Любовь, которую нельзя...

За просторными окнами и стеклянной дверью особняка к вечеру окончательно распогодилось. Густые фиолетовые тучи, темнея с каждой минутой, рассыпались в мелкие крапинки и таяли на глазах, похожие на тростниковый сахар в бледно-розовых волнах догорающего заката. Вдалеке, над темными верхушками елей, колыхалось невесомо-зефирное розовое облачко с легким золотым кантом. Услыхав звук спускающихся по лестнице шагов, притулившаяся на краешке тяжеловесного кожаного кресла Ася отвела взгляд от стекла и с беспокойством спросила: - Ну? Как он?! - Все в порядке. – Саша опустился в такое же кресло напротив, не забыв предварительно расправить складки пиджака, чтобы не помять их, и устало вздохнул. - Ты врача не вызывал? - Нет необходимости. – Он покачал головой. - Ничего, давление уже в норме, и пульс стабилизировался. Выспится и даже не вспомнит про это. Он с участием посмотрел на девушку. - Испугалась, да? Она медленно кивнула. - Я никогда такого не видела! Что это вообще за болезнь? - Кто же знает? – Вздохнул Саша. – Бывает с ним так, время от времени. Разволнуется из-за чего-нибудь – и пожалуйста. В общем, это не опасно, если вовремя оказать помощь. Мы все уже привыкли. - Но что-то нужно делать! – Возразила Ася. – Он врачам показывался? - Да сто раз! Правда, всякий раз с боем. Не любит он, понимаешь, больничную атмосферу. Откуда только я не возил к нему спецов, никто не может лечение подсказать. Да и болезнь саму определить – тоже. Сильные нервические припадки, и все. Советуют больше отдыхать, развлекаться... В смысле, позитивные эмоции. Лет пять назад это у него это началось... вскоре после развода. Потом приступы постепенно прекратились, а сейчас вот опять. Главное, не угадаешь, в какой момент это произойдет – В голосе прозвучала досада. – В последнее время я старался не оставлять его одного, а сегодня... И зачем я, дурак, послушал его и уехал?! - Ты действительно думаешь, что это все из-за меня? – Тихо спросила Ася. – Я виновата в этих... приступах? - Ну, что ты! – Горячо возразил он. – Даже не думай! Скорее уж, вина тут моя. Это ведь на могиле моих родителей случилось. – Он доверительно наклонился к девушке. – Зачем вы поехали туда, можешь объяснить? - Нет... – Она с сожалением покачала головой. – Сергей Герардович так захотел... Думаю, он что-то тяжелое вспомнил. Может быть, что отцу твоему помочь не сумел, и допустил, чтобы они вот так нелепо погибли, оба? - Ему нельзя было помочь, и Амирханов это прекрасно знает! – Красивое, с тонкими артистическими чертами, лицо Саши заметно омрачилось. – Каждый человек сам решает, как он будет жить. Мой отец выбрал вот такую дорогу... К сожалению. - Мне про них рассказывал Олег. – Немного смущаясь, пояснила Ася. – То есть, Лаврик Амирханов. - Да, я понял. Видел вас вместе. Да чего там! Весь город, в общем, в курсе! - Тебе, наверное, до сих пор тяжело? – С искренним сочувствием выдохнула она. – В десять лет совсем одному на свете остаться... ужас, что такое! Как ты вообще пережил это? - Честно? – Он внезапно улыбнулся белозубой, и какой-то неуместно озорной улыбкой. – Легко пережил! Без особых огорчений! Удивлена? Прости, я просто правду сказал. Мое детство трудно было назвать золотым, понимаешь? Я помню, что моя мать часто плакала, но не могу представить, чтобы она меня целовала на ночь, или читала мне книжки. А отец... Отец иногда пытался меня «воспитывать»... довольно жестокими методами. Особенно, когда был пьян, а это было почти всегда. - Прости... Не надо мне было... - Ничего! Это все в прошлом. Как будто, и не со мной. Один раз ему не понравилось, что я много бегаю по улицам с друзьями Чтоб не ушел из дома, он меня привязал за руку...Тонким проводом, который врезался, как проволока. А я еще непоседливый мальчик был, дергался до крови... В общем, шрам вокруг кисти остался на всю жизнь. Такая вот память о детстве. - Неужели, только такая? - Большей частью. Нет, были, конечно, и радостные минуты... Когда Сергей Герардович приезжал к нам, и все соседские мальчишки сбегались посмотреть на его машину. Я тогда ходил с таким видом, будто она моя. Он сделал паузу, как будто припоминая. - И каждый раз он привозил мне подарки. Один раз, помню, притащил огромный планер... были такие самолетики, с нитками на крыльях, в воздухе парили хорошо. Сейчас таких уже нет. А тогда были. И я о таком как раз мечтал... И был очень счастлив... часа полтора. Потом его отец на полу ногой раздавил. В лепешку. Не нарочно, конечно же. Просто не заметил. Ася напряженно, с сочувствием, слушала. - Так что, дни приезда папиного одноклассника запоминались мне надолго, как самые настоящие праздники. Единственные, ведь на день рождения или новый год я не получал подарков, как другие дети. Что там подарки – я в школу-то ходил неизвестно в чем. Оборванный, грязный. Все в классе смеялись, а учителя снисходительно махали рукой. Про себя говорили: «Ну, он из такой семьи. Из него все равно человека не вырастет!» Ася с легким удивлением посмотрела на его галстук, отглаженную рубашку с дорогими пуговицами и золотые часы с плоским циферблатом. Саша проследил ее взгляд и рассмеялся. - Ага! Теперь, как говорит Сергей Герардович, «никак не наиграюсь»! И добавил, уже всерьез. - Я жизнь увидел, только после того, как он меня забрал. В смысле, в школу-интернат отправил. Хорошая школа была, в лесном массиве, со специальной программой. Приезжал он ко мне часто, а уж звонил почти что каждый день. Не хотел, чтобы я себя одиноким чувствовал.... Так, что, учти. – Помолчав немного, закончил он. – Теперь я всегда буду с ним рядом, где бы вы не встречались. - Да не собираюсь я больше с ним встречаться! – Ася пожала плечами. - И вредить ему не собираюсь, честное слово. Так что, от меня можешь не охранять! - Перестань! – Почти ласково возразил он. - Забудь ту чепуху, которую я тебе утром плел. Прости меня, ладно? Я же тогда не знал, что ты ему жизнь спасешь. - Прямо так? – Удивилась она. – Он что, умереть мог?! - В принципе... не знаю. Не обязательно, конечно. Но очень хорошо, что ты догадалась позвонить. - Не могла же я уйти и бросить его там? – Пожала плечами девушка. – А в списке контактов в его телефоне твой номер первым стоял. - Хорошо. – Он говорил мягко, с приятной улыбкой. – Ты молодец. Я тебе обязан. Считай, что с этого дня мы друзья. Ага? Улыбаясь, он игривым жестом выставил сжатую в кулак руку, одновременно распрямив большой палец, и Ася, не сразу догадавшись, коснулась его руки так же зажатой своей, словно заключая союз. - Ладно. – Слабо улыбнулась она в ответ на его улыбку, и тут же всхлипнула. - Устала? – Понимающе вздохнул он. - Так... жутко было. – Призналась Ася. - Мне даже показалось, что он не дышит... Совсем! - Ну-ну... Она не заметила, как Саша бесшумно оказался на одном кресле с ней, и дружеским жестом обнял за плечи. - Успокойся. Все уже хорошо ведь, да? Заварить тебе чая? - Что? - Китайский чай. Знаешь, его берешь таким сухим темным комочком, бросаешь в прозрачный чайник, и распускается большой цветок. Не видела такого? Пошли на кухню, покажу! - Спасибо. Мне бы лучше холодной воды. В горле пересохло, что-то. Он с готовностью закивал. - Это бывает, от волнения. Подожди меня здесь. Он скрылся где-то в анфиладе бесчисленных комнат, и Ася, устраиваясь поудобнее в кресле, подумала, что зря она так боялась мрачной атмосферы этого дома. Вокруг было красиво, и даже уютно. Если бы еще побольше света... - У вас есть яркие лампы? – Поинтересовалась она у вернувшегося Саши. -Сколько хочешь. – Он поставил на журнальный столик прозрачный кувшин с соком и выпуклый стеклянный стакан, и повернул выключатель. Под потолком вспыхнула большая хрустальная люстра, миллионами огней отражаясь от дверного и оконного стекла. Ася невольно восхитилась: - Как красиво! Стакан наполнился с легким журчанием и оказался у Асиных губ. - Пей. Прости, минералку я не нашел. Надеюсь, ты не страдаешь аллергией на цитрусовые? - Нет у меня никаких аллергий! Она залпом выпила прохладную, приятно пахнущую апельсином жидкость. Саша усмехнулся. - Еще? - Чуть-чуть. – Кивнула она, и, наполовину опустошив второй стакан, облегченно выдохнула воздух. - Спасибо большое. - Пустяки. – Он вернул стакан на столик, и, поигрывая в воздухе ловкими пальцами, вытащил из кармана ключи от машины. - Уже поздно. Идем, я отвезу тебя домой. - А Сергей Герардович? Саша с удивлением приподнял бровь, будто не понимая, почему это должно ее волновать. - Он-то дома. Ребята присмотрят, не переживай. Если хочешь, запиши мне свой номер телефона. Позвоню утром, расскажу, как он себя чувствует. И не думай ничего: все обойдется. Не в первый раз! Ожидая спутника, Ася остановилась посреди узкой каменной дорожки, когда к ней неожиданно подошел Саид. - Уезжаешь? – Как-то напряженно поинтересовался он. - Да, мне пора. - С ним? – Саид кивнул в сторону открытого гаража, где Саша, судя по звукам, уже разогревал мотор. - А что? Саид не успел ничего ответить. Или не захотел. Юркая спортивная машинка, похожая, рядом с тяжеловесными автомобилями Амирханова, на детскую игрушку, с легким жужжанием развернулась у гаражей и резко затормозила прямо перед ними. Выскочивший из салона Саша галантно распахнул перед девушкой дверцу. - Прошу! - Но... ведь Сергей Герардович ее не отпускал. Саша обернулся на это неуверенное, робкое замечание, как ястреб в сторону цыпленка. - Что ты сказал? - Просто... Он не говорил, что она может уехать. - Действительно. – Поддержал Саида бесшумно выросший рядом с другом Ибрагим. Ася недоуменно захлопала ресницами. Ее собираются задерживать здесь насильно? И кто? Саид?! Это было уж слишком! Наверное, что-то в этом роде подумал и Саша, поэтому и ответил с плохо сдерживаемой яростью: - Я что-то не понял... Вы собрались со мной спорить? Бунт на корабле? Так, что ли? Саид опустил глаза. - Нет, просто... - Если вы заскучали, пожалуйста - езжайте после смены, оттянитесь. Адресок я вам напишу. Выбирайте там, кого захотите, безо всяких проблем! А про эту девушку – забудьте. Раз и навсегда! – Он выразительно посмотрел на Асю. – Она поедет со мной. Что кому еще не ясно? Покорное молчание было ему ответом. Саша уверенно кивнул. - Так я и думал. Теперь по местам, чтобы я вас больше здесь не видел! И, обернувшись к девушке, приветливо добавил: - Ну, что, поехали? Ася посмотрела вслед удаляющимся охранникам, и внезапно почувствовала: что-то не так. Это ощущение было очень смутным, тревожащим, и совершенно безосновательным. Приветливо горели цветные огоньки фонарей в саду. Спокойно, как на параде, стояли притихшие голубые ели. Спокойной, дружеской улыбкой улыбался обаятельный Саша, красивый и элегантный, как актер с экрана, с ямочками на щеках. Причин волноваться не было вовсе, но ей отчего-то не хотелось опускаться на мягкое упругое сиденье в пахнущем дорогим одеколоном салоне. Не хотелось – и все тут! А Саша уже деликатно держал за ее спиной руку, чтобы поддержать... или подтолкнуть? На краешек ладони, из узкого рукава лощеного костюма, незаметно сползал небольшой шприц с короткой острой иглой, но Ася, разумеется, не могла об этом знать. Тем не менее, плечи девушки передернуло, как от дуновения ледяного ветра. Неожиданно для себя, она обернулась. Не обратив никакого внимания на быстрое движение Сашиной руки, молниеносно прячущей шприц обратно в рукав, Ася сказала: - А ведь правда... - Что «правда»? – Удивился он. – Забыла что-нибудь? - Он не отпускал меня. А уехать вот так, даже не попрощавшись, я не могу. Не по-человечески, понимаешь? Пусть он очнется, и сам мне скажет, что с ним все в порядке. - Не понял... – С изумлением протянул он. – Ты... хочешь тут остаться?! Она кивнула - Пока да. Извини за беспокойство, и... спасибо тебе за все! Она уверенной походкой направилась обратно к двери. Саша за ее спиной растерянно пожал плечами. Потом, спохватившись, пошел следом. - Ася... - Ничего. – Успокаивающе улыбнулась она, заходя в освещенный холл. – Ты поезжай домой, если хочешь. Скажи только, в какой комнате Сергей Герардович. Я ведь могу зайти к нему, посмотреть? - Думаю, вреда от этого не будет. – Кивнул Саша. – Я провожу тебя. Но знай, что это решение ты принимаешь сама. - В каком смысле? – Насторожилась Ася. - Безо всякого скрытого смысла. Либо ты остаешься, либо уезжаешь со мной. - Ты хочешь сказать, что мне не стоит оставаться здесь? Он пожал плечами - Я ни на что тебя не уговариваю, и не давлю. Просто напоминаю, что в отличие от многих, кто был здесь, у тебя есть выбор. Итак, остаешься? На минуту задумавшись, она, все же, кивнула. И, вслед за ним, поднялась по широкой лестнице. В просторной комнате, куда Саша предупредительно пропустил ее впереди себя, было уже совсем темно. С ненужным шумом натыкаясь на дорогую, громоздкую мебель, она добралась до середины, и остановилась в растерянности. Саша обошел застывшую на месте девушку легкой, пружинистой походкой, и раздвинул глухие, непроницаемые бархатные шторы. В оконные проемы шагнула темная, густая, как гуашь, осенняя ночь с редкими голубоватыми лучами звездного света. Луна еще не взошла высоко, и пряталась за тучами, просвечивая сквозь них оттенком золотистого янтаря. На застеленной почему-то черным шелком кровати спал Амирханов, и его ровное, размеренное дыхание заполняло пространство комнаты. Подойдя к окну, Ася издали смотрела, как в полумраке четко вырисовывается темный, словно отлитый скульптором, профиль. Странно худое желтоватое лицо с глубоко запавшими глазницами и острым носом, вызывало болезненно-удручающее впечатление. Казалось, что этот человек смертельно устал. Призрачная, но вполне ощутимая тяжесть паутиной глубоких «умственных» морщин покрывала высокий лоб. Ася тихо вздохнула и перевела взгляд на широкий бархатный диван. - Я здесь буду, хорошо? Тихо посижу, пока он не проснется. - Пожалуйста! – Кивнул Саша. – Только долго сидеть придется. Ты поспи, если хочешь. Я сейчас схожу за подушками и пледом. - Плед не нужно. – Шепотом возразила она. – Здесь и без того душно как-то. Зачем в комнате для сна столько темных вещей? Даже постельное белье черное. Вам самим это на психику не давит? - Ну, я лично здесь не ночую. А вообще, дизайн каждой комнаты он лично утверждал. - Наверное, в плохом настроении! – Скептически хмыкнула Ася. Дождавшись, пока охранник бесшумно выскользнет за дверь, она опустилась на диван и тут же почувствовала, что проваливается в приятную, словно со всех сторон обволакивающую, пружинистую мягкость. Только теперь Ася поняла, как она устала. Ведь уже несколько суток благополучный, крепкий сон был для нее недостижимой мечтой. Болезненная лихорадка, кошмары, и само сознание того, что она находится в чужой власти и не может просто уйти отсюда, не давало расслабиться несколько прошлых ночей, но теперь девушка чувствовала себя так легко, словно все приключения уже закончились. Она просто подождет, когда этот человек проснется, убедится, что он нормально себя чувствует, и вежливо скажет «до свидания». В конце концов, он спас ее, когда ей было плохо, как никогда... даже не поленился нырять в ледяную воду... Ну, а она помогла ему теперь. Все закономерно! Засыпая с такими мыслями, она краем уха слышала острожные шаги по мягким коврам и понимала, что это вернулся Саша, но даже поднять голову у нее уже не было сил. Почти бессознательным движением она приняла заботливо подсунутую под голову подушку, и совсем не почувствовала, как ловкие длинные пальцы расстегивают школьное платье. В каждом движении чувствовался опыт: ни разу Сашина рука не коснулась тела девушки, как будто маленькие круглые пуговицы на груди расходились сами собой. Жестом, напоминающим движение кисти живописца, аккуратно оточенный ноготь указательного пальца скользнул над расслабленным лицом, не касаясь кожи, очертил надбровные дуги, лоб и подбородок, словно любуясь. В полной тишине поставил на стол, рядом с диваном, кувшин с соком. Задумчиво покрутив в руках стакан, он бесшумно наполнил его, примерно на четверть и оставил рядом с кувшином. Окинув комнату напоследок внимательным взглядом одобряющего декорации для сцены режиссера, Саша удовлетворенно кивнул и вышел в коридор. Слившаяся по цвету со стенами спальни массивная дверь даже не скрипнула, пропуская его. *** Амирханову снился снег. Даже во сне он понимал, что это – часть его воспоминаний, и болезненно морщился от этого, хотя ничего негативного во сне пока еще не было. Снег кружился в солнечном морозном воздухе искрящейся легкой пыльцой, скрипел под каблуками лощеных ботинок. Он быстро шел по дорожке городского парка, почти бежал, в отличном настроении, и ему казалось – снег скрипит в такт его мыслям, как будто соглашается. Он щурил слезящиеся от яркого дневного света глаза, пытаясь разглядеть ослепительную густую синеву неба, верхушки деревьев в инее, и впереди, на другом конце аллеи – большой открытый каток, на котором под музыку скользили стремительные разноцветные фигурки, напоминающие издали ярких порхающих бабочек. Добравшись до фанерного бортика, Амирханов ненадолго остановился, отслеживая конькобежцев внимательным взглядом, и, так и не увидев знакомых лиц, медленно зашагал по периметру ограждения. - Дядя Сережа! – Закричал вдруг за перегородкой пронзительный детский голос. – Помогите, пожалуйста! Он меня убьет! Вздрогнув, Амирханов обернулся. Чертя лед сверкавшими на солнце коньками, к бортику спешила маленькая раскрасневшаяся девочка. Выбившиеся из-под круглой красной шапочки светлые кудряшки, темнея от пота, прилипали к разгоряченному лицу, а пухлые розовые щечки казались налитыми яблоками, чуть не лопающимися от собственной спелости. Горящие воодушевлением светлые глаза, в которых отражалась небесная синь и веселый, пополам с серебряным смехом, голос малышки никак не вязались с ее жалобным призывом. - Помогите! – Повторила она, задыхаясь от быстрого бега, и протянула руки. Амирханов с легкостью подхватил ее и приподнял в воздухе. Преследователю, бойкому темноволосому мальчику с миловидным быстроглазым лицом, осталось только развести руками. Он тоже тяжело дышал, и тонкая шея под распахнутым пальто блестела от выступившего пота. Оказавшаяся на недосягаемой высоте девочка довольно смеялась и корчила ему рожицы. -Что такое? – Сдвинул брови Амирханов. – Ты обижаешь девочку, сын? - Нет же! – Горячо заспорил мальчик. – Она сама дразнится! Пап, честное слово... - Все равно нехорошо! – Он с улыбкой опустил малышку на землю. – Ты старше, и ты мужчина. Вспомни, Лаврик, чему я тебя учил? Мальчик опустил глаза и шумно вздохнул. Амирханов протянул руку и ободряющим жестом взъерошил волосы сына. - И как же она тебя дразнит? - Не дразнила я его! – Возразила девочка. - Лаврик, я жду ответа. Мальчик нахмурился. - Говорит, что только слабак не умеет делать «розу ветров». - Так это правда! - Подожди. - Остановил Амирханов девочку, и вновь обратился к сыну: - А ты умеешь? - Ну... нет пока. Но... - А что это за роза такая, Мариночка? Я в спорте плохо разбираюсь. - Это не в спорте! – Вновь звонко рассмеялась девочка в красной шапочке. – Это мы так называем... Когда на одной ноге вертишься на коньках – получается «роза ветров». Хотите, покажу? Он еще раз посмотрел на маленькую фигурку в спортивной курточке, на золотые кудряшки и веселые серо-голубые глаза. Что-то забытое шевельнулось внутри, сладковато торкнуло под грудью. Слишком уж похожа была эта девочка на другую... Ту, за которой он, замирая, следил у окна в школьном коридоре. Она стояла с подругой в нескольких шагах, опираясь о подоконник, и вьющиеся светлые волосы, шевелясь при разговоре, терлись о жесткую накрахмаленную оборку белого фартука.... Та девочка, конечно, была постарше этой маленькой фигуристки, но у нее были точно такие же волосы... и то же выражение лица. Вцепившиеся в фанерный барьер пальцы задрожали от напряжения, когда он хрипловатым голосом сказал: - Хочу. Девочка в красной шапочке с готовностью кивнула. Ловко оттолкнувшись, отъехала немного в сторону, и, поджав ногу, закружилась на месте, красиво раскидывая тонкие руки. Как будто посреди синеватого льда на мгновение распустился красный цветок. - Ну, как? - Потрясающе! – Искренне сказал Амирханов, привлекая девочку к себе. – Ты молодец! - Подумаешь! – Чуть слышно фыркнул мальчик. И, упрямо закусив нижнюю губу, отправился на середину катка – тренироваться. - Это еще что! – Переводящая дух Марина польщено улыбалась. – У нас в классе Лена Туманова есть, так она семь полных оборотов делает. Или восемь, я не помню. Правда, она гимнастикой давно занимается. А у меня пока только два с половиной. - Ничего страшного. - Вам, правда, понравилось? - Очень! – Он ласково коснулся светлых кудряшек, тут же сделал молниеносный жест, и на протянутой ладони, словно из воздуха, появились круглые конфеты в серебряной фольге. - Ой! - Девочка восторженно захлопала в ладоши. – Мои любимые! Спасибо вам! Тонкие руки благодарно обвили его, горячее детское дыхание на мгновение обожгло шею. Он замер, и тут же услышал: - Марина?! Амирханов и девочка одновременно обернулись. Малышка даже не успела сразу разжать обнимающие мужчину руки, и застыла так, с удивлением глядя на женщину в серебристо-сером зимнем пальто с легким меховым воротником. Голова ее была укутана ажурным шарфом, и на бледном, с острым подбородком и тонкими чертами, лице, выделялись большие испуганные глаза. Он знал, что, как и у девочки, эти глаза легко меняют цвет, в зависимости от освещения, одежды, или переживаемых их обладательницей эмоций. Сейчас, к примеру, они напоминали серые, холодные волны далекого северного моря. - Марина! С такой интонацией не окликают детей, если они даже заблудились в диком лесу. Таким негромким, и в то же время отчаянным криком кричит, разве что, мать, увидевшая своего ребенка на самом краю обрыва, в шаге от верной гибели. - Солнышко, отойди, пожалуйста, от Сергея Герардовича! И эта, полная тревожной сдержанности, фраза, тоже прозвучала как: «Отойди от обрыва!» или «Отойди от вулкана!» Амирханов выпрямился и нахмурил брови. Остановившаяся рядом с Наташей изящная блондинка в длинной элегантной шубе изумленно взмахнула длинными ресницами. Подпрыгивая на ходу, Марина бросилась к матери. Девочка что-то щебетала, кажется, рассказывала про фигуры на льду, но по Наташиному лицу было видно, что она ее совсем не слушает. Старательно избегая взгляда Сергея, она настороженно спросила дочь: - С тобой все в порядке? - Конечно! – Возбужденно доказывала девочка. – Знаешь, мам, я и три оборота смогу сделать, наверное. Вот, сейчас попробую! - В следующий раз! – Решительно возразила Наташа. – Нам пора домой. - Что, уже? – Искренне огорчилась блондинка. – Еще даже трех часов нет, а я Олежке обещала... - Вы оставайтесь! – Перебила Наташа, торопливо подхватывая под руку малышку. – Просто я совсем забыла... ко мне должен прийти заказчик. - Ну, что делать! – Блондинка понимающе вздохнула и ее глубокие, мягко-лиловые глаза, напоминающие цветом гроздья весенней сирени, посветлели. – До шести, надеюсь, ты освободишься? - Нет... – Наташа растерянно покачала головой. – Извини, мы сегодня к вам не придем. - Почему? - А зачем? – Она шевельнула плечом. – Костюм твой уже готов! Блондинка помрачнела. - Я думала, ты научишь меня печь шарлотку... И вообще. Мне казалось, что мы подруги. Извини. - Нет-нет, это ты извини! – Наташа старательно растянула губы в улыбке. – Просто у Маришки проблемы... ээээ, с математикой. Теперь по вечерам нам придется вместе с ней делать уроки. А вы... сами к нам приходите, ладно? Ты, и Олег! Я так рада буду, Танечка, честное слово! И шарлотку испечем с тобой, и не только шарлотку. Ладно? Ну, все, пока! Даже не взглянув больше на Амирханова, она вместе с дочерью зашагала по заснеженной дорожке. Быстро, почти бегом, временами тревожно оглядываясь, словно искала глазами неведомую опасность. - Что ты ей сделал? – С любопытством спросила Татьяна у мужа. - Я?! – Искренне возмутился Сергей. - Ну, не я же... Она, как тебя увидит, всякий раз в лице меняется... Впрочем, это, похоже, давняя история, да? Вы ведь когда-то в одном классе учились? Амирханов нервно сглотнул. - Кто тебе сказал? Она? - Ну, что ты! – Возразила Татьяна. – Она молчит. Если вдруг о тебе речь заходит, замыкается тут же, как будто огонечек гаснет. Я просто видела у тебя в альбоме школьные фотографии. - Ну? А кто тебе позволил в них рыться? Голос стал обиженно-резким, но Татьяна, видимо, привыкла к перепадам в настроении мужа. - Я не знала, что это секрет! – Пожала плечами она. – Наш сын хотел узнать, каким был в детстве его папа. Что такого? Ты ее что, обидел когда-то и с тех пор не можешь наладить отношения? - Какие отношения?! Не было у нас никаких... отношений! Я ее вообще с выпускного не видел! - Ладно, не заводись! – Мягко возразила Таня. – Успокойся. Я просто так спросила. Может, дело вовсе и не в тебе. - А в чем?! – Переспросил он, чувствуя, что злится. - Может, она боится, что девочка к тебе привыкнет. У нее же нет отца. - Ну? А что в этом такого страшного? - Не знаю. – Призналась Таня нехотя. – Она вообще странная, я ее не всегда понимаю. Но руки, конечно, золотые. У меня в Москве за всю жизнь таких платьев не было, какие она мне за три месяца настрочила. А готовит как! И одна, с ребенком... Успевает же все! Она с уважением покачала головой, и тут же, повысив голос, шагнула к бортику. - Олег! – Крикнула она, как можно громче. – Олежка! Ну, что это такое? Где твой шарф?! Немедленно застегнись! Ты хочешь простудить горло? Воспользовавшись тем, что жена отвлеклась, Амирханов бросился следом за Наташей, и догнал ее уже у самого выхода. - Подожди! – Резко окликнул он вздрогнувшую женщину. – Нам нужно поговорить! В Наташиных глазах снова всколыхнулся испуг. Маленькая Марина, приоткрыв пухлый рот, с изумлением переводила глаза с Амирханова на маму, и обратно. - Держи! – Он порылся в кармане, вытащил, не глядя, несколько монет, и вложил их в пушистую варежку девочки. – Иди, купи мороженое. - Я не хочу. – Покачала головой Марина. - Ну, для меня купи. Пожалуйста! - Ладно. – Девочка оглянулась на застывшую Наташу, и неуверенным жестом взяла деньги. – Вам какое? Он наугад ответил: - Эскимо. И, подождав, пока Марина отойдет к бело-голубому ларьку, спросил, задыхаясь от сдерживаемого гнева. - Что это сейчас было?! Можешь сказать? - Тебе... неприятно? - А как ты думаешь?! Наташа опустила глаза и виновато вздохнула. - Прости, Сережа. Клянусь тебе, это вышло случайно. Мы с Маришкой гуляли на площадке, ко мне подсела женщина... У нее там тоже ребенок играл, Ну, разговорились. Она попросила меня сшить ей платье, потом пригласила в гости. Если бы я знала... если бы только подумала, что это твоя жена и твой дом... – Она голосом подчеркнула местоимения в последней фразе. – Поверь, я бы никогда... - Да причем здесь это?! – Чуть не закричал Амирханов. – Ты лучше скажи, почему ты меня избегаешь? В чем я перед тобой провинился?! - Ни в чем! – Испуганно возразила Наташа. Как будто успокаивала больного – Все наоборот. Виновата я. Ты только... дочку не трогай, ладно? Она же точно ни при чем! - Новое дело! – С презрением процедил Амирханов. – И как это понимать? Я что, по-твоему, людоед? Отвечай! Меня опасно подпускать к человеческим детям?! Она молчала. Только смотрела с какой-то тоскливой, жалобной обреченностью. На мгновение злость сменилась неясным сочувствием, и он предположил, уже мягче: - А может, после твоего урода, все мужчины тебе кажутся монстрами? Если так, я пойму. Скажи. Она покачала головой. - Не говори о нем так! - А как? – Вновь начал закипать Амирханов. – Я не должен урода, бросившего женщину с ребенком, называть уродом? Для него есть более подходящее имя? И, не дождавшись ответа, добавил: - Ты что, до сих пор любишь его? Она молча вздохнула. - Получается, у тебя совсем нет гордости, что ли? Он же... подлец! - Скорее, просто безответственный. – С грустью поправила она. – Но дело не в этом. Когда любишь человека, не думаешь, какой он. Просто любишь, и все. - Очень интересно! – Кивнул он. – Выходит, любить можно кого угодно? Даже последнюю сволочь? Так получается? Она медленно подняла глаза. Робкий, неуверенный взгляд. Но, в то же время, было в нем какое-то упрямство, давно его раздражавшее. Словно она знала и понимала о жизни что-то такое, чего ему никогда не дано было постигнуть. И это понимание отдаляло их друг от друга, поселяя, практически, в разных мирах. - Любого человека можно любить... И нужно. - Так! – Он практически навис над ней, сжавшейся у деревянной ограды. - Почему тогда меня нельзя? Или... я не человек? - Нет, что ты! С чего ты взял?! Как он ненавидел в эту минуту ее беспомощный, растерянный лепет, эти бегающие глаза с лихорадочным поиском подходящего ответа! И, что всего унизительнее и противнее, в этих глазах была жалость. Себя бы пожалела лучше! Если он захочет... если только захочет, от нее и мокрого места не останется! Слепая ярость жаркой волной заливала сознание, и он уже знал, что скажет сейчас то, о чем потом и сам, возможно, пожалеет. - Не говори так, Сережа. У тебя семья. Жена-красавица, без ума от тебя! И другие женщины есть, наверняка... Те, которые тебя любят! - Но не ты? – Глухо, с интонацией утверждения, уточнил он. – Ты – не можешь. Так? - Причем здесь я? – Тихо спросила она, хотя прекрасно знала, причем. - Понял. – В напоминающем шипении змеи негромком голосе послышалась угроза. – Ну, что же... Знаешь, есть такая теория – характер человека зависит от его имени. Как назовешь, таким он и будет. А ты как назвала меня? Зверем? - Я? Когда?! - Уже забыла? А я помню! Ты подружке своей, Зориной, говорила, что я на тигра в клетке похож. Так? Только вот незадача: я не в клетке! И никакие решетки тебя от меня не защитят! Она молчала, пряча глаза. Только лицо побледнело еще больше, да на веки как будто опустились темные тени. - Так что, бойся дальше! – Заключил он с мрачным удовлетворением. – За себя бойся, за дочку. Ты правильно боишься! Зверя надо бояться! Только, знаешь что, Наташа? - Он на мгновение сделал паузу. – Не забудь, пожалуйста, что зверя этого создала ты. Ты сама! Ты его придумала, и ты же вызвала его к жизни! - Дядя Сережа! – Раздался снизу жалобный голос. Девочка в красном, видимо, не в первый раз, дергала его за рукав. - Возьмите эскимо ваше. Мне холодно от него! - Спасибо, Мариночка! Он заставил себя улыбнуться гордой, самоуверенной улыбкой. Подцепил пальцами запотевший ледяной брикетик, и, удаляясь, с издевательской вежливостью наклонил голову. - Желаю всего хорошего! И пошел обратно, к свету и музыке веселого катка. Туда, где ждали его красивая жена и умный, воспитанный сын. Семья, которой многие могли позавидовать. А любовь? Да есть ли она вообще на свете? Или это одни только разговоры? Химера, за которой гоняются все, кто не сумел обеспечить себе достойную жизнь? Он сумел, у него есть все – деньги, власть, уважение... Красивый дом и дорогая машина. Ну, и семья есть. Уже через несколько шагов, забросив в урну ненужное мороженое, Сергей готов был извиниться перед Наташей. Сказать, что он вовсе не собирался угрожать ей, просто наговорил глупостей от обиды. Что любому, наконец, был бы обиден этот постоянный беспричинный страх, местами граничивший с отвращением, который он читал в ее глазах постоянно. Просто по-человечески поговорить. Но женщины с девочкой больше не было у больших арочных ворот парка. Не появилась Наташа и потом. Ни разу он не увидел ее у себя дома, в магазине, да и просто на улице не встретил. Наверное, она очень старалась для этого. Хотя с Татьяной по-прежнему дружила, вплоть до самого их развода, учила ее печь пироги и делать выкройки, и даже приходила с маленькой Мариной в особняк. Но только, когда Амирханов был в отъезде. Ни разу не случилось им поговорить, или просто встретиться взглядами. Вплоть до того самого дня, когда лучший друг, Виктор, принес в кабинет Сергея радостное известие о своей скорой свадьбе. Этот последний, и самый неприятный разговор с Наташей, Амирханов вспоминал часто. И, почти всегда, во сне. Потому, что тяжело вспоминать то, чего уже невозможно исправить. Но и забыть об этом не всегда получается. Эти сны всегда начинались снегом, и им же заканчивались. Он шел по аллее и смотрел на холмившиеся под ветками деревьев сугробы. Так же светило солнце, и только снег под подошвами уже не скрипел, а злобно визжал, то ли, злорадствуя, то ли, отругиваясь. *** Когда он открыл глаза, стояла глубокая ночь. Серебряные волны лунного света поднимались к потолку и колыхались там легкими размытыми бликами. Все было знакомо – темные громады створчатых штор, и серебристо-желтый диск луны в иссиня-черном проеме окон. Очертания громоздкой мебели и глубокие, движущиеся тени садовых зарослей на стенах. Все было как всегда, и все-таки, не так. Потому, что в своей спальне Амирханов в этот раз находился не один. Установив, однажды и навсегда, порядок: первый этаж – для развлечений, верхние – для жизни, он почти никогда его не нарушал, поэтому тихое, почти призрачное дыхание кого-то постороннего здесь было странно слышать. Когда, как можно тише, он встал и подошел к дивану, то поначалу подумал, что и не просыпался вовсе. Просто перевернулся на другой бок, и тяжелые сны сменились легкими, приятными грезами. Ася лежала на спине, расслабленно раскинув руки. В широкой полосе голубоватого света можно было без труда разглядеть разметавшиеся на подушке мягкие локоны темных волос. На порозовевших от крепкого сна щеках лежали тени длинных ресниц. Приоткрытые влажные губы, по-кукольному правильной формы и припухлости, слегка шевелились, в такт поднимающему грудь дыханию. Разошедшийся на тонкой шее воротничок, полупрозрачную кружевную полоску белья на груди, и почти до грани приличия подвернувшийся краешек складчатой юбки над аккуратным полукругом белеющего в полумраке колена он заметил позже. - Ася! – Негромко позвал Амирханов. Не дождавшись ответа, сомкнул пальцы на ее плече и слегка пошевелил рукой. Девушка не просыпалась. - Ты слышишь меня? – Слегка повысил он голос. Ответа не было. Устала? Амирханов окинул взглядом поверхность стола, взял недопитый стакан с соком, повертел его в руках, даже понюхал содержимое, прежде, чем вернуть на место. Нет, похоже, что не просто устала. Он беззлобно усмехнулся: Сашка, мерзавец! Интересно, что за коктейль он для нее намешал? И, главное, зачем? Он же ничего такого не приказывал, не думал даже! Он хотел купаться в чудесном свете горящих, как звезды, темно-синих глаз, хотел, как нектар, пить из воздуха легкий, журчащий смех. Чувствовать на своем лице подрагивающие движения тоненьких пальцев, невесомые и трогательные, как порхание крыльев бабочки. Он уже чувствовал их однажды – когда она промывала его лоб прохладной, слегка шипящей, перекисью водорода. Хотел ощущать, как она доверчиво прижимается к нему всей легкостью гибкого юного тела, словно хочет в нем раствориться, и как совсем рядом, практически, у его груди, бьется и трепещет маленькое горячее сердце. Разве такой, безвольной и неподвижной, он хотел ее видеть? Разве, такая она была ему нужна? Амирханов вздохнул. Себе лгать не имело смысла: она была нужна ему любой. Лишь бы – рядом, близко, здесь. Лишь бы он знал, что она – его. И никуда от него не денется. А если так... может, Саша и правильно рассудил, оставив ему такой «подарок», отказываться от которого теперь было расточительно и даже неблагодарно? С другой стороны, легко неосторожной рукой стиснуть, сорвать прекрасный цветок, а что от него останется, если подержать зажатым в грубой ладони? Мокрое месиво, да щепотка пыльцы. И ничего не будет больше – ни аромата, ни красоты. Тогда зачем он – цветок? Еще раздумывая, Сергей машинально скользнул ладонью по разгоряченной нежной щеке, ощущая мягкую бархатистость кожи, словно на поверхности спелого персика. Девушка почувствовала прикосновение, но не проснулась, а только склонила голову и доверчиво, словно ласкающийся котенок, потерлась о его руку. На губах, как на старой фотопленке, постепенно проявилась мягкая блаженная улыбка, и Амирханов с удивлением поднял бровь. Ну, Сашка! Знает, что в сок добавить, негодяй! Так, пожалуй, и Гарик скоро будет не нужен. «А ты еще нос воротишь! Ну, не дурак?» - Четко прозвучал у него внутри злой и ехидный голос. – «В рыцаря поиграть решил, да? Того, что никогда не воспользуется беспомощным положением прекрасной дамы. Того самого героя, какого и на свете-то не было никогда! Его просто выдумали, для сказок и средневековых баллад! Не слишком ли ты взрослый для таких игр? Что же, жди, если хочешь! Пока настанет подходящий момент, пока она будет готова... Одну ты уже ждал... полжизни прождал, и чем все закончилось?» Он вспомнил о Наташе, и скрипнул зубами. Правда, если бы он всего лишь проявил больше настойчивости, может, она и сейчас была бы рядом? Была его женой! Но, вместо этого, с ней были другие... а он, как дурак, все время чего-то ждал. Чего? И разве, рядом с этой девочкой нет симпатичных и смелых парней, ее сверстников? Они-то ждать точно не будут! Перед глазами встал красивый, как картинка, высокий юноша с темными волосами, под руку с которым Ася сегодня выходила из школы. Он видел его лишь мельком, но, как оказалось, запомнил. «Вот он ее и уведет!» - Беспощадно твердил ему внутренний голос. – «А ты сиди тут один, со своим благородством! Смотри на шикарную, музейную мебель и сам превращайся в музейный экспонат. В мумию!» - Неправда! – Пробормотал он, задыхаясь от ревности, и, поведя руку вверх от колена, так стиснул белеющую в сумраке кожу девушки, словно она и впрямь была единственным средством от старения, одиночества... от самой смерти. Ася слегка поморщилась во сне, пошевелила ногой, безуспешно пытаясь стряхнуть неприятно щекочущие прикосновения, даже застонала слегка, но проснуться так и не смогла. Впрочем, по расчетам Амирханова, раньше утра это и не могло случиться. Поколебавшись, он присел на краю дивана, и. наклонившись, жарким дыханием скользнул по ее лицу. Жестом собственника стиснул и повернул к себе подбородок. - Моя! « Твоим будет только то, что ты возьмешь!» - Возражал ехидный голос. - «Раньше ты так и делал – брал, что захочется. Сразу, и без лишних рассуждений. А теперь, в собственном доме, чего-то стесняешься. Самому не смешно?» Голос все нашептывал, искусительно и въедливо, уговаривал и подначивал, ввинчивался в уши, заполняя собой пространство под черепной коробкой. Был у Сергея и другой внутренний голос – тихий и осторожный. Он взволнованно предупреждал: «Не спеши! Рано! Подумай! Не делай того, что потом не оставит тебе шансов на нормальные, человеческие отношения!». Но этот голос был слишком слаб против того, первого. Он не приказывал, а просил. Не решал за Сергея, а предлагал подумать. А что тут думать, собственно? Вот она, под рукой. Теплая, живая, послушная. По-другому ведь все равно не получается! Видно, не для него это – по-другому. Каждый живет, как умеет, зачем пытаться прыгнуть выше головы? «В конце концов», - Лихорадочно искал для себя последние оправдания мозг. – «Нежным и предупредительным можно побыть и потом. Задним числом все можно исправить, успокоить, загладить. А ждать... сколько можно ждать? Судьба послала ему такое чудо, такой редкий шанс... как можно его не использовать?» А Ася спала, и безмятежно улыбалась во сне. Смертельно уставшая и вымотанная событиями последних дней, толком не окрепшая после своей недавней болезни, она бросилась в сон, как в реку, изнывая от жажды отдыха, отдала ему каждую клеточку своего организма. Ей не было дела до той тяжелой и жаркой борьбы с собой, которую сейчас переживал Амирханов и, которая, в сущности, длилась совсем недолго. Она не чувствовала навалившейся тяжести, горячего дыхания на своем лице, нетерпеливых рук, сдвигающих кружевные вставки белья на груди, потому, что была далеко. В нереальном, солнечном мире, где на белый, как молоко, песок набегали изумрудные волны, и с горного утеса с грохотом и ревом низвергался, пенясь, радужный водопад. Девочка в ярком бирюзовом купальнике резвилась в прохладной зеленоватой воде. Юркие рыбки легонько задевали ее полупрозрачными кружевными хвостами. Незнакомые деревья с яркими глянцевитыми листьями наклоняли к воде раскидистые ветви, низко сгибавшиеся под тяжестью крупных спелых плодов. И она протягивала руку, набивая рот сладкой, сочной мякотью с незнакомым ароматным привкусом. Высоко, в сверкавшем мирной синевой небе, медленными кругами парил дракон, мощными жилистыми крыльями разбрасывая в стороны маленькие кудрявые облака. Радостно, как старому знакомому, девочка махнула ему рукой, и огромный крылатый ящер спикировал вниз, словно по сигналу. Взметнув концами крыльев тучи брызг, надолго водяной радугой застывающих в воздухе, он протягивал длинные сверкающие когти, точно руки, и девочка смело цеплялась за них, чувствуя, как влажный ветер со всех сторон обдувает ее, резко выдернутое из воды, гибкое тело. Раскачиваясь, как на трапеции, она летела над морем, едва не касаясь ступнями пенных барашков. Поднимая голову, она видела над собой голову дракона, усеянную острыми клыками пасть, которая теперь ни капельки не казалось страшной... может, оттого, что тяжелые челюсти были раздвинуты, словно в улыбке. Или из-за умных, тепло-карих золотистых глаз, которые смотрели на девочку с печальной добротой, и потому, несмотря на размеры и вытянутую форму, казались совсем человеческими? Словно играя своей силой, он с легкостью поднимал девочку в голубую щемящую высоту, кружил там, вертел, забрасывал под широкие водопадные струи, щекочущие тело своей приятной свежестью, и сразу же заботливо подхватывал в воздухе, не давая упасть. Ася смеялась. Выгибаясь всем телом, она ежилась от щекотки, и поджимала ноги. Потом, раскачавшись, прыгала в ласковую гладь залива, где прямо на воде, между больших круглых листьев, на каждом из которых, при желании, она могла бы усесться, росли белые и розовые исполинские цветы, выпуская из плена прохладных влажных лепестков чарующий аромат. Устав, она переворачивалась на спину и плыла, положив голову на холодную чешую распластавшегося рядом, в воде, чудовища, и чувствовала под кожей его грузное, шумливое дыхание. Иногда зверь вздыхал особенно глубоко, словно в такт собственной, гнетущей печали, и тогда девочка ласкающими движениями гладила большую умную голову с огромной зубастой пастью и тихо просила: - Заговори со мной, пожалуйста! Я же знаю, ты умеешь. Ты же разговаривал со мной раньше. Скажи, что случилось? Почему ты такой грустный? И, в конце концов, он заговорил. Спросил знакомым, вкрадчивым голосом Амирханова: - Тебе хорошо со мной, правда? Она не успела даже ответить, как все хорошее разом кончилось. Все кругом завертелось, потемнело и исчезло. Словно водяной смерч подхватил вдруг Асю, и она почувствовала, что падает в бездну. От страха девушка зажмурилась, А когда, наконец, открыла глаза, то ничего не смогла понять. Было темно, душно, и, почему-то, трудно дышать. Было ощущение, будто по телу ползают огромные пауки, жесткими мохнатыми лапами царапают шею и грудь, разрывают одежду, больно защемляют суставы. Ася очень хотела избавиться от них, но с ужасом почувствовала, что не может даже пошевелиться. - Моя! – Повелительно шепнул над ухом уверенный, торжествующий от собственной значимости голос. Амирханов спешил. Дрожащими от нетерпения руками он пробирался сквозь мешающую одежду, ногтями и зубами впивался в упругую, сладко пахнущую кожу. Все доводы рассудка заслонило одно горячее желание: слиться с ней с единый организм. Соединиться, раз и навсегда, так, чтобы никто и ничто на свете не могло их больше разлучить. Чтобы эта необычайная жизненная сила была его, одному ему принадлежала, и его давно утраченная юность с ней вернулась бы заново! Увлеченный, он не сразу заметил, как напряглись расслабленные мышцы, тщетно пытаясь сжаться в комок. Случайно поднял голову, скользя пальцами по ее лицу – и увидел широко раскрытые глаза. Они были видны как днем – яркие, горящие от внутреннего огня. И, встретившись с ними, он на мгновение вздрогнул, будто от удара током. Молниеносным жестом прижал кончиком пальца маленькую ямочку над верхней губой Аси, словно удерживая ожидаемый крик. Но из приоткрытых губ не вырывалось ни звука, и он, вздохнув с облегчением, невнятно забормотал, жадно трогая губами спустившиеся на висок прядки шелковистых волос: - Малышка... Наконец-то, ты со мной! Проснулась? Жаль... Ну, ничего. Все в порядке... Не бойся, не рвись, так всегда бывает. Просто потерпи немножко, и потом все будет замечательно! Ты даже не представляешь себе, насколько замечательно! Про себя Амирханов радовался, что она не кричит, не вырывается. Понимает, что здесь ее все равно никто не услышит? Или... просто сама давно думала об этом, хотела? В глубине души. А что? Она же к нему пришла? В этот раз уж точно - сама, и в здравом рассудке! Так он мысленно утешал себя, и сам понимал абсурдность этих утешений. Потому, что неотрывно смотрящие на него глаза блестели от тяжелых, непролитых слез. В этих глазах был упрек. Они протестовали, пусть безмолвно, но от этого не менее красноречиво. - Ну, прости меня! – Почти умолял он горячим шепотом. – Прости, пожалуйста! Ты же умная девочка... Пойми: не могу я так больше! Ты же знаешь... Ты сама видишь, что сжигаешь меня изнутри. Мы... мы потом все исправим, клянусь тебе! Потерпишь чуть-чуть, потом будет все, что захочешь. Как в сказке! В этот момент он действительно верил, что это возможно: исправить все. Он был готов к этому... потом, после. Что угодно – подарки, деньги, хоть миллион цветов. Был готов даже на коленях стоять, если понадобиться. И, в самом деле, думал, что это поможет. А Ася... Ася слушала, но не вдумывалась в смысл услышанных слов. Может, потому, что ее мозг до сих пор еще отказывался поверить в реальность происходящего. Поэтому, наверное, она и не кричала. Это был сон, внезапно обернувшийся кошмаром, а что толку кричать во сне? Потому, что на самом деле быть такого просто не могло! Раньше - могло бы, но не теперь. Не после того, как они до рассвета сидели над этой тетрадкой с дурацкими уравнениями, разговаривали, после запаха осенней листвы и совместного ощущения полета над старым парком.... После того, как она так за него так по-человечески переживала... И, главное, он же сам... сам обещал, что больше бояться ей нечего! - Не бойся! – Слышалось рядом. – Все... нормально. Все так, как должно быть! Он не ее убеждал – себя. Но смотрел на ее глаза, на трясущиеся губы, чувствовал, как в маленьком хрупком теле поднимается дрожь и понимал – не должно. Должно быть совсем не так! И самому становилось почти страшно от того, что, понимая все это, он все равно уже не мог остановиться. Ася с ужасом слышала треск разрывающегося форменного платья и тяжелое, сопящее дыхание, больше напоминавшее звуки разрывающего жертву на части хищника, а не человека. Губы, вместе с подбородком, дрожали даже не от страха - от обиды, как у маленького ребенка, который в первый раз сталкивался с несправедливостью окружающего мира. Она не закричала, так и не смогла найти в себе сил на крик. Только шепнула этими трясущимися губами робкое, отчаянное: "Ннет!", так тихо, что не услышала даже она сама, не то, что Амирханов. Снова попыталась пошевелиться, сбросить навалившуюся тяжесть, и незаметно высвободила руку, которая принялась лихорадочно шарить в воздухе. Так утопающий ищет в воде хоть какой-нибудь корень, или выступ, за который можно было бы зацепиться. Край дивана, поверхность стола... В популярных многосерийных мелодрамах, которые так любила смотреть Асина мама, в подобных случаях, как правило, под рукой оказывалась большая ваза, бутылка, или еще что-нибудь тяжелое, что слабая и беззащитная героиня могла бы обрушить на голову нападающего, чтобы, если не убить, то, по крайней мере, отправить его в глубокий обморок и получить возможность убежать. Но здесь ничего подходящего Ася не нашла, а стаканом, который в конце концом захватили ее пальцы, можно было, разве что, комара прихлопнуть. Удар вышел совсем слабым, Амирханов его даже не заметил, но в следующее мгновение холодная липкая жидкость с сильным фруктовым запахом щедро оросила его затылок и плечи. Он вздрогнул от неожиданности, растерялся и на мгновение невольно замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. Этого мгновения Асе хватило. Все мышцы тела девушки разом пришли в движение. Извиваясь и скользя, как змея, она внезапно рванулась, и с неожиданной силой отбросила его и вскочила. Так выпрямляется сжатая до предела пружина. Как молния, метнулась в поисках выхода, но в панике не различила под цвет стены подобранную дверь и бестолково молотила кулачками в стены, сдирая кожу на суставах, пока случайно не оказалась в просторной, залитой ярким светом, ванной комнате. Здесь Ася захлопнула за собой дверь, стремительно дернула ручку внутреннего замка, и только тогда, прислонившись к стенке, перевела дух. - Господи! - Отчаянно полыхнуло в сознании. - Что же это такое?! *** Слезы хлынули сразу, неудержимым потоком, и Ася даже не пыталась их остановить. Запоздалый страх, в сочетании с обидой, захватили девушку, но сильнее всех прочих чувств был стыд. До боли в пальцах стиснув разорванную на плече форму, она одновременно пыталась застегнуть пуговицы на груди, но руки тряслись, а лицо заливало жгучей краской до самых ушей. Она же сама во всем виновата! Почему расчувствовалась, расслабилась, забыла, где она, и чей это дом? Могла бы послушать хоть Сашу! Даже он, прекрасно знающий своего шефа, просил ее не оставаться на ночь в особняке. «Я не давлю на тебя» - вспомнилось ей. Лучше бы он давил! Лучше бы силой запихал ее в свою машину, по крайней мере, она сейчас была бы дома, а не в этой болезненно-белой комнате, холодной и строгой чистотой почему-то напомнившую ей камеры пыток из американских ужастиков. Медленно сползая вдоль дверной панели на кафельный пол, Ася слышала, как с другой стороны яростно тряслась дверная ручка. По граду ударов и громкому скрежету, можно было предположить, что в комнату ломится разъяренный слон, безжалостно тараня дерево острыми бивнями. Раздавшийся следом рев тоже мало напоминал человеческий голос: - Откррой! Она сжалась, обняв колени и спрятав в них испуганное лицо, свернулась в темный клубочек, выделялись только острые лопатки на худенькой спине. Плечи тряслись от непрекращающихся рыданий. Хотелось заткнуть уши, ничего не слышать и не знать. Фантазировать, что сейчас она совсем в другом месте. Где-то далеко-далеко... - Открой, я сказал!!! Голос за дверью постепенно сбавлял обороты, но рокочущая ярость в нем все еще клокотала. - Не сходи с ума, слышишь?! Ты что, думаешь, здесь есть, где спрятаться от меня? Серьезно? Думаешь, не сумею войти, если захочу?! Ася обреченно поняла, что он прав. Дверь уже трещала под натиском и могла сломаться в любой момент. Замирая от мысли, что чудовище в образе человека может ворваться к ней в любую минуту, она заставила себя встать и оглядеться в поисках возможных средств защиты. Но что можно было найти в ванной комнате, даже такой комфортабельной и огромной, как эта? Мокрое полотенце? Пенку, которой можно брызнуть противнику в глаза? - Лучше выйди сама! – Уже совсем спокойно предложил Амирханов. Тоже, видно, понял, что она никуда не денется. – К чему нам крушить стены? Выйдешь – и мы все забудем. Продолжим то, на чем мы остановились. Поверь, от упрямства будет только хуже! - Чего же хуже?! – Не сдержавшись, выкрикнула Ася. – Вы имеете в виду ошейники с иголками, которые вы мне когда-то пообещали? Или уколы вашего доктора, после которых со мной можно будет делать любые гадости, чтобы я все чувствовала, но, как кукла, не могла пошевелиться? Это не хуже, Сергей Герардович. Хуже всего то, что я вам поверила! Она говорила, не зная, с каким отчаяньем звучит сейчас ее дрожащий, наполненный слезами голос. Не замечая, что за дверью уже стояла тишина. Говорила, потому что только сейчас поняла, насколько это правда. Опасения Марины были не напрасными – она поверила. Не в слова, а в ласковую мягкость добрых, немного усталых глаз. В легкий смех, плывущий над осенним городом и в теплые руки, замершие на ее плечах в скрипящей кабинке колеса обозрения. Поверила, хоть и знала, что верить ни в коем случае нельзя. Хоть даже его собственный начальник охраны предостерегал ее от этого. Именно поэтому ей было особенно горько сейчас. Доверие быстрее, чем всякое средство, делает человека беззащитным перед тем, кому доверяешь. - Вы этого и хотели, правда? – Всхлипнула Ася. – Вы для этого меня в парк возили, и вообще везде. Чтобы я поверила в то, что вы – настоящий. Живой, человечный. Что вы можете о чем-то жалеть и о чем-то мечтать. А на самом деле – настоящий вы сейчас. Вот здесь. - Я всегда настоящий! – Ответил после затянувшейся паузы грустноватый голос. И хрипловато, с надрывом, прочел: Во мне два «я», два полюса планеты Два разных человека, два врага. Один всегда стремится на балеты, Другой стремится прямо на бега. - Только от стихов своих меня избавьте! – Резко возразила Ася. – Что, любую подлость можете прикрыть красивыми словами? За дверью словно не услышали ее вопроса. - Я лишнего и в мыслях не позволю, Когда живу от первого лица. Но часто вырывается на волю Второе «я» в обличье подлеца... - Это точно! – Горько усмехнулась девушка. – Помните, я когда-то сказала, что не боюсь вас? Так вот, это не так! Я до ужаса боюсь этих ваших разных личностей, которые вы так быстро меняете, что к этому невозможно привыкнуть! Мне все время кажется, что преследовал меня и угрожал мне один человек, а решал со мной уравнения и катался на карусели – совершенно другой. Понимаю, это все похоже на сумасшествие, но... Сейчас, к примеру, я не знаю, кто из вас стоит за этой дверью. Вы-то сами хоть понимаете, какое из ваших «я» - искреннее? - Это не я... – Донесся неожиданный ответ. – Меня тогда еще на свете не было. - Когда? - Когда Высоцкий стихи эти написал. Как видишь, подобные вопросы волновали не только нас с тобой. И сразу же, совсем с другой интонацией: - Ты откроешь эту чертову дверь, или мне ее выбивать?! - Попробуйте! Ее взгляд упал на полку, где, среди разноцветных флаконов с дозаторами, лежал нож с коротким острым лезвием и большой ручкой. Кажется, когда-то, очень давно, подобные приборы использовали для бритья. Косясь на содрогающуюся дверь, Ася сжала его в руке, но удержать не смогла. Оказавшийся неожиданно тяжелым небольшой предмет, металлически звякнув, упал на кафельный пол. Резкий, пронзительный звук заставил Амирханова вновь замереть за дверью. - Что там у тебя? – Осведомился он с внезапной тревогой в голосе. – Ася, положи немедленно! Слышишь? Она молча подняла нож, повертела его в руках и, помедлив, вернула на полку. Чем, в самом деле, он мог ей помочь? - Пожалуйста, не делай глупостей! Давай поговорим! - Не о чем мне с вами разговаривать! Она не понимала, почему его тон вдруг полностью изменился, из уверенно-угрожающего став почти просящим. - Не надо так, пожалуйста. Я виноват, я перепугал тебя, но, клянусь, этого больше не повторится. Ты можешь выйти, правда. - Клялись уже один раз. Не помните? Буквально прошлой ночью! - Ну... Может человек потерять голову? - Человек – вряд ли! – Всхлипнув, возразила Ася. – Скорее, дикий зверь. А вы совсем не умеете извиняться, Сергей Герардович. Когда вы в последний раз это делали? Амирханов дипломатично ответил: - Давно. - Я так и думала! - Ладно! – Покладисто объявил он после паузы. – Ты, конечно, можешь мне не верить. Можешь сидеть там хоть до утра. Только успокойся, не плачь. Никогда не видел в своем доме столько слез, как за эти дни! - В самом деле? А что, девушки, которых привозят к вам, обычно не плачут? Или вы просто не обращаете внимания? - Нет, зачем же им плакать? – Рассудительно возразил Амирханов. – Здесь, как правило, всем нравится. - Неужели? - Я сказал, «как правило». – Еще с большим спокойствием объяснил он. Злая ирония Аси, похоже, ему даже нравилась. - Из любого правила есть исключения. Ты, например. Ты поэтому, наверное, все время ко мне и приходишь, что тебе тут не нравится, да? - Не смешно! – В ее голосе опять послышались слезы. – Я здесь только потому, что вам стало плохо там, на кладбище. Отпустите меня – и я уйду! - Кто тебя не пускает? Сама закрылась! Она неуверенно спросила: - Если выйду... отпустите? - Смотря, куда ты хотела бы идти. - Домой! - В половине второго ночи? – Иронически хмыкнул он. – Самое время! Не волнуйся, утром тебя отвезут. - Я сама пойду! - Хорошо-хорошо. – Согласился он торопливо. – Как хочешь, так и будет. Так, говоришь, из-за меня пришла, да? Интересно! Не ожидал... - Я... я боялась, что вы умрете! - А тебе что, было бы жаль? – Откровенно усомнился Амирханов. – Ты же меня ненавидишь, вроде? Или уже нет? - Еще недавно я сама вас убить хотела! - Так в чем же дело? Оставила бы меня, сбежала. Нет человека – нет проблемы. И, главное, даже делать ничего не надо! - Дурак! – Не выдержала Ася Он довольно хохотнул. - Кто? - Ты!... То есть, вы. Извините! - Ничего... мне так даже больше нравится. Душевно.... Так что там... про убийство? - Ничего! – Она глубоко вздохнула. – Марина говорила – легко пожелать человеку смерти, но вот убить его... Или даже просто сидеть рядом и смотреть, как он умирает... это может не каждый. Я тогда думала, что она это просто из страха... ну, оправдания ищет... - Правильно думала! - Нет, неправильно... Теперь знаю, я бы тоже не смогла! - Смогла. Любой смог бы. Думаешь, это так сложно? - Вам – просто, без сомнения. - Да причем здесь я? – Вскипел Амирханов. – Кто угодно убьет, если нет другого выхода! Если речь идет о его собственной жизни... или о жизни его близких. Только слизняки не в состоянии защитить ни себя, ни других! Нормальный человек всегда проявляет силу... Если она у него есть. - Вы, значит, нормальный? – Перебила Ася. – Поэтому и напали на меня, сонную? Так вы свою силу... проявляете? - Это другое! Не знаю, поймешь ли... – Начал он со вздохом. - Я просто хочу, чтобы ты была со мной, была моя. Может, для этого я выбираю не совсем... приемлемые способы, даже грубые, но ничего плохого в моих желаниях нет! Ты... просто нужна мне, вот и все. Именно ты! Так получилось... не знаю, почему. - Вот как? – Она присела на краешек круглой, как бассейн, огромной ванны, и с горечью произнесла: . – А можно спросить: зачем? Ну, если честно, зачем я вам? Поиграть? Вы же любите часто менять свои живые игрушки, правда? Развлечься, а потом, когда я надоем, или ваши... прислужники принесут вам фотографию другой хорошенькой девочки, бросить? Скорее всего, отдать им? И день за днем любоваться, как я умираю. Гасну. Как меня внутри все ломается, затаптывается, и остается, в конце концов, одна пустая, безжизненная оболочка. Скажите, неужели, это и впрямь такое уж большое удовольствие для вас? В каждой фразой голос Аси становился тише, и нотки тоскливой обреченности в нем все больше усиливались. - Нет! - Яростно возразил Амирханов. - Что ты говоришь такое?! Кто вложил в твою голову всю эту чушь про меня?! Можешь не отвечать, я и так знаю! Эти люди, как видно, цель себе такую поставили – не давать мне быть счастливым, ни за что! Я вот только сейчас подумал... что, если они меня все время обманывали, и он, в самом деле, ее родной отец?! Похожа ведь, не глазами, так зловредностью, характер – копия просто! Значит, он плел обо мне зловещие небылицы моей жене, а теперь эта девчонка внушает тебе, что я – дьявол из преисподней?! - Какая... девчонка? – Растерялась Ася. – Вы о ком? - Не верь ей! – Горячо перебил он. – Все совершенно не так! Ты нужна мне, чтобы помочь... спасти... чтобы я жил! Понимаешь? Жил, а не сгорал заживо, как все эти годы, не мучился! Я же думал, что со мной уже все... кончено! Думаешь, сам себе сильно нравлюсь такой? Да сто раз хотелось сесть за руль, разогнаться – и в бетон! Чтобы разом все кончилось, и следа не осталось, и даже памяти, что был такой человек, у которого все получалось, все было в жизни, и люди вокруг ему завидовали, а на деле... на самом-то деле, ни черта у него не было! Вот так... Одно только удержало - сын. Для него и остался жить, наверное. Даже водителя завел, сам ездить перестал... чтоб такого соблазна не было – взять, и все закончить разом! Потому, что... они еще нетвердо на ногах стоят, им может понадобиться моя помощь! - Кому «им»? – Спросила Ася, чувствуя, как взволнованный искренний голос снова ее зачаровывает. – Разве у вас не один сын? - Один. Конечно, один. И, увы, очень неприспособленный к жизни. А что? Я что-то не так сказал? Извини, нервничаю просто. Наверное, никогда еще так не нервничал! О чем это я? Понимаешь, я был один, в общем, всегда... Все время. Все обо мне что-то придумывали, образ создавали. Уважали, восхищались, боялись! Да, боялись, наверное, чаще всего... А вот таким, как есть, никто не принимал. И даже не пытался! Ни друг, ни женщина... Пока тебя не увидел – думал, что и будет так, что это судьба, которую не изменишь, но ты... Ты другая, Ася! Живая, настоящая! Ты притворяться не умеешь, придумывать не будешь! Все, что думаешь, скажешь, глядя в глаза. В тебе – сила. Я сегодня это окончательно понял. Мне за тебя держаться надо, ты вытащишь из болота. Ты одна – а больше никто! - Сергей Герардович... - Подожди, дослушай! Думаешь, тебе одной сейчас страшно? Я тоже боюсь! Впервые в жизни – боюсь. Потому, что, когда ты рядом, я не знаю, что мне с тобой делать. Но, главное, я не знаю, что мне делать с собой! - Человеком становиться не пробовали? Это прозвучало с горькой иронией, но она его не задела. - А разве я совсем уже... не человек? Тревожное беспокойство в его голосе заставило Асю усмехнуться. - Вы меня спрашиваете? Я не знаю! Мне кажется... вы чем-то похожи на дракона... который мне все последнее время снится. Или он на вас – уже и не разберешь. Он, кстати, утверждает, что заколдован. Может, и вас какая-нибудь ведьма заколдовала, вот вы теперь и не рады сами себе? Он помедлил с ответом. - Что ж, в какой-то степени... Была такая ведьма. Даже не одна. Наверное, все женщины в чем-то ведьмы. - Даже я? - Ты – особенно. Что-то ты такое со мной делаешь... не знаю. Я как будто другим становлюсь. - Это вряд ли. – Сухо возразила Ася. – Не умеете вы... другим. - Я научусь! Прости меня! – Умоляющий голос снизился почти до шепота. – Выйди, пожалуйста! Клянусь здоровьем сына – не обижу. Волоска на тебе не трону! Ну, как еще сказать?! - Не надо говорить! – Устало вздохнула Ася. – Пусть будет, как будет. И потянула на себя ручку двери. *** Первое, что он сделал – привлек ее к себе, сжав так, что на мгновение стало трудно дышать. С невероятным облегчением шепнул в ухо: - Жива! Ася не задумалась над этим словом, просто не восприняла его сразу. На нее навалилась усталость, как после внезапного испуга, слегка кружилась голова и все реакции были замедленными. Спокойно уткнувшись подбородком в теплое, крепкое плечо, она тихо пробормотала: - А говорили – волоска... - Извини! – Он разжал руки и отступил назад так резко, что девушка пошатнулась. – Я забыл. Это в последний раз. - Ладно, ничего страшного. – Улыбнулась Ася. – В конце концов, бывают же особые обстоятельства. Если, к примеру, на меня бы села оса... - Какая оса? – Рассеянно удивился он, с пристальным вниманием оглядывая ее со всех сторон, как будто очень давно не видел. В полосе электрического света из ванной перехватил запястье одной руки, потом второй, приподнял в воздух, и тут же отпустил. - Обычная оса, - Пояснила Ася. – Полосатая. Я их боюсь очень. Если бы на меня села оса, вы бы ведь не смогли снять ее, не дотрагиваясь до меня? - Не дотрагиваясь? – Повторил он и тихо рассмеялся. – Наверное, не смог бы. Прошел мимо нее в ванную, что-то поискал глазами и, с облегченным вздохом, взял с полки нож. - Давно надо было избавиться от этого старья! Только теперь она начала понимать и отчаянье в голосе за дверью, и испуг, и радость при ее появлении. - Вы подумали, что я... Как Лена Туманова, да? Что я этим ножом... Она не договорила, судорожно сглотнув окончание фразы, а он не ответил. Просто завернул лезвие в бумажное полотенце и быстрым жестом отправил в контейнер для мусора. Потом вернулся к ней, и снова обнял за плечи, дыханием шевеля рассыпавшиеся волосы. Она почувствовала мелкую остаточную дрожь в его руках, и с удивлением спросила: - Вы испугались? За меня испугались? Он с неохотой признался. - Ну, а что? Ты же... – Он сделал паузу, явно чтобы выбрать менее резкое слово. – Упрямая.? А кто знает, что с расстройства взбредет тебе в голову? И, торопясь сменить тему, коснулся воротника рубашки. - Надо бы переодеться. Ладно, это потом. Вернулся к кранам и, пофыркивая, сунул голову под струю. - Чем ты меня облила? Ася присела на краешек дивана, и, наклонившись, подняла с пола отброшенный стакан. - Сок. По-моему, апельсиновый. Это мне ваш Саша оставил. Он почему-то решил по-дружески заботиться обо мне. - Сашка – по-дружески?! Не знал, что он умеет! Ася пожала плечами. - Я сама удивилась. Предлагал лично отвезти меня домой. Амирханов закрутил кран, и, набросив на плечи полотенце, подошел к девушке. - Не похоже на него... – Сказал он задумчиво. – А... почему же ты не уехала? - Хотела прежде узнать, что с вами. Да и машина у него стерильная просто, любую соринку видно на креслах. В первый раз в жизни такую видела, даже сесть страшно. - Так! – Сергей Герардович присел на корточки и, глядя снизу вверх, взял ладони девушки в свои. В его глазах застыла непонятная Асе тревога. - Я хочу попросить тебя. На будущее... Если вы куда-то соберетесь ехать вдвоем с Сашей, пожалуйста, ни при каких обстоятельствах, не садись в его машину! Возьмите в гараже любую из моих. - Почему? – Удивилась Ася. – Какая разница? - Не спорь, пожалуйста! – С раздражением возразил он, и ненадолго задумался. – Ну, если хочешь знать – у него спортивная машина, по спецзаказу, из Италии. Скорость можно развить огромную, а системы безопасности почти никакой. Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось! Он ведь, к тому же, гоняет. Столько раз ему говорил! Асе показалось, что дело здесь не только в модели автомобиля, но развивать эту тему она не стала. - Я имела в виду, какая разница, если я вообще с ним ездить не собираюсь! - Да? – Почему-то радостно переспросил Амирханов. – Ну, и правильно, молодец! Найдем, кому тебя возить. - Сергей Герардович... Вы что, уже все решили? - Что я решил? Он сел с ней рядом, глядя в глаза доброжелательным взглядом. Эта часть комнаты была ярко освещена призрачным лунным светом, и Ася с беспокойством подумала, что до утра еще очень далеко, а настроение Амирханова может меняться с фантастической скоростью. Но молчать тоже было нельзя. - Вы... меня не отпустите? Будете держать здесь, взаперти, как Кощей Бессмертный украденную царевну, пока я не соглашусь в вас влюбиться? Может быть, еще цепями прикуете? - Зачем – цепями? Разве ты куда-то хотела идти? Он улыбался, и эта спокойная, расслабленная улыбка пугала все больше - Домой. - Домой ты не хочешь. – Спокойно возразил Амирханов. - С чего вы взяли?! - Вижу. Не знаю только, из гордости, или просто боишься возвращаться. Она хотела возразить, но почему-то промолчала. - Мы с тобой встретились не просто так. Такое ощущение, что мне в руки дали птицу. Птицу счастья, понимаешь? Только птичка эта очень маленькая и хрупкая. К тому же, все время рвется из рук. Сожмешь сильнее – раздавишь, ослабишь хватку – улетит. Как быть? В клетку сажать тоже не хочется. - Придумываете! – Ася недовольно поморщилась. – Я обычный человек. Если вы начали понимать, что в вашей жизни что-то не так, это к лучшему. Но я ничем не могу вам помочь. И никто не может. Только вы сами. Он удивленно приподнял бровь: в тихом голосе явственно звучало сожаление, даже сочувствие, но в этом не было ничего унизительного. Очень давно никто не разговаривал с ним так... пожалуй, Саша Зорина была последней. И только сейчас Сергей понял, как ему не хватало этого. - И предупреждаю: влюбляться в вас я не буду! Хотя бы, потому, что понятия не имею, как это делается! - А знаешь, я тоже! Девушка растерянно захлопала ресницами - В каком... смысле? Он поправился: - То есть, я-то был уверен, что влюблялся. Потому, что много лет думал только об одной женщине... Но... думал как? Мечтал, чтобы она страдала. Пожалела, что предала меня, не захотела быть со мной. Отомстить хотелось больше, чем быть счастливым. Как думаешь, это можно назвать любовью? - Нет, нельзя. – Твердо, не задумываясь, ответила Ася. – Это деспотизм. Любимому человеку страданий не причиняют. Тем более, не мстят. - Какая ты правильная! – С легкой насмешкой протянул Амирханов. – А если она сама виновата? Если променяла меня на слизняка, с которым не то, что, жить – разговаривать противно? Который ни на что не способен, и ничего не сможет ей дать! - И все-таки, это был ее выбор. Если бы вы действительно любили, вы бы уважали его! - Возможно... – Кивнул он, явно не желая с ней спорить, и неожиданно спросил: - А ты когда-нибудь целовалась? В памяти стремительно пронеслись близкие и ласковые глаза Олега на фоне речного заката, пугающе жаркое дыхание Саши под затылком, еще какие-то эпизоды из полузабытого прошлого. Конечно, поцелуями все это нельзя было назвать даже с натяжкой. - Зачем? От растерянности и смущения Ася задала глупый вопрос, но собеседник, видимо, не счел его таковым. - Да, верно. Без любви, вроде бы, незачем. Я просто вспомнил вдруг... – Он усмехнулся. – Вспомнил, что рассказывал мне как-то знакомый кавказец. Что когда в первый раз целуешь девушку, ее губы сладкие на вкус. Смесь аромата свежего цветочного меда, спелых персиков и чего-то еще, что очень трудно передать словами. Говорил, что если испытаешь это ощущение, хотя бы один раз, потом уже никогда не забудешь. Может, конечно, это просто легенда. Или шутка вообще. Но мне всегда хотелось знать точно. - И вы до сих пор не проверили? Неужели? - Не пришлось! – Он с улыбкой сожаления развел руками. – Там, видишь ли, не все так просто. Во-первых, девушка должна поцеловать первой, во-вторых... она должна действительно, искренне любить. - Да... – Немного насмешливо согласилась Ася. – Это в вашем случае почти нереально! - Увы. С другой стороны – жизнь еще ведь не кончилась? Я еще надеюсь на чудо! Он еще говорил что-то, но Ася уже опустила голову на подлокотник дивана, делая вид, что засыпает. «Если он уйдет из комнаты» - Подумала она. – «Я постараюсь незаметно выбраться из дома. Слишком опасно здесь оставаться, неизвестно, что он завтра придумает. Через забор перелезу, и все. Как-нибудь не заблужусь. Главное, чтобы сейчас он поверил, что я сплю, и оставил меня в покое». Эти мысли были последними в голове уставшей девушки.