Рысь и Горностай

И домочадцы, и соседи были потрясены известием о смерти барона. Да, всем было известно, что он болел, что часто беспокоили старые раны, но этого сильного, властного, ни в чем не знавшего меры человека люди привыкли считать незыблемым, как и его замок, и вечным, как скала, на которой он стоял. В замковой часовне отец Августин совершил обряд отпевания, на котором присутствовали соседи, вассалы, воины, замковая челядь. Все желали почтить память прославленного воина, и слезы многих из собравшихся были искренними. Жоффруа держался холодно и с достоинством, как и подобает новому господину. Его супруга под густой вуалью кривила в усмешке тонкие губы. Вот уж кого совсем не расстроила смерть грозного свекра! Белинда уже предвкушала, какие порядки заведет в замке. Младшие дети покойного с трудом сдерживали слезы, стоя у гроба. Вдову приходилось поддерживать под руки двум ее дамам. В ночь, когда барон сорвался с лестницы, Вальдрада с горестным воплем упала перед безжизненным телом на колени. — Да смилуется над нами Бог, господин наш мертв! — проговорил кто-то сзади. Баронесса обернулась. Позади стояли белые, как мел, Рауль и Диана, да и с десяток слуг и служанок, привлеченные шумом, были здесь же и испуганно крестились. — Да, мертв, — едва слышно проговорила баронесса и упала без чувств. С того момента и до самого погребения она почти не разговаривала и пребывала будто бы в полуобмороке. Глаза ее оставались сухими. Итак, Роже упокоился в родовом склепе, рядом с родителями, дядьями, двумя первыми женами и дедом, великим воителем Лиутвардом, когда-то построившим замок Рысье Логово. Прочим же предстояло жить и решать мирские дела. В ближайшем будущем Жоффруа был намерен обосноваться в соседнем помещении, где были покои отца. Но это — позже, а решить вопрос с братом он желал уже сейчас. Поэтому на следующий день после похорон барона Жоффруа пожелал видеть Рауля в своей комнате. Здесь было не очень просторно, и даже появление молодой жены не сделало эту мрачную полутемную комнату более уютной. Молодой барон уселся на стул с высокой спинкой, придвинутый поближе к очагу, брату же указал на скамью. — Я хочу поговорить о будущем, Рауль, — произнес Жоффруа. — Думаю, ты и сам все понимаешь! Рауль лишь кивнул и ждал, что ему скажут дальше. Что ж, все ясно, подумалось Жоффруа, его брат всегда был любимцем отца и горько оплакивает его смерть, вот уж четвертый день на нем лица нет! На миг в душе шевельнулось чувство, похожее на жалость. Но только на миг. Ведь не могут же две рыси жить в одном логове, и об этом надо сказать сразу. — По закону, Рауль, после смерти отца младший сын уезжает из замка искать воинской славы, и ему достается боевой конь со сбруей, оружие и доспехи. Я долго думал, как быть, ведь ты покинул дом еще два года назад, и с тех пор находился на службе. Тогда все перечисленное и было тебе подарено отцом. — Если ты звал меня только за этим, — ответил Рауль, — то не тревожься, я не забыл. — Тогда ты понимаешь, что нового коня и снаряжение получить не сможешь. Времена сейчас нелегкие, последняя война отняла много средств и людей. — И это мне известно. Я ведь был на той войне, Жоффруа. — Ты воевал там, куда отправил тебя герцог, мне же предстоит отстраивать и восстанавливать многое здесь, на своих землях, — недовольно передернул плечом Жоффруа. — Средства потребуются немалые. К тому же, придется отторгнуть вдовью долю нашей мачехи, которая тоже покидает замок. Все это было понятно. Зачем новому хозяину те, кого любил старый? Жоффруа молод и богат, у него уже есть и будет еще больше своих людей, во всем обязанных ему. — Скоро я уеду, Жоффруа. Но я хотел бы знать, что будет с Дианой и Гонтраном. — С Гонтраном все просто. Еще года три он проведет здесь, продолжая воинское обучение. Потом, думаю, дядья по матери найдут ему местечко в свите герцога или его сына. Что же касается девчонки… Она может остаться здесь, но ей придется выкинуть из головы оружие, коней и прочие неподобающие ее полу занятия. Отец и ты всячески поощряли это, но не я! Пусть помогает Аделине, дел в замке много. Возможно, через некоторое время ее удастся выдать за кого-нибудь замуж. Но, сам понимаешь, выделять роскошное приданое бретонской бастардке здесь никто не собирается! - Я предложил бы иной выход для нее. - Какой же? - Диана могла бы пока отправиться в монастырь Святой Урсулы, к аббатисе Корнелии. Она сестра моей матери. Там Диане дали бы достойное воспитание. - Если ты, Рауль, берешь все расходы на себя, то я как глава рода не возражаю, - милостиво согласился Жоффруа. Рауль кивнул и вышел. — Я не хочу ехать в этот ужасный монастырь, Рауль! И не поеду! Зачем ты хочешь упрятать меня туда? С этим возмущенным криком Диана резко повернулась к двери, считая разговор оконченным. Взметнулись длинные косы, мелькнул подол шерстяного платья, и рассерженная девочка выбежала бы наружу, если бы брат не удержал ее за руку. Не обращая внимания на сопротивление маленькой фурии, Рауль снова усадил ее на скамью рядом с собой. — Ты успокойся, девочка! — ласково сказала сидевшая здесь же Аделина. — Брат старше тебя и лучше знает, как поступить! — Я повторяю тебе, Бретонка, — терпеливо проговорил Рауль, — никто не требует, чтобы ты стала монахиней! Ты просто поживешь в монастыре некоторое время, пока я буду на войне. Я же сказал, что скоро заберу тебя. Мне только нужно выслужить хоть небольшое поместье, чтобы было, куда тебя привезти. — Скоро? Три года — это скоро?! Рауль, зачем тогда ты столько времени учил меня владеть оружием? Чтобы в обществе унылых монахинь петь псалмы да раздавать похлебку убогим? — Ты обучена еще далеко не всему, что должна знать и уметь благородная девица, — подал голос отец Августин. — Ты владеешь оружием, ездишь верхом, к тому же, освоила грамоту и научилась прясть и шить, можешь даже вести дом. Все это хорошо. Но я должен сказать правду, тебе не хватает благородных манер, да и просто смирения, дитя мое! Некоторое время в монастыре пойдет тебе на пользу. Это лучше, чем носиться по полям и лесам. - Да и этого ей делать не доведется! - махнула рукой Аделина. - Здесь уже не будет, как при твоем отце, девочка. И Рауля не будет. Ты же не хочешь остаться во власти новой баронессы? Истинно женским чутьем служанка поняла, что этот аргумент поможет повлиять на такую гордую девочку, как Диана. А повлиять было необходимо. Аделина замечала, что красота ее девочки уже обратила на себя внимание некоторых приближенных Жоффруа. А эти люди, которыми он начал окружать себя еще при жизни отца, совсем не внушали доверия. В основном, это были младшие или незаконные сыновья вассалов, обученные только махать мечом, грубые и невежественные. Эти парни неплохо послужат новому барону в набегах и войнах, но для Бретонки они опасны. А ну как Жоффруа захочет вознаградить кого-то из них за службу, при этом почти не тратясь на приданое, и отдаст в жены Диану? Они уже сейчас заглядываются на длинные косы и прелестное белое личико, но разве такая судьба должна быть у дочери Роже? Аделина была искренне уверена, что ее красавице и умнице и графский сын - не велика честь. Нет уж, пока мысль о браке Дианы не пришла в голову Жоффруа, надо увезти девочку отсюда. Рауль и сам чувствовал и понимал, что не может оставить сестру в замке. Тут-то и вспомнилась его родная тетушка, настоятельница Святой Урсулы. Юноша видел ее лишь раз, когда был ребенком, и почти не помнил, но Аделина уверяла, что эта дама хоть и весьма властная, но справедливая и прекрасно образована. Она не обидит сироту. Они сидели в маленькой холодной комнатке священника, примыкавшей к часовне. Под полом скреблись мыши, и на душе у всех было тяжело. И у тех, кому предстояло скоро уехать, и у остающихся жизнь уже не будет той, что прежде, и все это понимали. Сейчас они расстанутся, а когда свидятся вновь? Наконец Диана в сопровождении Аделины ушла готовиться к отъезду. Поднялся было и Рауль, но капеллан попросил его остаться. На исповеди юноша уже рассказал отцу Августину о произошедшем в ночь смерти отца в библиотеке. Священник был в ужасе. Сомневаться в правдивости Рауля ему и в голову не пришло, но все же потом он расспросил Диану. Теперь отец Августин был уверен, что во всем случившемся виновна Вальдрада. Попытка совратить пасынка, а затем клевета на него - ужасные прегрешения, а между тем вдовствующая баронесса ни в чем не призналась священнику, хотя на исповеди после гибели супруга уже была. Многим казалось, что она замкнулась в себе. Но отец Августин не напрасно был священником и выслушал за свою жизнь сотни исповедей. Он видел и притворство Вальдрады, и страх перед разоблачением. Кто знает, не для того ли она притворяется убитой горем, чтобы вызвать жалость и избежать заслуженной кары? - Итак, сын мой, скажи, ты успокоился немного? - мягко спросил капеллан. - Святой отец! - воскликнул Рауль, и в глазах его впервые за последние дни сверкнули слезы. - Я решил, что должен сделать. Когда в последний раз видел моего отца живым, я сказал ему, что готов пройти любое испытание, дабы очистить себя в его глазах от гадких обвинений. И отец... он ответил, что подумает об этом. Он не успел сообщить свое решение, но ведь он и не отмел обвинения. А значит, сомневался во мне. И мой долг - доказать свою невиновность, хотя бы и после его смерти! Иначе я не смогу жить на свете, понимаете? - Дитя мое, ты же знаешь, что твой отец был горяч! Но даже такой человек, как он, и то не стал ничего решать сразу, а захотел подумать. Ибо дело тут непростое. Ты уже взрослый, Рауль, пойми! Вальдрада все же была его женой и матерью твоего брата Гонтрана. И он не хотел принимать решение сгоряча. Это же не значит, что он не поверил тебе или перестал любить. А там, где теперь пребывает его душа, он уже знает все! - Вы все верно говорите, святой отец. Но я - сын своего отца, и если что решил, то так и будет. - Что же ты решил? - Что во имя памяти моего отца и собственной чести все же пройду испытание. Мне нужно, чтобы отец увидел... - Дитя мое, он уже все увидел, пойми! А тебе, чтобы выходить на испытание, нужно еще быть обвиненным или обвинить самому. Вальдрада обвинение не выдвинет, ибо она виновна и знает это. Ты хочешь обвинить ее сам? Тогда и она должна будет подвергнуться испытанию. - Мне этого не нужно, - возразил Рауль.- К чему эта огласка после смерти отца? Я пройду испытание сам, просто потому что так решил. - Это будет неправильное испытание. Уверен ли ты, что Господь защитит тебя, если в таком деле будешь действовать по-своему? Я молю тебя, Рауль, откажись от подобной мысли! - Я не сделаю ничего, что задело бы честь рода, - непреклонно сказал юноша, - но и от своего намерения не откажусь. Мне бы только сперва помочь Диане. Он был так прекрасен и трогателен, так еще по-детски наивен и уверен в своей правоте, что у священника защемило сердце. Попросив юношу подумать еще раз, капеллан отпустил его. Сборы брата и сестры были недолгими. На второй день после разговора в комнате священника маленькая кавалькада была готова выехать из замка. Воины, не занятые в карауле, высыпали во двор проводить молодого господина. Все помнили, как он спас жизнь нескольких вавассоров, выкупив их из плена, а в воинском братстве такой поступок многого стоит. Рауль пожал руку каждому и хотел было вскочить на коня, но тут его позвал по имени тихий, чуть хриплый голос, и он увидел Вальдраду. С момента гибели барона между ними не было сказано ни слова, они даже не приближались друг к другу. Баронесса боялась разоблачения, а Рауль опасался не справиться с собой и просто задушить эту женщину. - Я тоже на днях уезжаю, - проговорила вдова. - Рауль, я благодарю тебя, что ты не рассказал... - Я не рассказал ради доброго имени моего отца, - бросил он, - а вовсе не из жалости к вам. Можете не благодарить. С этими словами он отвернулся, а Вальдрада, сраженная его презрением, отступила назад. Все ждали только Диану, которая, стоя в стороне, прощалась с Гонтраном. Давно осталось позади то время, когда они ссорились и даже дрались, и теперь оба искренне горевали из-за предстоящей разлуки. - Ты смотри, - говорила Диана, - больше упражняйся в стрельбе, тебе есть над чем потрудиться, брат. - Знаю! Ты стреляешь получше, чем я, - искренне ответил мальчик. - А вот это тебе от меня. Держи, Бретонка! В ладони девочки оказался красивый, прекрасно ограненный синий камешек. - Это сапфир. Ты любишь такое, я знаю. - Какой красивый! Где ты достал его? - Отобрал как-то раз у пленного датчанина, - усмехнулся он. - Тот припрятать хотел, да ему уже ни к чему такая вещь. Зато тебе радость! - Спасибо, Гонтран! Они обнялись. Затем девочка обняла по очереди плачущую Аделину и Сунхильду, свою бывшую кормилицу. - Вы не горюйте, - сказала им Диана. Она и сама была готова расплакаться, но гордость все еще была при ней. Девочка царственно вскинула головку, покрытую голубым шарфом. - Мы же еще встретимся! И я привезу вам подарки. Она уже села было на лошадь, но услышала ехидный голос Белинды. Та, стоя в нескольких шагах, обращалась к своим камеристкам, но говорила намеренно громко, чтобы все слышали: - Ну и жестокие же сердца у этих дикарей-бретонцев! Люди пришли провожать, слезы льют, и только Диане все безразлично. Будто и не лишилась только что отца родного. Не девочка, а бревно. Ни слезинки не проронила. Диана медленно повернулась к Белинде. Та стояла с гордым видом, усердно вживаясь в роль хозяйки замка и вершительницы судеб. На бледных губах застыла злая усмешка. Но не такова была Диана, чтобы последнее слово осталось не за ней. Она подошла к молодой баронессе почти вплотную. - Кроме смерти дорогого батюшки, у меня нет причин горевать, - надменно сказала Бретонка. - Покидая родной дом, я не плачу. А знаете, почему, дама Белинда? Она выдержала паузу и продолжила: - Потому что вам не долго здесь распоряжаться. Скоро это буду делать я! Я стану великолепной хозяйкой замка, уж будьте уверены. Белинда на минуту потеряла дар речи, услышав такую отповедь, а Диана наконец вскочила в седло. Зашмыгали носиками, замахали платочками молодые служанки. - Доброго пути! - крикнул кто-то в толпе. А еще кто-то совсем тихо проговорил: - А мессир Жоффруа даже не вышел попрощаться. Ворота открылись, выпуская Рауля, Диану и двоих оруженосцев. Еще долго шли за ними отец Августин, Аделина и кормилица. Теперь все трое могли не скрывать своих слез. Обитель Святой Урсулы находилась не близко. Нужно было добраться до Суассона и сделать еще один конный переход, чтобы достичь ее. На ночь иногда удавалось расположиться на постоялом дворе, но несколько раз останавливались прямо в лесу. Разбойников им можно было не страшиться, трое хорошо вооруженных воинов без особого труда разделаются с дюжиной бродяг. А вот волки, в это время года уже сбившиеся в стаи, представляли серьезную опасность. В одну из таких ночей, когда Дидье и Жиральд, второй оруженосец, уже спали, Рауль сидел у костра. Привязанные кони настороженно всхрапывали, чувствуя близость хищников. Диана подошла, села рядом. - Не грусти, Бретонка, - улыбнулся ей брат. - Я ведь ни разу не лгал тебе! И если я сказал, что заберу тебя, да еще привезу подарок, значит, так и будет. Диана продолжала молчать, не отрывая взгляда от пламени костра. Рауль понимал ее. Ведь она, хоть и храбрая, но все-таки девчонка! И вот приходится ехать в незнакомое место, а как-то еще ее там встретят? - Ну, скажи мне, - продолжал он, - какое платье ты хочешь в подарок? Из золотой парчи? Нет? Красный бархат? Опять не то? Ну, тогда зеленое! - Рауль! - негодующе прошипела она. - Ты знаешь, что я не люблю зеленый цвет! Не смей привозить мне зеленое платье! - Ну, вот! - рассмеялся он. - Сейчас ты прежняя. - Ты мне напишешь? - спросила она. - Напишу. Только письма медленно идут, ты наберись терпения. - Да, вот терпение мне понадобится, - вздохнула Диана. - Сначала я терпела уроки шитья, чтобы мне разрешали стрелять из лука и учиться владеть мечом. Теперь вот придется терпеть скучную монастырскую жизнь, чтобы братец Жоффруа и дама Белинда не могли решать мою судьбу. - Как говорит отец Августин, терпение - одна из высших добродетелей. А ты лучше почаще думай о том, как мы будем жить в собственном поместье! - Ты его еще не получил, - вздохнула Диана. - Ну ведь ты едешь в монастырь, сестренка! Вот и будешь там, в святой обители, молиться, чтобы я получил его поскорее. И пообещай мне, что не вздумаешь удрать от монахинь!