Немецкая сталь

      Разрезая волны носовой оконечностью, крейсер уходил прочь от прибрежных скал, оставляя за собой пенный след. Позади остались извилистые фьорды родной базы, впереди лежал долгий путь к базе союзников. Гинденбург лелеял надежду, что к моменту его прибытия Альянс будет ещё един, но не исключал и того, что Империя Сакуры сделает свой ход. Слишком невысокого мнения он был о большинстве капитальных кораблей страны восходящего солнца.       Однако каким бы ни был исход его похода, тяжёлому крейсеру Кригсмарине требовалось как можно быстрее увеличить расстояние между собой и базой. Всё ради хотя бы нескольких минут, что способны подарить тактическое преимущество в бою с преследователями. А что те будут, Гинденбург не сомневался. История того, что ныне называлось Империя Сакуры, ясно показывала любовь к атакам без объявления войны и ударам в спину, и любая утечка пресекалась на корню.       Когда на радаре появились две точки, идущие со стороны базы, Гинденбург не удивился. Он их ждал. Два небольших судёнышка шли на скорости около тридцати пяти узлов, медленно, но уверенно, нагоняя уходящий на всех парах в океан крейсер. Всё же пусть он и был довольно компактно сложен, идти на полной скорости по извилистому фьорду крейсер не мог. Как не мог сразу набрать максимальные тридцать три узла скорости — сказывалось большее в сравнении с преследующими эсминцами водоизмещение.       — Немедленно остановиться и приготовиться к возвращению под конвоем? — прочитал Гинденбург подаваемые ратьеровским фонарём сигналы, посылаемые с заходящего с правого борта эсминца.       Второй эсминец держался левого борта и шёл чуть дальше. Ничего кроме этой смелой парочки Гинденбург не наблюдал ни на радаре, ни тем более визуально. Решив обойтись малой кровью, он отсигналил им свой отказ и совет возвращаться. Спустя некоторое время с идущего по правому борту эсминца, опознанного как класс «Хатсухару», сделало залп носовое орудие.       Два снаряда пролетели над головой персонификации тяжёлого крейсера «Гинденбург» и упали прямо по курсу, подняв вверх столбы брызг. Классическое предупреждение и требование остановиться, дополненное световыми и флажными сигналами.       — Видимо, малой кровью не получится. Жаль… — вздохнул парень.       Стволы кормовых орудий дёрнулись вверх. Внутри башенных установок ожили приводы, наводя чёрные зрачки шести восьмидюймовых орудий на эсминец по правому борту. Носовые же орудия крейсера также взметнулись вверх, но продолжали смотреть по курсу. Гинденбург находился на той грани, что разделяла жизнерадостного парня, любящего свою старшую сестру, и неостановимую машину, несущую смерть и разрушение.       — …Но придётся применить силу, — продолжил он. — Не хочу терять время на всякую мелочь.       Ещё только кормовые башни Гинденбурга стали поворачиваться к цели, эсминцам стало ясно, что боя не избежать. Эсминец слева, Хатаказе, резко повернул направо, до предела увеличивая скорость. Небольшие и лёгкие орудия эсминца быстро взяли цель и сделали первый залп. То же самое повторила и его коллега, Хатсушимо.       Однако, едва из пятидюймовых стволов эсминца класса «Хатсухару» вылетели первые огоньки, шесть кормовых орудий крейсера изрыгнули поток огня и дыма в направлении преследователей. А сам крейсер заложил крутую циркуляцию влево.       Из-за резкого и неожиданного манёвра Гинденбурга первый залп эсминцев лёг мимо цели. Но крейсер оказался более удачливым. Один из снарядов прошёл насквозь носовую оконечность Хатсушимо и, взорвавшись с другой стороны, повредил обшивку. Второй же угодил прямо между палубным настилом и носовой башней главного калибра, пробив барбет и выведя орудие из строя.       Лишь чудом Хатсушимо удалось избежать подрыва боеукладки носовой башни, однако в пробоину начала быстро поступать вода. Более скорострельные орудия эсминцев успели сделать ещё два залпа, прежде чем смогли нащупать дистанцию. Однако к тому моменту преследуемый крейсер сделал ещё один залп кормовыми орудиями, ещё сильнее изуродовав форштевень Хатсушимо.       И, словно этого было мало эсминцам, он закончил разворот, и теперь уже Хатаказе пришлось уклоняться от залпа носовых восьмидюймовок. Это ей почти удалось, но один из снарядов взорвался за кормой, повредив рулевое перо и винты эсминца, почти лишив его хода. Решив не продолжать преследование ради собственной безопасности, эсминцы приступили к установке дымовой завесы и стали выходить из боя.       Гинденбург сделал прощальный залп кормовыми орудиями, попав в самый центр корпуса Хатсушимо, после чего лёг на прежний курс. Эта небольшая перестрелка стоила ему измятой до неработоспособности батареи зенитных автоматов и нескольких подпалин. Но самое главное, она отняла у него драгоценное время, а на радаре уже появились первые сигналы группы преследования посерьёзнее.       Крейсер понимал, что будучи ограниченным только собственными топливными баками, он будет вынужден рано или поздно снизить скорость до экономичной. А это всего пятнадцать узлов. Знали это и преследователи. Они, в свою очередь, этого недостатка были явно лишены и могли спокойно идти эскадренной скоростью в восемнадцать узлов. Постепенно они бы загнали беглеца и навязали ему бой, и в интересах Гинденбурга было, чтобы это «постепенно» протянулось как можно дольше.       По расчётам Гинденбурга, преследователи должны были его нагнать только к утру третьих суток. Спроектированная для длительных одиночных походов главная энергетическая установка и соответствующие запасы топлива давали для подобных мыслей все основания. Плюс обводы корпуса, повышающие эффективность работы движителей.       Но то ли он недооценил Фусо, то ли она применила доселе неизвестную технологию, скопированную у Сирен, итог один — японская эскадра вышла на дистанцию стрельбы главного калибра линкора уже к вечеру второго дня. Каким именно образом почтенного возраста супердредноут смогла держать всё это время скорость в восемнадцать узлов, Гинденбург не интересовало. Становится немного не до размышлений о скоростных характеристиках, когда вокруг падают четырнадцатидюймовые болванки.       Линкор Империи Сакуры вела стрельбу с максимально возможной дистанции. А значит, не имела возможности пристреляться, да и кучность попаданий оставляла желать лучшего. С другой стороны, снаряды с такого расстояния падали под довольно крутым углом, и даже одного попадания хватило бы, чтобы проделать в крейсере сквозную дыру от верхней палубы до днища. Положение Гинденбурга спасало расстояние и его постоянные броски то влево, то вправо, мешавшие противнику скорректировать стрельбу.       — Что же делать… — пробормотал парень, вцепившись обеими руками в ограждение ходовой рубки.       С противным гулом по левому борту в воду упал снаряд, подняв вверх фонтан брызг и столб ярко-жёлтого дыма. Второй снаряд из залпа упал в трёхстах метрах по курсу. В голове парня щёлкнуло, и он резко повернул направо, выведя машины в реверс. Внутреннее чутьё подсказывало, что Фусо всё же пристрелялась, пока он в целях экономии и сохранения скорости ограничивался лишь минимальными манёврами из стороны в сторону.       Чуйка не подвела и в этот раз. Едва Гинденбург закончил разворот, как рядом взмыли четыре водяных столба. Это было накрытие, останься он на прежней траектории, и даже небольшие зигзаги его бы не спасли. Заложив круговую циркуляцию, он огрызнулся неприцельным выстрелом в преследователей.       — С одной стороны, я могу спокойно оторваться от преследования, но они всё равно будут идти за мной по пятам, — вернулся на прежний курс Гинденбург. — С другой, можно навязать бой…       Четыре снаряда упали в сотне метров за его кормой.       — Эх, сестричка Роон мною бы гордилась, — вздохнул он, вглядываясь на запад, где на фоне заходящего солнца виднелось пять чёрных силуэтов. — Пора вспоминать золотые правила ололо-рашера.       Мир для Гинденбурга померк, в его глазах остались только противники и бескрайний океан, ставший полем боя. Восприятие окружающей действительности привычно изменилось. В отличие от других духов кораблей — кансен — Гинденбург предпочитал основной урон наносить противнику во время боя на дальних и средних дистанциях, когда было актуально использовать своё тело-корабль. Так было проще прогнозировать ход боя, нежели в ближней фазе, когда использовалось воплощение.       Он мог хорошо вести ближний бой, Роон и многочисленные бои с Сиренами к другому не располагали. Однако любить и уметь — это два совершенно разных понятия. Поэтому в голове Гинденбурга сам собой созрел план, как навязать противнику выгодные одиночному крейсеру правила боя.       Резко развернувшись, крейсер пошёл прямым курсом навстречу преследователям. Под градом огня вражеского линкора он терпеливо шёл на скорости в тридцать узлов, сокращая дистанцию. Орудия главного калибра давно заряжены разрывными снарядами, и Гинденбург выжидал удобного момента.       Вот он уже может разглядеть противников. Фусо шла в голове строя, следом по правому борту, выстроившись эшелоном, шли Майя и два эсминца. Ещё два эсминца шли по левому борту позади линкора, готовые в любой момент вырваться вперёд, в смертоносную торпедную атаку.       Гинденбург довернул чуть правее, принимая летевший прямо в него снаряд на переднюю правую скулу. Угол был выбран таким образом, чтобы четырнадцатидюймовый бронебойный снаряд прошёл по касательной, не повредив обшивку. Прицелившись, крейсер сделал свой первый выстрел. Полыхнули пламенем носовые орудия, затикал секундомер, отсчитывая время полёта снарядов.       Спустя несколько секунд верхушка носовой надстройки-пагоды супердредноута скрылась из виду во вспышках взрывов и дыме разгорающегося пожара. Четыре из шести снарядов залпа попали точно в цель, выведя из строя носовой командно-дальномерный пост и временно заставив замолчать носовые орудия главного калибра. Феноменальная меткость или удача для артиллерийского боевого корабля. Но Гинденбургу казалось, что это — последствия тысяч часов, проведённых за игрой про военно-морской флот в прошлой жизни. К этому он относил и своё умение подставить корпус под удар таким образом, чтобы получить минимальные повреждения или не получить их вовсе.       Впрочем, бой только начинался. К обмену снарядами вскоре присоединилась Майя, но ей ещё предстояло пристрелять орудия. Фусо же стала поворачивать налево, стараясь ввести в бой все свои орудия и кормовой дальномер. Гинденбург в ответ взял правее, стараясь укрыться от выстрелов вражеского тяжёлого крейсера за огромным корпусом супердредноута и в то же время остаться вне поля зрения её запасного прицела.       Совершая манёвр, Гинденбург развернул свои орудия на левый борт. Грянул одновременный залп двенадцати восьмидюймовых орудий, но его целью был отнюдь не линкор. Прошли секунды, и шедший следом за Майей эсминец окутался всполохами взрывов и брызгами от упавших рядом снарядов. Эсминцу разорвало дымовую трубу у основания, из-за чего она наклонилась в противоположную сторону. Палубу маленького кораблика стало заволакивать чёрным дымом горящего в котлах мазута, но задымление было наименьшей из проблем.       Носовая надстройка превратилась в груду изуродованного металла. Один из торпедных аппаратов сорвало с крепления и выбросило за борт. Лишь чудом удалось избежать детонации боеголовок мощных «Лонг Ленсов». Один из снарядов пробил тонкий металл обшивки и взорвался в кормовой части, переломав валы гребных винтов. Мало того, что из-за повреждения дымовой трубы упала тяга в котлах и снизилась мощность паровой турбины, так теперь эсминец и вовсе лишился хода.       Для Гинденбурга это означало вывод из боя одного из противников. Теперь их было пятеро. Перезарядившись, он хотел было дать залп по четвёртому кораблю в колонне, но тот уже спешил на выручку своему повреждённому собрату, чтобы увести его из-под огня. Удовлетворённо хмыкнув, Гинденбург довернул корпусом, пропуская мимо залп Майи, но тем самым подставил носовую оконечность под один из снарядов залпа Фусо.       Ответный залп крейсера Кригсмарине пришёлся в японский тяжёлый крейсер. Серъёзных повреждений он не нанёс, уничтожив несколько зенитных орудий да выведя из строя одну из батарей универсальных пятидюймовок. Но этот залп предназначался эсминцу, а вовсе не крейсеру, поэтому результаты ничуть не огорчили Гинденбурга.       Он, продолжая идти носом на Фусо, ловко лавируя между летящими в него снарядами супердредноута, выцеливал уязвимые места Майи.       Принять залп десяти восьмидюймовых орудий на левую скулу бронепояса. Больно и неприятно, но серьёзных повреждений удалось избежать. Довернуть корпусом, подставляя борт под удар крейсера, но в то же время удерживая его в секторе обстрела кормовых орудий. Немецкие восьмидюймовые пушки на голову превосходят свои японские аналоги, и вот они нашли цель. Одновременно три корабля изрыгнули в противников тонны стали и огня.       Выстрел Майи пришёлся в основном по бронепоясу, однако пара шальных снарядов всё же нанесла урон. Одно из универсальных ста миллиметровых орудий превратилось в груду бесполезного металла, в ангаре же с самолётом-разведчиком вспыхнул пожар, уничтожая немногочисленную авиагруппу.       Бронебойные снаряды Гинденбурга впились в корпус Майи подобно изголодавшимся по плоти шершням. Четыре срикошетило от бронепояса и скосов бронеплит орудийных башен. Ещё два прошли мимо целей, сломав небольшие антенны. Но шесть, половина залпа, попали в цель.       Один из снарядов угодил в прикрытую брезентом технологическую щель в лобовой бронеплите, в которой было установлено орудие. Удар о казённую часть ствола взвёл взрыватель, и пока снаряд ударялся об верхнюю плиту и рикошетом отправился вниз, привёл в действие основной заряд взрывчатого вещества. Подрыва боекомплекта удалось избежать, но передняя носовая башня оказалась безвозвратно выведена из строя.       Второй снаряд пробил барбет второй башни и застрял в приводном механизме, где и сдетонировал, намертво заклинив орудие и лишив возможности вести огонь. Остальные под разными углами вошли во внутренние объёмы корпуса Майи, идя к общей цели — укрытому в цитадели котельному отделению. Два взорвались на полпути, пробив топливные цистерны и спровоцировав пожар во внутренних отсеках. Третий превратил в груду обломков паровую турбину правого борта, четвёртый же вывел из строя два котлоагрегата.       Объятая пламенем Майя стала терять ход и вываливаться из строя, получив следом ещё три бронебойных подарка от немца, сильнее изуродовавших корпус. Но и сам Гинденбург пострадал в этом обмене выстрелами.       Повернувшись бортом к вражескому крейсеру, Фусо выждала нужный момент, сведя все двенадцать орудий в одну точку. И как только она его дождалась, сделала выстрел. Большинство снарядов безвольным звоном ударились о грамотно поставленный бронепояс, но несколько всё же нанесли повреждения. Так, один из снарядов погнул лобовую плиту первой носовой орудийной башни, лишив крейсер возможности менять возвышение двух стволов. Другой, срикошетив от верхней бронеплиты орудийной башни и сломав по пути зенитное орудие, влетел в боевую рубку, превращая её в руины. Третий хоть и срикошетил, уйдя в воду, но всё же смял носовую обшивку и разорвав несколько сварочных швов. Последний, попавший в цель снаряд, прошёлся по палубе, сорвав с креплений универсальное орудие и взорвавшись возле торпедного аппарата. Последовавший следом мощный взрыв торпед вызвал на лице Фусо злорадную улыбку.       Гинденбург, скрипя зубами от боли в правом боку, разворачивался бортом к супердредноуту Империи Сакуры. Он мог сделать два залпа до того, как Фусо успеет перезарядить свои орудия, и за эти два залпа ему предстояло как минимум вывести её из боя. Поэтому первые выстрелы уцелевших орудий главного калибра крейсера были сделаны разрывными снарядами по кормовому контрольно-дальномерному посту Фусо и надстройке.       Но удача в этот раз отвернулась от самого совершенного крейсера Кригсмарине. Надстройка объята пламенем, но дальномер цел и держит его в прицеле. Не теряя времени, Гинденбург зарядил бронебойные и выстрелил точно в центр корпуса Фусо. На расстоянии в шесть километров его восьмидюймовые снаряды уже могли уверенно пробивать броню старого супердредноута, но этого расстояния недостаточно, чтобы её четырнадцатидюймовые болванки пробивали корпус крейсера насквозь.       Прогремел страшный взрыв. В центре Фусо в небо взмылся столб ярко-оранжевого пламени. Затем ещё один — это уже подбитая прежде башня «Антон» Гинденбурга окуталась чёрным дымом, потеряв прежнюю геометрию. «Бруно» попаданием сразу двух снарядов сорвало с креплений и выбросило за борт. «Цезарь» и «Дора» огрызнулись ещё одним залпом по горящему линкору, но он уже не противник. Взрыв порохового погреба, да ещё и в центре корабля, лишил Фусо возможности продолжать бой, если та не хочет разломиться надвое.       Супердредноут проявил благоразумие и повернул влево, укрываясь за дымовой завесой эсминца. Гинденбург заложил резкий разворот направо, огрызнувшись напоследок кормовыми башнями по эсминцу. Выстрел был не прицельный, скорее чтобы напугать, чем нанести урон.       Раскручивая гребные винты на полные обороты, Гинденбург стал уходить прочь от места боя, оставляя недобитых преследователей в покое. Потеря двух башен главного калибра — это слишком большая цена за остановленных преследователей, и он не намерен оставаться, чтобы заплатить больше.       — Можно сказать, легко отделался, — произнёс Гинденбург, рассматривая с высоты мостика дымящееся кольцо барбета башни «Бруно». — Всё же реальность отличается от игры, где крейсер десятого уровня запросто разделается с крейсером восьмого и линкором шестого. Если только реальный противник не тупой, неспособный к обучению бот.