***
Август выдался в этом году многолюдным. Погода была отличной, море от солнца прогрелось настолько, что можно было смело купаться даже малышам. Прибрежная деревушка кишела туристами, на пляжи и подходы к ним подтянулись торгаши со своими поделками из ракушек, домашними пирожками, варёной кукурузой и прочими припасами, которые всю зиму бережно заготавливают всей семьёй, чтобы летом удачно озолотиться. Антона это обилие народа раздражало. Точнее, не совсем так. Он привык к этому, привык, что каждое лето это случается, но в это лето с ним случилось знакомство с Арсением. Случилась настоящая близость душ, которой у него не было никогда. А обилие туристов вынуждало Арсения большую часть времени проводить в море: следить, чтобы волны не слишком бурлили, не утаскивали людей, отгонять рыбий молодняк подальше, оберегая потомство от истребления рыбаками, наводить порядок ночами, выбрасывая на берег весь лишний мусор. Арсений был настоящим хранителем моря, исполнял свою родовую обязанность, ухаживая за ним, как за родным ребёнком. И потому встречи их с Антоном стали реже, короче. Молодой человек к воде приезжал всё так же часто, стал брать с собой книги, просто подолгу сидел на берегу, отвлекаясь от суеты и шума, ждал, когда у тритона появится хотя бы несколько минут на беседу. Были, конечно, и свои плюсы: Арсений буквально светился весь, сверкал. Улыбка теперь не покидала его лица, а в голосе слышалось воодушевление. — Это ведь моя жизнь, — поделился как-то тритон, когда в очередной вечер они всё же смогли с Антоном поболтать более расслабленно и неспешно, — мы — душа моря. Рождаемся, чтобы сделать водоёмы живыми. И чем больше нас в одном месте, тем сильнее наша мощь, тем живее вода. В этом году у меня впервые получилось оживить море, приручить его, наконец. Это трудно, когда ты один… Но у меня получилось. И я очень рад этому. — А ты давно здесь? — Антона мучили многие вопросы, но, кажется, именно сегодня, он смог получить шанс задать их без тени сомнения, что это будет неуместно, — Ну, в смысле, в этом море. — Неа, лет десять наверное, мелочи, — покачал головой тритон, вздыхая, — семья, что жила здесь раньше и ухаживала за ним, ушла. Мы не знаем, куда и почему. Отец отправил меня сюда одного, потому что у всех моих сестриц свои семьи, а у меня — не было. Я надеялся, что найду здесь прежних жильцов или смогу приманить кого-то ещё, но не получилось. Одному сложно, конечно, ты и сам понимаешь, — Арсений снова улыбнулся, глядя на Антона с пониманием. По большому счёту, они оказались невероятно похожи при всей своей разности. Только вот Арсению, всё же, повезло немного больше. У него было целое море, рыбы, чайки, вся морская живность. Он был окружён заботами и хлопотами, времени оставалось не так уж и много, чтобы тосковать. Антону же, ввиду его человеческой природы, было сложнее. Люди жестокие, Арсений усвоил эту истину слишком давно, люди ненавидят тех, кто отличается от них, даже если и делают вид, что приняли, поняли. Антон отличался. Да, у него был интернет, который отчасти мог бы сравниться с морем Арсения, но Антону нужно было больше внимания, больше заботы, больше… любви. А он был один. Совсем один. Молчание прервала чайка, нагло плюхнувшись Антону на колени. Она потопталась пару секунд, звучно крикнула и уселась, как царевна на троне. На шее у неё был тот самый шнурок с руки Антона. И молодой человек вдруг допетрил: — Хэй! Она спёрла мой браслет! И теперь летает с ним. — Ты ей нравишься, — с улыбкой отметил Арсений, протянув руку и почесав пернатую наглушу* под клювом, — и да, она принесла мне твой браслет… Прости, я волновался, решил проверить, что же с тобой случилось, почему ты больше не приходишь… Вот и послал её к тебе. Антон живо вспомнил тот день, вспомнил, как птица в самом деле вела себя, словно не боялась его вовсе, а только затем и явилась, чтобы проведать его. Злиться на Арсения было бы глупо. И молодой человек снова улыбнулся, осторожно касаясь головы чайки: — Надо же… Никогда не думал, что они могут быть ручными. Мне они нравятся. Я вообще очень люблю птиц. Очень. Они такие… свободные. Летают, куда и когда хотят, видят столько всего… А чайки и вовсе нырять умеют, рыбу там ловить. Здорово ведь! — Шастун хоть и улыбался, но в голосе его всё ещё скользила грусть. Было что-то такое, словно бы и сам он очень хотел стать чайкой, да только куда уж ему. Сердце тритона снова сжалось. Арсений искренне желал бы помочь, да только как? Идея пришла неожиданно. — Доверься мне? — тихо попросил он, заглядывая в зелёные глаза молодого человека, потянувшись к нему ближе. — В чём, Арс? — удивился Антон, захлопав глазами. — Вода сейчас тёплая, даже ночью. Поплыли со мной? — тритон хоть и понимал, что Антон может отказаться, но сейчас хотел хотя бы на минуту сделать жизнь человека приятнее, — Я помогу. Далеко от берега мы не уплывём, обещаю! Шастун опешил. Никто и никогда не предлагал ему поплавать. Нет, безусловно, сразу после аварии, в реабилитационном центре, когда ещё были иллюзии по поводу его ног, врачи пытались заниматься с ним в бассейне, пытались поддерживать мышцы, спину, разрабатывать ничего не чувствующие ноги, но потом… За то время, что Антон жил здесь, он ни разу не был в воде. Во-первых, это было опасно делать одному, по понятным причинам, а найти того, кто согласился бы с ним возиться было проблемой; во-вторых… во-вторых уже не имело никакого значения на фоне весомого «во-первых». — Ты так решил выполнить свой русалочий план по заманиванию людей в морские пучины? — попытался разрядить обстановку шуткой Шастун. Тритон сдаваться так просто не собирался. И на шутку тоже не обиделся. Потому что да, люди смешные, люди исказили правду о Русалочке, так что не стоило удивляться, что и Сирен они приравняли к тритонье-русалочьему братству. — Поверь, у меня тут целые пляжи, которые можно утопить, — хитро подмигнул тритон, — а тебе я просто хочу показать, какое море красивое, ласковое. Пойдём, а? — Арс, я бы с удовольствием, правда, — вздохнул Антон, немного тушуясь, — но… помнишь, я говорил, что не могу двигаться так, как мне бы хотелось? Так вот, отсюда я к воде не спущусь, а в песке коляска завязнет. Да и как потом обратно… Арсений прервал его, легко поводя рукой, отчего на берег выбилась большая волна. Она не расползлась по всей поверхности, она словно бы приняла форму куба. В неё можно было нырнуть, как в аквариум, и выйти буквально из любого её места. Подобному трюку Антон не удивился. Ещё после фокуса с дождём, который не замочил их той важной ночью, он выяснил, что Арсений может направлять воду, управлять ей, подчинять. В разумных, конечно, пределах — перенести море в другое место по щелчку пальцев он не мог — но всё же. И сейчас это умение могло бы помочь по мнению тритона. — Там, — Арсений с улыбкой кивнул, — чуть дальше вдоль обрыва, есть спуск к воде, не такой крутой, как тут. Ты сможешь оказаться у самой кромки моря, а дальше я тебе помогу.***
Раздеваться было стыдно. Антон смущённо закусил губу и не менее смущённо выдохнул, как-то совсем растерявшись: — Отвернись, пожалуйста… Арсений спорить не стал. Усевшись на берегу, так чтобы хвост был в воде, он с воодушевлением смотрел на небо с редкими облаками. Смущение Антона ему было не очень понятно, но тритон уважал чужие мысли и действия. И терпеливо дожидался, когда ему позволят обернуться. Шастун с одеждой расправился достаточно быстро — за столько лет он научился, проблемой это не было. Но, глядя на свои иссохщиеся ноги, он стыдливо натянул плед обратно на колени и принялся тянуть время, максимально занудно и слишком аккуратно сворачивая снятую одежду. И вроде головой он понимал, что тритон иначе относится к наготе, не воспринимая её чем-то постыдным, но вот собственные комплексы перебороть было сложно. Подняв глаза и уже собираясь было позвать Арсения, Антон вдруг замер. Редкие облака расплылись, оставив небо чистым, пурпурно-синим куполом висеть над морской гладью, а в самом центре, сверкая и отражаясь в ряби морской глади, расположилась Луна. Огромная, как в кино. Серебристо-перламутровая, с сероватыми разводами по всей видимой поверхности. Словно кто-то акварелью капнул на белый лист. Она светила тускло, как матовый плафон в прихожей, но менее красивой от этого не становилась. Более того, касаясь до кожи Арсения, превращая тритона в сверкающее изваяние, она манила к себе. А сам Арсений, словно играючись, взмахивал хвостовыми плавниками, рисуя из воды подобие замков, что всё в том же лунном свете сверкали, словно хрусталь. Шастун смотрел и не мог поверить глазам. Это что, правда происходит? Это всё — реальность? Отложив на большой валун одежду и убрав-таки плед, он всё же осторожно подкатился к самой кромке воды, так что волны почти касались колёс и позвал тритона: — Арс, я… Арсений повернул голову и с улыбкой посмотрел на молодого человека. Синие глаза его светились, отражая лунный свет и блеск воды, светлая кожа заметно выделялась на тёмном полотне ночи. Антон невольно залюбовался. Арсений был красивым. Очень. Уж неизвестно, подходил ли он под этот критерий по своим русалочьим меркам, но по чисто человеческим — однозначно. Арсений был настолько красивым, что Антон невольно закусил губу и устыдился собственных мыслей о том, что будь тритон человеком, то… Дальше он себе думать не позволил. Только качнул головой и мягко переложил руками ноги с подставок на землю, а после — потянулся вперёд, руками упираясь в подлокотники, отталкивая коляску корпусом, и задницей опустился на песок, смешанный с крупной галькой. Больно не было. Было никак. Длинные конечности вытянулись рядом с упругим рыбьим хвостом Арса, парень поймал равновесие и замер, боязливо повернув голову к своему спутнику. — Я не совсем беспомощный, да. Но… как плавать-то? Арсений следил за всей манипуляцией с интересом, отмечая, какие крепкие у парня руки, как красиво выделяется бицепс и пресс, когда он так ловко изгибается. Но ещё большим удивлением стал тот факт, что без своего панциря, усевшись — впервые за столько времени — настолько рядом, Антон оказался ещё длиннее, чем сам тритон. Против верхней части туловища, которое сильно от русалочьего не отличалось, ноги молодого человека казались почти детскими, хрупкими-хрупкими. Да и взгляд… немного потерянный, скованный. Арсений протянул Антону раскрытую ладонь и улыбнулся: — Мы будем плавать вместе, я буду тебя держать. Я сильный, я же вода. А мощности моего хвоста хватило бы, чтобы перенести тебя на другой берег и обратно. Но так далеко мы заплывать не станем, обещаю. Улыбка, которой морской обитатель одарил человека, окончательно рассеяла последние сомнения. И где-то в своей голове Антон решил, что хуже, чем уже есть, ему точно не будет. Уже никогда. Перехватив изящную ладонь, сплетая пальцы, он снова кивнул, окончательно вверив себя тритону. Волны мягко поднялись выше, скрывая тела сидящих на берегу по пояс, а после — с силой потянули вперёд, в море. Арсений, позволив себе вести, мягко обхватил одной рукой Антона за спину, а второй перехватил руку, сжимая, не отпуская. Вода сама несла их вперёд, подчиняясь воле своего хранителя, мягко лаская, расслабляя. Волны не бились, а мягко накатывали, обнимали, словно охватывали тело гостя, поддерживая, приглашая. Антон прикрыл глаза и окончательно расслабился, невольно прижавшись к Арсу, обнимая его за плечи в ответ. Не было теперь ни страхов, ни тревог. Не было ощущения неправильности. Были только ласковое тепло воды и сила рук Арсения. Было только бескрайнее море на двоих. Арсений мягко покачивал хвостом под водой, направляя их, помогая морским потокам, управляя ими. Навредить Антону он не боялся. В любой момент, в любую секунду волны готовы были вернуть их на берег, если бы только тритон почувствовал, что его человеку некомфортно. Его человеку. От этой мысли русалочье сердце встрепенулось, застучало так быстро-быстро. Арсений никогда раньше подобного не испытывал. Антон был похож на воду. Он сам словно бы был ею, был потоком, который сейчас обнимал плечи морского управленца. И это было приятно. Более чем. Волны мягко несли их дальше по водной глади, отражающей лунный коридор. И когда Антон всё же открыл глаза, было понятно, что от берега они отплыли на приличное расстояние: вода здесь была словно стеклянная, можно было заглянуть на самое дно. Его ноги, как и хвост Арсения, парили в толще морской воды, создавая иллюзию, что они просто стоят. Улыбка снова тронула губы молодого человека: — Ух ты… Как красиво, Арс! Посмотри, там кто-то… кто-то плывёт? — Косяк мелких рыбок живо прошмыгнул мимо них, даже не задержавшись. — Это молодняк, — кивнул Арсений, рассматривая Антона, — они ещё только учатся плавать, потому выбираются ночью, когда воду не баламутят люди. До Антона наконец дошло, что лунный свет полностью освещал их и всё пространство вокруг, создавая достаточно света, чтобы видеть все детали. А ещё, что он так и обнимал плечи Арсения. И что он не тонул, хотя плавать не умел вовсе. Паника было подкатила к горлу, но тут же на его талии крепче обвилась рука тритона: — Не думай, — тихо прошелестел Арсений, глядя в глаза Шаста, словно бы прочитав его мысли, — нет, море не обидит моего гостя. Никогда. Голос тритона и сам был сейчас, как вода. Журчащий ручей, мягко стекающий по расщелине в скале. Антон протянул руку и мягко, осторожно коснулся волос Арса. Те были мокрые, но не прилипали к голове, как его собственные. Они словно застыли в безупречной укладке. И когда человеческие пальцы запутались в них, Арс невольно прикрыл глаза, подставляясь под это касание. И если забыть про хвост, то можно было бы с уверенностью сказать, что он ничем не отличался от всех остальных людей, которым жизненно необходима ласка и нежность. — Арс, ты… ты такой красивый, — шёпотом заговорил парень, — особенно сейчас. И добрый. И очень, очень сильный. И… Договаривать Шастун не стал. Терять ему, в самом деле, было нечего. Подавшись вперёд, уложив пальцы на изящную шею тритона, он поймал его губы поцелуем, готовый к любой реакции. К чему угодно. Только, кажется, не к тому, что Арсений ему ответит. Губы морского обитателя податливо раскрылись навстречу. Влажные, солоноватые, тягучие, они, как и морские волны, с лёгкостью растеклись по губам Антона, который опешил, но отрываться и не думал. Слишком уж всё было правильно. Так, как он себе и представлял. Так, как он помнил из своего скромного, доаварийного опыта. Поцелуй, полный нежности, трепета. Полный лёгких касаний. Сердце от него затрепетало, а в голове вдруг вспорхнул рой маленьких бабочек, вызывая головокружение. — Эээй, — вдруг раздался ласковый, но чуть встревоженный голос Арсения, — тебе нужно сделать вдох, Антон. Шастун очнулся. Кислород ворвался в лёгкие, позволяя законам физики подействовать и приподнять его немного над водой. Сердце всё ещё бешено колотилось, а перед глазами сверкало лицо Арсения. Тритон хоть и выглядел слегка обеспокоенным, на самом деле улыбался. Счастливо улыбался. — Не забывай дышать, пчелогод Антон, — тихо продолжил Арс, шепча в самые губы Шастуна, которые почти пересохли, — не хочу, чтобы с тобой случилось несчастье… И ни один, даже самый романтичный фильм, рядом не стоял с тем, что происходило сейчас в открытом море, залитом лунным светом.***
Смущение не накрыло, тревога не окутала. Почему-то всё было так… правильно. Крепкие руки на талии, тягучие, как само море, поцелуи, почти вальсирующие перемещения в открытой воде. Арсений был слишком не подвержен стереотипам, точнее сказать — вовсе неосведомлён о том, что мальчик не может целовать мальчика, а Антон… Антон просто поддался моменту. И ничуть не пожалел. Открытие было не то чтобы очень внезапным. Шаст в принципе никогда не задавался вопросом собственной ориентации, считая всех людей априори привлекательными и возможными для отношений, а касательно тритона, вообще сложно было охарактеризовать это влечение как гомосексуальность. Да, формально, Арсений принадлежал к мужскому полу, но в столь узких рамках определения предпочтений, под мужчину подходил всё же слабо. Он был тритоном. И для себя Шаст очень просто определил свою тягу как восхищение, как чистую и бескорыстную влюблённость в тритона, а не в мужчину. — Почему ты сделал это? — всё же тихо поинтересовался Арс, когда они, вдоволь утолив свой поцелуйный голод, расслабленно улеглись на воду. — Мне показалось, что поцелуй выразит мои ощущения и эмоции в этот момент куда понятнее, чем слова, — пожал он плечами, отвечая прямо, — ты… мне рядом с тобой хорошо. Я как будто забываю, что я не такой, как все остальные. Рядом с тобой я целый. Тритон молчал. Сердце его билось в восторженной трели, но сам он молчал, не в силах подобрать слова. Он ожидал услышать что-то вроде «Ты красивый» «Я не знаю, просто потянуло», что-то, что попало бы под логику о магической тяге людей к русалкам, к их песням. Но… Антон снова удивил его. Антон ссылался на осознанные ощущения, на то, что было в его голове, а не на муть сознания, заметно этим отличаясь от всех известных тритону случаев подобных происшествий. — Я зря это, да? — прервал размышления Арса тихий вопрос молодого человека, — Извини, я не хотел тебя обидеть, Арс. Правда. Ты… у меня такого лета никогда не было, понимаешь? И таких эмоций не было. И ты мне стал… другом что ли… — А разве люди дружат именно так? — удивлённо улыбнулся Арс, заглядывая в растерянное лицо Антона. — Нет, но… Договорить им не дали. Где-то совсем рядом с шумом, резвой чередой плюхнулась вода, и в свете луны замелькали силуэты. Арсений, сразу сообразивший, что происходит, приветственно уркнул, а вот Антон — опешил: — Это что? Дельфины?! Арс? Это дельфины? Три диких красавца методично выпрыгивали из воды, словно красуясь, приближаясь к плавающей парочке. Двое были крупные, даже большие, а один — поменьше. Он вскинул из воды мордашку, встал на хвост и приветственно застрекотал в ответ Арсу, который охотно вторил ему, всё ещё не отпуская Антона. Маленькое семейство крутилось совсем рядом. Для тритона они не были чем-то диковинным, просто ещё одна группка его подопечных, но вот Шаст! Шаст буквально глазами ребёнка рассматривал крупных, красивых обитателей моря, позволив себе протянуть руку вперёд. — Никогда не видел их так близко, — восторженно зашептал парень, когда в его ладонь ткнулся клюв малыша. — Арс-Арс-Арс! Смотри! Он так здоровается? Они же не едят людей, да? Арс, у него такая кожа приятная на ощупь! А они правда дыркой в спине дышат? Он мне улыбнулся? Арс, что он делает? Вопросы сыпались один за другим, Антон сейчас в самом деле не отличался от трёхлетнего ребёнка, но выглядел таким счастливым, что тритон не мог не улыбаться. Кажется, ответы Антону даже и не требовались особо, он просто выражал свой восторг ярко, живо и непосредственно, в очередной раз поражая Арсения своей открытостью и искренностью. — Он зовёт тебя плавать, — дельфинёнок подныривал под руку Антона и дёргался в сторону, словно увлекая его за собой. Для него этот опыт тоже был первым, он встретил человека и теперь искренне желал поиграть с ним. Арсений улавливал информативный стрекот и улыбался. Кажется, в это мгновение и дельфинёнок, и Антон были где-то на одном уровне детства. — Но я же не умею плавать, Арс, — растерянно захлопал глазами Антон, обернувшись, — и… — Держись за плавник, — мягко подсказал тритон, помогая Антону переместить точку опоры со своих рук на спину дельфинёнка. Восторг в глазах смешивался с волнением, тревога и радость слились в единый поток. Животные они ведь всё чувствуют, всё понимают. Вот и этот умный представитель водных млекопитающих чувствовал, что Антон без него не справится. Движения дельфина были плавными, но быстрыми. От скорости ветер трепал влажные волосы, а сам Антон буквально готов был кричать, но вместо этого только восторженно улыбался, изредка окликая тритона, плывшего рядом, делясь с ним нечленораздельными возгласами. Его «транспорт» стрекотал в ответ, подбрасывая адреналина, то вскидываясь из воды, то почти поднимаясь на хвост. Взрослые особи плыли рядом, поочерёдно выпрыгивая из воды, рассеивая брызги, подпевая своему малышу и человеку, которого в море привёл Арсений, местный мореуправитель. Луна всё ещё сверкала на небе, только теперь из перламутрово-молочной, она отливала чуть желтоватыми нотками, медленно спускалась к воде, собираясь вскоре и вовсе уйти, уступая место Солнцу, что уже первыми полосами засверкало на горизонте с восточной стороны. И если бы Антона спросили, какая ночь в его жизни была самой счастливой, он бы назвал конкретно эту три раза: за поцелуи с Арсением, за игры с дельфинами и за то, что он вдруг почувствовал себя на своём месте, напрочь забыв обо всём, кроме ощущения бесконечного счастья и лёгкости.