Рысь и Горностай

Дитя моё, идём взглянуть на розу, Что поутру пурпурный свой наряд В лучах зари прекрасной распахнула. В её листах теперь такая свежесть, Какою юность в твой невинный взгляд, В твои уста и щеки нежные вдохнула? Увы! Ещё закат пылает яркий, А уж она увяла, посмотри, И лепестки печально отряхает! Ты мачеха воистину, природа, Когда лишь от зари и до зари Такой цветок живёт, благоухает! И так, дитя, поверь мне, невозвратно Как день мелькнут года твоей красы И с ними прелесть первая расцвета! Срывай, срывай отраду юной жизни! Наступят скорбной старости часы — Увянешь ты, как роза эта. ("Ода", Пьер де Ронсар) Следующие несколько дней Диана веселилась, как никогда в жизни. Ещё бы, ведь весь дворец только о ней и говорил! И хотя Гонтран топал на нее ногами и уверял, что она осталась жива только по чистой случайности, она все равно смеялась. — Нет у тебя достаточной силы в руках, Бретонка! — сказал он наконец. — Конечно, в бою это минус, но в обычной жизни тебе это пошло на пользу. Суди сама, тебя могли казнить, если б ты убила Даниэла! А так спокойно уедешь домой. — Ничего, просто мне нужно больше заниматься! — хохотала она. — Чтобы в следующий раз уж наверняка, да? — мрачно пророчествовал Гонтран. — Ничего смешного, между прочим! Горничная Флоранс приносила с кухни пирожные, каждый раз разные, брат с сестрой принимались их пробовать и мирились. А служанка думала при этом, как ей будет жаль, когда молодая госпожа Диана вернётся в свой Каменный Брод. Она хорошая хозяйка. Уехать бы вместе с нею, но условия жизни в этих усадьбах так суровы, после герцогского дворца там было бы тяжеловато! Вот если бы Диана была хозяйкой какого-нибудь замка, тогда другое дело. Ах, и почему эта красавица-бастардка и слышать не хочет о браке с Монришаром? Вот уж у кого замок так замок, а денег — и не пересчитать! Да он и не урод, к тому же, и не так уж стар. Она даже осторожно задала этот вопрос Диане, а та лишь покачала светлой головкой и ответила: — Я знаю, что такое настоящий замок, Флоранс, ведь именно там я родилась и росла. А с мессиром Гастоном у нас разные дороги. Стоило Диане выйти прогуляться по саду, как возле нее тут же очутился наследник Бретани. Девушки из ее окружения хотели было подойти, ведь всем было известно, что герцог простил ее. Но когда в конце аллеи показалась внушительная фигура Даниэла, все сочли за благо понаблюдать за встречей издалека. Голова бретонского принца была все ещё забинтована, но в остальном он выглядел совершенно здоровым. — Что это вам вздумалось явиться сюда, ваше высочество? — возмутилась Диана. — Я пришел сказать, что был не совсем прав! — примирительно ответил он. — Я так уже и сказал им всем — отцу, герцогу Роберту, герцогине! Даже на Святом Евангелии поклялся. Так что твоей казни я не допустил, хотя мой отец просто кипел! Что верно, то верно, Диане уже успели рассказать, что герцог Урмаэлон требовал от Роберта Нейстрийского подвергнуть ее пыткам и казнить, утверждая, что покушение на его наследника было спланировано заранее. — Но я полностью умиротворил его, — продолжал Даниэл, — тебе не нужно нас бояться! — Я никогда и не боялась вас, — фыркнула она. — Я знаю, что ты очень смелая, — кивнул Даниэл. — Мне объясняли, что тебе дали имя одной воинственной богини, наверно, потому ты и переняла ее черты. — Дианой звали римскую богиню охоты и Луны. — Римляне! — хмыкнул он с презрением. — Вот уж народец! — Они достойны уважения, — возразила Диана, — хотя бы потому, что сумели построить крепости, дороги и даже целые города, коими мы пользуемся по сей день! — Подумаешь! — не согласился Даниэл. — Кому они нужны, эти смрадные города, каменные мешки, в которых того и гляди оглохнешь от шума или подцепишь какую-нибудь болезнь! Наш лес и небольшие деревянные бурги гораздо лучше и укроют, и защитят! А дороги только на то и годны, что приводят к нам набежчиков, датчан и иных! Мы и без них, по лесным тропам отлично перемещаемся в своих землях. — Даниэл, сидя в лесах, вы как раз и делаете себя мишенью для чужеземных стрел! Любое государство должно развиваться, расти, чтобы быть сильным. — И это тоже написано в твоих книжках? — нахмурился он. — И это, и многое другое. И, желая переменить тему, она спросила: — Какой она была, богиня Клиона, которой в древности поклонялись твои предки? — Тебе интересно это? — Конечно. Я нигде не читала о ней и почти ничего не слышала. — Ещё бы! Священники запрещают нести жертвы старым богам, даже упоминать о них. Но все эти запреты — для смердов, я же делаю, что хочу. Потому говорю тебе, что Клиона — богиня красоты, а также рек и озер. Она помогает влюбленным, если попросить ее и принести жертву. Не хмурься, можно бескровную. Например, повесить красивые бусы или ленты на дерево для приношений. Был и у самой Клионы возлюбленный, красавец Киабан, но он был обычным человеком. Ради него Клиона решила отказаться от бессмертия и ушла в мир людей, так велика была ее любовь. Но всесильный морской бог Маннанан хитростью усыпил Клиону и перенес в свой дворец, где она спит и по сей день. Так гласит предание. Думаю, что ты даже красивее этой богини и могла бы носить ее имя! — Ох, нет! — засмеялась Диана, представив себе реакцию отца. Ей рассказывали, что он чуть не предал смерти капеллана Августина за выбор ее имени, а тут ещё и Клиона, божество диких язычников! — Ты все смеешься! — с обидой сказал юноша. — А ведь я пришел предложить тебе ехать со мною в Бретань! — Ох, Даниэл, что же я там стану делать? — Будешь моей наложницей! — с гордостью пояснил он. — Не хмурься, у нас это почётно для девушки и ее семьи. Владыка или его сын может взять себе прекрасную наложницу, и ее положение будет почти таким же, как у законной герцогини. Я принесу достойные дары Белому Соколу… — Кому? — Так у нас в Бретани прозвали Рауля, сына Роже, твоего брата. Тогда ваш герцог воевал против нас, и Белый Сокол участвовал в этой войне. Но теперь все в прошлом, у нас заключен мир с Робертином, и я могу просить Рауля… — Даниэл, франки к этому относятся иначе, чем вы! И запомни, что Белый Сокол... то есть мой брат, совсем не будет польщен! — Я понимаю, — загрустил он. — И охотно обвенчался бы с тобою в храме, будь это возможно. Но мой отец такого не допустит, ведь ты не дочь хотя бы графа, и приданое у тебя маленькое. Его хватил бы удар! Так ведь, кажется, выражаются у вас? — Послушай, Даниэл, — рассердилась девушка, — я и то не знаю размеров своего приданого! И не собираюсь ехать в Бретань и становиться наложницей, даже за дары! У нас так не принято. — От неправильных порядков всегда можно отказаться! — гнул свое Даниэл. — Если бы ты переехала к нам, то подчинялась бы нашим правилам, и не было бы ничего дурного в том, чтобы жить со мною… — В блуде! — негодующе сказала она. Здесь ей следовало бы просто уйти, и Диана сама это понимала, но рассуждения наивного бретонца не столько возмущали ее, сколько забавляли, и она ещё помедлила. — Во дворце! — поправил он. — У нас дворец, конечно, не такой огромный, как тут, но нам и не приходится держать возле себя всех своих подданных. Мы им доверяем! — А ты думаешь, Роберт Нейстрийский собирает здесь своих вассалов, чтобы присматривать за ними? — Для чего же ещё? Диана снова рассмеялась, хотя доля правды в словах Даниэла все же была. — Не смейся, а лучше послушай! У моего отца есть наложницы, и даже много. И все они мирно уживаются. Таков обычай, и никакие христианские попы его не поломают! Моя матушка, герцогиня Оргем, понимает все это, а отцовские наложницы чтят ее. Правда, одно время матушка очень ревновала к одной наложнице. Но та уж очень красива, а кроме красоты, в ней есть ещё что-то такое, что помимо воли завораживает. Этим ты на нее похожа. Так вот, отец привез ее из лесов… — Из каких именно лесов, Даниэл? У вас же, сам говоришь, леса кругом, даже сами бурги стоят в лесах. Как вы отличаете, где заканчивается один лес и начинается следующий? — Не буду я обращать внимание на твои насмешки! Послушай лучше меня! Эта женщина была из самых отдаленных владений, где до сих пор люди не приняли Христа, вернее, некоторые приняли для вида, но продолжают поклоняться старым богам. Отец объезжал свои земли, как это принято у всех герцогов и королей, а наш архиепископ Герард (большая сволочь, говоря между нами!) требовал покарать огнем и мечом непокорных язычников. А герцогу, сама понимаешь, нужна поддержка Церкви, и отец решил слегка прижать этих подданных, хотя ему, в общем-то, все равно, бьются ли они лбом об пол при молитве или развешивают приношения на ветвях священного дерева… платили бы подати вовремя! Но отец мой немного… ну, не то чтобы злопамятен, но просто никогда ничего не забывает! И он помнил, что одно из лесных племен когда-то слишком дерзко встретило его, ибо те люди упорно не желали принимать святое крещение. Они даже, подстрекаемые друидами, укрылись в самых дальних чащобах, чтобы не делать этого. И отец решил, что и архиепископу угодит, и ещё больше утвердит свою власть, если приведет их в повиновение. Но кто-то, видимо, предупредил друидов, и они опять попытались увести людей. Отец со своими воинами догнал их и сурово покарал зачинщиков беспорядков. Всех, кроме одной женщины. Она была дочерью жреца и столь прекрасна, что герцог воспылал страстью, пощадил ради нее мятежников, которые еще оставались живы, а саму красавицу увез в свой город Ренн. Вот это не понравилось герцогине, моей матушке. Но потом, с годами, герцогиня Оргем и леди Бренна научились ладить между собой. Так что сейчас у нас в семействе царит мир и покой, и я очень люблю своих братьев по отцу, рожденных Бренной. Леди Бренна даже прослезилась, когда я уезжал сюда, на земли франков, ибо когда-то побывала здесь и претерпела много бед... — Это невероятно интересная история, Даниэл, — сказала Диана, — но благодаря всему услышанному я еще раз поняла, что не гожусь в наложницы принцу Бретани, да и в жены — тоже. Потому что я не впустила бы в свой дом никаких этих ваших наложниц! И уж точно не стала бы с ними дружить. — А если я выберу в жены Альменгейду? — спросил Даниэл. — Выбирай, если она тебе нравится! При чем тут я? — Ну как же! По-моему, вы с нею дружны, всегда так хвалите друг друга! Вам обеим легче было бы привыкнуть, если бы она стала мне женой, а ты — наложницей. Диана несколько секунд молчала, получив такой неожиданный ответ, а потом разразилась взрывом смеха. — Опять смеешься! — рассердился бретонец. — Ну и что такого в моих словах, я тебе что, шут гороховый?! Она понимала, что и впрямь надо остановиться, но не могла! И была даже обрадована, увидев приближающегося Гастона Монришара. — Вам дурно, госпожа моя? — подозрительно спросил барон. — Я не могу даже понять, смеётесь вы или плачете? Вас кто-то обидел? — О нет, нет, мессир Гастон, все в порядке! — выговорила она, немного отдышавшись. — Как я вам рада! — Думаю, его светлость Даниэл позволит мне похитить вас на время? — улыбнулся барон так чарующе, как только умел. Улыбка действительно преображала его лицо, делая моложе, и Даниэл испытал даже укол ревности. Но Диана уже откланивалась ему, а потом подхватила барона под руку, и оба исчезли за кустами боярышника. — Итак, Диана, — сказал барон, когда они отошли, и бретонец точно уже не мог ничего слышать, — мне известно, что вы готовитесь к отъезду домой. Но так ли уж вам нужно уезжать? Особенно теперь, когда вам начинает здесь нравиться! — Мессир, мне необходимо ехать. К тому же, герцог и герцогиня уже дали согласие на это. Да и переговоры… — Диана, я знаю все о переговорах и их участниках, и даже какие решения будут приняты! Знаю даже больше, чем вы можете себе представить. Но при чем же здесь необходимость вашего отьезда? Да, вы могли стать причиной срыва переговоров с Урмаэлоном, оставаясь просто Дианой из Каменного Брода, красивой девушкой без титула. Но иное дело — быть баронессой де Монришар! Став вашим мужем, я защитил бы вас от любых посягательств и идиотских подозрений! Ведь этот юнец Даниэл уже предлагал вам быть его любовницей? — Вы все слышали? — Конечно. Но не думайте, что я подслушивал, прячась в кустах. Такие вещи во дворце не скроешь, и стоило Даниэлу в беседе со своим отцом лишь заикнуться об этом, как разговоры уже пошли. Согласитесь, мое предложение нельзя даже сравнить с непристойностью этих диких людей! Я предлагаю вам своё имя и титул, Диана, не говоря уж о том, что мое сердце уже и так отдано вам! — Я думала, мы уже не будем возвращаться к теме брака, мессир! — Вы ошибались, если так думали, прекрасная дева! Ибо я полюбил вас и не намерен никому уступать. — Но если я не люблю вас? — Я добьюсь, чтобы полюбили! Я не привык, Диана, делать что-либо за спиной, а потому говорю вам: завтра же я отправлюсь к вашему брату, барону Жоффруа! — Но… зачем? — Он глава вашего рода и, к тому же, достаточно благоразумен, чтобы не поддаться на ваши уговоры, что непременно сделал бы Рауль! Я попрошу вашей руки у Жоффруа. Это было уже опасно. Породниться с могущественным Монришаром было выгодно и почётно, а уж если Гастон скажет, что его не интересует приданое, в исходе таких переговоров можно не сомневаться! — Это слишком, мессир! — глаза Дианы метнули гневную молнию. — Вам не удастся меня принудить, даже впутав в это дело Жоффруа! Она резко высвободила руку и повернулась, чтобы уйти, но барон удержал ее. — Простите меня, Диана! От любви к вам я скоро лишусь рассудка. Но поступать низко не в моих правилах! Я не поеду, если вы не позволяете. Но…что же мне тогда делать? — Ничего! Я уеду, и это наваждение пройдет. Простите, вот приближается Вилберт… — Что ж, поговорите со своим другом, — вздохнул барон. — К нему, по крайней мере, можно не ревновать! — Отчего же? — удивилась она. — Потому что он говорит с вами о книгах, а не о любви! И именно книгу Вилберт из Блуа принес ей в подарок и вручил, опустившись на колени. Диана сразу увидела, что следы железных пальцев Даниэла на изящной шее Вилберта все еще заметны, только теперь из багровых они стали буро-синими. — Ну да! — сказал он, заметив ее взгляд. — Если бы не вы, госпожа моя, я бы уже беседовал с архангелами в раю! — Вы так уверены, что попадете в рай? — рассмеялась Диана. И тут же про себя отметила, что смеётся она в этот день слишком уж часто. Почти все время. — Почему мне туда не попасть? — беспечно ответил юноша. — Я, конечно, не безгрешен, но никого не предавал, не лжесвидетельствовал, не крал, а убивал только в бою, да и то редко! Мало того, я верен своей невесте! Правда, ей всего тринадцать лет, а условие ее родителей - это наше венчание ровно через три года, а за это время я могу не выдержать... но, как говорится, не согрешишь - не покаешься! Он рассказывал все это так забавно и легко, что Диана снова принялась смеяться, и следующие полчаса пролетели незаметно и весело. - Мне будет не хватать вашего общества, - сказал наконец Вилберт, - но всё-таки хорошо, что вы будете дома! Напишите мне оттуда! И добавил более тихим голосом: - Вы спасли мне жизнь, Диана, и я был бы огорчён, если бы кто-то причинил вам вред... пусть и из любви. Диана не успела спросить, что он имел в виду. К ним спешила госпожа Химильтруда. - Дитя мое, - обратилась она к Диане, - сейчас вам надлежит явиться к ее светлости! Я провожу вас. В покоях герцогини, куда уже привели и Гонтрана, им сообщили о гибели барона Жоффруа. Отбыть в Рысье Логово предстояло на следующий день.