Чужой

Мягкий розово-золотой свет заливал полянку, на которой они сидели. Невысокие деревца окружали ее с трех сторон, спокойное озерцо дремало с четвертой. Свет, который здесь был вместо воздуха, на расстоянии нескольких шагов превращался в дымку, которая быстро сгущалась и вскоре превращалась в стену. Нвабадаш любил это место больше остальных. Ему никогда не хотелось узнать, что скрывают за собой деревья, что лежит на другой стороне озера. Здесь он себя чувствовал словно яйцо в мягком гнезде, прижатое знакомым теплым брюхом. Ему было хорошо. Золотоволосый эльф расслабленно полулежал на густой траве, опершись на локоть. Он был совсем близко, протяни руку – и коснешься, но Нвабадаш только смотрел. На густые волосы, которые блестят краше любого сокровища, на синие глаза с золотыми прожилками, на разгладившийся от морщинок лоб. На губы, которые то улыбаются, то приоткрываются в удивлении, но никогда не сжимаются в упрямую тонкую линию, как в жизни. Финрод был соткан из того же сияния, что деревья или озеро, и пусть он был всего лишь образом, частью сновидения, Нвабадаш и за это был благодарен. – Завтра истекают мои десять лет, и я вернусь в Нарготронд, – сказал он и мысленно пожелал, чтобы другой Финрод, наверняка сладко спящий в своей постели, услышал эти слова. – Завтра?! Эльф сел одним текучим движением и оперся на ладонь. Нвабадаш кивнул. – Я знал, что они быстро пролетят, но сейчас, когда я об этом думаю, мне кажется, что прошел всего один день, – признался Нвабадаш. – Скоро я снова тебя увижу. Я соскучился. – Тогда начинай собираться, – сказал Финрод и протянул руку. Нвабадаш знал, что произойдет. Финрод мягко, кончиками пальцев, толкнул его в грудь, и Нвабадаш проснулся. ***** Сегодня он открыл глаза раньше, чем обычно. Поворочался немного и понял, что сон больше не придет. Нвабадаш сел на узкой постели, щурясь и с неприязнью глядя на ломоть яркого света, который проникал через приоткрытую дверь. Он так и остался ночным созданием, хотя его глаза давно уже притерпелись к солнечным лучам. Воздух был наполнен тяжелым знойным ароматом. Трава, листва, даже бревенчатые стены у домика, который он делил с еще двумя стражами, – прогрелись за день, и сейчас как будто отдавали последние соки. Перед дверью беспокойно вилась оса; глупое создание залетело в домик и никак не могло найти обратную дорогу. Нвабадаш покачал головой и выудил из мешка со своими немногочисленными пожитками гребень, начал распутывать всклокоченные после сна волосы. Потерпеть немного, а потом он укроется под густыми кронами, где даже в полдень прохладно и стоит полумрак. Может быть и к лучшему, что он проснулся так рано. Сегодняшний день особенный. Надо попрощаться. Даже если при этом такое чувство, будто он пытается отрезать себе палец тупым ножом. Нвабадаш умылся и привел себя в порядок. Неподалеку вполголоса переговаривались несколько эльфов, и легко было представить, как они устроились на травке и подставляли тела уже почти нежаркому солнцу. Среди них был Румил. Нвабадаш выскользнул из домика, даже не глядя в ту сторону. Он знал, что до наступления темноты его никто не побеспокоит. Нвабадаш не любил праздность, и эльфы к этому привыкли. Он шагнул под прохладную сень, и лес принял его в свои объятия. Мох приятно ложился под босые ступни, нолдорская речь стихла через несколько шагов, как будто лагерь остался далеко позади. Увитые седым лишайником деревья отводили в сторону сучья, чтобы ему не пришлось уворачиваться, и Нвабадаш вскоре увидел перед собой тропу. Он оттолкнулся правой ногой и побежал, невесомо перескакивая с одного поваленного ствола, усыпанного спящими цветами, на другой... Лес вновь открывал ему дорогу, и Нвабадаш знал, что это происходит в последний раз. Тропа вела на круглую поляну, так плотно заросшую по краям, что без приглашения туда было точно не попасть. Нвабадаша ждали. Появившаяся перед ним стрельчатая арка, свитая из толстых лиан, напомнила о Нарготронде. Нвабадаш ступил через нее на мягкую росшую по колено траву и словно оказался на другом конце земли. Здесь уже стояла глубокая ночь – как и в предыдущие разы, но звезды светили так ярко, что Нвабадаш без труда различал каждую травинку. Впрочем, он пришел сюда не ради звезд. В шелестящей траве почти терялись распростертые на ней нетронутые временем тела, одежда на которых уже начала истлевать. Нвабадаш не знал, куда делись остальные Измененные. Знакомый ему по Нарготронду эльф с металлической челюстью, женщина с перерезанным горлом, подросток с забитыми пылью легкими, и еще несколько – они лежали так, будто встали в круг, а потом рухнули в объятия лесной поляны. Вросли в плотную землю своими страшными щупальцами и сами стали частью леса. Сейчас они медленно распахнули залитые тьмой глаза и сели на своем травяном ложе, уставившись в никуда. – Ты пришел попрощаться, – сказал эльф с металлической челюстью. – Мои десять лет почти истекли. Я возвращаюсь в Нарготронд, – Нвабадаш почти слово в слово повторил то, что сказал Финроду из своего сна, но сейчас это прозвучало совсем по-другому. Разговор с Финродом обещал скорую встречу. Измененных он больше не увидит никогда. – Ты рад этому? – спросила эльфийка, чье горло поперек рассекла смертельная рана, из которой до сих пор сочилась вязкая темная жидкость. – Рад ли я? Разве это важно? – произнес Нвабадаш. – Я не могу не вернуться, меня зовет туда сама судьба. – Хочешь остаться со своими родичами? – спросил он мышку, которая на этот раз приняла облик потемневшего от времени серебряного браслета. Браслет вздрогнул, и Нвабадаш опять пропустил мгновение, когда тот изменился. Старая знакомая сидела у него на предплечье и глядела на него снизу вверх. Глазки-бусинки поблескивали в звездном свете. – Ты устал от общества нашего брата? – спросил подросток, с которым Нвабадаш когда-то всю ночь проговорил, сидя на подоконнике в мастерской покойного Бренна. – Конечно, нет! Но я возвращаюсь к эльфам, и таких как вы там больше не осталось. Уйти со мной – значит всю оставшуюся жизнь провести в одиночестве. Мышка наклонила крошечную голову, и Нвабадашу почудился немой укор. «В чем дело? – мысленно спросил он. – У тебя хотя бы есть семья. Подумай хорошенько, прежде чем от нее отказываться!» – Остаться с нами значит слиться с великим лесом, – сказала женщина, – смотреть через тысячу его глаз, слышать каждое слово, сказанное под его ветвями. Засыпать осенью и просыпаться весной. Мы вовсе не большая счастливая семья, Нвабадаш. Мы теперь лес. Ты больше не придешь, чтобы навестить нас, и постепенно эти тела забудут как дышать и говорить, и через них прорастет трава. Пройдет несколько лет, и мы уже не вспомним ни эльфов Нарготронда, ни самих себя. Это хороший путь, но наш брат не хочет по нему идти. – Он хочет помнить наш первый дом, – сказал еще один эльф, по плечам которого спадали серебристые пряди, уже подернувшиеся мхом. – Он хочет помнить Бренна. – А кто будет помнить эльфов, чьи тела вы заняли? – нахмурился Нвабадаш. – Если вы окончательно срастетесь с лесом, то получится, что они все равно что никогда и не появлялись на свет. – Прошло всего десять лет, и ты уже хочешь справедливости для чужих мертвецов, – сказала женщина с перерезанным горлом. – Вы с нашим братом похожи. Вам обоим самое место среди эльфов. – Прощай, Нвабадаш, – произнес эльф с металлической челюстью Нвабадаш не успел и рта открыть, как все травинки на поляне одновременно вздрогнули. Измененные медленно осели на свое последнее ложе. Совсем недавно, перед своим пробуждением, они напоминали диковинные плоды – неподвижные, но все-таки полные особой, медленно текущей жизни. Сейчас они были похожи на пустые сосуды, поваленные на бок. Из них вытекло всё до последней капли. Нвабадаш резко вздохнул и накрыл ладонью мышку, которая крепко-крепко прижалась к его предплечью. Измененные покинули это место и вернулись в так полюбившийся им лес. Ему тоже пора было возвращаться. ***** В поселении Нвабадаш появился на закате. Он долго бродил по лесу, прижимая предплечье с мышкой к груди, ладонью чувствуя, как разогрелось ее металлическое тельце от его тела. Она не захотела больше менять облик и спряталась у него в волосах. Нвабадаш поддернул рукава как можно ниже и мысленно понадеялся, что зоркие стражи не станут в их последний вечер расспрашивать, куда же делся тот привычный серебряный браслет. Надо ли помочь с поисками? Румил его ждал. Пожевывая травинку, начальник пограничной стражи лениво направился к нему, стоило Нвабадашу показаться в просвете между домиками. Сердце у Нвабадаша на мгновение ушло в пятки: Ородрет изменил свое решение? Нарготронд для него теперь закрыт, несмотря на то, что десять лет почти закончились? Румил ободряюще улыбнулся. Стал бы он улыбаться, будь у него плохие новости? Конечно, нет. Румил всегда сочувствовал чужим бедам, он никогда ими не упивался. Нвабадаш немного расслабился. – Пройдись со мной, – сказал Румил и махнул рукой в сторону небольшой кухни, где в плохую погоду стражи еще и ели. Нвабадаш кивнул. Что за дело возникло к нему, которое требует разговора с глазу на глаз? И разумеется в последний момент, когда времени на то, чтобы выполнить поручение, уже почти не осталось. – Сядь, я найду тебе поесть, – велел Румил, когда они зашли в пропитанный съедобными запахами домик. Нвабадаш опустил зад на лавку и настороженно уставился на своего капитана. Вручив ему ломоть хлеба, почти незаметный под толстым куском холодного мяса, тот сел рядом. – Десять лет, которые Ородрет отвел на твое изгнание, почти на исходе, – сказал Румил. – Завтра ты волен покинуть нас и отправиться, куда захочешь. Я уже приготовил для тебя письмо, которое послужит пропуском в Нарготронд. К завтрашнему вечеру ты вернешься под его ледяные своды, если таково твое желание. Нвабадаш проглотил наспех прожеванное мясо. Он чуял, что Румил вот-вот перейдет к сути. – И вот опять ты смотришь на меня, будто я на цепь тебя посадил, а не ужином накормил, – засмеялся эльф. Нвабадаш нисколько не изменился в лице. Нормально он смотрит, а если Румилу что-то мерещится, кто в этом виноват? Точно не Нвабадаш. – По правде говоря, мне совсем не хочется тебя отпускать. – Ты должен, – быстро произнес Нвабадаш. – Я не собираюсь удерживать тебя силком! – воскликнул Румил. – Но ты подумай, вдруг сам захочешь с нами остаться? – Мои десять лет почти закончились, – повторил Нвабадаш, будто эта фраза была заклинанием, способным защитить его от непонятных намерений Румила. – Ты стал одним из нас, Нвабадаш. Нам будет тебя не хватать, – терпеливо произнес начальник стражи. – Мы будем рады, если ты решишь остаться. – Зачем мне тут оставаться? – непонимающе спросил Нвабадаш. – А в Нарготронд тебе зачем? Нвабадаш открыл рот – и закрыл. Говорить об этом не хотелось. Финрод мог и забыть, о чем говорил десять лет назад. Он попросил Нвабадаша вернуться, но что с того? Ждать Нвабадаша, помнить о Нвабадаше – Финрод не обещал. – Я обещал, что вернусь. Румил уставился на него, будто впервые увидел, а потом покачал головой. – Где только он берет вас таких? – Каких? – Готовых пойти за ним хоть на край земли. Причем тут край земли? Речь шла всего лишь про Нарготронд. – Не пойду я так далеко, – возразил Нвабадаш. – И его тоже отговорю. – Как скажешь, Нвабадаш. Как скажешь, – сказал Румил. Нвабадаш ни о чем больше не собирался рассказывать. Зачем? Его время в пограничном отряде наконец-то подошло к концу.