Рысь и Горностай

Праздник урожая стремительно надвигался. Еще вчера счёт шел на дни, а сегодня - уже на часы. Повар с помощниками сбивались с ног, таская припасы из погребов и подвешивая котлы на огромных крюках. Женщины ставили тесто, из которого к вечеру напекут всевозможных пирогов. В воздухе с утра стоял запах пряных приправ. Праздновать собирались, как обычно водится, вечером, но уже сейчас в кухне что-то готовилось, повара разделывали мясо, резали овощи и сыры, толкли что-то в ступках, громыхали котлами и сковородами. В деревне возле замка суеты было, пожалуй, ещё больше. Ведь именно сюда с разных сторон стекались торговцы. Они уже образовали целый палаточный лагерь неподалеку от леса, а между этим лагерем и деревней спешно расставляли сколоченные из досок прилавки. Самые расторопные уже успели подготовить для себя места и теперь раскладывали товары - скобяные изделия, охотничьи ножи с костяными рукоятками, рулоны домотканого холста, мотки грубой пряжи, глиняную посуду, яркие бисерные повязки и бусы, витые медные браслеты, шапочки и рукавицы из крашеной шерсти и многое другое. Сюда же стекались и местные крестьяне, продававшие домашнюю птицу и поросят. Кому не нашлось места за прилавком, располагались с товаром позади рядов, прямо на земле. Народу становилось все больше, все чаще среди льняных платьев и балахонов мелькали плащи тонкого сукна и вспыхивали на солнце каменья дорогих фибул и брошей. Все больше лошадей и мулов в добротной сбруе подводили к коновязи. Двое бродячих музыкантов настраивали в сторонке арфу и ситар, а третий уже наигрывал на дудке, собрав вокруг себя смешливых молодых девиц. Родители притворно строго ворчали на молодежь, но и сами с нетерпением ждали, когда начнутся игрища и танцы. Будет и много угощений, и бочонки с брагой и сидром. Старинные приметы не лгут, и если в праздник урожая наготовить побольше яств и щедро угощать знакомых и незнакомых, то весь год будешь жить в довольстве. Зная о предстоящей раздаче угощения, тянулись вереницами нищие и калеки. Самые предприимчивые успевали обойти во время праздника по несколько деревень и усадеб, в каждой из них угоститься и получить милостыню. - Половина из этих увечных - просто обманщики. А может, и больше, - говорила Диана. - Некоторых я видела здесь и прежде. Например, вон тот рябой, что хромает на обе ноги, приходит каждый год. По дороге идёт резво, а на подходе к деревне или замку вспоминает про свои костыли. Однажды за ним погналась стая собак, и ведь так припустился, что не догнали! Все руки не доходят приказать стражникам отколотить его как следует. Чтобы хоть раз в жизни молил о милосердии по праву! Живя у урсулинок и часто помогая им кормить и лечить убогих, она и впрямь научилась распознавать притворщиков, а вот Иоланда часто принимала на веру слова попрошаек и была готова поделиться последним. Хотя сегодня хлопот по хозяйству и приему гостей было больше обычного, ежедневные занятия на плацу всегда оставались незыблемым правилом. И только отработав с Иоли хотя бы один прием, Диана могла прекратить урок. Надо отдать должное и ее ученице - она очень старалась и ни разу не попросила отложить или прервать занятие. - Когда парируешь удар, держи меч рядом с собой, вот так! - объясняла, одновременно показывая, Диана. - Чтобы не приходилось тянуться. Опора и правильное размещение ног - это то, без чего в бою не обойтись.Чем тверже подошвы ног стоят на земле, тем больше сила твоих атак. О нет, ноги так близко друг к другу не стоит приставлять! И старайся держаться прямо, грудь и туловище вперед. Это удержит тебя от потери равновесия... Сегодня Рауль должен был сам заниматься со своей подопечной, но до сих пор не появился на плацу. Воинов тренировал Сигерод, не забывший в промежутке между выпадами отвесить учтивый поклон двум юным дамам. В иное время Диана и Иоли были бы удивлены отсутствием Рауля, но не теперь. Вчера барон вернулся из Святой Моники, когда Солнце уже клонилось к закату. Он был сильно не в духе. Несколько часов со своими людьми искал пропавшую Кристину, но она будто провалилась сквозь землю. - Я велел оповестить по всем деревням об ее исчезновении, - мрачно говорил барон. - Обещал вознаграждение тому, кто о ней сообщит. - Надеюсь, не слишком большое? - так же хмуро осведомился отец Августин. - А то как бы какие-нибудь алчные болваны не вздумали ради денег охотиться на нее, как на зверя! - Это я учел. И все же последние события показывают, что в монастырях не так уж безопасно. - Но к каждому человеку охрану не приставишь, - вздохнул святой отец. - И ведь ты сам говоришь, что какие-то женщины видели ее. Она вышла за ворота сама, никто ее не тащил. - Диана тоже вышла сама в тот день, когда её чуть не похитили. Но, как потом выяснилось, ее выманили. - Но эту Кристину выманить труднее, сын мой. Она же почти не воспринимает, что ей говорят, да и боится незнакомых людей. - Тем более, во всем этом есть что-то подозрительное. Женщина, только начавшая приходить в себя от пережитого ужаса, доверяющая только тем, кто уже проявил к ней доброту, вдруг уходит неведомо куда. Пусть она и не совсем в своем уме, но я не верю, что это случилось без причины. - Расспросил ли ты подробно обо всем, что она делала перед исчезновением? - Вплоть до минут. Она работала с двумя монахинями в свечной мастерской. Это занятие, как они говорят, действовало на нее умиротворяюще, даже нравилось. Потом ей дали отнести готовые свечи келариссе. Она вышла спокойно. Идти нужно было сначала по узкому коридору, затем выйти наружу, пересечь двор и подняться в сестринский корпус. Но туда она не входила, а эти свечи потом нашли в саду, на скамье. Сад сейчас пуст, ибо уборка урожая окончена, и она, идя через него, никого не встретила. Но потом ее видели у хозяйственных ворот, к которым как раз и выводит боковая аллея сада. И с тех пор как в воду канула. Монахини твердят, что никто не мог напугать или обидеть ее. - Никто из них не мог, это верно. Но если кто-то чужой? - Может быть. Гостей в обители сейчас много. - Но ведь не все они приближались к ней и вообще о ней знали. - Белинда там была, и она знала. - Но один лишь факт ее пребывания там ничего не доказывает, если никто не видел ее рядом с той женщиной. - Никто не видел, но аббатиса не скрыла от меня расспросов Белинды о состоянии здоровья больной. Она обьяснила эти расспросы заботой и чувством вины за покойного супруга, и даже просила дать ей увидеть Кристину. Ей это было дозволено. Но смотрела она на расстоянии и не говорила с нею. - Не говорила про свидетелях, - уточнил капеллан. - Не забывай,, как она хитра. Но если это все, что нам известно, сын мой, то обвинить Белинду не в чем. - Я не собираюсь ее обвинять, но думаю, есть нечто, чего мы пока не знаем. - Мы не знаем, по сути, почти ничего! Есть женщина, которую Жоффруа держал в подвалах замка. О ее пребывании там знали всего несколько человек ближайшего окружения Жоффруа, в число которых не входила его жена. После его смерти женщина была найдена и выяснилось, что она не в себе. И это все, Рауль! Ни причин ее заточения, ни имени, ни откуда родом, ни того, была ли она безумна прежде или стала такой здесь, мы не знаем. Ты поступил по-христиански, позаботившись о ее лечении, да и теперь не оставляешь попыток ее отыскать. Это больше, чем сделал бы любой другой на твоём месте, сын мой, но если она не найдется, значит, так суждено! Рауль молча кивнул. Больше они о Кристине не говорили, но на следующее утро капеллан узнал, что Рауль ещё раз отправил вестников по деревням. Лес велик, сокрушенно думал священник, выйдет ли она вообще к людям? Если заблудилась, то и в обитель не вернётся. А всё-таки нельзя женщинам доверять охрану и наблюдение, ничего-то они не видят, да простит их Иисус! Думать об этом дольше Августин не мог. Приближалось время мессы, которую он отслужит в замковой часовне. Да и потом дел у капеллана хватит, впереди ещё бессонная ночь. Не отдавать же праздник урожая на откуп старым языческим традициям. Известно, что в это вечер многие молодые пары просят друг друга у родителей и получают их благословение. В прежние времена, а нередко и до сих пор, простонародье не венчается по-христиански, просто парень приводит молодую жену в дом после того, как отцы ударят по рукам. Это значит, такие пары живут и плодятся во грехе, нанося непоправимый вред своим душам. А потому отец Августин в парадной сутане явится на праздник, тоже благословит новые пары, а уж потом пусть попробуют не прийти в храм венчаться! Близ плаца уже прохаживались Аделина, выразительно поглядывая на Солнце - оно стояло высоко. - Быстрее же, юные дамы, - говорила она, сопровождая девушек по лестнице. - Немедленно мыться, воду уже принесли! А ваши волосы, а платья? Дел невпроворот! Застенчивая Иоли вспыхнула. Она стеснялась показываться обнаженной, и Диана, посмеиваясь над нею, отвернулась, давая время раздеться и залезть в огромную лохань, куда легко поместились бы и четверо. Сама же она стояла, ожидая, пока расстегнут все пряжки и расшнуруют завязки, которыми толстый доспех из бычьей кожи крепился по бокам. Затем она скинула одежду и, нагая, без смущения прошла к лохани и тоже забралась в воду. - Не передумали насчёт платья, госпожа? - спросила Флоранс, намыливая ее волосы. - Во время лесной прогулки придется переодеться, чтобы не испортить его, прыгая через костры! - Все равно. Я уже решила. Платье было и впрямь сказочным, и когда его развернули перед нею, казалось, по стенам и потолку заскользили красноватые блики. Оно было из тяжелого темно-красного генуэзского бархата и сверху облегало тело, как перчатка облегает руку, а чуть ниже талии расходилось широкими складками. Великолепная ткань сама по себе была украшением и не требовала каких-либо прикрас, и потому Диана лишь завязала на талии тонкий золотой пояс-шнур. Туфельки - творение мастера Гоше из Блуа, были из той же ткани и завязывались на щиколотках крест-накрест алыми, прошитыми шелковой нитью шнурами. Платье Иоли было из тончайшего сукна нежно-сиреневого цвета, с широкими навесными рукавами, отделанными лилово-розовым шелком. По подолу оно было вышито серебристыми цветами, напоминающими лесные фиалки. Вспомнилось, как матушка говорила: "Твое имя означает - Фиалка". Она сказала это и в тот последний день, что Иоланда видела ее живой. Серьги с аметистами, любимое украшение и единственная вещь, оставшаяся в память о маме, лежали в шкатулке, в ее комнате, и Иоли велела Аригунде принести их. Чем меньше времени оставалось до выезда из замка, тем сильнее Диану охватывало нетерпение. После празднования в замке оно продлится и за его пределами. Так уж здесь издавна повелось, что хозяева замка в Праздник урожая поздравляют и принимают поздравления крестьян. Веселье длится всю ночь, и господа гуляют вместе с вилланами. Вместе пробуют молодое вино, окуривают дымом скот - верное средство от сглаза, водят под веселую мелодию флейты хоровод - фарандолу, а можно и через костер прыгнуть, и яркий осенний венок в ручей бросить. С венками получалось особенно интересно и смешно, ибо молодые воины и сельские парни ломились через лес толпой, чтобы узнать, где чей венок, и подхватить тот, что кинула самая желанная. О, Диана ни за что не пропустит эту игру! Интересно, как и когда появится Родерик? Приедет ли он в замок или найдет ее во время гуляний? Она давно загадала для себя: если придёт сегодня, значит, и правда любит. - Не забудь взять платье и туфли для госпожи, чтобы переодеться, - говорила Аделина. - Уже сложила, - ответила Флоранс. - Бархатные башмачки через костры прыгать не годятся! Между тем, нарядных вассалов с женами и взрослыми детьми собиралось все больше. Знатные вавассоры, хозяева зажиточных усадеб, ехали прямиком в замок, дабы выразить почтение сеньору и его сестре. Там же они ожидали начала праздника, прохаживаясь по большому залу, куда слуги подавали вино, сыры и ароматные яблоки на больших деревянных подносах. - Вина только легкие ставьте! - твердил челяди управитель Гундобод. - Гости не должны перепиться раньше времени! Вассалы рангом пониже в ожидании начала увеселений переодевались в палатках в праздничные одежды, а покончив с этим, гуляли по торговым рядам или, собираясь группами, оживлённо беседовали. Молодежь шутила и флиртовала, старики толковали об урожае, кто сколько пшеницы да ячменя в закрома положил, и вспоминали былые годы. Чего может желать мужчина, наделенный властью, знатностью и богатством? Мужчина, который, вдобавок ко всему, хорош собой и еще не стар? Мужчина, к услугам которого - самые роскошные куртизанки. Который давно мог взять в жены любую знатную девицу. О нет, как оказалось, не любую. Из всех красавиц только одна пленила его сердце настолько, что он пожелал назвать ее женой. Пленила, даже ничего не делая для этого. Там, где другие расставляли хитрые ловушки, она лишь глянула своими русалочьими глазами и умчалась, не оглянувшись. Ей Гастон де Монришар сказал слово "люблю", которое, как он думал, не произнесет больше никогда. Но она не любила его и не хотела давать ложных надежд. И именно она была самой прекрасной и самой желанной для него. И он скоро увидит ее. Просто не может уехать, не увидев. Гастон снова отправлялся в Бретань, на сей раз - надолго. Его сопровождал сильный воинский отряд, свита и обоз, но главное - он вез Урмаэлону опытных испанских строителей, которым предстояло воздвигнуть для властителей Бретани самые неприступные крепости, что когда-либо стояли на пути завоевателей-норманнов. С главой этих строителей, звавшимся Карим-магрибинец (т.е. родом из Магриба - прим. автора), барон был знаком, даже сдружился уже давно. С тех самых пор, когда этот прославленный мастер возводил новые оборонительные укрепления замка Монришар. Именно тогда и Карим проникся к уважением к знатному франку, которого можно было, пожалуй, назвать благородным, насколько это возможно для гяура. Кариму было за пятьдесят, он был худощав и невысок ростом, почти на голову ниже франкского военачальника, да и в плечах не так широк. Казалось, солнце юга навечно иссушило и прокалило своими беспощадными лучами его лицо, казавшееся еще смуглее из-за белого бурнуса, капюшоном которого мусульманин покрыл голову. Хотя и Гастон за лето успел загореть так, что почти сровнялся во своим магрибским приятелем. Сейчас они ехали рядом во главе отряда. Гастон был без шлема, даже без своего обычного серебряного обруча, который очень шел к густой гриве темных волос. Карим присмотрелся. Волосы франка раньше доходили до воротника дорожного плаща, а сейчас оказались коротко подстрижены, с челкой немного наискось. Эта новомодная прическа неожиданно очень шла ему, давая лучше разглядеть лицо. И это была не единственная перемена в нем. Взгляд барона стал мягче, даже цвет глаз, казалось, приобрел оттенок яркого серебра. И иногда этот взгляд делался немного рассеянным, направленным куда-то в пространство, будто бы он искал в потоках солнечного света разгадку непростой задачи. Что-то сильно волновало его. Разумеется, на него возложена непростая миссия, которая займет несколько лет, и найдутся желающие помешать ему. Но барону было не впервой, да и нравилось решать трудные задачи. Беспокоит здоровье? Не похоже. В обозе за Каримом следовали красивые, отлично вышколенные в любовной науке рабыни, которых он взял с собой из Кордовы. Перед отбытием из Парижа он предложил Гастону провести ночь с любой из них, и тот не отказался, выбрал даже двух. Утром девушки выглядели утомленными. Им совсем не пришлось поспать, так что, скорее всего, мессир барон совершенно здоров. - Сейчас я уеду по делу, Карим, - сказал Монришар вечером. - Завтра вновь присоединюсь к вам у городка Понт Герье, куда отряд поведет мой Кастальд. - Вы желаете отбыть один, мессир? - Да, так у меня получится быстрее. Он отдал необходимые указания своим помощникам и, резко послав жеребца вперед, свернул на лесную дорогу и через минуту пропал из вида. Барон не взял с собой даже старшего оруженосца, преданного ему и сильного, как вепрь, Тео. Все знали, что перечить мессиру не стоит, да и вряд ли кто дерзнет на него напасть, а все-таки Тео недовольно пробурчал себе под нос: - Вот ведь что женщина может сделать с человеком. Даже с таким! - Так ведь не любой женщине это под силу, - сказал его приятель, старший вавассор Кастальд. - Ну, эта уж очень хороша... Эти двое много лет служили под началом барона и прошли вместе все, что только могут пройти боевые побратимы. А потому, за отсутствием кого-либо поблизости, продолжили беседу: - ...только девчонка ещё мало понимает! Эх, давно надо было ему взвалить ее на коня, увезти с собой и ... как следует. И никуда бы после этого не делась! - Не знаю, как он это сделает, но ее возьмет - это точно. Часто ты видел, чтобы не по его вышло? - Ни разу. Диковинно только, что слишком долго ее ждет. - Это, брат, у благородных людей называется любовью! - Ну так я о любви и говорю. Переспать ему с нею нужно, и поскорее! Несколько раз ему попадались на пути деревушки, жители которых уже вовсю праздновали. Ветер приносил запахи стряпни, а из-за частоколов доносилось пение, смех и резкие звуки дудок и рожков. На лесных полянах горели костры, мелькали светлые платья и рубахи танцующих. Встретились пару раз и группы принаряженных крестьянских парней и девушек, отправившихся на праздник, по-видимому, в соседнюю деревню, а может, и к замку, где развлечений всегда больше. Наступала ночь. Гастон знал, где находится замок Рысье Логово и, желая сократить путь к нему, поехал через лес. Ромул шел крупной рысью, по колено в густом молочно-белом тумане. Упоительно было дышать холодным ночным ветром, пересекая то лесную поляну, то звенящую извилистую ленту ручья. Считалось, что в такие осенние лунные ночи русалки любят качаться на ветвях гибкой ивы, отражаясь в посеребренной Луной воде, заманивают неосторожных путников. Веселятся напоследок, ведь придет скоро зима, оденутся льдом ручьи и озера, и уснут русалки до весны... Скоро он увидит Диану. Конечно же, она будет веселиться и танцевать всю эту ночь, ведь не легла же спать!Он отыщет ее и скажет... И как мог забыть все, что продумал заранее? И ему придется молча стоять перед нею и краснеть, будто глупому мальчишке? О нет, он скажет ей... - Ох, да ты, приятель, никак, подкову потерял? Нашел же время! Старая кузница, как и весь лес, тоже была озарена серебряным блеском. Стояла она на отшибе от ближайшего селения, зато близко к дороге. Так обычно водилось, чтобы избежать пожаров, да и проезжающим путникам легче найти кузнеца, если расковалась лошадь. Но у здешнего кузнеца, хромого Тунсельда, была и другая причина и жить, и работать подальше от постороннего глаза. Странные гости посещали его порой. Тунсельд подковывал для них лошадей, прятал до времени в хитро устроенном тайнике их мешки и сундуки, а иногда после визита в его кузницу бесследно исчезал какой-нибудь одинокий путник. Широкоплечий и низкорослый, с большим приплюснутым носом и нависшими бровями, Тунсельд очень напоминал злого гнома, да и по характеру он был нелюдимый, мрачный, больше привычный делать свои дела при свете Луны, нежели Солнца. И так же, как стражи подземных сокровищ, любил золото. Ради него когда-то разбойничал на дорогах, а теперь, когда больная нога вынудила бросить это занятие, за долю помогал своим бывшим собратьям. - По шестнадцать денье за каждую подкованную лошадь - это грабеж, Тунсельд! - злился Шовсури. - Другие кузнецы берут вдвое меньше! - Но другие и спрашивают, зачем подковывать лошадь такими необычными подковами, - усмехнулся Тунсельд. - Я же выполняю любое пожелание заказчика без лишних вопросов! - Может, оно и так, но ты подумай, что останется нам, если будем столько платить за твою работу! Сам-то ты под мечи стражников не полезешь, здесь отсидишься! Глаза кузнеца злобно сверкнули. - Но вы, в случае чего, разбежитесь по лесам, а меня оставите на растерзание баронским палачам. - От своей судьбы никто не уйдет, - нравоучительно проговорил Шовсури. - Вот, к примеру, если кому на роду написано быть повешенным, того не прирежут. И наоборот! - Ты не болтай, а гони деньги, - хмуро сказал кузнец. - А не то в другой раз вперёд будете платить. - Ты, кроме денег, еще о чем-нибудь иногда думаешь? - Об их количестве, парень! Шовсури хотел что-то сказать, но тут оба услышали стук конских копыт. - Кто бы это мог быть? - насторожился Шовсури. - Может, Серпен приехал? - предположил Тунсельд. Но Шовсури шикнул на него и отрицательно мотнул головой. Он-то понимал, что не такая мощная поступь у каурого серпеновского жеребца. Повелительный голос прозвучал у самого входа: — Эй, кузнец! По-видимому, новый приезжий не привык дожидаться, ибо, не слыша ответа, он позвал снова. Лже-паломник юркнул за перегородку, а кузнец вышел к ночному гостю. Луна ярко осветила коня и всадника. Они были подстать друг другу - мужчина с непокрытой темной головой, один лишь поворот которой говорил о привычке повелевать, в небрежно накинутом поверх кольчуги плаще, и высокий вороной жеребец с шелковистой гривой, который мог бы показаться немного тяжеловесным, если бы не был так отлично сложен. До Шовсури в его укрытии долетел сильный и властный голос всадника: - Кузнец, мне надо коня подковать! - Хорошо, мессир. Это будет восемь денье. - Я заплачу больше за то, что тебе придется работать ночью, но поторопись. - Покорно благодарю, ваша милость. Пока кузнец раздувал мехи, барон нетерпеливо прохаживался вдоль дороги. Луна светила достаточно ярко, чтобы можно было это делать, не опасаясь споткнуться и упасть в какую-нибудь канаву. Он заметил следы, оставленные стадом коров, видимо, их прогнали здесь недавно. Следы пересекали тропу и уходили в лес. Откуда-то донеслось фырканье лошади. Наверно, она принадлежала кузнецу. Нога в высоком кожаном сапоге наткнулась на какой-то предмет, отозвавшийся металлическим скрежетом. Подкова, да еще и почти новая. Говорят, найти подкову - хорошая примета. Барон поднял ее, разглядел в лунном свете и слегка присвистнул. Об этой уловке лесных грабителей и рыцарей-разбойников ему было известно, но поскольку подобные дела очень сурово карались, такие подковы можно было встретить не часто. Нужно будет предупредить Рауля о находке, но сейчас нельзя спугнуть этого кривого бандита. - Готово, мой господин. Подойти совсем бесшумно Тунсельду помешала хромота. Вот в таких ситуациях он особенно сильно клял судьбу за свое увечье. Прежде он был очень ловок и быстр. Ножом в бок или булыжником по темени - и готово, можно забирать все ценное и топить труп в болоте. Нежданный гость рассчитался за работу, вскочил на вороного и шенкелями направил его в сторону леса. Тунсельд заковылял в дом. - Ты все сидишь! Был бы я моложе, знал бы, что делать! - рыкнул он в сторону Шовсури. Единственный глаз калеки сверкал алчным огнем. - Когда он расплачивался, я видел знатный кошель у него на поясе. Да и кольчуга, и конь - это огромные деньги! И он едет один! - Ну и как я догоню такого коня, как у него, на моем Сильенсе? - Смотря где ехать! Если вот так срезать путь по оленьей тропе, а потом выскочить наперерез у Креста старого отшельника... Ночь лунная, ты будешь там даже раньше шевалье, займешь укромное местечко и оттуда снимешь его стрелой! Где дорога поворот делает, самое лучшее место для выстрела. Помни, треть денег - моя! - Жадность сгубит тебя! Это твой главный порок, Тунсельд, - хохотнул Шовсури, уже сидя в седле. - Узнаешь, какой порок у меня главный, если вздумаешь хитрить, - прорычал кузнец ему вслед.