Рысь и Горностай

Невозможно, да и не нужно грустить и предаваться тяжким думам в такую ночь, когда все вокруг веселы и счастливы. И вдвойне это невозможно, если ты молод, полон сил и это к тебе съехались на праздник твои подданные. И это на тебя смотрят самые прекрасные в мире глаза, и в твоей руке чуть подрагивает маленькая ручка самой милой и чистой девушки. Всех этих разбойников и безумных можно забыть до завтра. Дозоры несут службу и в праздник, и горе тому воину, кто забудет свой долг. А уж он, Рауль, сын Роже, свой долг выполнял неукоснительно. Теперь настало время немного отдохнуть и ему. Торг закончился после захода Солнца, а спешно убранные прилавки сменил досчатый помост, на котором показывали свое искусство бродячие гистрионы. Многие зрители держали факелы, и светло было, почти как днём. Играли музыканты неплохо, и этим отчасти искупалось не слишком приличное содержание песен. Женщины смущались и прыскали в рукава, мужчины то и дело разражалась хохотом. Многие уже успели выпить вина, и любая музыка только добавляла веселья. Без возлюбленной бутылки Тяжесть чувствую в затылке. Без любезного винца Я тоскливей мертвеца. Но когда я пьян мертвецки, Веселюсь я не по-детски И, горланя во хмелю, Бога истово хвалю!* Ещё больше восторга вызвали пляски медведя, которому поводырь подыгрывал на дудке. А уж после этого в пляс пустились все желающие. Отовсюду раздавался веселый гомон. Плоская возвышенность, служившая границей нескольких земельных наделов, была заполнена принарядившимися к празднику крестьянами. Как и в деревне возле замка, здесь тоже играли свирели и рожки, пахло запеченным мясом и свежим хлебом. Отовсюду доносился смех, пение, веселые выкрики. Горели костры, и в их ярком свете легко было рассмотреть фигуры танцующих парней и девушек, среди которых крутились любопытные ребятишки. Отдельно сидели люди постарше. Сперва они пытались блюсти приличия среди озорной молодежи, но вскоре хмель сделал свое дело, и даже самые суровые пожилые крестьянки развеселились и завели песни. Чуть поодаль, на широкой поляне, парни из двух соседних деревень затеяли кулачные бои, и их тут же окружила толпа любопытных. Такие бои часто заканчивались большой дракой, в которую под вопли женщин ввязывались все родственники и друзья соревнующихся, а заодно односельчане, прохожие и нищие с дороги. После этого отцу Августину и женщинам из замка приходилось врачевать сломанные кости и расшибленные головы. На сей раз все не зашло столь далеко, ибо Диана, взяв в помощницы Иоли, перехватила инициативу у подгулявшей деревенской публики. Девушки уже успели переодеться, ибо, как справедливо заметила Флоранс, их изысканные наряды не годилось для прыжков через костры и лесные коряги. Диана ухватила за руку Иоли, и обе понеслись, по пути увлекая в хоровод всех, кого встречали. Хоровод становился с каждой минутой длиннее и мчался все быстрее и причудливее, то двигаясь восьмерками и зигзагами, то взлетая на холмы и бросаясь оттуда вниз, то обтекая деревья и горящие костры. Хохот и крики перекрыли вопли дерущихся на кулаках и их зрителей, и те тоже стали присоединяться. Но самыми весёлыми развлечениями у молодежи считались прыжки через костер. К тому же, старики говорили, что это даже полезно. По древним поверьям, дым костров в эту праздничную ночь давал здоровье и крепость. Человек, прыгнувший через такой костер, становился сильнее и выносливее и не был подвержен хворям. А главное — влюбленную пару, которая не разомкнет рук при прыжке, не смогут разлучить ни людская зависть, ни силы зла. Вот поэтому молодежь уже собиралась возле костров, выстраиваясь попарно в оживлённо пересмеивающуюся очередь. И вот уже помчались и оторвались от земли первые пары, за ними — другие. Торжествующий смех чередовался с разочарованными восклицаниями, если кому-то не удавалось сохранить пару в этом необыкновенном полете. Здесь все были равны, и Рауль и Иоли под весёлый хохот собравшихся взлетели над огнем вслед за молодой деревенской парой. Они не разомкнули рук в этом счастливом парении, приземлились за костром и, только пробежав вместе дальше, замедлили движение и почувствовали боль. Сначала было даже непонятно, что ее причинило. Оказалось, мелкие раскаленные угольки, высоко взметнувшиеся из костра во время прыжка, попали на запястья им обоим и прижгли кожу. — Тебе больно? — Рауль нежно коснулся губами красного пятнышка на руке Иоли. — Это пустяк! — смеялась она, очень довольная, что даже огонь не заставил их выпустить друг друга. — Мы смажем это целебной мазью, и через несколько дней даже следа не останется. Пятнышко тем временем превратились в маленький волдырь, какие образуются при ожогах, но Иоли не подала виду, что ей больно. Лишь тайком лизнула это место. Ведь она обучается искусству боя, а воин должен терпеть боль без жалоб. На время они потеряли из вида Диану, а когда снова заметили ее, она была опять в своем красном, восхитившем всех платье. В венке из ярких кленовых листьев, впереди — самых крупных и ярко-красных, а по бокам и сзади — оранжево-желтых, помельче, она была похожа на королеву осеннего леса. Как и подобает королеве, ее сопровождала свита, состоявшая из нарядных девушек, на которых тоже были венки. Близилось ещё одно волнующее развлечение, когда девушки бросят венки в воду ручья, а парни будут их ловить. Чей венок выловишь, та и твоя суженая. Так верили в народе раньше. Конечно же, теперь это была просто игра, но все равно — как интересно и волнующе было бежать со всех ног к ручью и успеть кинуть венок, пока парни не успели запомнить, у кого какой. Все ожидали, что Диана сейчас подаст знак мчаться к ручью, но она вдруг остановилась, ибо увидела появившегося из леса всадника. Он тоже сразу заметил ее в толпе и двигался прямо к ней. Немного не доехав до девушки, он соскочил с коня и быстро преодолел разделявшее их расстояние. Высоко стоявшая над лесом Луна осветила улыбающееся лицо Родерика. Все видели, как он преклонил колено перед Дианой, но слова его были предназначены только ей одной. — Здравствуй, Сирэн. Как же я соскучился! — И я тоже! Здравствуй, Родерик, — на одном дыхании вырвалось у нее. Больше всего обоим хотелось броситься друг к другу, но за ними следили десятки глаз. Рауль со своего места увидел нового гостя и уже шел к нему через любопытно притихшую толпу в сопровождении Иоли, Сигерода, отца Августина и знатных воинов. — Рад видеть тебя, сир Родерик, на нашем празднике, — гостеприимно сказал Рауль. — Присоединяйся, скучно тебе не будет! — Благодарю, сир Рауль! Я желал в эту праздничную ночь скрепить наше примирение и пришел к вам, как друг, с открытым сердцем. — Это радует нас, Родерик. Веселись от души. — Я так и хотел! Говорят, в эту ночь очень важно отринуть все дурное и открыть сердца надежде и радости. — Это так и есть! Угодно ли тебе отведать угощений и вин со мною и моими верными? — С удовольствием сделаю это! А поскольку всем известно, что в праздник вина много не бывает, я велел своим людям везти за мною вот это! Он указал на крестьянскую повозку, нагруженную бочонками и мехами с вином. — Сейчас прекрасные девицы будут пускать в ручей венки, — пояснил Рауль. — По обычаю, молодые люди не должны смотреть заранее, кто куда бросит, но уж потом все желающие могут ловить венки и угадывать их хозяек! — Этот обычай соблюдают и в Коллин де Шевалье, — улыбнулся Родерик. Рауль увлек его угощаться, а прекрасные девицы бросились через перелесок к ручью. Здесь он был особенно широк и отличался быстрым течением, а потому должен был сразу подхватить венки. Чудесно было бежать по лесу среди весёлых, возбуждённо перекликающихся девушек. Издали доносились и мужские голоса. Парням не терпелось кинуться следом за красавицами, и они подзадоривали их криками, подражали голосам зверей и птиц. Наверно, настоящие лесные обитатели в панике спрятались подальше в чащу, когда вся эта толпа выскочила на заросший осокой и тростником берег ручья. Венки полетели в воду, поплыли по течению. Сначала — все примерно с одинаковой скоростью, потом одни отстали или остановились на месте, будто бы отяжелев, другие же, напротив, быстро неслись вперёд. Диана оглянулась, ища взглядом Родерика, но не увидела его. Возможно, просто из-за того, что в этот миг Луну скрыла туча. Некоторое время девушки бежали в темноте. Кто-то вскрикивал, проваливаясь в воду или путаясь без света в прибрежном ивняке. Некоторые отстали, но большинство продолжали бежать вдоль русла. Диана — а разве могло быть иначе — неслась впереди всех, и вскоре свита потеряла свою королеву из вида. Луна то выглядывала из-за тучи, то вновь пропадала. Тот, кто провел годы в сражениях, а свой неукротимый и бесстрашный нрав унаследовал от поколений предков-воинов, умеет распознавать опасность, просто чувствовать ее в воздухе. И знает, как ее избежать. Поэтому Гастон де Монришар, не сбавляя хода, отвязал и надел шлем, который был приторочен к его седлу. Это был не его привычный шлем с белым султаном, а стальная каска, что крепится ремешком под подбородком. Такие чаще носят простые воины, но сейчас это не имело особого значения. Нападения бандитов он не боялся. Обученный воин всегда справится с несколькими бродягами, если те вздумают напасть. Но метнуть кинжал или пустить стрелу могут и из засады, поэтому люди и придумали доспехи. Гастон ожидал, что теперь раздастся крик какого-нибудь зверя или ночной птицы, именно это обычно бывает условным сигналом у разбойников. Но ничего такого не было. Может, и правда кривой кузнец всего лишь подрабатывает на свой лад, выполняя незаконные заказы, и дальше не заходит? Что ж, сейчас узнаем. Здесь дорога поворачивает в сторону замка, и Ромул замедлит ход… Шовсури уже был в нужном месте. Он прискакал сюда на коне, копыта которого были обмотаны соломой для уменьшения шума. Затаившись между большим придорожным камнем и кустом, чутко прислушивался. Заранее наложил стрелу. Стук копыт вороного становился все явственнее. Вот сейчас он покажется из-за поворота, сейчас… Снять его можно выстрелом в глаз, он ведь едет с непокрытой головой. И это будет наверняка. Луна вновь ярко светила, и Шовсури увидел всадника. И выругался сквозь зубы. Тот успел защитить голову, надев каску. Разбойнику было не впервой менять планы на ходу, да и стрелял он метко, но в ночном полумраке попасть в глаз всё-таки нелегко, стрела может отскочить от низко надвинутой каски, а в таких делах все решают секунды. А мы вот так... Стрела резко свистнула и вонзилась в грудь, между пластинами кольчуги. Тревожно заржал вороной, а всадник, издав тихий булькающий звук, повалился на конскую шею, вниз лицом. Руки шевалье бессильно свешивались вниз, но Шовсури шел к нему всё же с осторожностью, держа наготове острый охотничий нож. Кольчугу им было бы нелегко пробить, но он, чтобы уж наверняка, всадит лезвие в горло своей жертвы. Шевалье оставался неподвижен, но конь всхрапывал, прядал ушами и не стоял на месте. — Стой, демон! — зашипел на него Шовсури. Конь подпустил чуть ближе, но, стоило разбойнику протянуть руку к поводу, скакнул в сторону. Шовсури выругался и сделал резкий бросок вперёд, чтобы поймать упрямое животное. На этот раз ухватился за повод и обкрутил его вокруг руки, чтобы конь не вырвался. И в мгновение ока получил такой удар в челюсть, что зубы лязгнули, а из глаз сыпанули искры. Нужно было высвободить руку, но драгоценные секунды он уже упустил. Даже не уловил тот момент, когда его нож ударился о придорожный камень. Шевалье резким ударом опрокинул его и тут же соскочил с коня, придавил коленом к земле. Вывернуться из этих стальных объятий было тем же самым, как если бы мышь взялась драться с поймавшим ее котом. В отчаянном усилии высвободиться Шовсури нащупал рукой камень, даже нанес им удар своему врагу, но тот лишь выбил это жалкое оружие и сказал: — Лежи смирно, идиот. У него даже не сбилось дыхание. Барон связал грабителя сыромятным ремнями. Сам он был невредим. Стрела всего лишь застряла между звеньями кольчуги, не пробив ее. Потому миланский доспех и стоил своих денег. — Освободи меня! — прохрипел Шовсури. Сейчас должны были начаться посулы и обещания, и Гастон решил немного развлечься. — Я дам тебе двести денье! Шевалье отрицательно покачал головой. — Не пойдет. — Тебе мало? Ну, четыреста. — Смеёшься? — Слушай, у меня больше нет! Но я мог бы показать тебе тайник… — Покажешь, — кивнул барон. — Думаю, уже утром тебя убедят показать тайник, и не один. — Черт поганый! — Ладно, заткнись, пока язык не отрезал. Нужно было двигаться дальше, но в глаза что-то все время попадало. Так и есть, бандит всё-таки ухитрился оставить камнем небольшую ссадину у него на лбу. Из этой ссадины и сочилась кровь. Всё-таки надо было брать шлем, а не эту каску! Где-то рядом был ручей, так обозначено на карте. Оставив Шовсури на том же месте, Гастон свернул в лес. Так и есть, ветерок принес приятный и свежий запах воды и мокрой прибрежной осоки. Ручей тихо журчал по камням, отражая лунный свет. Холодная вода была приятна разгоряченному лицу. Он оставил свою каску в траве и с удовольствием умылся. Ещё и ещё раз. И ещё, но теперь в руки попало нечто, чего он совсем не ожидал. Он выпрямился, разглядывая венок из кленовых листьев, яркий и похожий на корону.