you and i

      Так повелось, что сложные отношения в семье, как правило, между братьями, но наиболее сложные — в божественной семье. Вознесённый людьми на вершину небес, провозглашённый великим богом Солнца, Аматэру сослал родного брата из Такамагахары прочь. Возросшая ненависть к Цикиеси не давала спокойно Аматэру даже произносить вслух его имя. Как только бог Луны покинул Небесное царство, остальные божества выдохнули с облегчением. Такамагахара окунулась в вечное для её обитателей спокойствие, и впредь никто не смел нарушать его. Солнце и Луне не было суждено больше встретиться — и именно это служило гарантом мира и благополучия. До поры до времени.       — Слышал, ты решил взять отпуск, братец, — знакомый голос раздаётся прямо за спиной молодого человека, из-за чего недавно сваренный кофе чуть не оказался на белоснежной рубашке.       Аматэру резко разворачивается, и его глаза уже готовы покинуть свои орбиты при виде лица, которое он давным-давно вычеркнул из своей жизни. Перед ним был родной брат, бывшее божество, облачённое в отглаженный костюм смертного. А с губ, несмотря на прошедшие столетия, так и не спадала самодовольная ухмылка.       — Ну, хоть скажи что-нибудь, а то я думал, что больше не услышу твоего визжания. А сам знаешь, за всю божественную жизнь истоскуешься по старым привычкам. Брюнет бросает взгляд на стаканчик в руке брата и без всяких вопросов и разрешения забирает его в своё собственничество, отпивая горячий напиток. Он покрутил бумажный стаканчик в руке, где чёрным маркером было выведено имя покупателя.       — Ш-е-р-л-о-к, — произносит по буквам Цикиеси. — Я бы не сказал, что это весьма британское имя, но неплохой выбор. А фамилию какую выбрал? Готов поспорить за всё это время ты ни разу не бывал в отпуске, поэтому хорошо всё продумал и спланировал.       — Ты больше не бог, — первое, что выдавил при их встрече, Аматэру.       — Не будь я им, луна бы не светила ночью, — тот ещё раз отпил из стаканчика брата. — Ну, у тебя и предпочтения, братец! Кто ж столько сахара добавляет?       Бог Солнца в недоумении уставился на брата.       — Ты ни разу не вылезал из Такамагахары. С Земли виднее, что светит днём, а что — ночью. Так что пока луна есть на небе, я то ещё божество и ничуть не меньше тебя.       Аматэру принял почти что пустой стаканчик с кофе, который его брат удосужился-таки вернуть. Подобное совпадение не укладывалось в голове Великого. Это выходило за пределы его понимания. А старший брат ещё утверждал, что Вселенная ленива на совпадения. Этот просчёт старшего был бы забавен, если бы перед богом Солнца сейчас не стоял его младший брат.       — Что ты здесь забыл? — выкидывая недопитый кофе, спрашивает без всякого энтузиазма на диалог.       — Как тебе объяснить, — бог Луны сделал задумчивый вид. — Дело в том, что когда меня выгнали из родного дома, мне пришлось искать себе пристанище. Я подумал, что оседать на каком-то конкретном месте будет слишком скучно, и уж больно будет походить на тебя, поэтому предпочёл разнообразие. В этом столетии я профессор математики Джеймс Мориарти, — протягивает руку. — Рад знакомству, Шерлок.       — Брось уже этот цирк. Ты следил за мной?       — Делать мне больше нечего, — буркнул обижено названный профессор. — Я беру от жизни всё, что ты предоставил этим смертным людишкам. Вот только не всем доводится испробовать всё и прожить счастливую жизнь, но справедливостью и добродушием ты никогда не отличался. Расслабься, в Лондоне столько отличных баров, я могу провести отдельную экскурсию.       Он взял брата за локоть и готов был повести того в направлении одного из знакомых баров, но тот резким рывком вырвался из хватки Цикиеси.       — Цикиеси! — рявкнул Аматэру, но тут же осёкся из-за проходящих мимо людей. — Джеймс, прекрати немедленно!       — Что именно прекратить? — тот вопросительно посмотрел на бога Солнца. — Мы давно не виделись, так что перестань упираться, и давай выпьем. Здесь ты не бог, и я сомневаюсь, что ты строителем назвался, так что перестань строить из себя что-то. Пошли, — он похлопал всё ещё недоумевающего брата по спине и подтолкнул в нужном направлении. Аматэру находился в некой прострации. Он уже и забыл тот день, когда изгнал родного брата за преступление перед богами, которое, на деле, точно также запамятовал. Черты лица давно стёрлись в памяти, и родной голос остался лишь отголоском прошлого. Видеть младшего брата рядом с собой, слышать его рассказы о путешествиях, что растянулись в несколько столетий существования человечества. Он помнил, что ненавидел брата, когда прогонял, но сейчас… Сейчас его переполняла вовсе не ненависть. Как же он давно не видел лицо Цикиеси, его улыбки и искр в глазах, когда тот берётся за повествование, не слышал его голоса! Аматэру соврёт, если скажет, что не скучал по богу Луны.  — Ты ненавидишь меня? — отставляя в сторону стакан с каким-то алкогольным напитком, что выбирал для дегустации профессор, спрашивает резко он.  — С чего бы это? — теперь недоумение читается в глазах младшего брата.  — То, что я сделал с тобой. Из-за меня ты вынужден был всё это время скитаться неизвестно где… Прости меня, Цикиеси, — еле шевеля губами, прошептал бог.  — Не в моей природе испытывать ненависть. Я был зол и желал справедливости, но, знаешь, — брюнет призадумался, — жизнь здесь меня кое-чему научила. У твоих ног может быть весь мир, но всё это временно. Завтра может всё вернуть назад. Я не жду приглашения обратно, более того, дорогой братец, я не жалуюсь на свою здешнюю жизнь. Я давно простил тебя, и я давно отпустил ответную ненависть. И сейчас тот факт, что ты можешь спокойно произносить моё имя, уже греет мне душу, — он отпил из своего стакана. — Кроме того, ты вернул свой долг, это уже как минимум достойно прощения.  — Какой долг?  — Солнце и Луна вновь воссоединились. Пусть и не на небе, но кто-нибудь когда-нибудь уточнял? Отношения между братьями сложные, а среди божественных братьев они чуть ли не самые сложные. Но каково божеству в отношениях с самим собой? Сильнее кого-то из других божеств он может корить только себя. За совершённые ошибки, за слепую ненависть и убеждённость в своей правоте. В таких случаях чувство вины становится бременем, которое это божество суждено нести весь свой век. А ведь боги они такие — сам факт собственной божественности возносит уровень ответственности перед всем сущим, и чувство вины за какую-либо оплошность — соответственно. В этот день во всех частях Земного шара множество людей могли наблюдать небывалое явление: два ярких шара, еле поднимающиеся над горизонтом, но освещающие всю округу, находились рядом в одно время вопреки природе. Кто знает, быть может, эта встреча — очередной мираж?