Чужой

Олвен сдержала слово и пришла за ним на следующий день. Эльфийские целители все-таки сильно отличались от орочьих лекарей. Их подопечные не болели. Они, конечно, обжигались, ушибались, ломали кости и вывихивали суставы, но, потоптав землю несколько сотен лет, эльфы обучались сами справляться с мелкими бедами. Они самостоятельно накладывали шины, зашивали раны, собирали травы и варили целебные мази. Если бы орки занялись тем же самым, их лекари просто остались бы не у дел и потихоньку вымерли. Эльфийские целители обнаружили, что их больше не донимают по пустякам, и мгновенно придумали себе сотню новых занятий, каждое из которых, как это ни удивительно, имело хотя бы косвенное отношение к исцелению. Олвен изготавливала новые ступни для тех, кому не повезло расстаться со своими собственными. У Нвабадаша до сих пор мурашки бежали от одной мысли о ее жутковатой мастерской, но все же он соглашался, что провести несколько тысячелетий без ноги это гораздо хуже, чем пристегивать к оставшемуся обрубку искусно сделанную подделку. А так как эльфы все-таки проявляли разумную осторожность в своих попытках познать все тайны Средиземья и теряли ступни почти так же редко, как звали целителя на ушибленный мизинец, Олвен отбеливала зубы всем желающим, меняла цвет волос с помощью красок, которые сама же и готовила из минералов, водившихся под этими горами. Еще она продавала мыло, которым любой рудокоп мог отмыться до своего естественного цвета, смешивала отраву для многочисленных подземных паразитов, которых эльфы не хотели видеть в своих домах, лечила отравления и даже писала длинные рекомендации по искоренению небезопасных практик, которые видела в домах и в мастерских. Над основной мастерской у Олвен была еще одна комната, освещенная таким количеством шариков на потолке, что Нвабадаш с непривычки сощурился. Он спустился под землю меньше месяца назад, но его глаза уже забыли яркий свет, и он об этом совершенно не сожалел. Нвабадаш, как и сотни эльфийских мастеров и ремесленников, прекрасно обходился разными оттенками полумрака. Но Олвен поставила вдоль каждой стены высоченные шкафы, заставленные стеклянными сосудами всевозможных размеров и формы. И в каждой банке, в каждой склянке была какая-то отрава, отличающаяся от другой отравы ну разве что чуть-чуть. - Всё яд и всё - бальзам, друг мой, - сказала Олвен, перебирая вощеные дощечки со своими записями, лежавшие в аккуратной стопке на одном конце огромного стола в форме угловатой подковы. - Разница только в количестве. Нвабадаш как зачарованный разглядывал порошки и жидкости. Сколько их здесь было? Наверное тысяча. И все разные. - Откуда ты знаешь, где что? - спросил он. - Неужели тебе пришлось столько всего запомнить? - У меня же всё подписано, причем на синдарине, - слегка обескураженно сказала целительница, подходя к нему с табличкой в руках. Нвабадаш уставился на свисающие с горлышек ярлычки как на врагов. Он разумеется заметил их, но кто знает, что там написано, может срок годности? И эльфийка сейчас догадается о еще одной его слабости. - Я не знал, что это синдарин, - сказал Нвабадаш, не отводя взгляд от банки с крупно помолотым порошком, напоминающим лиловую соль. Пусть насмехается, если хочет! Ему нечего стыдиться. Он ни дня своей жизни не провел в праздности, и ему еще ни разу не понадобилось умение читать. Но Олвен не стала смеяться. - Сегодня мы отнесем несколько заказов, - объявила она, возвращаясь к столу, - а потом можем заниматься, чем пожелаем. Хочешь, я покажу тебе другие пещеры? - Я бы хотел быть полезным, - сказал Нвабадаш. - Ты очень добра, но какая польза тебе или другим эльфам от наших прогулок? Лучше научи меня чему-нибудь нужному. Целительница чуть помедлила с ответом. - Не всё измеряется пользой, дорогой Нвабадаш. Мы делаем множество вещей просто для удовольствия. - Я ничего не имею против удовольствия, - возразил Нвабадаш, повернувшись к ней. - Но только после того, как закончу работу. Я не привык есть хлеб, который не заработал. Я бы хотел обучиться какому-нибудь делу. Олвен пожала плечами, подняла с пола небольшую деревянную коробку, водрузила ее на столешницу и принялась наполнять сверточками, появляющимися из многочисленных ящиков стола. - Хочешь научиться читать? Нвабадаш застыл от столь прямого вопроса. Потом обдумал его и понял, что есть кое-что, чего он хочет гораздо больше. - Научи меня вашему языку. Я знаю синдарин, но вы постоянно говорите на другом. Я хочу понимать. Целительница медленно выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. Нвабадаш прочел в ее взгляде печальный отказ. - Я постараюсь не использовать его при тебе, чтобы ты не думал, будто мы что-то от тебя скрываем, - пообещала Олвен. - Но я не могу научить тебя ему. - Почему? Это тайный язык, как у гномов? - Нет, - женщина покачала головой. - Он совсем не тайный. Понимаешь, Нвабадаш, наш народ пришел сюда из-за моря, и здесь уже жили другие эльфы. Мы явились в их дом, они согласились потесниться ради нас, и в благодарность мы стали говорить на их языке, чтобы они могли понимать нас и видели, что у нас добрые намерения. Мы переходим на родной язык, когда скучаем по дому. Тебе нет никакой нужды его учить. Глупая эльфийка! Он не спрашивал ее мнение, он попросил научить его вполне определенному навыку. Но когда это эльфы слышали кого-то кроме самих себя? - Тогда я хотел бы научиться читать на синдарине, - мрачно сказал Нвабадаш. Ничего не поделаешь, придется сделать вид, что он поверил ей и отступил. Олвен тут же просияла. Она закончила наконец укладывать свою коробку и накрыла ее плотно усевшейся плетеной крышкой. - Давай разнесем поскорее эти заказы, - предложила она. Нвабадаш ничего не имел против. ***** Нвабадаш уже разобрался, что от королевских щедрот ему перепало жить в одной из гостевых комнат дворца, почти у поверхности, что объясняло наличие камина. Олвен устроила свою мастерскую на площади перед дворцом, что разумеется было одним из наилучших мест во всем городе. А вот ее заказчикам пришлось зарыться поглубже, и чтобы добраться к ним, пришлось долго шагать по всё более тускло освещенным улочкам от одного перекрестка с расходящимися от него в трех направлениях широкими лестницами к следующему. Здесь всё реже попадались мастерские, которые отличались от обычных домов светящимся знаком на двери. На этих улочках эльфы жили, а не трудились, но Нвабадаш, как ни старался, так и не смог унюхать дымно-съедобный запах очага. Что за колдовство используют эти эльфы, чтобы выжить в своем подземном городе? Должны же они как-то согреваться и готовить? Олвен остановилась возле двери, справа от которой была высечена в камне надпись, и постучалась. Нвабадаш, прижимающий к животу давно надоевшую коробку, хмуро уставился на непонятные для него значки. И все-таки, будет неплохо научиться читать. Может быть, тогда он будет показывать путь, а коробки таскать станет кто-то другой? Дверь открыл темноволосый эльф, облаченный в длинное темно-синее одеяние. Он быстро взглянул на Нвабадаша, потом посторонился и пропустил их в дом. - Любезный Элорай, пусть господин наш, владыка подземных чертогов улыбнется тебе, - замысловато обратилась к нему целительница. Эльф бросил еще один угрюмый взгляд на Нвабадаша и быстро заговорил на заморском языке. Том самом, который, по словам Олвен, использовали только чтобы развеять тоску по далекому дому. У Нвабадаша одна ехидная мысль опережала другую. Олвен виновато посмотрела на него и ответила совсем не любезному Элораю на их совсем не тайном языке, которому почему-то никого нельзя учить. Нвабадаш стоял и терпеливо ждал, как полагается хорошему слуге, и даже почти не глазел по сторонам. Тем более, что смотреть было почти не на что. Большой сундук, покрытый замысловатой резьбой, незнакомые инструменты в одном углу, куча грязной одежды в другом; еще лестница, ведущая на второй этаж. Хозяин дома был гораздо интереснее. Нвабадаш сначала даже не понял, что именно зацепило его взгляд, но потом разобрался и уставился, забыв о приличиях во мгновение ока. Эльф заметил его взгляд и сразу спрятал свою невероятную металлическую руку в складках просторного одеяния. Сложно было понять, где начинался металл, ведь длинный рукав скрывал почти всю кисть, но запястье точно было покрыто блестящими пластинами. Нвабадаш раньше видел металлические перчатки, но их носили на поле боя, а не дома. И по две! Какой смысл в одной? Неужели негостеприимный эльф прячет под латной перчаткой какое-нибудь особенно ужасное уродство? Такое, что под вязаной или кожаной не скрыть. Поделом ему! Вдосталь наговорившись, Олвен достала наконец из коробки пару свертков, которые мгновенно оказались распакованы. Нвабадаш демонстративно посмотрел в сторону, показывая как безразличны ему чужие секреты. Но, посетив еще несколько домов, в два из которых их даже не пустили - хозяева беседовали с Олвен, стоя на пороге, Нвабадаш ощутил зудящее желание позлословить. Разумеется, он помнил о необыкновенно остром эльфийском слухе, почти таком же остром как его собственный, и потому дождался, пока они вернутся в мастерскую, чтобы оставить там опустевшую коробку и отправиться в какое-нибудь более подходящее место для изучения синдарского алфавита. - Почему тот эльф носит только одну латную перчатку? - как бы невзначай осведомился он. - Две оказалось ему не по карману? Олвен сначала замерла, потом натянуто улыбнулась. - Но это не перчатка, мой дорогой Нвабадаш. Это его рука, - сказала она таким голосом, будто объясняла что-то очевидное кому-то глупому. Нвабадаш совсем не любил, когда его считали глупым. - Конечно, рука, - чуть раздраженно согласился он. - А на ней перчатка. - Этому эльфу в прошлом году зажало руку между камнями, - сказала Олвен, - кости раздробило в мелкую кашу. А потом кто-то сделал ему новую. Поэтому она так выглядит. Нвабадаш не поверил своим ушам. - Он же двигает ею будто своей собственной! Олвен слегка развела руками. - Мне такое не под силу, но недаром Нарготронд зовется городом мастеров. Элорай не единственный, кто получил столь искусно сделанную замену потерянной руке или ноге. - Он двигает пальцами! - Значит, у него в руке такой механизм, который позволяет это делать! Для большей правдоподобности. - Он распутал этими пальцами узел на ленточке! Олвен сердито посмотрела на него и ничего не ответила. Нвабадаш почуял, что настал наилучший момент. - В этом городе слишком много тайн, Олвен. Язык, которому нельзя обучать чужаков. Металлические руки, которыми можно двигать будто живыми. Эльфы, которых убивают прямо на площади перед королевским дворцом. В лесу ты сказала, что я должен знать правду. Ты единственная хотела, чтобы я ее знал. Но именно ты прямо сейчас мне врешь! Эльфийка сверкнула глазами. - Он прав, Олвен, в этом городе слишком много тайн. Нвабадаш вздрогнул. Он мог поклясться, что мгновение назад в том углу никого не было. Теперь там стоял Финрод, сменивший роскошные одежды на простые.