Stirb, meine schones Lieber
12 января 2020 г. в 19:04
Примечания:
"Stirb, meine schones Liber..." - я прекрасно знаю, что правильно пишется schÖnes, однако это не мешает фикбуку запретить использовать спец-символы в названии.
Не имеющая начала и конца зарисовка
Она играет. Черно-белые клавиши проклятого фортепьяно колят пальцы иголками, и музыка распространяется по организму живыми, кровавыми цветами, но она лишь прикрывает слезящиеся глаза, раня себя каждой нотой вновь и вновь.
В ее бокале яд — медленный, до ужаса холодящий, такой недостижимо неожиданный, смертельно прекрасный. Она хочет выпить его залпом, она хочет поднять тост за свою собственную смерть, однако лишь призрачно улыбается и трясет головой.
Ещё рано.
Музыка набирает обороты. Каждый звук — рычание неизведанного зверя, который с каждой секундой становится злее, и злее, и злее. Она боится не попасть в ритм стучащего сердца, она боится умереть прежде, чем закончит, боится выпустить своих демонов и просто играть, не сдерживаясь.
Ведь она и без этого растворяется в игре, оставляя саму свою сущность где-то в первом, мрачно-торжественном аккорде. Она сама как Сальери, окровавленный натурщик Микеланджело, она — просто худшая версия гения этого мира. Она смирился, и именно это делает ее ужасным.
Запястья сводит болью, изнуряющей, тяжёлой, но ей так легко, она чувствует себя милее, светлее, лучше, она нажимает на белые клавиши, еле дотрагивается до черных, и чудовище сыто урчит, трётся об его ногу как самый преданный пёс. И она играет дальше, играет громче, она посвящает музыку всему, что есть в ее жизни — она отыгрывает свою жизнь, как опытный актер, как зритель пьесы одного человека. Ведь ей так легко вспомнить прекрасные темные глаза, тонкие губы и бледную кожу.
Ей так до боли хочется вновь почувствовать нежность объятий и успокаивающую обережность чужих рук, но она смаргивает слезы, но она так устала, но она играет, чувствует, что живёт, хотя уже давно у м е р внутри.
Вместе с темноглазым дьяволом, что так радостно скалится в ее воспоминаниях.
Вокруг нее скелеты, мертвые невесомо облокачиваются о фортепьяно, их пустые глазницы смотрят в никуда, и одновременно прямо на нее, ведь она — никто в этом вечном шабаше жизни, в этой череде мгновений, в этом не имевшим начала безумии.
С каждой нотой скелеты все ближе, все яснее, и она знает, что с последним звуком они заберут ее с собой. Вниз.
В б е з д н у.