысячи сорок третьего, например, чтобы увидеть, с чего начиналась история самого популярного и неподражаемого портретиста. - Все мы - путешественники во времени, по идее, - хмыкает брюнет, и, находя в карамельном взоре недоумение, уточняет, - путешествовать в будущее можно на чём угодно, если ты не сильно спешишь. Если устраивает скорость шестьдесят секунд в минуту. Или шестьдесят минут в час. Или триста шестьдесят пять дней в год. - У тебя образ мышления настоящего учёного или философа... - Но в детстве я мечтал стать пиратом. Что можно заключить о моём сердце? - черноволосый Шерлок подмигивает импровизированному Майкрофту, поддерживая клуб фанатов британского, сериального шедевра. - Без шуток, тебе бы книгу написать. - Нет, спасибо, я лучше останусь на своей стезе. Ван Гог картины хотя бы на вино и еду обменивал. Не думаю, что с рукописями так же прокатит. Сейчас мало кто читает. - Я бы прочёл, - честно признаётся Чимин. - Мы уже выяснили, что ты - повсеместное исключение, - весело напоминает мягкий голос. - Ага, - "ты даже не подозреваешь, как прав, Гук-а. Меня отовсюду исключают" - возникает скорбно в сознании. Брюнет ещё минут пять наносит последние штрихи, а потом складывает принадлежности и альбом в портфель: - Сегодня, вероятно, уже никто больше не подойдёт. Домой следует вернуться. Очухавшись от задумчивой паузы, Пак выпаливает первое, что в голову пришло. Он пока не готов отпустить Чонгука, слишком короток был сеанс общения, не надышалось и не насмотрелось: - А давай я тебя провожу? - Я живу недалеко совсем, через дорогу. - Мне как раз в ту сторону и надо. - Ну ладно, - смущённо разрешает Чон и ждёт, пока спутник встанет и поравняется с ним. - Не бойся, на чай проситься не буду, - подкалывает блондин. Агаты как-то виновато и быстро пробегаются по чужому лицу и утыкаются в асфальт под ногами: - И правильно, мне всё равно угостить нечем. Пшеничная чёлка прячет медовые полумесяцы. "Чёрт. Ну почему ты такой, Гукки? Почему именно такой? Родной, но неприступный. Уязвимый, но самостоятельный. Не подступиться и не пожалеть. Сколько у нас времени? Как к тебе подобраться? Я ведь не могу иначе. Мне нужно. Ты нужен. До пятиэтажного, немного обветшалого здания они добредают в неловком молчании. Словно экскурсовод-любитель, брюнет указывает на него и оглашает: - Вот тут я и обитаю. Мансардная часть, конечно, продувается всеми ветрами, но зато там светло и бесплатные восходы вне очереди. Возле ступеней, ведущих к входной двери парней встречает беспородный, большой пёс, приветливо помахивая хвостом. Чонгук продолжает представлять своё окружение: - А это Наму. Он ничейный, но мы всем домом его подкармливаем, поэтому не убегает. Был бы сторожевым, если бы не природные доброта и спокойствие. Не лает, любит ласку и сосиски. Со мной, кстати, квартиру Хоупи делит - маленькая, слишком шумная и активная кошка. Они прям как небо и земля. Глядя на рослого ребёнка, знакомящего с живым уголком, Чимин чуть вслух не увукает и умиляется. А потом почти прыскает в кулак: так вот какие в этом мире Намджун и Хоби. Ну хоть в такой ипостаси друзья у нелюдимого художника есть. Перестав трепать собаку по холке, Чон разгибается и нерешительно говорит: - Мне пора, наверное? - блондин неуклюже кивает, собираясь повернуться и взять курс на свою многоэтажку, но чужие губы взволнованно добавляют, - Ты можешь и завтра прийти. Я каждый день в парке. Меняю только лавочки, чтобы пейзаж не приедался. Пак на это стеснительное предложение вспыхивает счастливой улыбкой и обещает: - Обязательно. С учёбы приеду, и сразу к тебе. Чонгук тоже радостно сверкает своими ониксами и спешит в подъезд. Стало легче. Доза целительного присутствия получена. Несмотря на все беды, боль, несправедливость и обречённость Чимину есть, за что держаться. Ради чего существовать. Ради кого.❂❂❂
Возможно, благодаря вечернему, приятному общению, Пак спит тихо, спокойно и без всяких видений. Ложится в одиннадцать, чтобы точно не проворонить ранние пары, пробуждается в пол восьмого и с удивлением чувствует, что, впервые за несколько дней, отдохнул. Свежий воздух и лес такого щедрого подарка не преподнесли, а простой диалог с личным помешательством - пожалуйста. И это уже даже не поражает. Потому что логично и верно до чёртиков. Неторопливо приняв душ и позавтракав, блондин довольно долго выбирает себе одежду перед шкафом. Прямо посередине этого сложного дела его прерывает входящее сообщение. Буковки на экране смартфона информируют о потрясающей новости: преподаватель, должный читать их группе материал, заболел, поэтому его занятия отменяются. Пшеничноволосое настроение, будучи приемлемым, как по волшебству взмывает выше, почти достигая планки "приподнятое". Чему посвятить освободившееся время даже вопроса не возникает. Чимин сразу же помчится в парк, но перед этим кое-что приготовит. Варганить кулинарные изыски он не умеет, но по рецепту с сайта "Вкусно и просто" напечь панкейков очень даже способен. Пока руки замешивают в кастрюльке не слишком жидкое тесто, парень мысленно надеется, что Чонгук не расценит его маленькое угощение как жест жалости или волонтёрства. Пак захотел налепить приятелю оладий, что в этом такого? Да, с особыми любовью и нежностью, но он-то об этом не узнает. На них же не будет написано. Когда блюдо оказывается готовым и заботливо уложенным в пластмассовый контейнер, неумелый, но очень старательный повар накидывает ветровку, влазит в кроссовки и ускоренно стартует по заученному маршруту. Нечто невесомое и воодушевлённое порхает внутри, заставляя чуть ли не врезаться в прохожих и пропускать мимо ушей их ворчание. До заветного сквера остаётся метров двести, чайные глаза уже видят вдалеке зелёные шапки деревьев, как вдруг их отвлекает что-то чужеродное. Слух улавливает испуганные крики, гомон и шум, отражающиеся от стен домов чуть выше по улице. По улице, где стоит пятиэтажка Чона. Тоже в паре сотен метров. Уже тревожно и боязливо прибавляя шаг, Чимин с обрывающимся сердцем понимает, что именно высмотрел вдали. Дым. Густой, тёмно-серый, плотный. Валящий толщами вверх из открытых окон третьего этажа. Над которыми расположена та самая мансарда. Вмиг переключаясь на бег, ноги несут паникующего хозяина к горящему зданию. Вокруг него накопилась толпа зевак, волнуемая снующими туда-сюда, суетящимися жителями. Кто-то выносит самое драгоценное имущество, кто-то уже чумазый, в саже сидит растерянно прямо на дороге, с ужасом глядя на бедствие. Машины пожарных нет, даже отдалённо звука сирены не слышно. Люди, вы хоть на сто девятнадцать позвонили? Прилетая на место и протискиваясь сквозь придурошных, мешающих зрителей, блондин крутится на месте: среди незнакомых лиц нет Гука. И это очень плохо. Ещё только полдесятого утра, он бы не стал так рано выдвигаться в парк, там посетителей в это время мало. Поэтому единственный вариант - брюнет внутри. Боже. Можно было даже не раздумывать: конечно же он там, сценарий всегда один и постоянно повторяется. Они словно два одинаково заряженные полюса: в магнитах имеют один цвет, но если поднести друг к другу - оттолкнутся. Две частицы, только одна от материи, а вторая от антиматерии. Взаимоуничтожаются. В мире, где Чимин получает шанс, Чонгук неотвратимо балансирует на черте, неизменно за неё в итоге попадая. Сам факт появления парня в нормальной до него вселенной запускает процесс. Что это за сраная программа? Предположение подтверждает Наму, пугливо дрожащий и лаящий на вход, откуда то и дело вываливаются ошарашенные жильцы. Пак не застывает. Не взвешивает "за" и "против". Ему не нужно решаться. Никогда не требовалось. Потому что нет смешного и глупого "против". Без разницы, какой здесь Чон, и насколько они близки. Знания, что это Чонгук, достаточно. Парню плевать на все сомнения и прежние душевные метания с дилеммами. Мозг в отрубе, работают голые инстинкты. А самый основной из них - спасти. Любой ценой. В сумасшедшем рывке светловолосая помощь бросается к ступеням и ныряет в проём. Внутри дымно и нечем дышать, угарный газ мгновенно забивается в ноздри, отчего Чимин прикрывается рукавом. Почти не разбирая пути, он прёт напролом к лестнице и по ней начинает подъём. Первые два этажа самое страшное - это едкий смог, плохо выползаемый из старого сооружения. На третьем температура в разы выше - на площадке наличники одной из дверей уже полыхают, а несчастная заслонка практически полностью обгорела. Чумной спасатель не обращает на пламя никакого внимания: ползёт дальше, с трудом преодолевая каскады ступенек. Кислорода не хватает, в лёгких оседает сажа и гарь, глаза нещадно слезятся. Оказываясь на последнем ярусе, блондин беспомощно тормозит: квартиры три, и какая нужна, он не знает. Сознание медленно погружается в пепельную взвесь, и ноги, ослабев, несут владельца, покачивая, к ближайшей. Вдруг, металлическая дверь напротив вышибается, и из непроницаемо-мутного нутра выскакивает дезориентированный Гук. Он надрывно кашляет, бережно придерживая полу куртки. Запазуха жалобно и гулко мяукает. Кошку искал и поймать не мог, идиот... А предать и бросить на растерзание пожару не посмел бы. Пак почти плачет. От облегчения. Ещё живой. И таким останется. Он сделает всё возможное, чтобы да. Хватая свободную руку Чона и закидывая себе на плечо, без лишних слов парень кидается с полубессознательной ношей назад. Едва кубарем не катится по пролётам, утекающими силами волоча свою ценность. Она, судя по всему, соображает плохо: кто спасает, не определяет и слепо полагается на чужую добродетель, умудряясь хреново животное не уронить. Конечности не слушаются, путаясь с чужими, весь вес лежит на живой опоре, которая начинает сдавать. Они чудом преодолевают третий, поглощённый огнём этаж, и на втором, вроде бы, более безопасном в данных обстоятельствах, Чимин понимает, что всё, предел. Энергия иссякла, воздух закончился, тело потеряло контроль. На немыслимой тяге он оставляет позади ещё два набора по двенадцать ступеней и больше просто не может. Перед тем, как свалиться, задушено хрипя, безвольные пальцы отцепляют от плеча брюнета. Парни падают синхронно, совсем рядом. Чонгук лежит на животе, тихо стонет, снова заходясь кашлем и почти не двигаясь. Пак в дыму не видит его, но слышит и подползает к источнику звука. На грани смерти, словно какой-то зомби, стягивает с себя ветровку, нащупывает чужую копну волос и накрывает её. Последнее средство, последняя надежда. Руки отказывают, колосковая голова оседает на чужие лопатки. Сипло и неслышно иссушенные губы просят спину под щекой: "Выживи, пожалуйста". А сами эту функцию прекращают вместе со своим хозяином.