Чужой

Из своего угла Нвабадаш вполглаза поглядывал на бесконечную вереницу эльфов, каждому из которых что-то нужно было от государя. Одни появлялись без стука. Нвабадаш не знал, как Финрод различает их, не поднимая головы, но некоторым он тут же протягивал ладонь, в которую ложилась увесистая кипа бумаг. Финрод клал ее в одну из толстых стопок, разложенных вокруг него широким полукругом, эльф неслышно исчезал, и ненадолго в кабинете они оставались вдвоем. Потом приходил кто-то еще, Финрод коротким жестом просил подождать, и эльф замирал как статуя, пока государь дописывал строчку или заканчивал какое-то другое дело. Финрод почти никогда не смотрел на своих посетителей, пока их выслушивал, он устремлял взгляд в пространство перед собой, и Нвабадашу грезилось, что государь даже там видит столбики цифр, линии карты или может список поручений, с которым он время от времени сверялся. Отвечая, Финрод всегда глядел в лицо собеседнику, вне зависимости от его чина или происхождения. Ородрет даже не посмотрел на Иридана, когда велел тому проводить Нвабадаша! Финрод, Нвабадаш теперь был уверен, всегда видел и помнил тех, кто находился вокруг него. В руках у Нвабадаша лежала небольшая стопка записок на дешевой бумаге из тростника. Каждый лист покрывали ровные строчки рун, в которых Нвабадаш вот уже битый час пытался разобраться. «Прочти и скажи, что ты об этом думаешь,» – велел Финрод, прежде чем погрузиться в пучину собственных дел. Нвабадаш старался. Крючки и закорючки, которыми на синдарине записывали целые слова, он выучил еще на границе. Кое-как он мог написать даже собственное имя, водя пальцем по крупе, которую вообще-то надо было перебрать. Но вот с чтением не заладилось. Нвабадаш шевелил губами, старательно повторяя про себя слова, которые он уже успел разобрать. Потом кусочек нового слова. Потом всё вместе. Потом к новому слову, точно бусина на нитку, добавлялась новая закорючка, и всё повторялось заново. Он выбрал самую короткую записку, следил за местом, на которым остановился, сразу двумя пальцами, и всё равно дело не шло. Он механически повторял разобранное вот уже который раз, и вдруг у него в голове вспыхнула фраза. «Илария из лавки мелочей для дома копирует запахи моих масел, только берет не цветочные, а обычное растительное и придаёт чарами нужный запах...» Слова прозвучали настолько знакомо, Нвабадаш будто услышал голос, произносящий их. Он уставился в конец записки, и будто по волшебству последние несколько закорючек превратились в имя. – Олвен?! – Вижу, ты дочитал. Нвабадаш поднял голову. Финрод смотрел на него, расслабленно откинувшись на спинку своего широкого кресла. – Не до конца, – сознался он. – А, ну я тебе так расскажу. Олвен хочет, чтобы я запретил даме по имени Илария копировать ее изобретения. Наши законы про такие случаи ничего не говорят, я вопросами торговли не занимаюсь – это дело городского совета, но без ответа оставить ее письмо я не могу. Честно говоря, я бы мог передать его на рассмотрение в совет и сопроводить своими доводами за или против, но стоит ли? Не могу решить, и в этом мне нужна твоя помощь, Нвабадаш. Нвабадаш не удержался и быстро пролистал оставшиеся записки. Вроде бы написаны не одной и той же рукой. – То есть, все эти письма... – он должен был удостовериться. – Доносы, – подтвердил Финрод. – Нашей общей подруге принадлежит всего один, но остальные тоже весьма занимательные. Нвабадаш уставился на зажатые в руках листы бумаги. Он никак не мог понять, то ли ему доверили что-то очень важное, то ли заставили потратить время на мусор, которому дорога в камин. – Хочешь знать, почему я велел тебе ими заняться? Нвабадаш кивнул. Глаза у Финрода потеплели, он улыбнулся. – У доносчиков самый разборчивый почерк. Нвабадаш припомнил, как тяжело ему далась всего одна фраза из одной записки, и убедился в мудрости государя. Он видел краем глаза некоторые сообщения на столе у Финрода. Строчки в них напоминали сплошную затейливо изгибающуюся линию, будто писал это пьяный орк, который как все орки к тому же неграмотный. Как это прочитать? – Кроме того, я действительно не знаю, что с ними делать. Вот например Олвен. Цветочные масла, которые она использует, гораздо дороже, чем обычное растительное, и составы, которыми она торгует, получаются более дорогими, чем то, что предлагает Илария. Выходит, что Илария забирает у Олвен часть покупателей, причем копирует ее же идеи, а не придумывает что-то собственное. Нужно ли мне в это вмешиваться? Нвабадаш задумался. – А почему бы Олвен тоже не начать пользоваться чарами? – наконец спросил он. – Полагаю, она не может, – сказал Финрод. – Это довольно сложно, а у Олвен нет особой склонности к чародейству. Мысли были медленными и ленивыми будто осенние жуки. Не помогало даже осознание, что вот она – возможность наконец стать полезным. Нвабадаш помучился еще немного и сдался. – Прости, государь, но я совсем не разбираюсь в этом масле, цветочном или еще каком, так что советчик из меня плохой, – покаялся он. Финрод пожал плечами. – Необязательно во всём разбираться, чтобы принять верное решение. Скажу проще, Нвабадаш, разве ты не хочешь отблагодарить Олвен за подаренную одежду? Я слышал, там набрался целый большой сундук. Реши в ее пользу. Иларии от этого хуже не станет, просто в следующий раз она не будет копировать чужое, а придумает свое. Нвабадаш поскорее перебрал в памяти всё, что знал про эльфов и подарки. В некоторых случаях действительно было принято отдаривать, но ведь Олвен даже не намекнула, что ждет чего-то взамен! – Подарки были на мое совершеннолетие, – сказал он. Всё это было совсем не похоже на Финрода. Нвабадаш не понимал, что именно не так, но разговор с каждой минутой становился всё более странным. Он похолодел. Неужели случилось непоправимое, и под видом государя теперь скрывается кто-то другой? – Скажи, Нвабадаш, неужели тебе совсем не хочется изменить хоть одну жизнь? – неожиданно спросил Финрод. – Рядом со мной у тебя будет много таких возможностей. Ты встретишь эльфов, которые нуждаются в помощи, и тех, кто, скажем так, сбился с пути. Разве тебе не хочется взять всё в свои руки? Вмешаться, если мне не хватает времени, заслужить чью-нибудь благодарность и любовь? – И все равно я плохой советчик, – упрямо повторил Нвабадаш. Финрод рассматривал его несколько мгновений, а потом вдруг светло улыбнулся, и в комнате разом стало легче дышать. – Это было испытание, мой дорогой Нвабадаш, и ты его прошел, – сказал он. Нвабадаш уставился на смятые доносы, которые он, сам того не замечая, зажал в кулаке, и почувствовал, что щеки наливаются жаром. – Впрочем, от занятия тебя это не освобождает, – безжалостно добавил Финрод. – Я хочу, чтобы ты научился читать, а у доносчиков, как ни крути, самый разборчивый почерк. ***** Нвабадаш просидел над ненавистными письмами несколько дней. Олвен уже закончила его обновки. Однажды они просто появились в комнате, аккуратно сложенные на крышку большого резного сундука на ножках. Целительница предусмотрительно составила из них наборы, умело сочетая цвета и оттенки, но Нвабадаш тут же все перемешал, и в сундук вещи отправились, рассортированные по своей видовой принадлежности: рубашки лежали с рубашками, штаны со штанами. Конечно, цветовые различия было трудновато разглядеть под слабым светом лампы, которую он себе выпросил у какого-то слуги, пойманного в коридоре, но ни разу Нвабадаш не увидел неодобрения или насмешки в глазах Финрода. Мышка по-прежнему помогала ему привести непокорную гриву в нарядный вид, и каждое слияние их разумов проходило для Нвабадаша всё легче и легче. Он уже не сидел на ледяном полу, пытаясь отдышаться, а сразу шел по делам. Нвабадаш почти смирился с мыслью, что во дворце полезны совсем другие навыки, чем в лесу, и приготовился провести за чтением доносов хоть год, хоть два, тем более он стал находить в них довольно забавные места, как Финрод внезапно объявил: – Эйлинель из дома Плюща слышит подозрительные шорохи в пустых комнатах своего жилища и беспокоится, что там могут скрываться искаженные эльфы. Она приглашает нас увидеть всё собственными глазами и помочь несчастным, которых мы возможно найдем. Первое, о чем Нвабадаш подумал, была невыполнимая постановка задачи. Что они с Финродом увидят, если благородная Эйлинель жаловалась только на шорохи? Звуки невидимые, именно поэтому их слушают, а не рассматривают! Вторая мысль была об Измененных. Они ведь ушли в колдовской лес десять лет назад. Они обещали уйти. Они очень этого хотели... – В Нарготронде остались Измененные?! – Я так не думаю, – признался Финрод. – Это непохоже на них – жить настолько тихо, никому не показываясь на глаза и не оставляя следов. Другое дело, что горожанам теперь кажется, что за любым непонятным звуком скрываются эти существа. Некоторые думают, что их давно пропавшие друзья и родичи сумели выжить благодаря подземным тварям, остались, когда все остальные ушли, и теперь боятся показаться на глаза. Это довольно грустно. Когда мы пришли по льду из Благословенного края, многие потеряли близких во время этого испытания, и теперь эльфы, вопреки голосу разума, надеются снова встретить тех, кто провалился в ледяную щель или утонул, хотя твари всё это время жили у корней горы, которая позже стала нашим домом. – Значит, это игра воображения и ничего больше, – подытожил Нвабадаш. У него будто гора с плеч свалилась. Финрод не воспринимает всерьез эту всеобщую охоту на Измененных, а значит, настоящими поисками никто заниматься не станет. – Получается так. Эйлинель из дома Плюща жила в большом светлом доме со множеством окон. На месте Измененных, которых тут разумеется не было, Нвабадаш тоже поселился бы в таком месте, где полно выходов на спасительный отвесный склон. С другой стороны, все эти хрупкие статуэтки, стеклянные столики, расписные стены, делали дом совершенно непригодным для существ, которые чуть что начинают размахивать щупальцами. Служанка из нандор, чья кожа отливала молодой листвой, вела их по длинной веренице богато убранных комнат, а Нвабадаш вертел головой и находил всё больше подтверждений, что богатая дама просто привлекает к себе внимание. Разложила бы отраву от мышей, раз уж всякое мерещится! Остановились они в просторной зале, где перед огромным камином сидели на стульях с высокими резными спинками девушка и женщина. Похожие друг на друга как мать и дочь. Или как две сестры. Обе в зеленых платьях, одно из которых Нвабадаш уже видел на злосчастном чаепитии, куда привела его Олвен. – Я Эйлинель из дома Плюща, – сказала женщина с прозрачными, совсем не как у большинства нолдор, глазами. Она обращалась к Нвабадашу, и в ее голосе, как и раньше, звучала глубокая грусть. – Мне показалось, что в прошлый раз ты мог не запомнить все имена. Нас было слишком много. Кстати, а это моя дочь Эльдис. Как и ее мать, девушка встала со своего сидения, напоминающего трон, когда гости подошли поближе. – Ты давно не навещал нас, государь, – Эльдис обратилась к Финроду будто к старому знакомому. – Неужели мы теперь так и будем видеть тебя только по делу? Финрод вовсе не рассердился, услышав такой упрек! Он ответил девушке на заморском языке, который Нвабадаш так и не выучил, и оба рассмеялись. – Я очень рада, что государь привел тебя сегодня. Он вздрогнул, услышав ее негромкий голос у своего плеча. Когда Эйлинель успела подойти так близко? Нвабадаш неохотно повернулся к ней, перестав глазеть на то, как Финрод с явным интересом беседовал с высокородной девицей. – Я бы хотела поговорить с тобой наедине, – сказала Эйлинель. – Пожалуйста, Нвабадаш. Ему никогда еще никто не говорил пожалуйста... Нвабадаш почувствовал, как кончики ушей непроизвольно шевельнулись, пытаясь уловить витающие в воздухе отголоски несбыточного, невозможного слова. Зачем кому-то просить его, когда можно просто приказать? Эйлинель сделала жест в сторону неприметной двери возле камина. – Идем. Я не задержу тебя надолго. Шагая за ней, Нвабадаш не удержался и оглянулся на оставшуюся позади пару. Бесстыжая девица уже взяла Финрода под руку, и теперь словно почуяла на себе чужой взгляд. Эльдис коротко посмотрела на Нвабадаша, и он с трудом поверил своим глазам – между пухлыми рубиновыми губками на мгновение мелькнул язычок. Она показала ему язык! Нвабадаш покачал головой и ускорил шаг. Чем быстрее он выслушает Эйлинель, тем быстрее вернется, и они с Финродом покинут этот дом. Скорее, скорее, а то как бы чего не вышло! В комнатке за камином совсем не было мебели. Небольшая лампа под потолком еле разгоняла полумрак, который сгустился, когда Эйлинель плотно прикрыла за ними тяжелую деревянную дверь. – Знаю, ты совсем не ожидаешь то, что я собираюсь тебе сказать, но выслушай пожалуйста до конца, – быстро проговорила она. Нвабадаш хмуро уставился на нее. Причем тут он? Важными вопросами занимается Финрод. Всеми вопросами, раз уж на то пошло. – Мы с твоей матушкой были подругами, Нвабадаш. Ты необыкновенно похож на нее, – сказала Эйлинель. – Она пропала еще до твоего рождения. По-моему, она даже не знала, что у нее появишься ты. У меня чуть сердце не остановилось, когда я тебя увидела. После стольких лет без единой вести, благодаря то ли чуду, то ли провидению, к нам возвращаешься ты, её сын. Эйлинель была права. Он действительно не ожидал, что разговор примет именно такой оборот. – Я долго думала, как лучше рассказать тебе о ней, и решила, что наверное лучше будет сказать всё как есть. Ты ведь почти не помнишь ее, Нвабадаш. Ты не знаешь даже ее имени. Я могу рассказать тебе о нашей юности в Благословенном крае, о том, что она любила. Наверняка ты увидишь в себе отголоски ее крови, поймешь, что унаследовал от нее не только лицо. Связь между родителями и детьми столь сильна, что даже тьма не в силах её разорвать... – Не надо. Он с трудом узнал собственный голос. – Что? Но почему? – У меня нет матери. Всё, что я помню, это темноволосая эльфийка, которую я в детстве я видел издалека. – Это неправильно, Нвабадаш! Они не имели права забирать у тебя мать. Хорошо, что теперь ты сможешь вернуть её хотя бы так. Он не знал, как сказать, чтобы Эйлинель поняла. Все эльфы ловко обращались со словами, но то эльфы, а то Нвабадаш. – Прости, что не оправдал твоих ожиданий, госпожа. Нвабадаш развернулся и вышел. Финрод явно не ожидал увидеть его так скоро. Он уже расположился в одном из кресел перед камином, Эльдис сидела напротив, слуга расставлял на появившемся между ними столике еду и напитки. Финрод бросил один взгляд на стоящую у Нвабадаша за спиной Эйлинель, и мгновенно поднялся. – Спасибо за гостеприимство, милый друг, – он коротко поклонился Эльдис, которая выглядела растерянной, и подошел к Нвабадашу. – Вижу, ты закончил своё дело. Мы можем идти? Нвабадаш кивнул, борясь с желанием ухватить Финрода за руку. Можно ли им уйти? Им нужно уйти! ***** На обратной дороге Нвабадаш долго сдерживал копящуюся внутри досаду, пока наконец не решился выплеснуть хоть чуть-чуть. – И часто тебя так отвлекают под предлогом, что у них завелись то ли мыши, то ли гоблины? Финрод помолчал. – Нечасто. Это была невинная ложь, Нвабадаш. Я не был занят чем-то настолько важным, чтобы нельзя было отвлечься. Разумеется, я знал, что никаких искаженных эльфов в Нарготронде давно уже не осталось, но почему бы просто не сходить в гости, раз уж зовут? «Напрасная трата времени,» – хотел сказать Нвабадаш, но промолчал. Финроду видимо нравилось ходить в гости. Наверняка он еще соберется, а если сейчас слишком много жаловаться, то больше и не возьмет. Почему-то Нвабадашу совсем не хотелось, чтобы Финрод шел туда один.