Любовь, которую нельзя...

Неожиданно все закончилось. Веревка, задевая волосы, соскользнула с головы, и девушка облегченно закашлялась, потирая саднящую шею. - Ты что, испугалась? – Со смехом спросил Саша. – Правда, испугалась? Это же шутка, ты чего? Не хочешь, чтобы связывал, – сиди смирно. Ладно? Она не могла даже кивнуть в ответ, а его глаза снова были самыми обыкновенными, даже приятными и сияли мирной небесной голубизной. Больше того, теперь в этих глазах было самое искреннее беспокойство. - Что, больно? – Улыбка пропала с его лица. – Я не хотел, прости! Правда, пошутил только! Ну, дай посмотрю! Она не успела остановить его – руки ласкающими движениями скользнули по шее, старательно заглаживая веревочный след. - Даже покраснело! – Озабоченно сказал он. – Не знал, что кожа у тебя настолько нежная. Ты не переживай, скоро все пройдет, и заметно не будет. Как ты себя чувствуешь? Он спросил это таким сочувственно-тревожным тоном, что Ася сказала. - Ничего, все в порядке. - Правда, больше не больно? – Обрадовался он. – Ты прости меня, ладно? Видишь, я тоже испугался.... дурак! Этого нельзя было не увидеть. У него даже руки слегка тряслись. - Все хорошо. – Снова сказала Ася. – Я... я понимаю, что ты случайно. Это была не совсем правда. Она до сих пор не оправилась от страха, Неужели, ей просто померещилось, что Саша хотел ее задушить? Хотя здесь, в этом доме, привидеться может все, что угодно. - Хорошо, спасибо тебе! – Он встал, улыбнувшись лучезарной улыбкой. – А о побеге лучше забудь пока. – Оглянулся на дверь и понизил голос. – Возможность будет – я тебе сам убежать помогу. О’кэй? Терпения только наберись. Еще раз улыбнулся, и вышел. Только теперь Ася снова почувствовала, как на столе пахнет еда. Она повернулась к ней спиной, уткнулась носом в пуховую подушку, колени подтянула к животу, и так застыла, свернувшись калачиком. Сумерки в комнате постепенно сгущались. *** Сергей Герардович вернулся с работы поздно, как никогда. Уже зажглись первые фонари, желтыми глазами наблюдая, как на узкие, зеленые от хвойных деревьев, улочки осеннего городка падает ночь. Уже не было слышно моторов машин, и даже припозднившиеся прохожие давно попрятались по подъездам от редкого, холодного дождя. А он все сидел в рабочем кабинете, делая вид, будто занят по горло. На голубом мониторе мелькали колонки цифр, дождевые капли барабанили по карнизу и временами в пустом здании слышался смех – это уставший ждать хозяина Ибрагим развлекался, болтая с охранниками. А он, как никогда остро, чувствовал сейчас собственное одиночество. Несколько раз он звонил Саше, но слышал в ответ одно и то же – девочка не ест, из комнаты выходить отказывается, и спрашивала, когда ее отпустят домой. Хорошо, что у Сашки она хотя бы что-то спрашивает. С ним, наверняка, вообще разговаривать не захочет! Вот и сидит он до сих пор, рассеянно, по крупицам, перебирая в памяти собственную жизнь. *** Много лет назад, совсем еще молодым парнем, Сережа Амирханов поклялся себе, что никогда не услышит в свой адрес горьких и насмешливых слов «ты бессилен». Он собирал силу, копил ее в себе по капле и старался не растрачивать душу на сантименты. И вот, теперь приходилось признать – ее не хватало. Не хватало на самое главное – заставить девочку с упрямыми глазами испытывать к нему хоть что-нибудь, кроме неприязни и страха. Еще недавно страх людей был его союзником. Он пользовался им, стоил на нем расчеты. С тех самых пор, как девочка в школьной форме, чем-то похожая на ту, что сейчас ждала его дома, сказала своему однокласснику: «Прости, Сережа, мы никогда не будем вместе. Я тебя боюсь». Конечно, поначалу он воспринял эти слова как шутку. Кокетливую шутку юной красавицы, в которую был так пылко, по-юношески, влюблен. Что в нем страшного? Клыков, вроде нет, и рога не растут. Может, не стоило избивать в ее присутствии в кровь этого незнакомого парня, что просто попался ему под руку на дискотеке? Так он же сам виноват – зачем путался под ногами, когда у него и так настроение было ни к черту? И, между прочим, из-за нее. Отказалась танцевать с ним, сбежала к своим девчонкам. Еще смеялась, стоя с ними, над ним, наверняка! Его тогда захлестнула ярость, он толкнул какого-то пьяного молодчика, который и без того едва держался на ногах, но и в этом состоянии попытался затеять драку. Сергей отвел его в сторону, хотел всего-то врезать пару раз. Чтобы успокоить. Но в какой-то момент, как с ним порой бывало, просто не смог остановиться, и бил, не глядя. С кровью лопались костяшки пальцев, словно он молотил ими в стену, а не в мягкое человеческое тело. Противник уже упал и даже не издавал звуков. Он несколько раз ударил ногами, прежде, чем поднял налитые яростью глаза и в нескольких шагах увидел ее потрясенный взгляд и лицо, в котором не было ни кровинки. Откуда он мог знать, что она вообще на это смотрит?! «Я боюсь тебя» - сказала девочка около резной калитки. А потом уже без разъяснений отвечала короткое «нет» на все его ухаживания. Проходили годы, он стал самым богатым человеком в городе, и кто бы знал, через что ему пришлось ради этого пройти! Одного за другим, он растерял всех друзей, вон, теперь даже посоветоваться не с кем! Ему бы давно в столицу переехать, а то и вовсе на южные острова, и кататься там на белоснежной яхте с какой-нибудь моделью или кинозвездой. А он, дурак, учил по ночам стихи, и все представлял, как придет к ней... этой повзрослевшей девочке с изменчивыми серо-голубыми глазами, и скажет, что все эти годы ему нужна была только она одна. Все вокруг завидовали его красавице-жене... Никто не знал, что он женился на Орловской только в отместку той, первой... Когда сказали, что она вышла замуж и беременна. Татьяна была красива, величественна, она привыкла играть любовь на сцене, а в жизни оказалась неискушенной, и Сергею даже особенного труда не стоило влюбить ее в себя. Несколько широких «театральных» жестов, беседка, засыпанная лепестками роз, и все. Правда, когда на свет появился Лаврик, Амирханов даже самого себя убедил, что тоже любит жену. Но жить остался в Златоборске, как не скучала Татьяна по московской жизни, как не просила вернуться в столицу. Он старался быть хорошим мужем, и кстати, Татьяне почти не изменял, исключая совсем уж случайные командировочные связи. Поэтому когда она внезапно ушла, заявив к тому же, что не оставит с ним сына, он счел это предательством. Как будто выбили почву из-под ног – так он себя чувствовал. Ушла по глупости, разрушила хорошую семью, просто поверив наветам. Он знал, что ей рассказали, и знал, кто это мог сделать. Тот единственный из школьных друзей Сергея, которого он оставил при себе, которому всегда помогал, делясь всем, что у него было. Только он знал о жизни Амирханова все. Кроме, разве что, тайной мечты о девочке с серо-голубыми глазами. А девочка все так же жила на соседней улице, в том же домике с резной калиткой. Вернувшись из Москвы с женой и отстроив, на виду у всего Златоборска, небывалый в этих краях роскошный особняк, Сергей к ней ни разу не зашел, но помнил о ней всегда. Знал, что тот, на кого она так спокойно променяла его, ее бросил, испугавшись ответственности за ребенка... был готов растить этого ребенка, как своего.... Но у него уже был собственный сын, замечательный, умный, и красивый. У сына – идеальная по всем статьям мать, и это было то, что нужно Амирханову в его новом положении. Девочка с серо-голубыми глазами осталась мечтой до того момента, как его семья рухнула. И вот тогда он снова, с отчаяньем утопающего, вцепился в эту мечту, как в спасательный круг. Почему единственный оставшийся друг внезапно захотел испортить ему жизнь – Амирханов не понимал до сих пор. Завидовал, что Сергей – хозяин, а он всего лишь его подчиненный? Но ведь это было формальностью, фактически он всегда относился к нему на равных, хоть и слегка презирал в глубине души за слабость характера. Может, тот чувствовал это презрение и решил так мелко и гаденько отомстить? Ведь то, что он рассказал жене Сергея, на половину было ложью, а на вторую – сильным преувеличением. Но Татьяна поверила, что ее муж – монстр, виновный в самых страшных грехах. Собственно, так она ему, уходя, и сказала. Много ночей подряд Амирханову снился ее голос, который звучал, как проклятье: «Знай – никто, никогда тебя не полюбит. Ты – зверь, а человеку зверя любить нельзя». А ведь права оказалась! Тот же Сашка, наверное, до сих пор считает, что причиной его болезни тогда был уход Татьяны и эти жестокие слова. Да, он повторял их в бреду, но совсем не потому, что жалел об ушедшей жене. О сыне жалел – это да. Потому и нанял частного детектива для розыска. А Татьяна... что ему была Татьяна с ее необыкновенными глазами цвета сирени, если был на свете домик с резной калиткой, и живые сиреневые кусты так дурманяще пахли в тот вечер, когда он туда пошел... Шел счастливым, чтобы сказать, что он теперь свободен. И пусть они потеряли много лет – впереди еще осталось достаточно, чтобы жить счастливо. Теперь он весь мир положит к ее ногам – есть такие возможности. А что замужем была – ерунда, он ведь тоже женился. Это все неправда, ошибка. Только теперь, наконец, все начнется по-настоящему. Он вернет сына, просто заберет у бывшей жены, и они все будут вместе. Он, она, Лаврик и ее девочка. Малышка – просто уменьшенная копия матери, - и глаза, и волосы такие же. Отца своего она не знает – так он, Сергей, будет ее отцом. Хватит им мучиться порознь, пора начинать жить! Он остановился у калитки, услышав голоса, и понял, что его опередили. У той, о которой он мечтал, был в гостях мужчина. И не кто-нибудь, а тот, кого совсем недавно он называл другом. Сергей заскрипел зубами. Он бы, наверное, простил со временем и ложь, и предательство. Простил бы, что из-за его козней ушла Татьяна. Тем более, если этот уход для него обернулся бы к лучшему. Но сейчас этот, так называемый, «друг»... делал предложение Ей. Той самой, единственной. Не подозревая, что каждое его слово входит в сердце Амирханова, как раскаленный нож. Она согласилась. Она стала его женой. Не Сергея, а этого подлого предателя! Вот тогда и обрушилась на Амирханова странная, непонятная болезнь. Две недели он был на грани жизни и смерти. Говорили – горячка. Воспаление мозга. Саша возил к нему разных врачей, но никто не мог правильно поставить диагноз, а, значит, и назначить лечение. Сергей Герардович вылечил себя сам. Вылечил новой, горячей мечтой, теперь уже, о мести. Нет, он не собирался убивать их – не свою первую любовь, не друга. Это было бы слишком просто. Он хотел, чтобы они были живы и страдали бы так же, как и он. Или... намного больше! В сердце Сергея больше не было любви. Ни к кому. Словно все там обуглилось и перегорело. Говорят, что он зверь? Отлично! Он будет зверем. Смелым, уверенным и беспощадным хищником. Его боятся? Прекрасно! Страх заставит их подчиниться ему. С тех пор прошли годы. Он мстил, но не чувствовал себя отомщенным. Заставлял людей страдать, но не получал от этого удовлетворения. Получал все, чего хотел, но не знал, чего же ему хочется по-настоящему. Пока не появилась Ася. Как все сложно... И как же, все-таки все просто на самом деле! Он видит сияние ее глаз, слышит, как она звенит изнутри, как натянутая струна, как легендарное поющее дерево. И он понимает, что это и есть то, о чем он мечтал и к чему шел всю жизнь. Но есть одно «но» - он ей глубоко противен. Проблема не в том, что она боится его – страх можно пересилить, изжить, постепенно успокоить лаской. Нужно время, терпение, но все это решаемо. Однако, отсутствие страха еще не означает любовь. Казалось бы – самый удобный момент. Она пришла к нему, расстроенная, разочарованная в жизни. Самые близкие люди отдалились от нее. А она – еще совсем девочка, так нуждается в ласке, заботе, просто теплом участии. Ей нужен друг, но он-то как раз этим другом стать и не сможет. В ушах прозвенело: «...Если вы до меня дотронетесь, боюсь, что сердце не выдержит, остановится от отвращения...». И еще: «... Кроме того, я думаю, после этого мне уж точно не захочется жить...» Черт! Если бы не история с Мариной, которая казалась ему теперь такой далекой и бессмысленной, если бы не Сашка, с его бесконечными выдумками, и, главное, если бы он сам с самого начала вел себя иначе, может быть... Но обратно было ничего не повернуть. Улыбка Аси много дней стоит у него перед глазами, но ведь ему она еще ни разу не улыбалась. И, наверное, не улыбнется. Амирханов вздохнул, выключил давно ушедший в режим ожидания компьютер, и, посмотрев на часы, крикнул в открытую дверь: - Ибрагим! Хватит там языками чесать, поехали! *** К ночи у Аси снова поднялась температура. Зная теперь о видеонаблюдении, она пролежала неподвижно весь остаток дня и даже голову старалась не поднимать, чтобы не привлекать лишний раз Сашиного внимания. Этот человек пугал ее теперь не меньше, чем Амирханов. К счастью, после их разговора, он заходил всего один раз – сменить остывший поднос на новый, с еще более дразнящими запахами, и напомнить, что ванная и туалет рядом. Ася ничего ему не ответила, делая вид, что спит. Заснуть на самом деле удалось только тогда, когда над самой высокой башней Замка, ловко раздвинув тучи, выкатилась желтая, как круглая головка сыра, луна. Измученный голодом и переживаниями мозг находился в пограничном между бредом и тяжелым сном состоянии. В сознании мелькали отрывочные, путанные видения и картины, было страшно, и как-то безнадежно, как будто она падала в пропасть, потом тонула в трясине, а совсем рядом ходили люди, разговаривали и улыбались, и никто даже не обращал внимания на ее гибель, словно для целого мира она уже перестала существовать. Высоко над трясиной, не снижаясь, кружился дракон, и Асе казалось, что на этот раз он вовсе не собирается ее спасать – просто ему нравится смотреть, как она мучается. При этом, в глубине души она знала, что это сон, и, наверное, поэтому, не стеснялась плакать. Жгучие слезы першили в горле, заставляли кашлять, и тут же выливались, оставляя на щеках холодные мокрые дорожки. В одной из комнат верхнего этажа хозяин Замка тоже спал неспокойно. Луна светила прямо в окно, пришлось вставать и задергивать плотные шторы. Кругом стояла тишина, даже собаки не лаяли, но Амирханову все время мерещились какие-то жалобные звуки, похожие на писк беспомощного замерзшего котенка. Несколько раз он погружался в дрему, но почти сразу же просыпался, как от резкого толчка. Как будто неведомая сила вынуждала Сергея Герардовича вставать и идти. Куда? Конечно же, в красную спальню. Он убеждал себя, что поздно, что за окном глубокая ночь. И, конечно, мнение девушки о нем вряд ли изменится к лучшему, если он сейчас разбудит ее и перепугает. Но в то же время он остро чувствовал, что Асе сейчас плохо. Что она не спит, и, наверное, плачет. Он не мог этого слышать через множество стен и комнат – просто чувствовал. Как и непреодолимое желание ее утешать, успокаивать. Прижимать к груди голову с мягкими темными завитушками волос, гладить эти волосы, целовать раскрасневшиеся от недавнего тяжелого сна щеки, глаза... слезы, катящиеся из этих глаз. И говорить, шептать в маленькие розовые ушки все, что он давно хотел сказать ей. Все, что так неотступно мучило и преследовало его самого. О том, что будет, если он не сможет ограничиться поцелуями, думать не хотелось. Он не знал, сколько прошло времени. Каждая минута казалась часом. Совсем рядом лежит его сбывшаяся, живая мечта... Почему же он еще колеблется? Черт знает, чего навыдумывал себе! Ну, и не ограничится, что такого? Он же решил это еще в первый раз, как только ее увидел. Сколько можно растягивать? Может, даже лучше получится – поплачет немного, зато потом никуда от него не денется. Разве она и так не плачет? Она же уверена, что он уже... Что все было, в общем. Он вспомнил, какие у нее были глаза, там, на мосту. Точно уверена. Так стоит ли себя сдерживать? Не выдержав, он, все же, встал. Набросил на плечи темный шелковый халат, и вышел на лестницу. Внизу, в холле, дежурил молодой охранник. Увидев хозяина, он привстал с кресла, но Амирханов успокаивающе взмахнул рукой и быстро прошел мимо, чувствуя спиной озадаченный взгляд. Освещенный редкими ночными лампочками коридор выглядел жутковато, и даже ковровое покрытие не глушило раздававшихся в нем шагов. Он дошел до нужной двери, и замер. Теперь уже слуха ясно коснулся тихий, обессиленный плач. Так плакать можно только от самой горькой безнадежности, ночью, в подушку, когда уверена, что никто не может тебя услышать. Сердце сжалось, как будто его придавили сверху звериной лапой. Он вошел, стараясь двигаться совершенно бесшумно, но, наверное, девушка все же что-то услышала, и звуки резко оборвались. Воцарилась пугающая тишина, казалось, не пропускающая даже человеческое дыхание. При узком луче уличного фонарного света с трудом можно было разглядеть свернувшуюся на самом краю огромной кровати девушку. Однако ему было достаточно даже темного хвостика над белеющей в темноте полоской шеи и трогательно поджатых ступней ног. Халат с шуршанием упал на пол. Он лег рядом, нашарил в темноте обтянутые плотной махровой тканью халатика плечи, и притянул их к себе. Плечи вздрогнули и сжались. Так под неосторожными руками сворачивается ежик, выставляя наружу острые иголки. Только вот иголок не было - Не плачь... Слышишь? - Он настойчиво гладил пушистую ткань, уткнувшись носом во втянутую до предела в плечи шею. - Повернись ко мне! Ну, почему ты так дрожишь? Кого боишься? Если меня - то напрасно. Разве не поняла еще, что я могу обидеть кого угодно, только не тебя? Не зажимайся так! Неизвестно, слышала ли она, но все мышцы маленького тела были напряжены и сжаты так, словно оно вдруг стало железным. Он, как только мог легко и неторопливо разглаживал их и уговаривал жарким шепотом: - Понимаешь... Ты нужна мне!... Я бы хотел запереть тебя здесь, и только по ночам приходить, любоваться по секрету от всех, как украденным сокровищем. Чувствовать тебя, насквозь тобой проникаться. Мне уже давно никто не был нужен так, как ты! Должно быть, он плохо умел успокаивать. Скорчившаяся спина с остро выступающими под халатом лопатками, тряслась мелкой дрожью. Так дрожит на ветру последний, еще не опавший листок, когда кроме него на дереве уже никого не осталось. - Ты не спишь? Повернись, поговори со мной! Я знаю, как тебе сейчас одиноко и страшно. Оставайся со мной! Тебя все равно никто не ищет, не беспокоится... твой отец даже заявление в полицию не подал... я узнавал. Останься - не пожалеешь. Только сама, я не хочу заставлять тебя силой. В тишине не было слышно ничего – только этот горячий, напряженный шепот. - Все тебя забыли, кроме меня. Соглашайся - и я сделаю тебя самой счастливой. Только будь послушной, и все. Драгоценными камнями засыплю с головой, будешь, как радуга, как утренняя звезда, вся сияющая, только ты мне свети! Почему думаешь, что со мной так страшно, так плохо? Забудь все, что ты про меня слышала. С тобой все будет по-другому, совсем не так! Она не делала ни одного движения, будто закаменела, но он почему-то был уверен – не спит. С силой перевернул на спину, пытаясь, при слабом свете фонаря, заглянуть в лицо. Но увидел только плотно сомкнутые дрожащие веки и чуть наморщенный нос. Чуть коснулся губами сжатых губ, и отпрянул в сторону – настолько они были напряжены. Не чувствовалось ни малейшего потока воздуха, даже грудная клетка замерла, не шевелясь от дыхания. - Почему боишься меня, моих ласк, моей постели? Перестань, успокойся. Все будет - и счастье, и любовь, и полеты на седьмое небо! Так, как даже не мечтает ни одна из твоих подруг. Тебе понравится, обещаю. Я сделаю тебя женщиной, самой прекрасной на свете. Все твои желания буду угадывать. Только скажи одно слово: согласна? Долго сдерживаемое всхлипывание вырвалось наружу. Из-под длинной ресницы скатилась слеза. Он медленно провел ладонями по ее щекам, чувствуя влагу, и вздохнул. - Значит, нет... - Констатировал он, чуть слышно. - Что ж... Насильно принуждать не хочу. Только не тебя! Не плачь... ладно. Отпущу.... Завтра поговорим. Спи. С трудом заставил себя разжать руки и встать. Наклонившись, мягким жестом убрал с горячего лба прилипшие волосы. - Ухожу. Можешь дышать. И добавил с усмешкой: - А то еще, чего доброго, совсем задохнешься! *** Проснувшись на следующее утро, Ася не могла понять, было ли случившееся ночью всего лишь сном, слишком уж реально все ощущалось. Парящий над бескрайним топким болотом дракон... Потом почему-то темная и сырая пещера, и тот же дракон знакомым голос убеждал ее остаться, говорил, что она очень сильно ему нужна. Говорил и много чего еще, только не запомнилось. Там, во сне, она очень хотела остаться, ей было жаль этого дракона... Знала откуда-то, что он не сможет, погибнет без нее. Но неведомая сила тянула и удерживала ее, не пускала. И голос дракона отрывался от него, и летал над ней, жарким шепотом ввинчиваясь в уши. От этого невнятного голоса бешено колотилось сердце, что-то екало глубоко внутри и по животу расходились горячие волны. Что-то тяжелое наваливалось сверху, мешая дышать. Она хотела посмотреть, что это, но все не могла, снова и снова куда-то проваливаясь. - Привет! – Бодро произнес над кроватью веселый голос. – Вставать думаешь? Ася повернулась, и увидела Саида. - Что тебе нужно? – Мрачно поинтересовалась она. - Уйду, если мешаю! – Пожал плечами явно задетый ее интонацией парень. – Я только сказать хотел... - Ну, говори! - Ты тут не очень... расстраивайся. За семью свою не переживай. У меня выходной завтра, так я с Мариной поговорю. Объясню ей все, и она с твоими свяжется. По телефону не могу как-то. - Спасибо. – Пробормотала Ася. – Завтра наш класс четвертную контрольную будет писать, а я здесь. - Жалеешь, что не попадешь на нее? – Саид осторожно присел на краешек стула. - Нет, об этом я точно не жалею. – Усмехнулась девушка. – Просто пытаюсь найти хоть какие-то плюсы в своем теперешнем положении. Получается не очень! - Что-то мрачно все у тебя. - А чего тут веселого? – Ася с раздражением теребила уголок подушки. – Ты бы уходил, а то за мной следят все время. Как в шоу «За стеклом». Не попадет тебе за то, что разговариваем? - Некому следить! – С улыбкой возразил Саид. – Все разъехались. - А... Саша? - И он. - А Амирханов где? - На работе. - Он у вас часто по воскресеньям на работу ездит? Саид задумался. - Нет, на моей памяти – почти никогда. Видно, срочное что-то. Меня вот оставил с тобой сидеть. - Просто сидеть? - Нет, не просто. Еще уговаривать тебя, чтобы ничего не боялась и чувствовала себя так, как будто ты в гостях... А не в тюремной камере, где тебя собрались уморить голодной смертью. В руках Саида откуда-то появился крупный золотистый мандарин. Он бросил его на кровать, как мячик, но Ася не стала ловить. - В гости, как правило, приглашают, а не... Она замолчала, вспомнив, каким образом оказалась здесь. - А не сами приходят, в дождь и на ночь глядя, да? – С улыбкой договорил за нее Саид. - Да, сделала я глупость, и что теперь? Может, всю жизнь за нее расплачиваться буду.... – Девушка вздохнула. – Но другие же как-то в такой ситуации справляются, и живут. Марина, хотя бы... Впрочем, тут нельзя сравнивать. И если даже я когда-нибудь выйду замуж... Что вряд ли, так как все мужчины мне и даром не нужны... А чему ты улыбаешься? - Так. – Он старательно отвернулся. – Настроение хорошее. - Так вот, если даже и будет у меня муж, я же не обязана буду все ему объяснять, правда? Сейчас не прошлые века, и у многих женщин есть свое прошлое... Ой, я как Амирханов говорю! Охранник облокотился на стол и выставил локоть, чтобы закрыть смеющееся лицо, но плечи все равно тряслись, и это было заметно. - Саид, прекрати! - Извини. Ты на такие темы лучше с Сергеем Герардовичем. А то я как-то теряюсь. Последние слова Асе явно не понравились. - Ну, давай! – Буркнула она, откидываясь на подушки. – Уговаривай, раз тебе приказано, а я пока посплю. Ночью такие плохие сны снились, что совсем разбитой себя чувствую. - Кошмары? – Спросил он сочувственно. - Хуже! – Ася вспомнила незнакомые, сладковато-тревожащие ощущения, и поморщилась. - Не могу я в этом доме спать! - Я смотрю, ты и есть не можешь! – Саид протянул девушке еще два оранжевых плода, упакованный в хрустящую бумагу капустный пирог, и плитку шоколада. Она сглотнула слюну, но не пошевелилась. - Ася, пожалуйста! Только голодных обмороков нам тут не хватало! - В доме взял? – С подозрением принюхиваясь, спросила девушка. - Сам купил. Честное слово! Ешь, пирог еще теплый. - Ладно, спасибо! – Она так глубоко впилась зубами в подрумяненный бочок, что Саид фыркнул, и отвернулся. Некоторое время в комнате стояла тишина. - Эй, ты хоть жуй, перед тем, как глотать! – Забеспокоился Саид. - Так нечего уже! – Она стряхнула с колен крошки. – Почему такой маленький принес? - Еще есть! – Тоном заговорщика шепнул Саид. – Пошли в мою берлогу? - Куда? - А вот, видишь... – Он подошел к окну и отодвинул штору. – Окна над гаражами? Там я живу, крайняя комната слева. - Удобно. Практически, на работе. – Ася слегка задумалась. – Только... мне же выходить нельзя. - Со мной можно. – Подмигнул Саид. – Да и кто узнает? Дом пустой, один Самвел на воротах. Но он свой парень! У стеклянной двери выхода Саид окинул девушку придирчивым взглядом. - Ты не замерзнешь в халате? Все-таки, октябрь. - Ничего. У меня одежду отобрали. – Ася невесело усмехнулась. - Сейчас, подожди. Он снял пиджак и набросил его на плечи девушки прежде, чем Ася успела возразить. - Эй, а сам? - Так мы бегом! – Улыбнулся он светлой, немного застенчивой улыбкой. *** Небольшая комната с единственным окном казалась очень уютной, и впрямь напоминала берлогу, или норку одинокого, домовитого зверька. Пока Ася разглядывала скромную мебель, узкие книжные полки, висящую на стене гитару и множество большеформатных фотографических снимков, Саид уже загружал украшенный орнаментов из зеленых квадратиков чайник столовой ложкой коричневого порошка. - Так здесь больше чай никто не заваривает! – Похвастался он. – Только у меня на родине. - Надеюсь, это не с вашими усыпляющими средствами? - Не волнуйся. У меня нет необходимости усыплять девушек. Он снял со стены одну фотографию в тяжелой рамке и протянул Асе. Та с некоторым недоумением посмотрела на двух больших собак, развалившихся на лужайке с высунутыми языками. - Ничего фоточка. - Она с секретом. – Саид с довольным видом нажал незаметный выступ сбоку, и изображение поменялось. На Асю смотрела красивая синеглазая девушка с пышными густыми волосами медового цвета. К груди, обтянутой пушистым свитером, незнакомка прижимала ворох осенних листьев, а на пухлых коралловых губах сияла счастливая улыбка. - Это что за модель? – Спросила Ася, завороженная искренностью изображения. В позе и выражении лица девушки не было никакой статичности. Казалось, что она вот-вот заговорит. - Не узнаешь? - Маринка?! С ума сойти! Ты же настоящий художник! - Вчера только распечатал! – Довольный ее реакцией, шепнул он. – Только, т-с-с! Секрет! Ты одна знаешь, учти. Когда Саид вернул фотографию на место, на ней снова красовались собаки. - Такое фото одним только мастерством не сделаешь. – Вздохнула Ася. – Тут душа нужна. И чувства соответствующие. Повезло Марине с тобой, все-таки. - Лучше бы ей так не повезло! Он помрачнел, и Ася мягким жестом коснулась его плеча. - Все у вас будет хорошо, Саид. Увидишь, все получится! - Спасибо. Надеюсь. – Он ловко наполнил кипятком глубокую чашку. - Пей. И пироги бери, вон там. И, помолчав, добавил неуверенно: - Хочешь, я тебе альбом свой покажу? Альбомов оказалось целых три. Саид и впрямь любил, и, главное, умел фотографировать. Крупные планы полевых цветов и насекомых сменяли широкоформатные пейзажи, причудливо преломляющийся свет делал хрустальную вазу похожей на сказочную фею, а белый котенок с голубыми глазами на синей бархатной подушке смотрелся как нарисованный. - А что в том синем конверте? – Протянула руку Ася, но он неожиданно резко остановил девушку. - Не трогай! - Почему? Там у тебя не фотографии? - Фотографии... Просто они... Они еще не готовы! – Пробормотал Саид, опуская глаза и стараясь запрятать злосчастный конверт подальше на полку. - Там редактировать еще надо. - Так зачем же нередактированные распечатывать? – Удивилась она. - Это случайно вышло... А выбросить жаль. – Он явно спешил поменять тему. – Тебе не интересно, да? - Наоборот! – С искренним восхищением сказала она. – Тебе в фотоконкурсах надо участвовать, или вообще свою выставку организовывать, а не тут на воротах стоять! - Ты преувеличиваешь. – Он покачал головой. – Посмотри еще вот это! На колени девушки легла новая папка. Там были портреты - знакомых, и не знакомых Асе. Девушка поразилась, как необычно выглядели даже самые привычные образы. Ибрагим, присевший на корточки перед собачьей будкой, например, смотрелся совсем мальчишкой, с ясной улыбкой и озорными чертиками в глазах. Если бы не темные глаза и волосы, напоминал бы Есенина. Сергей Герардович походил на умудренного жизнью восточного философа, его большие золотисто-карие глаза были полны добродушной, снисходительной грусти. Словно он любил всех людей и заранее прощал им их слабости. Привлекали взгляд и фотографии других охранников. Не было только Саши. - Все-таки, людей я больше всего люблю снимать! – Рассказывал Саид, глядя, как Ася чистит над опустевшей чашкой мандарин. – Кстати, не хочешь стать ненадолго моей моделью? - Неплохо было бы. – Вздохнула Ася. – Интересно, на кого я у тебя была бы похожа? Только когда теперь? - Да хоть сегодня! – Он с воодушевлением потянулся за фотоаппаратом. – Сейчас в дом вернемся – там такие интерьеры, хоть кино снимай! - А может, не вернемся? – Спросила Ася осторожно. Он растерянно повел плечами. - То есть? Ася просительно сложила руки. - Пожалуйста, спрячь меня здесь до вечера! У тебя гораздо лучше, чем в этих роскошных комнатах! А как стемнеет, я потихоньку убегу. Если Марина, как она рассказывала, перелезла через этот забор, значит, и у меня получится. Саид с сожалением покачал головой. - Прости, я не могу. Сергей Герардович... - Ты так его боишься? Ну, не убьет же он тебя за то, что ты за мной не уследил. - Не знаю... - Мне действительно очень нужно отсюда уйти, иначе бы я не просила! Меня в этой комнате все пугает, даже эта кровать огромная. Я просто ни на секунду расслабиться, и спокойно вздохнуть не могу! И в любую минуту может этот ваш Саша войти, или вообще Амирханов. Не могу так больше. - Понимаю. – Кивнул Саид. – Но потерпи еще немного. Знаешь, Сергей Герардович стал какой-то другой за эти дни. По-моему, он к тебе, действительно хорошо относится... хоть раньше я не знал, что он на это в принципе способен. Да и по отношению к другим он тоже изменился. Я не знаю, что это – любовь... - С ума сошел?! - ... Или что-то другое. – Договорил Саид. – Но то, что ты оказалась здесь, возможно, к лучшему. И... может быть, тебе даже имеет смысл задержаться здесь немного подольше. - Спасибо! – Ядовито фыркнула Ася. – Уж от тебя я такого точно не ожидала! - Просто постарайся понять... - Нет уж, извини. Все, что я поняла – ты отказываешься мне помогать, потому, что твой любимый Амирханов может расстроиться, или разозлиться. Что будет со мной, видимо, неважно. - Я не имел в виду... - Не разговаривай больше со мной, пожалуйста! – Перебила его Ася. – И проводи пленницу Замка обратно в каземат. Или тюремщики мне уже так доверяют, что я могу дойти туда одна?