Чужой

Шнобель вернулся с подмогой: бок о бок с ним в дверь ввалился немного заспанный Шрамоголовый. Правда воду он принес. Почти целое ведро, в котором плавала деревянная плошка. - Белегаст, - проворчала целительница, - ты зачем явился? Разве сейчас не твой черед отдыхать? Белегаст. У Шрамоголового было имя, и оно ему совершенно не подходило. Нвабадаш с легкой тоской подумал о том, как было хорошо, когда эльфы были просто безликой толпой, и как стало плохо, когда вместо толпы появилось множество отдельных эльфов, у каждого из которых есть имя, которое придется запомнить. И это только начало. Знать, как зовут Финрода, было приятно. Остальными именами ему было жалко забивать себе голову. - Я решил, что сам расскажу ему про волка, - сообщил Шрамоголовый, - а то ты его только напугаешь попусту. - Я не пугаю, а говорю правду! Какой бы неприятной она ни была. Моя обязанность как целительницы, между прочим. - Вот и говори - о его здоровье. Я не единожды обязан тебе жизнью, Олвен, как и многие другие, но про древесного волка мне лучше знать, не обижайся пожалуйста. Я по крайней мере его встречал. И Нвабадашу не о чем беспокоиться. Нвабадаш с интересом уставился на его шрам. Ярко-красный, блестящий, с неровными краями. Он начинался на макушке, оттуда сползал на лоб, по виску и вниз по щеке. Жить не мешает. Молодые орки, которым похвастаться пока особо нечем было, иногда баловались таким: уродовали друг друга, но чтобы без увечий. Получается, нестрашный волк-то. А эльфы переполошились только из-за того, что государя перевезти пока нельзя. Нвабадаш такое понимал. Это было разумно. - Ах, этот спор между воинами и целителями, наверное он никогда не кончится! - быстро сказал Шнобель и ободряюще улыбнулся Нвабадашу. - Ни один не хочет уступить другому, потому что оба в равной степени правы, просто по-разному. У Нвабадаша от его слов чуть мозги в узел не завязались. С его точки зрения, все было гораздо проще: каждый должен заниматься тем, что умеет, а в остальное не лезть. - Я не спорю, - Олвен отвела взгляд. - Но только глупец не боится, живя на окраине этого клятого леса. - Тебе и правда не о чем беспокоиться, Нвабадаш, - сказал Шрамоголовый. - Мы не будем сражаться с древесным волком, мы просто уведем его в сторону, если понадобится. Тебя это никак не коснется. А подкрепление нам понадобилось только потому, что так будет проще отвлекать волка и не дать ему схватить кого-нибудь. - Тебя-то он схватил, - буркнул Нвабадаш. На самом деле, он просто хотел сказать что-нибудь неудобное, чтобы эльф почувствовал себя не в своей тарелке. - Вообще-то, нет, - беззлобно возразил Шрамоголовый. Белегаст. - Я увернулся. Отметина у меня от его слюны. Он ею брызжет сильно. Нвабадаш в жизни не встречал настолько слюнявого волка. Но у эльфов, судя по всему, был какой-то план, и он действительно не беспокоился. Охранять его не собираются, видите ли! Напугали ежа голым задом. Как будто раньше его охраняли. Сторожили, чтобы не сбежал, вот и всё. Но он заставил-таки эльфов рассказать ему, что происходит. Нвабадаш поздравил себя с еще одной маленькой победой. Словно вторя его мыслям, над поселением низко загудел рог. Эльфы немедленно подобрались, Олвен слегка спала с лица, и Нвабадаш понял, что неведомый волк все-таки соблазнился таким количеством добычи. - Сигнала было всего два, значит он просто двинулся в нашу сторону, - торопливо пояснил Белегаст. - Ни о чем не беспокойся, Нвабадаш, жди здесь, и самое главное, не ходи в лес. Всё будет хорошо. - Румил собирался запереть тебя в погребе, пока всё не уляжется, - сообщила Олвен. - Но я смогла убедить его, что тебя можно оставить без присмотра. Не подведи, пожалуйста. - В самом деле, Нвабадаш, ты ведь не знаешь лес, - торопливо добавил Шнобель. - Ты только заблудишься, если пойдешь один. Дождись нас, и мы еще о чем-нибудь поговорим, ладно? Нвабадаш мрачно посмотрел на них, зачерпнул полную ложку каши и демонстративно набил полный рот. Разумеется, он сразу выплюнул ее обратно в миску, стоило этим трем нянькам немного отойти от домика. Нвабадаш не собирался убегать, и подозрения на этот счет даже слегка задели. За кого его принимают, в самом деле? За особенно тупого орка? Даже если он не попадет на зуб этому их волку и не свалится в какую-нибудь хитроумную ловушку, на которые любая граница всегда была богата, его единственным шансом на побег было выбраться к реке и удрать вплавь. Даже если бы Нвабадаш умел плавать, куда ему бежать? На север, к Саурону? Спасибо, но золотоволосый Финрод ему нравился гораздо больше. Нвабадаш сосредоточился и весь обратился во слух. Суматоха улеглась почти сразу. Ни криков, ни ударов хлыста, эльфы как будто растворились в окружающем лесу, и Нвабадаш слегка позавидовал их выучке. Они явно знали, что делать, и командирам не нужно было срывать глотки просто ради того, чтобы вся группа бежала в нужном направлении. Но ушедшие эльфы его не интересовали. Нвабадаш искал тех, кто остался. Десяток, может быть дюжина, он бы сосчитал точнее, если бы захотел, но в этом не было нужды. "Мы будем охранять государя", - сказала целительница, которая так боялась лесных тварей, и Нвабадаш хотел знать, где именно сосредоточилась эта охрана. Он хотел выяснить наконец, в каком домике они прятали Финрода. Зачем? А вдруг пригодится. Нвабадаш не сразу понял, что именно изменилось. Он изо всех сил прислушивался к эльфам и упустил момент, когда лес вокруг поселения замолчал. Это было странно и неправильно. Не бывает такого, чтобы каждая ветвь замерла, каждый лист, каждая птица замолчала, каждый жук-короед перестал точить древесный ствол. Как бы Нвабадаш ни напрягал слух, до его ушей по-прежнему не доносилось ни звука, кроме еле слышно переговаривавшейся охраны государя. Но даже если бы лес и замер, то ли в испуге, то ли в ожидании чего-то, куда делись эльфы, которые ушли, чтобы увести загадочного волка прочь? В обычное время они легко скрывали свои передвижения среди обычных лесных шорохов, но теперь-то, когда все звуки пропали, Нвабадаш должен был прекрасно их слышать. И в следующее мгновение он услышал тихую песню. Где-то неподалеку грустила неведомая птица. Нвабадаш никогда раньше не слышал ничего подобного, но откуда-то знал, что птица была так же одинока, как и он. Что за глупости? Почему он сравнивает себя с каким-то комком перьев? Как неразумная тварь вообще может что-либо чувствовать? Ее дело перелетать с ветки на ветку и ловить всякую мошкару, а не страдать от мысли, что ей не с кем разделить свою долгую-предолгую жизнь. Но птица пела и пела, ее песня легко пробиралась даже в крепко зажатые уши, она обещала, что вместе им будет хорошо. Птица и Нвабадаш, вместе на века. Два невероятно одиноких создания, единственные в своем роде, нашли друг друга и больше не расставались. Он выскользнул из домика и, легко ступая босыми ногами, скрылся среди деревьев, прекрасно зная, что именно сейчас его не станут преследовать. Идти на единственный во всем лесу звук было легко, Нвабадаш справился бы даже с закрытыми глазами, особенно когда сам лес ему в этом помогал. Непролазный подлесок стелился под ноги ровным ковром, сучья уклонялись в сторону, так что Нвабадашу даже пригнуться ни разу не пришлось. Песня оборвалась, когда он вышел на небольшую поляну. Нвабадаш словно очнулся ото сна. Он взглянул перед собой и понял, почему за все эти годы, проведенные рядом с ильканом, он ни разу даже не слышал про древесного волка. Потому что тот не был темной тварью. Древесный волк был порождением леса, его частью, он словно рос из него. Нвабадаш смотрел на него и не мог оторваться, хотя где-то в глубине души понимал, конечно, что надо спасаться, пока еще есть такая возможность. Древесный волк был слишком хорош. У него не было плоти как таковой, только сплетенный из зеленых ветвей остов, невероятно гибкий и подвижный. Единственной настоящей костью был его череп, полностью голый и похожий на сердцевину цветка, потому что его обрамляли огромные ярко-алые лепестки, росшие из шеи волка будто причудливый воротник и слегка колышащиеся от несуществующего ветра. Никто, кроме самого волка, не знал, зачем он покинул дикое сердце леса, где до сих пор продолжалось творение и рождались создания столь причудливые, но на эту поляну, Нвабадаш видел это в пустых глазницах, волк пришел за ним. Волк спел для него ту прекрасную песнь, в которой не было ни слова лжи. Волк знал, что это неправильно - быть никем, ни орком, ни эльфом, ни человеком, ни колдуном, и явился, чтобы это исправить, помочь Нвабадашу стать частью леса и обрести свое племя. Волк подобрался для прыжка, и Нвабадаш понял, что через долю мгновения все закончится. Возможно он даже улыбнулся. Волк прыгнул. Неведомая сила сшибла его с ног и прижала к земле за миг до того, как оскаленные челюсти сомкнулись на его горле. Нвабадаш увидел волчье брюхо, сплетенное из ветвей, которые сочились блестящей темной смолой. Он попытался вывернуться, неловко дернул ногой, и голая ступня застряла в чем-то влажном и холодном, напомнившем на ощупь плетеную корзину. Нвабадаш вскрикнуть не успел, как его выдернуло из-под смутно знакомого эльфа и потащило по густому колючему подлеску, который и не думал расступаться. Зажатую ногу больно хлестала ветка, напоминавшая по форме хвост. Вместо дивной песни в ушах у Нвабадаша теперь звенел обиженный и обозленный вой. Выскочивший прямо под затылком древесный корень избавил его от дальнейших мук. ***** Нвабадаш проснулся в маленькой полутемной комнате, которая пахла травами и телом, уставшим от долгой болезни. В постели, под несколькими одеялами, он был не один. Это было непривычное чувство, ведь он всегда, всю жизнь, засыпал и просыпался в одиночестве. Во всем теле была жуткая слабость, и Нвабадаш никак не мог сообразить, где это он и как его сюда занесло. Но голоса, звучащие вокруг, были знакомые, и Нвабадаш перестал сопротивляться вновь нахлынувшему на него сну. Он среди своих, а остальное уже не так важно.