Александр Шатов – Шерлок Холмс. Евгений Миронов – Джеймс Мориарти.
Так уж вышло, что в Санкт-Петербург современная молодёжь перебирается либо ради реализации своих амбиций, что не помещались в столице, либо ради бренного скитания никем не понятой творческой души в подходящем — как им кажется — месте. Но что делать, когда амбиций отродясь не было, а вся твоя жизнь и есть сплошное скитание, и ни одно место не скрасит его? Саня понятия не имеет, что делать со своей жизнью, которая давно пошла ко дну ещё до первой дорожки, со своим будущим, о наличии которого он, в принципе, не сильно задумывался. Шатов был не просто убеждён, он знает наверняка, что у таких, как он, попросту не может быть будущего. Он даже не может вспомнить, когда шансы на восстановление ещё были предоставлены судьбой. Как только человеку предоставляется шанс, о котором он даже не просил, этот шанс просирается так же, как и быстро переварившийся завтрак из-за обилия веществ в организме. Пока его ровесники переходили на третий курс, а некоторые уже успели обзавестись семьями и плодились вовсю, Саня возвращался из рехаба. Он не горел большим желанием помещаться в клинику, но оставшаяся в нём эмпатия, что продолжала распространяться на родителей, не позволила ему отказаться от лечения после случившегося первого в его жизни передоза. Шатов не раз признавался себе честно, что сам не ожидал подобного исхода, ведь всё всегда было под контролем и всё было налажено. Вот только дело в том, что это он так думал. Усилиями старшего брата лечение проводилось в лучшей клинике для наркозависимых, и Сане даже не приходилось скучать. Безусловно, порция обезболивающих при различного рода жалобах жёстко контролировалась и находилась под контролем медсестёр, но в больнице было неплохо. Ровно до того момента, пока он не задумывался о разочарованных родителях, пока не вспоминал полное ужаса лицо брата, что первым обнаружил его, и которого было трудно разглядеть из-за собственной рвоты по всему лицу. Порой именно эти моменты могли сподвигнуть его на успехи в лечении, и после двух месяцев реабилитации ему даже удалось получить разрешение на выписку. Дневной пейзаж города проносится за окном такси, и Саня уверен, что пролежи он в клинике год с лишним, ничего бы не изменилось. Такие же безразличные ко всему и бродящие по городу лица, такое же унылое небо над головой и такая приятная глазу своей глубиной Нева. Шатов взял за правило не приближаться к ней, будучи под кайфом. Опыт показывает, что пловец из него никакой, а быть пойманным на удочку кем-то в погонах — это последнее, о чём можно мечтать человеку с красными и полными отрешённости глазами, у которого в кармане имеется как минимум ещё два-три косячка. Обстановка города, в который так стремилась переехать его семья, не удручает, скорее, показывает, что где бы ты не находился, ты всё равно останешься на дне, ведь дно есть абсолютно везде. И Сане не нужно время, чтобы вновь принять это. Он давно смирился с этим. Родители искренне радуются выписке сына, с лица Миши не спадает широкая улыбка, и Саню это немного настораживает. За время, проведённое в больнице, он забыл, когда его родные искренне улыбались и вообще выдавали позитивные эмоции. Да, они подбадривали его, но точно так же опасались за него, ведь никто не знает, что может послужить для наркомана триггером и заставить сорваться. Но к несчастью парня, сама жизнь являлась для него одним большим триггером. Он так же улыбается близким, кивает на все тёплые слова и слова надежды о том, что всё обязательно наладится, и он со всем справится. Конечно, он будет ходить на собрания анонимных наркоманов и алкоголиков, конечно, он с гордостью будет показывать всем свои значки, демонстрирующие длительность «завязки». Шатов готов подписаться под что угодно, лишь бы ему дали секунду-другую на уединение в собственной комнате. Саня не глупый, он знает, что своих прошлых заначек он здесь не найдёт, более того, держать их дома, когда всё известно семейству, нет смысла. Дождавшись, когда хлопочущая мать скроется за дверью, он оглядывает беглым взглядом комнату. В последний раз, когда он был здесь, такого порядка не было, и это не удивительно, его мама успела постараться и убрать все скопившиеся грязные вещи, а так же последствия передозировки. И Шатову совершенно не хочется думать сейчас о том, что она могла это делать с полными слёз глазами, и что отцу приходилось навещать её время от времени, дабы не оставлять надолго одну в комнате, где один из её сыновей чуть не умер. Шатову сейчас вообще ни о чём не хочется думать. И именно за этим он отправляется. Осенняя прохлада не обжигала лёгкие, более того, осень выдалась весьма тёплой, и Сане даже не пришлось накидывать дополнительную байку. Вцепившись в перила пожарной лестницы, он аккуратно прикрывает окно, дабы проникнувшие звуки улицы не показались подозрительными для проходящих мимо его двери домочадцев, а после спускается по ней на землю. Проверено неоднократно, одобрено собственным опытом и задницей, что оставалась в целости и сохранности после каждого приземления. Когда Саня оказался в Питере, ему было всего семнадцать, и при всей резвости желания нажиться на зависимых людях тех, кто готов был продать несовершеннолетнему школьнику наркоту, было мало. Почти что единицы. Шатов не осуждал тех, кто уточнял возраст и требовал показать паспорт, он просто сильнее ненавидел от этого школьную жизнь. Да, достать наркотики и так сложно, а когда ты ещё и подросток, то уровень сложность значительно повышается. А Сане терпеть не мог сложностей, Саня уже тогда устал от жизни и её выкрутасов. Безусловно, имей он широкий круг общения, нашлись бы добрые люди, что со щедрой руки делились бы с ним всеми местными новинками и редкостями, но Шатову меньше всего хотелось обременять себя ещё и чей-то компаний, вынуждая себя на общение. Но так вышло, что ему удалось повстречать такого самого доброго человека, что бескорыстно продал ему первую дозу кокаина. Саня сам не знал тогда, что стоит выбирать из представленного арсенала, поскольку весь его провинциальный опыт был основан на медикаментозных препаратах. А мама с папой ещё удивлялись, почему в старшей школе у их младшенького так хорошо с химией пошло. Тот самый добрый человек никогда не раскрывал своего настоящего имени, но всегда принимал у себя дома и даже мог переброситься парой слов о жизни с Шатовым. Саня не знает, возможно, так влияют на людей его синяки под глазами и стеклянные глаза, возможно, у него получается неплохо давить на жалость, но у Молли за всё время их знакомства он никогда не стеснялся брать в долг. Когда тебе очень нужно, когда это является единственным глотком воздуха, чувство стеснения, как и совесть, перестают существовать. — Шурик? Я уже думала, что ты откинулся, — с порога говорит девушка вместо приветствия. — А я уже было надеялся, что за несколько месяцев ты осознаешь, что мне совершенно не нравится, когда меня так называют, — буркнув, он проходит внутрь квартиры. — Если бы не нравилось, ты не приходил каждый раз, — Молли следует за ним в гостиную, где тот приземляется на обшарпанный диван. — Только после лечения? — Ага, — кивает парень. — Ты даже не пробовал пытаться? — Я все два месяца ждал, когда смогу закинуться чем-то помимо обезболивающего, так что, что там нового? По глазам Молли редко можно было сказать, что она чувствует или что думает. Они будто всегда были безжизненными, а она сама прибывала в вечной вселенской печали. Она лишь вздохнула и прошла к письменному столу и стала доставлять что-то из шуфлядок. — Ты помнишь, сколько торчишь мне с прошлого раза? — глядя на него исподлобья, спрашивает девушка. — У меня был передоз, а не инсульт, всё помню-помню, — он приподнимается с дивана и подходит к столу. — Что это? — указывает он на один из пакетиков. — Что-то типа мефедрона, но с щепоткой экстази. — И как называется? — Пока не придумала, но думаю попробовать толкнуть под названием «Пошлая Молли». Как тебе? — Надеюсь, название списано с товара, а не с тебя, в противном случае — деньги тупо на вылет. — Не хочешь, как хочешь. Иди гуляй, Шурик, — девушка стала складывать пакетики обратно в коробку из-под обуви. — Стой-стой, я беру, — он стал пересчитывать деньги, — и давай ещё вот это, как обычно. Если бы Сане предоставили возможность придумать метафору к употреблению наркотиков, то он бы сравнил это с прослушиванием очень заразительной песни, когда слова и музыка так проникают под корку головного мозга, под каждую клеточку твоей кожи, и как только ты открываешь вновь глаза, ты будто бы оказываешься в клипе. Он не скрывал, что в литературе, как и в других предметах, он был профан. Было большим сюрпризом, когда его вообще зачислили в университет. Но когда ты находишься в клипе, все прошлые мысли и беспокойства остаются позади. Каждый твой шаг — это уже кинематографическая нирвана, и никого, кроме тебя, нет в этом клипе. Только ты и какая-то жвачка для ушей в виде летнего хита былых годов. После прослушивания такой песни сложно не разглядеть всю прелесть культурной столицы России. Шатов уверен, что перед тем, как поехать в Питер снимать клип, каждый артист хорошенько наслушивается этой песней. Особенность подобного прослушивания в том, что Сане всегда после этого хочется кофе или горячего чая. И вот он уже заказывает в рандомном уличном кафе латте с карамельной пенкой, хоть совершенно терпеть не может карамель и пенку в принципе. Напиток очень согревает, а исходящий пар навевает новогоднюю атмосферу. Шатов не удивится, если в начале осени пойдёт снег. Он же в клипе. В его ещё не опустевший стаканчик опускается несколько монет и пара бумажек. Он в недоумении уставился на проходившего мимо парня, который удосужился всё же остановиться возле сидящего на холодной земле незнакомца, что всей спиной подпирал стенку здания. — Это на такси, дружище, — незнакомец потрепал его по плечу. — Выглядишь не важно. — Мы знакомы? — Шатов пытается разглядеть плывущее перед глазами изображение. — Я новый староста в твоей группе, — молодой человек положил руки в карманы пальто, — точно не знаю, что произошло с предыдущим, видимо, отчислили. Как же, они не раз пересекались у Молли, но оба делали вид, что подобная встреча сродни встречи в магазине, а в универе, если Шатов благословлял это заведение своим появлением, и вовсе, будто никакой встречи ранее не происходило. Быть может, за лето передоз случился не только у него одного. Странно, что этого парня он ранее не видел. — Нам редко доводилось пересекаться в университете, да и мы вроде бы никогда не разговаривали, — тот решил, видимо, подчеркнуть низость позиции, какую занимал Шатов, и сел на корточки напротив него. — Меня Женей зовут. Если что, вот мой номер, если будут какие-то вопросы или какие-то вопросы нужно будет решить, обращайся. Но предупреждаю, просто так я отмечать не стану. — Я-я С-саня, — пролепетал заплетающимся языком Шатов. — Я знаю. У нас много кто тебя Шуриком называет, прямо как в «Кавказкой пленнице и других приключениях Шурика» — с улыбкой подмечает Женя. Конечно, из всех Александров страны именно его решили сравнивать с героем советского кино. Не, ну у него было пару моментом стычек с бандитами, и даже в краже участвовал, но у Сани большие сомнения на счёт того, можно ли его приключения сравнивать с приключениями героя детства многих поколений. — Я не ношу очки, — пожалуй, единственное членораздельное, что ему удалось выдать из себя. — А тебе бы пошли.xxx
— Какие-то проблемы? — опустив окно у переднего сидения, спрашивает Миронов. — Да так, ничего особенного, — переводя дух после долгого бега, отмахивается Шатов. Он сам не помнит, когда нарвался на шайку каких-то отбитых на голову гопарей, но очевидно одно, что, даже будучи под кайфом, смелости в такой ситуации не приобретаешь. И меньше всего ему хочется сейчас объяснять произошедшее мимо проезжавшего старосты своей группы. Не то чтобы за короткое время общения, а парни успели несколько раз переброситься словами в университете, и Саня даже не прогуливал целую неделю пары, всё-таки, для начала года нужно задать планку, а после с треском понизить её, они успели сблизиться, но Шатов частенько ловил себя на мысли, что ему стыдно за собственный вид, в каком он представал перед Мироновым. Женя отличный староста и весьма понимающий товарищ. Саня уже не вспомнит, скольких людей в своей жизни считал реальными друзьями, да и с какими вообще хотелось общаться без всякого принуждения, но с Женей было довольно легко. Он не снисходил с Олимпа, когда заговаривал с ним, более того, он пресекал шутки одногруппников насчёт зависимости Шатова и искренне поддерживал того, когда на его, Сани, рюкзаке появлялся очередной значок с «три месяца без наркотиков». Почему-то именно от этой радости — не маминой, не папиной и уж точно не брата — Сане становилось очень совестно. Потому что завязки вовсе не было, и это было не трудно прочитать по его лицу, но Женя будто принципиально игнорировал это. Разве такие слабые как он, Шатов, люди заслуживают столько поддержки? — Ничего особенного было бы, если бы у тебя губа и подбородок были целыми, но сейчас я наблюдаю совершенно противоположную картину, — Миронов открывает дверь изнутри авто. — Садись, я же знаю, что не в этом районе живёшь. — А ты где живёшь? — сам не зная зачем, решил спросить Шатов. — Как раз недалеко, но раз тут оказался ты, да ещё и в таком состоянии, я должен тебя доставить домой в целости и сохранности. — Так уж прям должен? — Я же говорил тебе, что просто так не отмечаю. А я не думаю, что тебе нужно с твоей репутацией столько пропусков, — он повернул руль и повёл машину в противоположном тому направлению, которому следовал Шатов ранее. — Я живу в другой стороне, — отметил он, надеясь, что водитель просто спутал координаты. — Я знаю, но в той стороне поблизости нет аптек. Саня не знал, что на это ответить, поэтому просто отвернулся в сторону окна и, наклонив голову на бок, прикрыл глаза. Резко открыть их заставило щиплющее ощущение на нижней губе и подбородке. Открыв глаза, он встретился взглядом с Мироновым, который склонился над ним, стоя ногами на асфальте, и старательно обрабатывал раны хлоргексидином. — Пострадало моё лицо, а не руки, — еле шевеля ртом, дабы не прерывать работу одногруппника, прохрипел Шатов. — Я и сам могу. Женя резко отстранился от него и с серьёзным, полным подозрительности взглядом, посмотрел на парня. Он молча протянул тому вату и бутыль с антисептиком и, обойдя машину, сел за руль. Закончив с обработкой ссадин, Саня отставил хлоргексидин и вату на приборную панель, где лежал купленный в аптеке пакетик. — Там ещё есть пластырь, — Миронов указал на этот самый пакетик. Шатов двинул бровью. Сама ситуация, встреча казались ему и так курьёзными, а подобная забота... Он не исключает добродушие людей в человеческом существовании, но уж больно редко оно встречается. Более того, когда ты сам считаешь, что не заслуживаешь подобного, его появление вызывает как минимум удивление. Саня порылся в пакетике и достал один лейкопластырь, не глядя в зеркало заднего вида, приклеил себе на подбородок, где по собственным ощущением всё ещё чувствовал жжение. — Тебе не стоит так заботиться и помогать мне, — еле слышно бормочет спустя некоторое время молчания. — И почему же? — Миронов машинально вскидывает брови, которые идеально передавали озвученный вопрос. — Ну, типа… — Шатов замялся. — Я знаю, что ты не в завязке, — прерывает его Женя. — Знаю, что принимаешь с того момента, как выписался. — И почему всё ещё относишься ко мне так? — Как именно? — а вот на этот вопрос Миронов действительно хотел услышать ответ. — Ты не относишься ко мне, как к отбросу или прокажённому. Будто я ничем не отличаюсь от остальных и у меня есть перспективы на светлое будущее, — Шатов показал кавычки на слове «светлое». — Будто я всё ещё достоин существования и не являюсь мусором, который скитается по земле, сам не зная зачем и почему. Будто тебя совсем не отвращают слабые люди, которые не в силах что-то перебороть. — Отвращают, — Миронов кивнул, — ещё как отвращают. Но больше всего меня отвращают жалкие нытики, а поверь, среди трезвых людей таких куда больше, чем среди… — тут он осёкся. — Чем серди наркоманов, — закончил за него Саня. — Да, — вновь кивнул тот. — И это хорошо, что ты осознаёшь, кем являешься. Потому что нет ничего такого в том, чтобы измениться. Каждый способен на это и у каждого есть шанс. — Знал бы ты, сколько я таких шансов просрал, — усмехнулся Шатов. — А ты хоть раз верил в то, что этот шанс что-то тебе даст? Что на этот раз что-то выйдет? Саня на какое-то время задумался. Он вообще никогда не верил ни во что и ни в кого. А уж тем более в себя и в то, что что-то в его жизни получится. — Я не хочу копаться в твоём прошлом и выпытывать, как ты к этому пришёл, — но Шатову почему-то, наоборот, хочется, чтобы Женя расспросил его и Женя поделился бы тогда своей скромной, но для кого-то шокирующей историей. — Я лишь хочу, чтобы ты наконец поверил, что всё возможно исправить, что не всё потеряно. — Почему? — Что «почему»? — Почему ты этого хочешь? — Шатов не отводил взгляда с Миронова с того момента, как тот перебил его. — Потому что из всех, кого я знаю, ты единственный, у кого есть будущее. Я верю в это и хочу, чтобы ты тоже поверил.xxx
— Молли, я знаю, ты там, открой дверь! — раздаётся на всю лестничную площадку. — Шурик, уходи, ради бога! — доносится из-за закрытой двери. — Бога нет! Открывай же, — он нетерпеливо дёргает ручку входной двери. — Просто уходи, Шурик, прошу. — Молли, мне срочно надо, у меня закончилась вся дурь, пожалуйста, — Шатов стал бить в дверь, периодически возвращаясь то к ручке, то к дверному звонку. — Я не могу, поверь, тебе будет лучше… — Лучше?! Это ты мне продала мне первую дурь, и ты мне говоришь, что мне будет лучше? Да ты сама не слезаешь и торчишь на всём, на чём только можно торчать! Ты продолжала мне продавать наркоту, а теперь сливаешься, сука?! Открой эту чёртову дверь или я её выломаю! В ответ ничего не следует. — Открой, сука блядская, эту дверь! — Саню распирает жаром изнутри. Он готов пробить своей ногой в этой двери дыру и залезть внутрь. Будь квартира Молли на три этажа ниже, он бы запрыгнул, разбил окно и так же пробрался, не смотря ни на что. Он снова яростно стучит в дверь, кричит, звонок уже перестал реагировать на его нажатия. Его руки побагровели из-за многочисленных ударов о жёсткую поверхность, но продолжает бить. Да кто так вообще поступает? — Шурик, пойми, я не продам тебе ничего, что бы ты не говорил, — вновь доносится из-за закрытой двери. — Ты мой друг… — Друг?! Да кто друзьям вообще продаёт наркоту, а? Ты самый худший друг, Молли, вот ты кто.xxx
Шатов пробирается сквозь толпу людей. Ранее он ходил на подобные вечеринки-вписки, потому что на них было легче чем-нибудь закинуться и подобрать что-то. Эта вечеринка являлась костюмированной в честь Хэллоуина, и Саня в душе не понимал, почему всем так нравится праздновать этот забугорный праздник, суть которого уже давным-давно все исковеркали. Но на эту вечеринку его за компанию пригласил Женя, и Сане было как-то стыдно отказываться. В последнее время им доводится чаще проводить время вместе не только в универе, но за его пределами. Родители даже обрадовались, когда впервые за долгое время Сане удалось привести домой кого-то из друзей. Женя долго упрашивал Шатова нарядится в костюм Гвен Стейси или Мэри Джейн, но с отчаянием капитулировал, поэтому на вечеринку человека паука сопровождал какой-то парень, который сошёл бы за типичного героя российского сериала, обычно их берут для массовки. — Серьёзно, человек паук? — Саня оценивающе осматривал костюм друга. — Серьёзно, костюм гопника из Реальных пацанов? — Эй, вообще-то я так всегда хожу, и, к слову, они похуже там одеваются, — Шатов обижено сложил руки перед грудью. На вечеринку они собирались в доме Жени, где Саня был в первый раз и, пока хозяин квартиры осматривал свой костюм со всех сторон, оглядывался по сторонам, дабы приметить как можно больше деталей в интерьере, запомнить, так сказать, очертания комнаты, где обитает его друг, где спит и где, скорее всего, лёжа на кровати, отвечает на ночные сообщения, когда у обоих бессонница. — Ну ладно-ладно, я не знал, что ты смотрел, — хихикнув, он слегка толкнул Шатова в плечо. — По коням? — По коням. Саня не знал наверняка, найдёт ли её на этой вечеринке, поскольку её организовывал кто-то из студентов, но поскольку компания собиралась большая и многие её члены даже отдалённо не походили на студентов, надежды всё же были. И Шатов благодарен Евгену — как он его иногда называет — за то, что учит, старательно учит его надеяться на лучшее. Потому что порой надежды с ожиданиями действительно оправдываются. В углу диванчика большой гостиной, где уже было полно людей с выпивкой в руках, сидела его давняя подруга, и перед которой ему действительно стыдно. Шатову бы стоило сделать вид, что его вовсе здесь нет и не приближаться, а там и вовсе испариться с вечеринки, но что-то слабое, но такое упорное подталкивает его вперёд и он поддаётся этому. — Привет, — невнятно мямлит первым. — Привет, — своим обычным и спокойным голосом отвечает Молли. — Я не люблю неудобных разговоров, поэтому я хочу сразу извиниться, — ему действительно стыдно смотреть ей в глаз после всех слов, что он ей тогда наговорил, а ведь после того случая они больше не виделись. — Я пойму, если после всего того, что я сказал тебе, ты будешь меня ненавидеть, но я хочу, чтобы ты знала, мне очень жаль, — сердце проделывает едва заметный кульбит и он готов поспорить, что если скажет ещё пару слов, он схватит не микро, а полноценный инфаркт. — Я не ненавижу тебя, Шурик, — девушка поднимает на него глаза. В её глазах всё то же былое спокойствие и отрешённость от здешнего мира, но прежней грусти и приторной печали Саня не замечает. — Ты мой друг, я не могу тебя ненавидеть. — Даже после всех слов… — Не важно, что ты мне сказал, потому что я знаю, что ты так не считаешь. Знаешь, сколько людей мне за день такое говорят? На тебя я уж точно не могу злиться. — Спасибо, что тогда не продала мне ничего, — он переступает с ноги на ногу. — Правда, спасибо большое, Молли. — Ты должен благодарить не меня, а того, кто не позволил тебе купить у кого-то другого. Шатов без понятия, как работает система распространения слухов, но, видимо, Молли в курсе, что в последнее время он общается с Мироновым. Он переводит взгляд на парня в костюме человека паука, который уже не скрывает своей личности и разгуливает спокойно без маски, попивая разливной алкоголь. — Я рада, что у тебя появился тот, кто может тебя поддерживать, — с поддельной улыбкой сказала девушка. — Ты имела в виду «друг, помимо меня»? — Ну, тут уже всё зависит, кто он для тебя, — Молли усмехнулась и, поднявшись с дивана, отправилась в другую часть комнаты, видимо, пополнять запасы в своём пластиковом стаканчике. — Забыла спросить, уже сколько? — Тринадцать дней! — не без довольной улыбки кричит ей в ответ, дабы та услышала. — Поздравляю! Да, тринадцать дней это не шутки, пусть и меньше положенных тридцати. Шатов действительно держится и ограничение и сдерживание самого себя не кажется чем-то обременительным. Пока он в универе, пока зависает с Женей, ему не особо хочется что-либо принимать. Более того, желания о том, чтобы забыться и отчистить собственную голову от мыслей, не возникало уже очень давно. И всё было бы так же прекрасно, если бы не буквально пьянящий запах, что распространялся по всему помещению. Саня условился, что раз ничего не употребляет, следовательно, и выпивка под запретом. Точнее, выпивка, в которую заведомо кто-то что-то добавил, а другой на подобных вечеринках просто не бывает. Перед глазами всё стало кружиться и расплываться. Шатову необходим был глоток свежего воздуха, простого воздуха. Он устремился к входной двери и вылетел на лестничную площадку, оказавшись уже возле подъезда на улице, парень глубоко выдохнул и опёрся руками о собственный колени. — Ты чего? — следом за ним на улице оказался Миронов. — Да так, голова немного закружилась, — Саня продолжал делать аккуратные вдохи и выдохи, дабы восстановить сбившееся дыхание. — А ты присядь-ка лучше, — Женя приобнял его и посадил на скамейку. — Тебе не понравилась вечеринка? — С чего ты взял? — Не знаю, просто мне так показалось, — Женя не сводил взгляда с сидящего напротив. Он даже не думал создать хотя бы для приличия отсутствующее между ними расстояние. — А тебе самому нравится эта вечеринка? — с прищуром спросил Саня. — Честно? — его глаза были помутнённые — действие алкоголя, но даже в подвыпившем состоянии Миронов не боялся заглядывать в глаза, и если заглядывал, то всегда так проницательно, что Шатов невольно чувствовал себя обнажённым. — Это самая хреновая вечеринка, на которой мне доводилось бывать. Не то чтобы я на многих бывал, но это дикий трэш. Ты вообще видел их костюмы? Кто такие костюмы надевает на Хэллоуин? — Поверь, у тебя самый лучший костюм среди всех. — Среди всех, что ты видел? — приподняв бровь, уточняет Женя. Шатов был в некой растерянности, он никогда ещё не видел так близко лицо Миронова, и он готов признаться на весь мир, что на это лицо невозможно не налюбоваться. И да, чёрт возьми, он думает так о лице парня. Не то чтобы у него были какие-то предубеждения, ему на подобные вещи всегда было плевать. Ему долгое время было плевать фактически на всё, поэтому заводить какую-либо связь с кем-то помимо дружбы не представлялось возможным. А может, Женя просто стал для него больше, чем просто другом? Лучшим другом? Ведь Саня не скрывает, и от себя уж точно, что с ним ему очень комфортно и именно с ним он не стесняется быть тактильным. Ранее он не так уж много людей в своей жизни обнимал. Женю, плевать, кем бы он ни был, действительно хочется поместить в свои объятия и наслаждаться этим моментом всю жизнь. Миронов одним своим «ты единственный, у кого есть будущее» стал этим самым будущим и настоящим Шатова, а Шатов и не сильно против. Саня сомневается, кто из них именно пьян, поскольку ладонь друга на своей щеке ощущается и отчётливо, и одновременно так невесомо. Он сам не контролирует то, как льнёт к ней и прикрывает глаза от поглаживаний чужих пальцев по своей коже. Больше всего его напрягает тот факт, что каждый раз, как только он прикрывает глаза, вокруг него обязательно что-то происходит. И это что-то почему-то всегда Евгений Миронов. Он чувствует, как их кончики носов соприкасаются, а дыхание каждого из них опаляет губы другого. Сердце уже не проделывает кульбиты, оно отказывается функционировать. Шатов видит эти глаза напротив, в которых нет алкогольной дымки, в которых, как и всегда, есть надежда и поддержка, Миронов будто сам сочится любовью ко всем и добротой ко всему сущему. Саня не знает, чем заслужил его, и уж точно не знает, заслужит ли прощение, если после того, что он хочет сделать, они перестанут разговаривать. Но он не знает, что Женя напротив видит глаза, которые хотел бы видеть каждый день, в которые так хочется вселять ещё больше надежды, из-за появления которой возникают ярко горящие искорки, и Миронов готов продать весь свет, лишь бы этот огонь в глазах Шатова не погасал никогда. Их губы соприкасаются ненадолго, но оба чувствуют это колющее ощущение по всему телу. Они отстраняются на мгновение, дабы набрать чуть больше воздуха в лёгкие и ещё раз взглянуть в глаза друг друга. — Если ты так и будешь стесняться меня и медлить, то я точно не ограничусь одним поцелуем и ты меня не остановишь, — выдыхает в губы Шатову Миронов. — Я и не собираюсь останавливать, — усмехается тот в ответ.xxx
Женя совсем забылся с этой курсовой, а ещё когда ты староста, то ответственность за защиту каждого в группе ложится на твои плечи. Он даже не успевает следить за посещаемостью, работа наваливается одна за другой, а ещё после универа подработка — и всё это складывается в такую неплохую субстанцию, которую принято нарекать сидячим местом человеческого тела. Просматривая список группы, он останавливается на знакомой фамилии и таком родном имени. Безусловно, в их группе были ещё Александры, да ещё и в преподавательском составе, но именно это имя грело душу одним своим написанием. Но настороженность и рациональные ниточки сразу задёргались в голове Миронова и заставили тараканов прийти в работу. Из-за всей этой навалившейся работы, из которой он не мог выбраться уже как месяц, он не проверял списки и отмечал наобум. А вот самого Шатова он так и не застал в университете. После вечеринки прошло как минимум три месяца и два из них были действительно самыми удивительными в его студенческой жизни. Он помнит, как держал в секрете, а потом на новый год рассказал Шатову о предоставленных местах в университете Швейцарии, где они могут обучаться год по обмену. Всего два места и Миронов приложил все силы и своё обаяние, чтобы эти места достались именно им. Он никогда ещё не видел Саню таким счастливым. Его улыбка была самым ценным подарком в новом году. Но вот они уже около месяца нигде не зависали, а последние две недели так вообще не пересекались ни разу. Это очень беспокоило Женю. Противный червячок, что звался плохим предчувствием, начал медленно надгрызать головной мозг, вселяя всё больше и больше плохих сценариев. — Эй, Паша, ты не знаешь, где Шурик? — окликает одногруппника. — Вы же с ним, вроде, со школы знакомы и живёте недалеко, может знаешь, почему он так долго не появляется в универе? — А Шатов не придёт, — оборачивается Ульянов. — Вы же были такие кореша, ты уж точно первым должен был знать, что произошло. Я думал, ты знаешь. — Знаю что? — настороженно прищуривается Миронов. — Шатов снова начал прогуливать где-то недели две назад, начал снова принимать, на прошлой схватил передоз, а на днях ласты склеил, поэтому на парах его и нет. — В смысле «ласты склеил»? — Жене искренне хотелось верить в то, что ему послышалось или это просто тупая шутка. Ему очень хотелось в это верить, ему хотелось, чтоб озвученное было опровергнуто. — Помер твой друг, передознулся, вот что, — Ульянов вновь вернул своё внимание к телефону. — Странно, что у такого, как он, вообще появилась надежда на то, что он сможет что-то исправить, когда давно всё проебал. Наркоманов нужно лечить, а не сюсюкаться. Ни с кем сюсюкаться нельзя, иначе оступишься и кроме дна ничего не увидишь.