Рысь и Горностай

Дальше дни покатились одинаковые и однообразные, как стершиеся монеты. Капеллан Августин записал в своей хронике, что мессир Рауль после поединка пролежал несколько дней, а потом быстро пошел на поправку. Уже через две недели он выехал на охоту. Его сопровождал Гонтран, все ещё гостивший в замке. Впрочем, несколько дней спустя, убедившись, что старший брат окончательно поправился и их семейству ничто не угрожает — по крайней мере, сейчас, он уехал в Париж. Диана же часто уединялась в своих покоях и сидела у очага, глядя на пляшущие языки огня. Что разглядывала она там такое, невидимое для других? Черные, как омуты, глаза Родерика, его прекрасное лицо, жемчужную улыбку? Тот день, когда он попросил ее руки? Или другой, когда она вверила себя ему? А может быть, чаще вспоминалась их последняя встреча? Во всяком случае, она знала, что Родерик тоже поправился. Также дошел слух, что его вновь обретенная сестра все ещё тяжело больна, и при ней постоянно находятся две монахини, присланные аббатисой Марией, а старый капеллан Иероним неустанно возносит молитвы об исцелении молодой госпожи. Коня Диана давно вернула. Каких-либо враждебных действий не предпринимала ни одна, ни другая сторона, однако же, Рауль увеличил число конных разъездов близ границ двух владений. И воины докладывали ему, что и с той стороны дозоров стало больше. Несколько раз Диана посетила Иоли. Когда благодарила за спасение, та лишь смутилась и ответила: — Я только вернула долг! Ведь и ты меня спасла… Она содрогнулась, вспомнив каменистый обрыв, ледяную воду реки и ужасное ощущение мокрого песка в горле. — Что же ты намерена делать дальше? — спросила как-то Диана. — Думаю, что стану монахиней, — ответила та. — Но сначала нужно что-то решить с Аленом. Отец Годеран уже слишком дряхл, чтобы удержать его от неразумных поступков, и я боюсь, что, оставшись один, Ален станет бродягой! — А ты жила когда-нибудь в монастыре? — сердито спросила Диана. — Не как гостья, которая может уехать, когда захочется, а постоянно? И зная при этом, что обратного пути нет? Так вот, могу тебе сказать, что нужно либо иметь призвание к этому делу, либо ты там сойдешь с ума! Но Иоли все твердила о том, что матушка Мария высоко оценила ее лекарские способности и умения и с охотой примет к себе в обитель. Диана бранилась, слыша такие речи. Она стала немного веселее с тех пор, как убедилась, что не беременна. По крайней мере, теперь на семью не падет позор. Но что делать дальше, она совершенно не знала, а потому, не заглядывая далеко вперёд, возобновила занятия с оружием. Они хотя бы отнимали силы, и их уже не оставалось, чтобы вспоминать. А вспомнить все-таки пришлось. Закончился холодный, вьюжный январь, его сменил еще более холодный и пасмурный февраль. И вот тогда стало известно, что Родерик женится на Бриджит. Помолвка уже была оглашена, и по этому поводу в Коллин де Шевалье были объявлены торжества, где сможет повеселиться знатный и простолюдин, старый и молодой. Узнав об этом от заезжих торговцев, Диана не произнесла ни слова. Выслушав рассказ о том, сколько веселых гистрионов и поводырей с животными приглашено выступать на свадебных торжествах, она лишь кивнула и ушла на плац, где в паре с Сигеродом собиралась отработать несколько новых приемов. На следующее утро она появилась из своих покоев с объемистым мешком в руках и приказала подавать ее любимый куний плащ. - Ты куда это собралась? - насторожилась Аделина. - Я тебя не пущу! - Не сходи с ума! - Диана выдавила улыбку, хотя больше всего ей хотелось плакать. - Аделина, я еду не одна, со мной Сигерод и воины. К обеду мы вернемся, и все будет, как прежде. Но сейчас я должна покончить с этим. Навсегда. Служанка отступила, бессильная хоть чем-то помочь. Диана сказала правду, что едет с Сигеродом. Путь их лежал в сторону Серебряного ручья, и не доезжая немного до того самого места, Диана попросила воинов позволить ей ненадолго остаться одной. Это было очень важно, и Диана так и сказала им. Сигерод тяжко вздохнул, но разрешил. Бретонка поехала дальше одна и вскоре исчезла за заснеженными ивами. Там, где когда-то они с Родериком клялись друг другу в любви, она развела костер. Дождалась, пока он получше разгорится, и развязала свой мешок. Сумрачный февральский день сделался будто бы немного ярче и светлее, когда она развернула платье. То самое, розовое, в котором должна была идти к алтарю. Оно было так прекрасно, что многие девушки отдали бы годы жизни, лишь бы одеть это чудо. Диана немного подержала наряд в вытянутых руках, словно любуясь в последний раз, и резко отпустила его. Платье упало прямиком в огонь и сразу вспыхнуло. Красные языки жадно пожирали великолепную ткань, слегка потрескивало, плавясь, серебряное шитье... Платье сгорело быстро. Что ж, хотя бы здесь она не встретила лишних мучений. Диана подождала, когда костер догорел, и медленно пошла назад, к своей лошади. Она ни разу не обернулась. Вскоре начался снег, и то место, где сгорело на костре ее свадебное платье и остатки ее любви, стало почти незаметно. Она не знала, что вскоре к ручью приехал и Родерик. Он долго стоял, не спешиваясь, со своей стороны. Снег ложился на его одежду, а он не замечал, глядя на замерзший ручей. Как узок он был, как легко было его пересечь по льду и поехать к ней! Но этот ручей - ничто в сравнении с той пропастью, что разделила его и Диану. Он даже не думал, что этой пропасти могло и не быть. Ветер принес запах гари. Приглядевшись, он заметил почти заметенный снегом темный круг, оставшийся от костра. Странно, подумалось ему, кто мог здесь жечь костер в такое время? А впрочем, какая ему разница? Через несколько дней его свадьба, соберется множество гостей, вот о чем теперь надо думать. Конечно, он не любит Бриджит, но они давно знают друг друга. И она любит его. И из любви к нему будет заботиться о больной сестре, которой так нужен уход и забота близких людей. Это было то, что нужно. А Диану он забудет. Сейчас ему больно, но ведь никакая боль не вечна. Когда-нибудь он сможет думать о ней, просто как о прекрасном, чарующем сне. И даже со временем, как знать, сможет увидеть ее и попросить прощения, ведь все-таки он был перед нею виноват. Но не сейчас. Он повернул Ориона и поехал домой. Диана провела следующие несколько дней, почти не покидая плац. Аделина и Флоранс только качали головами и отчаивались, видя состояние ее лица, которое на морозе сильно обветрило. - Скоро никакие мази не помогут, - говорила Флоранс. - Да лишь бы то, главное, зажило, а лицо - это еще ничего, - вздохнула старая служанка. Рауль видел, что с сестрой творится неладное. И именно он предложил ей на время уехать. Смена обстановки благотворно влияет на человека в горе, а она так давно не посещала их усадьбу Каменный Брод! - Наверно, вилланы там отбились от рук, - говорил он. - Ты бы съездила, проверила. Диана улыбнулась впервые за много дней. Мысль о путешествии обрадовала ее. Только одно смущало. Как же тогда Иоли? Но Иоли сразу же принялась советовать ей поехать. - Ведь это не надолго, Диана! Вернешься, как только надоест. Я же вижу, как ты здесь извелась. А со мной ничего не случится. - Пообещай, по крайней мере, что не уедешь в монастырь, пока меня здесь не будет! - попросила Диана. - Пока не дашь слово, никуда не поеду. И Иоли пообещала. Три дня спустя все необходимые вещи были погружены в повозки. Небольшой, но удобный дормез был подготовлен для Аделины и Флоранс, которые должны были ехать с Дианой. Сама же она предпочитала передвигаться верхом, вместе с отрядом воинов, которых Рауль отправил охранять ее в пути. Весь замковый люд высыпал во двор попрощаться, когда Диана уезжала. Ей подумалось, что второй раз она покидает родной дом с такой печалью на сердце. Но ведь в прошлый раз она вернулась сюда с триумфом. Как знать, может быть, судьба будет благосклонна к ней и сейчас? Диана нежно обняла отца Августина и управителя. Рауль немного подержал ее в объятиях и сам посадил в седло. Она улыбнулась всем и помахала рукой. - Доброго пути, голубка! - крикнул кто-то. Женщины махали платочками до тех пор, пока кавалькада не скрылась с глаз.