Сгорая без огня.

«Это снова я, » — тихо шептал Том почти срывающимся от едкой радости голосом. Том — сказочный, высокий, холодный. И Том — худший из всех мужчин: мёртвый, далекий, чужой. — «Ты ждал нашей встречи? Вот мы снова на чердаке.» Гарри молча глотал слезы, через силу улыбался и прятал мысли в антикварный шкаф с выбитой дверцей, не смея ни о чем говорить. Он безмолвно кричал: «Где ты?». Он плакал: «Прости меня». Но Том давно простил. Гарри — путанный, неловкий, теплый. И Гарри — совестливый, любящий не тех и любимый не теми. Он прижимался к его руке и шептал, что так нельзя. Тому — можно. Нельзя равнодушно врать, и оставлять попытки осмыслить неосмыслимое глупыми мыслями. И пусть чувства — тоже, пусть тоже тонут в безмолвности слепых неумолимых волн, в краткости ярких бездушных мгновений. А звёзды выразительно молчат. Смотрят на них с серебряным укором — Гарри чувствует, как Том дышит ему в макушку смотрит так же, как и они. Гарри больно так, как будто впервые. Будто ему снова семнадцать лет и он своими руками убил свою судьбу. Том говорил — пройдет. Время — лечит. Но нет, не так. Время лишь притупляет боль. А от осознания же не спасёшься никакими таблетками. Или… Том не дает Гарри думать об этом больше. Говорит — они вместе. Утверждает — это правильно, это их аксиома и доказательство, их яркое пламя, смысл жизни и все, что воспевают поэты. Том шепчет, что все сонеты — о них, и все краски этого мира лишь для них. Гарри смеётся, потом плачет и уже не может остановиться. Пять лет — юбилей после битвы и сожженного Каменного Дома, после радости и фатальной ошибки. Годы безумной радости Смерти, годы боли и горьких сожалений. А хрустальный шар пророчества с колокольным перезвоном катится по мраморному полу Хранилища Тайн. Пророчество стелется чёрным туманом, леденящим душу хохотом забирается в сердце. Оно исполнено, Но милая, добрая, нежная Джинни не может стать чем-то более близким, чем маленькая сестра-огонек. Гарри пытается прыгнуть через огонь, а приземлиться получается лишь прямо в его сердце. «Том, я хотел сказать…». Нет, нельзя! Он расстроится — это так очевидно! Они просто сидят, смотрят во вселенные чужих глаз, и звёзды молчат. Где-то вдалеке поют фьорды и армия волн бьет солдата земли, но Том — дышит. Дышит — а Гарри не может найти его запах среди запахов всех других. Том думает — так нельзя. Запрещает и обещает, что все пройдет. Гарри — можно. И даже нужно. Он прячет кровь в бокале и предлагает Тому выпить.