Чужой

Мышка вела его, поворачивая крошечную мордочку в нужную сторону. Нвабадаш побаивался, что какой-нибудь эльф тоже заинтересуется чудесной механической зверушкой, но прохожие то ли слишком спешили по собственным делам, то ли привыкли к диковинкам. На него тоже никто не обращал внимания, хотя в этой части города Нвабадаш оказался впервые. Сначала он думал, что мышка приведет его в один из нижних коридоров-улиц, где трудились многие ремесленники. Но их путь лежал наверх. Верхние ярусы Нарготронда еще больше были похожи на лабиринт, чем нижние. Оно и понятно, ведь вверху гора заканчивается гораздо быстрее, чем внизу, а королевский дворец и так занял большую часть доступного пространства. Эльфийской знати пришлось потесниться: как бы светло ни было в их части города, какая бы прекрасная резьба ни украшала стены узких петляющих улочек, какие бы вкусные запахи ни доносились до него из-за дверей некоторых домов, богатым и высокородным эльфам явно не хватало места. Нвабадаш нисколечки им не сочувствовал. Однако ему всё меньше хотелось встречаться с владельцем мышки. Нвабадаш в жизни у эльфов ни о какой милости не просил, но если он мышку выкупить не может, и поменяться ему тоже нечем, значит придется попросить ее в подарок. У кого? У надменного эльфа, который привык играть словами и никогда ничего не говорит напрямик? Отступать не хотелось. Если он оставит мышку и уйдет, вдруг ее заберет кто-то другой? И Нвабадаш послушно шел вперед. Мышка привела его в сад. Эльфы такие эльфы: даже под землей, среди безжизненных камней, в холодной пещере, навсегда лишенной солнечного света, они ухитрились разбить сад. Эльфы не пытались победить приютившую их стихию. Наоборот, они взяли всё лучшее, что она могла им предложить. Наземные растения не выжили бы в Нарготронде, поэтому они посадили вьюнки - такие же, как на главной площади. Вьюнки мягко светились всеми цветами радуги, цветки - чуть ярче, лианы - еле заметно. Грибов, как внизу, тут не было, и эльфы выковали для своих растений новые опоры. Нвабадаш видел силуэты невысоких деревьев, яблонь и розовых кустов. Мелкие детали вроде цветков и плодов были сделаны достаточно крупными, чтобы вьюнки их не заслоняли, а только подсвечивали. Зайти в сад можно было из почти темной галереи через широкие арочные проемы, разделенные изящными колоннами. В противоположной стене эльфы прорубили окна, повторявшие по форме эти арки. Окна выходили на главную площадь, и Нвабадаш с любопытством высунулся наружу. Подоконник был слишком широкий, чтобы через него можно было перевеситься, зато сидеть на нем и разглядывать великолепный дворцовый фасад было в самый раз. Нвабадаш отпустил мышку, чтобы не мешалась, и уставился вниз. Он был здесь не один, но видимо эльфы, явившиеся посидеть среди металлических деревьев, хотели разговаривать с ним еще меньше, чем случайные прохожие. Они его не знали, он им был неинтересен. Кто знает, вдруг это место специально сделано для тех, кто хочет посидеть в тишине? Эльфы, которых он выхватил взглядом из окружающего почти-мрака, так стремились к уединению, что даже капюшоны надвинули почти на всё лицо. Или может быть, они так давно тут сидели, что успели отморозить острые уши? Нвабадаш спохватился, что мышку не видать, но в проводнике больше не было необходимости: один из эльфов поднял голову и посмотрел на него сквозь негустые заросли. Нвабадаш подошел поближе, чувствуя как сердце стучит где-то в горле. А вдруг не тот? Беглянка сидела у эльфа на коленке и деловито водила лапками вдоль мордочки. Механической зверушке незачем было умываться, но почему-то она очень старательно копировала поведение живого создания. Ее владелец выпростал руку из складок темного плаща и почесал мышку кончиком пальца. Нвабадаш уставился как зачарованный на эту руку. У мрачного Элорая механическую руку покрывали металлические пластины. Эта рука будто принадлежала скелету. Нвабадаш остановился в паре шагов от эльфа и медленно опустился на колени. Каким-то эльфийским чудом музыкальный фонтан, заполнявший своими звуками всю площадь и вливавшиеся в нее коридоры, в этом саду звучал приглушенно, словно с очень большого расстояния. Зато вполне обыкновенный фонтан, изображавший высовывающуюся из стены рыбу, изо рта которой в небольшой бассейн журчала вода, на бортике которого сгорбился владелец мышки, слышно было очень хорошо. Нвабадашу нравилась такая вода: ее обуздали, сделали из нее украшение. Металлическая рука, состоящая из одних костей, но при этом полностью послушная, тоже была своего рода украшением. Среди орков считалось почетным - украсить себя костями врагов, ведь их не так легко было добыть. Но Нвабадаш еще ни разу не видел, чтобы кто-то выставил напоказ собственные кости и при этом не стал калекой. Нвабадаш моргнул и заставил себя посмотреть выше. Он скользнул взглядом по ничем не примечательному плащу, острому подбородку и белой как снег коже, усмехающимся тонким губам, наконец он заглянул эльфу в глаза. В отличие от Элорая, владелец мышки не возражал, чтобы на него глазели. - Нравится моя рука? - негромко спросил эльф. Его голос не был звонким или мелодичным, из него будто выпили все соки. Он звучал как шелест сухих листьев на ветру. Откуда у эльфа такой голос? Нвабадаш, не раздумывая, кивнул. - Вторая еще лучше, но ее показывать не буду. - Почему? - Нвабадаш не понимал. Эльф перестал усмехаться. - Знаешь, что бывает с теми, кто знает слишком много? Нвабадаш невольно вспомнил, что оружие ему так и не отдали. Он снова взглянул на механическую руку, которую незнакомый эльф даже и не думал прятать. Настоящие кости попросту рассыпались бы, если ободрать с них всю плоть. Почему же металлические держатся вместе? Их соединяют какие-то хитро спрятанные крепления? Ему показалось, или на металлической кости что-то шевельнулось? - Я позвал тебя, потому что ты близок к государю, - прошептал эльф, и Нвабадаш откуда-то знал, что речь идет не об Ородрете. - Ты должен запомнить и передать ему всё, что я скажу. До сих пор полумрак скрывал это от него, но сейчас Нвабадаш ясно увидел, что эльф изможден. Его лицо осунулось, глаза ввалились, будто он очень давно ничего не ел и сильно похудел. Разве такое возможно в эльфийском городе? Нет, здесь наверняка что-то другое. - У нас мало времени. Поклянись, что передашь государю мои слова. Нвабадаш кивнул, и эльфу этого хватило. Видимо тот и правда торопился, раз не заставил его повторить какую-нибудь мудреную клятву. - Я принес в Нарготронд скверну, - очень тихо сказал эльф. - Сначала я не знал, что это такое, просто хотел рассмотреть получше свою находку. Под горой много чудес, и далеко не все они сотворены руками эльфов. Он замолчал, и стало очень тихо. Вода по-прежнему лилась в бассейн тонкой струей, с площади доносилась музыка, но вот например другие эльфы, отдыхавшие в этом саду, как будто впали в спячку. Нвабадаш точно услышал бы, если бы они попытались уйти, услышав, что сейчас речь пойдет о чем-то, что не для чужих ушей. Наверное затаили дыхание, чтобы не спугнуть удачу, и ловят каждое слово. Странно только, что рассказчик не позаботился найти более уединенное место. Или его совсем не волнует, что послание для государя слушают еще несколько эльфов? В таком случае, зачем ему Нвабадаш? Мог бы просто выйти на главную площадь и проорать, что хотел. - Оно было живое. Может быть поэтому я сначала отнесся к нему так легкомысленно. Оно выглядело совсем безвредным. Беззащитным даже. Я стал наблюдать за ним и увидел, что оно различает свет, тепло и мой голос. Более того, оно различало слова. Эльф снова замолчал, и Нвабадаш уже ничему не удивлялся. Саурон очень хорошо объяснил ему, что бывает с теми, кто знает слишком много. Нвабадаш предпочитал не знать ничего. У эльфов видимо было принято вляпываться во всё, что встретится на пути, и заодно тащить за собой всех, кто не увернулся. Он напряженно вспоминал, сколько фигур, закутанных в плащи с капюшонами, он видел в этом саду. Три? Или все-таки больше? - Оно никак не отзывалось, если я нес бессвязную чепуху, зато когда я рассказывал о том, что видел в тот день... Постепенно я пришел к мысли, что больше не могу держать его в стеклянной банке, и приобрел для него большой стеклянный ящик. Забавы ради я поставил туда своих механических зверушек. На следующий день я увидел, что оно выбрало себе форму. Нвабадаш посмотрел на мышку, по-прежнему сидящую на коленке у своего хозяина. Она действительно выглядела совсем безобидно. И если ее необычные способности это не работа эльфийских чар, а что-то другое, так это даже к лучшему. Нвабадаш не доверял эльфийскому колдовству. С чего бы? Эльфы ведь не доверяют ему настолько, чтобы вернуть оружие. Жаль, что ему теперь не до мышки. Чтобы попасть обратно в галерею, надо пройти через весь сад. Расстояние небольшое, но зарослей многовато. Без своих кинжалов, с которыми раньше он не расставался даже в постели, Нвабадаш чувствовал себя голым. Ему очень хотелось обернуться и убедиться, что фигуры в плащах не стоят у него за спиной, но действовать раньше времени зачастую было еще опаснее, чем не действовать совсем. И Нвабадаш продолжал сидеть у ног осунувшегося истощенного эльфа. - Оно просто хотело жить, а какая это жизнь у корней горы, где только голые камни и вечный мрак. Ему понравилось у меня в мастерской, мои ожившие звери играли друг с другом, будто были из плоти и крови, но их было слишком мало. Кроме того, быть вечно запертым в тесной захламленной комнате это довольно жалкое существование для того, кто обладает живым, быстро обучающимся разумом, и мне хотелось подарить ему настоящую жизнь. Такую, какой ее знаю я. Нвабадаш полностью сосредоточился на том, что происходит здесь и сейчас. Тело будто превратилось в пружину, готовую распрямиться в любой момент. Разумеется, он не будет драться. Без оружия он даже с двумя взрослыми эльфами не совладает, даже пытаться не станет. Нет, ему достаточно будет ноги унести, а гордости у него никогда не было. Не положено. Над головой зашелестело, будто металлическая сороконожка проползла по каменному потолку, цепляясь за впадинки и неровности. Эльф тоже это заметил. Ему не надо было оборачиваться, чтобы посмотреть наверх, и Нвабадаш понял по его выражению лица, что их время на исходе. Эльф заговорил чуть быстрее. - Я решил, что мы можем помочь друг другу. Ты ведь задавался вопросом, как у меня получается так ловко шевелить пальцами моей металлической руки? Ответ очень простой. Ими шевелю не я. Нвабадаш откатился в сторону за полмгновения до того, как понял, что означает внезапное движение воздуха у него за спиной. Тело у него всегда было быстрее, чем разум, и это много раз спасало ему жизнь. Что-то темное врезалось в бортик бассейна, и Нвабадаш почувствовал запах каменной крошки. Он уже стоял, прижавшись спиной к шершавой стене между широкими окнами, через которые в сад по-прежнему лилась мелодия музыкального фонтана, когда эльф исчез в гуще вьюнка, прятавшего под собой потолок пещеры. Нвабадаш успел разглядеть только его голые ступни, мелькнувшие в воздухе. К фонтану с рыбой, у которого они сидели, вели несколько дорожек, и каждую из них перегораживали две закутанные в темные плащи фигуры. Все пути к отступлению были закрыты. Ковер из вьюнка колыхался будто огромное светящееся брюхо неведомого чудовища. Сотни металлических лапок скребли по камню, и Нвабадаш очень хотел убраться отсюда до того, как еще и с потолка на него полезет какая-нибудь пакость. Невольно он вспомнил несчастного, который разбился на главной площади. Поначалу Нвабадаш не сомневался, что эльфа сбросили, мало ли чего тот не поделил с приятелями. Но прямо сейчас он увидел еще один исход, который раньше не приходил ему в голову. На что пойдет эльф, загнанный в угол? Одна из темных фигур вытянула вперед руку, и Нвабадаш увернулся прежде, чем понял, что происходит. Из длинного рукава выстрелило что-то темное и гибкое, звонко ударившее в камень у него над головой и выбившее несколько искр. Нвабадаш увернулся еще несколько раз и понял, что прицел у его будущих убийц стал гораздо точнее. Попытка не пытка. Он не глядя поднял один из валявшихся у него под ногами осколков и метко запустил в голову одной из фигур. Раздался гулкий металлический звук. Мерзавец надел шлем! От убийц его отделяло не более десяти шагов, когда над головой раздался треск, будто большое полотнище разорвали пополам, и на пол к ногам Нвабадаша рухнул его недавний собеседник, приземлившийся будто кошка на все четыре конечности. Капюшон слетел у него с головы, и Нвабадаш увидел его затылок. Среди жидковатых для эльфа волос виднелась большая проплешина, в которой тускло блестел металл. - Беги! - крикнул эльф. - Расскажи государю всё, что узнал сегодня, и ещё, - эльф неожиданно обернулся и посмотрел Нвабадашу в глаза, - скажи, что я прошу у всех прощения. Из его левого рукава выстрелили толстые темные лианы, которые мгновенно обвили ноги почти состоявшихся убийц и поволокли по земле. Нвабадашу не нужно было повторять дважды. Он резко сорвался с места, и через несколько мгновений нёсся по наклонной темной галерее вниз, к эльфам, к свету. ***** Финрод еще не покинул мастерскую целительницы, и на его лице застыло вежливое удивление, когда Нвабадаш ввалился в дверь, по которой громко и отчаянно барабанил. Позже, когда тот слово в слово пересказал всё, что услышал в саду, удивление сменилось на что-то другое. Нвабадаш редко видел это выражение в предназначавшемся ему взгляде, но знал, что оно значит. Разочарование. Финрод разочарован. Нвабадаш очень быстро узнал, почему. Пока он блуждал по лабиринту Верхнего города, на главную площадь упало еще одно бездыханное тело. Это был эльф с правой рукой как у скелета. Городская стража унесла его незадолго до того, как он нашел наконец обратную дорогу. - Почему ты оставил его? - спросил Финрод. Нвабадаш знал, что его не накажут, но в груди все равно что-то сжалось. Он всегда боялся разочаровать Саурона, и это было разумно, ведь ему было, что терять. Отдельная спальня, защита от солдатни, а еще, хоть и маленькая, но все-таки власть. Здесь, в Нарготронде, худшее, что с ним могло случиться, это изгнание, и, по правде говоря, это было бы не наказание, а награда. Но почему тогда такое чувство, будто случилось что-то непоправимое? Нвабадаш открыл было рот, чтобы оправдаться. Ему ведь приказали спасать себя. Ему приказали доставить послание. Он справился. Так в чем его вина? Эльф с металлическим затылком сам сделал этот выбор, и разве не народ Финрода придумал выражение, что не стоит казнить вестника? Нвабадаш не произнес ни слова. Он стоял и молчал, уставившись на носки своих сапог, пока напряжение в воздухе не стало совсем уж нестерпимым, и тогда ему позволили уйти. Вернувшись к себе, он дождался, пока слуга растопит камин, забрался в свое любимое кресло и закрыл глаза. Может быть, и правда стоит уйти? Все равно ему никогда не стать одним из них, если он даже не понимает, в чем провинился. - Твой ум оказался очень изобретательным, когда тебе понадобилось вынести меня из замка, окруженного слугами Врага, - напомнил Финрод и пододвинул ноги поближе к огню. - Но другому эльфу ты даже не попытался помочь. Разве я неправ только потому, что спросил, почему? - Ты прав, - неохотно сказал Нвабадаш.