Чужой

Олвен, разумеется, не пошла с ним. Провела мимо дворцовой стражи у входа и кое-как объяснила дорогу. Нвабадаш мысленно отсчитывал шаги и повороты, чувствуя как в груди нарастает безысходность: вот он сейчас заблудится, и что дальше? Объяснять какому-нибудь незнакомому эльфу, кто он такой и почему его не нужно выгонять из дворца? Толкнув ничем не примечательную дверь, Нвабадаш обнаружил за ней смутно знакомую по воспоминаниям десятилетней давности комнату и не знал, во рту пересохло у него от облегчения или от удивления – надо же, Олвен ничего не перепутала. В камине потрескивали хорошо разгоревшиеся поленья, и комната уже успела основательно прогреться. Его ждали. Его действительно ждали. Хотя кто он такой, чтобы для него заранее топили камин, даже не зная точного дня, когда он вернется в Нарготронд? Никто ведь до последнего момента не знал о его планах. Ни Финрод, чудом не разминувшийся с ним на главной площади, ни Румил, еще вчера звавший его остаться. И все-таки его ждали. Пусть он не понимал причины, мысль грела изнутри, куда не проникал жар от очага. Нвабадаш бросил перед кроватью пустой и потому бесформенный мешок, затем подпер дверь тяжеленным резным стулом. Замок-то в ней был, не было только ключа от него, да и не доверял Нвабадаш этим механизмам, с виду хитрым, но на деле открывающимся за считанные мгновения, стоит в них поковыряться какому-нибудь эльфу с отмычкой. В прошлый раз он не успел об этом задуматься, слишком давили на него стены эльфийского города, как на дикого зверя, который затаился в ожидании подвоха, но сейчас отведенная ему комната из клетки превратилась в логово. Нвабадаш хотел выспаться, не прислушиваясь краем сознания: а кто это шастает по комнате? слуга с подносом еды? бесцеремонная целительница? не пора ли спасаться? Он стащил сапоги, расстегнул плащ и рухнул на застеленную кровать. Раздеваться не стал – вот еще, марать потом и пылью чистые простыни. На них он устроится потом, когда выяснит, где в этом лабиринте баня, и хорошенько отскоблит каждый участок тела. Мышка выскользнула у него из волос и зашуршала на полу. Нвабадаш закрыл глаза. ***** – А ну вставай! Или ты в спячку впал как медведь? Имей совесть, лето на дворе. Вставай, лежебока! Нвабадаш перевернулся на спину. Бархатный полог у него над головой казался черным. В камине догорали последние янтарные всполохи, и Нвабадаш был в почти полной темноте. – Вставай, немытый путник! Я ведь слышу, что ты проснулся! Идем, я покажу тебе тайную дорогу в чертог нагретой воды и мыла! Он представил, что весь королевский дворец слышит, как Олвен зовет его немытым путником. Тело подскочило на постели, прежде чем Нвабадаш успел осознать, что происходит. Он босиком прошагал по ледяному, несмотря на витавшие остатки тепла, полу и отодвинул стул. – Чего орешь? – А ты чего закрываешься? – своим обычным голосом поинтересовалась эльфийка, многозначительно пытаясь заглянуть ему за плечо. Дверь Нвабадаш только приоткрыл. Олвен могла спокойно постучать и дождаться, когда он ответит. Она решила устроить безобразное представление. Пусть теперь стоит на пороге, в комнату ее пускать Нвабадаш не собирался. Впрочем, прогонять – тоже. – Отведи меня в баню, – попросил он. – Хочу помыться с дороги. Олвен довольно улыбнулась. – Конечно, идем, – сказала она, и сразу стало ясно: Олвен разрывается от желания сказать что-то еще, но молчит, молчит из последних сил. – Сапоги только надену, – буркнул Нвабадаш. Подумаешь, тайна. Больно надо. У бессовестной шумной эльфийки были на него планы, и они заранее ему не нравились. Впрочем, Олвен явно не собиралась его пытать, а всё остальное, что могло прийти ей в голову, Нвабадаш готов был выдержать в обмен на большой чан с горячей водой. И, разумеется, только один раз! Потому что дорогу он запомнит на будущее, и проводник ему больше не понадобится. Нвабадаш последовал за ней, старательно зарисовывая в памяти каждый изгиб коридора, каждый подъем по ступенькам, изменение в свете – и даже цвет стен. Олвен явно вела его на верхние ярусы дворца, и чем дальше они поднимались, тем обстановка вокруг них становилась лучше и красивее. Он такое уже видел, в день когда Финрод пригласил его в свой кабинет, в окно тогда светило мягкое закатное солнце. Нвабадаш поймал краем глаза знакомый золотисто-рыжий отблеск в конце коридора, куда они только что вышли, и уловил слабый аромат, которого не должно быть под землей. Пахло горами и ветром. Нвабадаш понял, что ничего не потеряет, если прямо сейчас забудет дорогу сюда. Потому что в этой части дворца нечего было делать оборванцам вроде него, которых Финрод приютил из жалости. Чувствовалось, что где-то неподалеку были королевские покои, может быть они даже прошли мимо них! Куда ведет его эта женщина? Нвабадаш резко остановился. – Почти пришли, – Олвен обернулась к нему и поманила рукой. – Не стой как столб. Времени у нас, конечно, полно, да только и дел тоже хватает. – Куда мы идем? – Нвабадаш точно знал: он не настолько грязный, чтобы его мытье можно было описать как множество дел. – В баню, конечно, – Олвен наслаждалась каждым словом. – Королевскую, если ты еще не понял. Я бы отвела тебя в одну из нижних, но там всегда полно народу, а здесь нас никто не побеспокоит. – Да какая разница? – неуверенно возразил Нвабадаш. – Я и при других помыться могу. – Мы здесь не только для мытья, – хихикнула эльфийка. – Я сделаю тебе подарок на совершеннолетие. У нас такое принято праздновать, и раз уж никто больше про тебя не вспомнил, я сама этим займусь. Финрод разрешил нам воспользоваться королевской баней, и передает сердечные поздравления. Как так? И государь с ней заодно?! – Я даже не знаю, сколько мне сейчас лет, может я еще не совершеннолетний. Олвен окинула его долгим оценивающим взглядом. – Уже пару лет как. Ты вырос, Нвабадаш, и пора вести себя соответственно. – Начнем, конечно, с твоей внешности. Выглядишь ты, уж прости, как бродяга, в таком виде тебе даже в город не выйти – замучаешься страже объяснять, кто ты и чего забыл в нашем богатом славном Нарготронде. Нвабадаш примолк. Олвен, конечно, была права. Его старые вещи, в которых он вернулся к Румилу, были весьма неплохие, но он из них быстро вырос. Нагишом ходить, конечно, не пришлось, но Нвабадаш несколько лет проходил то в одних обносках, которые были слишком велики, то в других, пока не дорос наконец до своего нынешнего набора, который из последних сил служил ему вот уже три лета... или четыре? В Нарготронде даже рабочие, которых Олвен навещала на нижних уровнях, смотрелись получше. Их одежда была может и не такая нарядная, как у эльфов, прогуливающихся по тому, что осталось от главной площади, но она была очень добротной и точно не рассыпалась у них на плечах. – Ты подаришь мне новую одежду? – осторожно предположил Нвабадаш. Олвен расплылась в широкой улыбке и кивнула. – Скорее всего, ее надо будет немножечко подогнать, потому и говорю, что дел у нас полно, – сказала эльфийка. – Так-то я быстро шью, но все равно время терять не стоит. Нвабадаш неуверенно шагнул вперед. ***** Сначала он быстро ополоснулся, смывая пыль и пот, при этом не забывая поглядывать на целительницу, которая копалась в своих необъятных корзинах и ворчала под нос. Потом по шею погрузился в белесую ароматную воду, на поверхности которой плавали цветочные лепестки, убедился, что ничего не видно, и наконец позвал: – Можешь поворачиваться. – Ты просто скажи мне, чего я там не видела?! – Олвен резко развернулась к нему, будто ждала этого момента. – Что у тебя, что у других, у всех всё одинаково! Я целитель, помилуй Эру, я уже столько насмотрелась, и мне всё равно... Нвабадаш вдохнул поглубже и нырнул с головой. Разумеется, он всё ещё слышал продолжение тирады, зато Олвен видела, что он ее не слушал. Вместо этого он разглядывал собственные волосы, которые колыхались в мутной беловатой воде словно водоросли. Нвабадаш повел головой, его густые черные локоны плавно качнулись. Когда воздух закончился, он сел, снова прислоняясь к бортику круглой вырезанной в невысоком каменном постаменте ванны. Обтер ладонями лицо и обнаружил, что Олвен уставилась на него, наклонив голову. – Как ребенок, честное слово, – пробормотала она. – Я же сказал, что ты ошиблась с моим возрастом, – заявил Нвабадаш и поспешно добавил: – Но я всё равно хочу новую одежду! Эльфийка покачала головой и вернулась к своим корзинам. Спорить насчет обещанного подарка она не стала, и Нвабадаш, мгновенно успокоившись, откинул затылок назад, положив его на прохладный камень. Не ледяной, как во всех остальных помещениях, где он побывал, а приятно прохладный. Баня у королей Нарготронда была поистине королевская. И это не считая того, что у каждого члена королевской семьи была, по словам Олвен, собственная небольшая купальня. Размером поменьше, разукрашенная не так богато, да и зеркал одно-два, а не целых семь штук, как здесь. Впрочем, все они были завешены разноцветными бархатными покрывалами, не совсем сочетающимися по цвету ни друг с другом, ни с узором на плитке. Нвабадаш не понимал, зачем Олвен на скорую руку избавилась от всех зеркал, но спорить не стал. В конце концов, чего он там не видел. – Начнем с малого, просто чтобы тебя сейчас одеть, а потом я доделаю и принесу тебе остальное, – наконец объявила эльфийка. – Если накупался – вылезай, будем мерить. Белье и полотенца я положила вон там. Нвабадаш посидел бы подольше в приятной душистой воде, которая к тому же не остывала – у ванны было подогреваемое дно, но еще ни один эльф в его жизни не делал ему подарков. Для них и повода никогда не было, а теперь появился, если верить целительнице, которая наверное все-таки могла отличить взрослого эльфа от подростка. Теперь Нвабадаш был совершеннолетним. Как Олвен. Как Финрод. Как Румил и все остальные эльфы, которых он успел повстречать. Нвабадаш стал взрослым, и от него чего-то будут ожидать. Взрослого поведения. Поступков. А еще, он получит кучу подарков! Он выбрался из воды, наскоро обтерся, обернул большое полотенце вокруг талии и пошел посмотреть, чего же там разложила прямо на пестром ковре Олвен. – Скромность не жмет? – спросила целительница, кивнув на его полотенце. Нвабадаш пропустил это мимо ушей и уставился на ворох рубашек, серебристых и разных оттенков синего, нарядно вышитых курток, штанов, которые сначала показались черными, но, когда он присмотрелся, оказались цвета чернильно-синего полуночного неба. – Боюсь, я увлеклась этой цветовой гаммой, – сказала Олвен, – но тебе она очень к лицу, и я думала об этом, а не о разнообразии. – Очень красиво, – прошептал Нвабадаш, не отрывая взгляд от своих первых в жизни подарков. Ему хотелось и пощупать их, но Олвен опять заворчала про напрасную трату времени, усадила его на низкую скамеечку и ловко высушила ему волосы несколькими пушистыми полотенцами. Потом отправила одеваться, пообещав, что если он не управится, пока она раскладывает оставшиеся на потом вещи по корзинам, придет помогать. После такой угрозы Нвабадаш не осмелился медлить и споро залез в приготовленную для него одежду, едва не забыв про подштанники. Сапоги у него остались старые, и он нахмурился, прикидывая, как бы их почистить, не испачкав дареную бархатную куртку. Самую грязь он, конечно, стер пучком травы еще на подходе к Нарготронду, но всё равно они никуда не годились. – Готов? – подогнала его Олвен. – Тогда садись обратно, я тебя причешу и заплету. Нвабадаш, всю жизнь носивший волосы в низком хвосте, поджал губы, глядя на замысловатую прическу целительницы, но подчинился. В конце концов, даже городские стражи заплетали свои длинные волосы пусть не настолько вычурно, зато опрятно и точно не в хвост. Большинство эльфов предпочитали разнообразные косы. Олвен быстро прошлась гребнем по его почти высохшей жесткой гриве, разбирая спутавшиеся пряди. Она не тянула, по крайней мере не до боли, но колтуны, его проклятье, мгновенно распадались под ее ловкими пальцами. – Чуть не забыла, – буркнула Олвен. Он обернулся. Из бархатного мешочка на поясе она достала несколько тонких золотых цепочек. – Это зачем? – Вплету тебе в косы. Будет красиво. Нвабадаш не считал себя красивым. Не то чтобы он всерьез задумывался над этим. Собственная внешность никогда не казалась ему важной, в отличие от знаний и навыков. В любой точке своей жизни он всегда предпочитал, чтобы окружающие видели не то, как он выглядит, а то, что он для них может сделать. Так было безопаснее. Но сейчас, подхваченный изменениями в своей жизни, он расслабился и позволил Олвен сделать то, что она считала нужным. Украсить его. Он даже подумал, что надо будет улучить момент и заглянуть в одно из больших зеркал, прежде чем настанет пора уходить. – Почти готово. Осталось самое главное, – Олвен взяла его за руку, потянула, и он подчинился, пошел за ней и встал перед завешенным зеркалом. Эльфийка встала на цыпочки, схватила его за подбородок и довольно бесцеремонно заставила повернуть голову. Потом проделала тоже самое с плечами, кистями рук... Нвабадаш чувствовал себя живой статуей. – Не шевелись! – она подбежала к зеркалу и взялась за тяжелый бархат. – А теперь – смотри! Черная отливающая на свету завеса медленно сползла на пол, а потом Нвабадаш увидел его. Эльфийского витязя, прямого и гордого, с печалью в глазах, от которой щемило в сердце. Синий шелк на его плечах лежал точно кольчуга. Золото в его косах обвивало голову словно венец. Эльф в зеркале испуганно моргнул и снова стал Нвабадашем.