Чужой

Нвабадаш ввалился в свою комнату. Горло пережало невысказанной правдой, и он мелко хватал ртом холодный воздух. Нвабадаш упал спиной на плотно закрывшуюся дверь и медленно соскользнул по ней на пол. Ородрет попрекнул его чувством долга. Чудовищная несправедливость! Нет, это было и чудовищно, и несправедливо, но где уж ему понять? Этому чистенькому, разодетому во всё новое и нарядное эльфу. Эльфику! Сам-то небось палец о палец в своей жизни не ударил. Оказался в нужное время в нужном месте и сел на освободившийся трон, стоило Финроду с него встать! Что в нем вообще особенного? В этом Ородрете? Почему он может стоять в окружении своих придворных и поучать Нвабадаша, который всю свою жизнь делал всё, что от него требовалось? Кто из них двоих знает о долге больше? Явно не Ородрет! Что он вообще может знать? Его пытались сожрать в голодный год орки? Которые в итоге вытянули жребий между собой, потому что соблазнились на смазливое личико и узкую дырку, и Нвабадаш потом терпел каждого из них по очереди. Включая того, кому перерезали глотку, едва он успел вынуть. Как насчет такого долга, а, Ородрет? Ты ведь никогда не был чужаком, которого не жалко? Или (восемнадцатилетним) подростком, на которого защита матерей уже не распространяется, а значит, зависящим от милости взрослых мужчин. И милость эту еще надо заслужить! Первые полгода, пока к его доступности наконец не привыкли, Нвабадаш попросту не зашивал свои штаны, разорванные на заднице одним нетерпеливым орком. Уж лучше отморозить зад, чем одежда окончательно рассыпется от постоянной починки. Ты когда-нибудь должен был беречь единственные штаны, Ородрет? Нвабадаш медленно сжал кулаки и разжал. Он всегда делал, что должен, и постепенно орки стали считать его взрослым. Теперь с ним полагалось договариваться. Правда в задницу к нему теперь влегкую залетал даже очень крупный член, и Нвабадаш при этом не хныкал, как большая часть молодняка. Хотя, если подумать, дело было не только в привычке. Он ведь очень быстро выучил, что лучше не издавать ни звука, не то орки вспомнят о его второй дырке, в которой зубы короткие и совсем не острые, не то что у сородичей. Нвабадаш сделал, что должен, и давиться членами ему приходилось гораздо реже, чем раньше. Саурон забрал его всего несколько лет назад, и с тех пор Нвабадаш должен был носить подаренное новым хозяином имя. Еще один долг, который он исполнял до сих пор, пусть и хозяина уже нет. Нвабадаш уткнулся лицом в колени, прижатые к груди, и пока не понимал, что всхлипывает. Зачем вообще эльфы так цепляются за долги, которые сами себе и придумывают? Он всю жизнь делал, что должен, и что в итоге? Сидит один, никому не нужный, и единственное существо, рядом с которым он по-настоящему хочет быть, задыхается под горой камней, которую никто не разбирает. Нвабадаш зарыдал, уже не стесняясь ни эльфов, которые могли слышать его из-за двери, ни самого себя. Если Финрода не успеют спасти, он уйдет из Нарготронда. Наивно полагать, конечно, что у него будет в этом выбор. Выставят за ворота, и даже щепотку пепла не дадут забрать на память... Так вот, он уйдет из Нарготронда и зашагает на восток. И не остановится до тех пор, пока не найдет место, где про эльфов отродясь не слыхивали. ***** Строить планы ему помешал стук в дверь. Нвабадаш решил не открывать - постучат и уйдут. - Я знаю, что ты сидишь перед дверью. Что ж, его надежды разбились еще быстрее, чем трофейный горшок, однажды угодивший оркам в лапы. - Или отойди, или я все равно зайду! Олвен слов на ветер не бросала, это все знали. Нвабадаш упрямо не сдвинулся с места. Эльфийка не хочет оставить его в покое - значит, ей придется переступить через его тело, прежде чем она сюда зайдет. Если понадобится, бездыханное. Через мгновение он проехался на заднице, подталкиваемый открывающейся дверью. Силы целительнице было не занимать, даром что маленькая и щуплая. Олвен зашла в комнату и закрыла за собой. А потом стекла на пол и крепко обняла Нвабадаша, прижав его мокрое лицо к своему пахнущему кровью и каменной пылью плечу. Олвен гладила его по стянутым в простой хвост волосам и пока что молчала. Нвабадаш знал, это ненадолго. Как известно, больной зуб лучше рвать одним махом, а не шатать туда-сюда до вечера, поэтому Нвабадаш отстранился и вытер заложенный нос рукавом. - Чего пришла? - неприязненно поинтересовался он. - Тебя проведать, - с непонятным выражением сказала эльфийка. Вроде и недовольна им, а вроде и не злится. Поди разбери. - Ты чего устроил перед Ородретом? Нвабадаш отвернулся. - Ты зачем сказал, что ему наплевать на Финрода? Как тебе такое в голову пришло? - Я не так сказал, - возразил Нвабадаш, глядя ей прямо в глаза. - Но суть та же. Ему город важнее, чем Финрод. Все эти шахты и подъемники могут подождать пару дней, а Финрод не может. Олвен открыла рот и закрыла. Нвабадаш только сейчас заметил, что выглядела она очень устало. Целительница же. Отдала наверное раненым больше, чем следовало. Сама виновата. - Если подъемники не работают, жители нижних уровней все равно что заперты, - терпеливо объяснила Олвен. - Если повредило водоносный слой, их затопит, и они утонут, потому что подъемники заклинило. Если засыпало воздушные шахты, они задохнутся, потому что без работающих подъемников им не выйти. Нвабадаш, ты вообще задумывался когда-нибудь о том, что это значит - жить под землей? - Кто придумал здесь жить, тот пусть и задумывается, - буркнул Нвабадаш. - Финрод очень хорошо всё продумал, - сказала Олвен, и ему стало стыдно. Знал ведь, что Финрод построил Нарготронд. Но забыл. - Кто же знал, что наши враги взорвут скалу в самом сердце Нарготронда, - вздохнула Олвен. - Нвабадаш, Ородрет не просто так медлит. Он ждет, пока инженеры осмотрят несколько уровней, которые вплотную примыкают к месту взрыва. Мы не можем разбирать завал, пока не удостоверимся, что гора не обрушится окончательно, когда мы уберем из-под нее поддержку. Эти камни не просто так там лежат, они держат на себе огромный вес... Кто бы ни подстроил эту ловушку, он в точности знал, что делает. Нвабадаш совсем не удивился. Твари, которые неведомым образом вывелись у самых корней горы, явно знали об этой горе побольше, чем эльфы, которые возомнили себя подземными жителями. - Ты посиди пока здесь, ладно? - попросила целительница. - И подумай, как попросишь прощения у Ородрета. - Вот еще! - возмущенно подскочил Нвабадаш. - Полагаю, это относится к моей второй просьбе, - проницательно заметила Олвен, поднимаясь на ноги. - Нет, милый мой, ты ошибся, а значит, придется извиниться. И лучше бы извинение было искренним: Ородрет простит тебе выходку, но не отсутствие раскаяния. - Я не извинюсь, даже если мне придется просидеть в этой комнате следующие сто лет! - Тебя никто не торопит, - сказала Олвен, - сто лет - значит сто лет. - Без еды и воды! - Не выдумывай, - поморщилась женщина. - Никто тебя голодом морить не собирается. Неважно, сто лет или двести, мы подождем. А ты сиди и думай. Уже второй эльф пытается посадить его под домашний арест! Нвабадаш совершенно забыл, как только что сам собирался остаться в своей комнате чуть ли не навечно. Олвен не стала ждать новую вспышку. Она ушла. Нвабадаш откуда-то знал, что не домой, отдыхать. Он знал, что Олвен, какой бы усталой ни была, не сомкнет глаз, пока не увидит или живого Финрода, или его бездыханное тело. Эта мысль помогла ему простить бесцеремонную эльфийку. Но не до конца! ***** Нвабадаш подпер дверную ручку стулом и выпустил мышку на стол. Поживиться ей там было нечем, разве что лампой, которая оставила ее равнодушной. Нвабадаш мельком подумал, что так и не выяснил, чем ее кормить. Питомица не ела уже очень давно, обычная мышка успела бы проголодаться. С другой стороны, его мышка была очень разумная и рассудительная, вряд ли она с голоду помрет. Найдет себе что-нибудь. - Все хотят, чтобы я только сидел и думал, - пожаловался он мышке. Та уселась на задние лапки, сложила передние на крошечном брюшке и внимательно слушала. Вполне возможно, что за дверью слушал какой-нибудь любопытный эльф, но Нвабадаш плевать на это хотел. Пусть думают, что он разговаривает сам с собой. - Но какой прок от того, чтобы сидеть и ничего не делать? Мышка наклонила мордочку вбок. Нвабадаш оперся обеими ладонями на столешницу и наклонился к питомице. Заглянул ей в глазки-бусинки. - Я мог бы им помочь, понимаешь? Мог бы работать вместе со всеми. А меня отправили - думать! Мышка не ответила. Нвабадаш понятия не имел, может она разговаривать или нет. Наверное, говорящая мышка сразу потеряла бы всё своё очарование. Он от болтливой целительницы не знал, куда деваться, а вот неравнодушного слушателя у него еще никогда не было. Нвабадаш выпрямился. - Сами напросились, я подумаю, - мрачно пообещал он. - Но не про извинения для этого индюка Ородрета. Я подумаю о том, как достать Финрода из-под завала, не трогая при этом завал. А потом я его спасу, и пусть Ородрет до конца жизни икает!