Рассвет растерзанной пустоты.

      Рейх лишь хищно улыбался, видя страх, боль и панику в глазах мужчины. Нацисту это нравилось. Нравилось видеть мучения Союза, боль, тяжкое дыхание СССР после побоев, его болезненные выкрики и реки крови вытекающие сейчас из побитой тушки коммуниста. Садистическое удовольствие ещё и приносили слёзы, скатывающиеся по щекам Совета. Ну как можно не возбудиться от вида искалеченного врага, притом, если знать то, что до этого избил его именно ты сам? Именно потому сейчас наци захотелось увидеть ещё больше боли в янтарных глазках Союза, при этом понимая, что таким образом он избавится ещё и от своей небольшой «проблемки» в виде стояка. Скажем так… Рейх убьёт двух зайцев одним выстрелом.       Пока Третий рассуждал о том, какую сейчас пытку для Союза совершит — сам коммунист в панике пытался доползти до двери из камеры, а после попытаться убежать, хотя разве он сможет это сделать в его-то положении? Нет. Но СССР это сейчас мало волновало, ибо желание остаться в живых было куда сильнее физической боли, именно поэтому тот, кое-как сумев доползти до, так удачно оказавшейся открытой, двери, быстро поднялся на ноги, после выбегая из камеры, чего не мог не заметить нацист, до этого витающий в своих маниакальных мыслях.       Коммунист бежал, абсолютно не обращая внимания ни на сильную боль во всём теле, ни на бежавших за ним «гиен» нациста, ни на властные и злобные крики его самого. Сейчас мужчиной управляло только желание выжить и не быть изнасилованным его врагом. Вот только Союз не знал, что этим своим действием делает куда хуже себе самому, загоняя себя в ловушку. Незнамо куда бежит, коммунист забежал в тупик, откуда выхода и пути к отступлению явно не было, однако Союз не был глупым и нашёл то место, где можно было спрятаться. Этим местом оказался еле заметный, тёмный проём в стене, откуда сам коммунист мог всё видеть, но его самого заметно бы не было. Союз слышал спешные шаги и громкие, явно разозлённые крики Третьего Рейха, который приказывал обыскать каждый угол этого здания и найти «мерзавца советского». Сам же нацист, отдав приказ своим солдатам, пошёл искать Союза самостоятельно. Идя по коридору, нацист неожиданно наткнулся на свежий след крови и тут уже не было сомнений, кто же мог его оставить, а потому ариец пошёл по кровавым каплям на полу, которые вскоре привели его к месту, где спрятался СССР.       Услышав чёткие, мерные и в какой-то степени тяжёлые шаги, отбивающие некий ритм при каждом шаге нациста, Союз прикрыл ладонью рот и нос, дабы его дыхание казалось не таким громким, помимо этого пытаясь усмирить своё громкое сердцебиение. Но нацист уже знал, где именно спрятался Совет, ибо кровавый след из капель вёл именно в тот проём, где сейчас сидел коммунист. Поняв свою явно глупую оплошность коммунист помотал головой, мысленно виня себя в том, какой же он всё-таки идиот и не подумал об этой улике в виде своей рубиновой и столь важной для организма жидкости, которую он оставлял после себя при каждом своём шаге. Разозлённый же ариец, в свою очередь, смотрел своим холодным взглядом именно на Союза, очертания фигуры которого уже сумел разглядеть в тени того самого проёма. Сейчас Третий походил на хищника, который так тщательно ищет свою жертву, коей в данный момент и являлся Союз. — Вот я тебя и нашёл, чёртов коммунист. Разве ты ещё не понял, что убежать тебе не получиться? Если ты действительно думал, что сможешь отсюда так просто свалить, то ты действительно идиот, Союз. — ариец улыбнулся, показывая свои острые клыки, после снимая свою фуражку и поправляя чёрные, как смоль волосы, после чего вернул фуражку на законное место. Союз же просто молчал, действительно понимая, что он дурак и просто выбежал из камеры, даже не продумав план побега. — Выходи, я тебя уже давно нашёл, так что можешь не прятаться в своём «укрытии». Или ты предлагаешь мне вытащить тебя за шкирку оттуда?! Рейх зол. Очень зол. И это было заметно невооружённым взглядом. Также можно было заметить и то, как тот старался держать себя в руках и не избить коммуниста по новой прямо тут. Но, не увидев вообще какого-либо действия со стороны СССР, нацист, не церемонясь, достал из кобуры пистолет, стреляя из него в стену, буквально в миллиметре от головы Совета. Естественно от сия действия коммунист, явно не ожидавший этого, буквально чуть ли не вывалился из своего укрытия, сразу после попадая в цепкие лапы нациста, который тут же взял того за шкирку и потащил обратно в камеру. — За эту попытку побега, гнида советская, я ещё больше ужесточу твоё наказание. И уж поверь мне — обычными пытками ты не отделаешься. Сразу после своего высказывания, немец почувствовал то, как коммунист вздрогнул, что вновь заставило появиться маниакальную улыбку на лице нациста.       Дойдя до камеры, Третий, особо не церемонясь, грубо кинул уже вновь напуганную, но всё ещё не потерявшую надежду на побег, тушку коммуниста на пол камеры концлагеря, после заходя в эту же камеру и захлопывая, а после и закрывая за собой дверь. Коммунист с ужасом смотрел на немца, не веря тому, что тот сейчас на самом деле хочет сделать. Нацист же в свою очередь начал подходить к Совету, после повалив и прижав Союза к полу, болезненно взяв низлежащего за запястья и поднимая их над головой нижнего. — Сейчас ты поплатишься абсолютно за все свои слова, сказанные тобой в первые минуты нахождения здесь, а также и за свою чёртову попытку побега. Ха! Союз, ты точно конченый идиот!!! Коммунист в свою очередь сейчас брыкался и пытался вырваться. — Отпусти меня, сейчас же, ты... Ты... Выродок! Ты не посмеешь сделать это со мной! Я... Я отомщу тебе за это, гадина нацистская!!! Отпусти меня, подо-… Однако Союз так и не смог договорить, ибо его оборвали пощёчиной на полуслове. — Заткнись! Я ненавижу, когда много говорят! А особенно я ненавижу когда это делаешь ты! — нацист положил свои руки, а шею Союза, после вдавливая ту в бетонный пол. — Ты, что, ещё не понял, что главный здесь я?! И делать сейчас я буду то, что захочу. Не забывай — сейчас в моих руках твоя жизнь и я буду делать с тобой всё, что моя душа только пожелает. Ты — находишься на МОЕЙ территории. Захочу — убью, захочу — сделаю калекой и это зависит уже далеко не от тебя, а от моих желаний и моего настроения! — Рейх продолжал одной рукой душить коммуниста, в глазах которого уже темнело от нехватки воздуха, отчего Союз даже сопротивляться и брыкаться перестал, ибо ему на это сейчас просто не хватало сил. Нацист же, заметив то, что коммунист значительно ослаб, начал стягивать, хотя здесь больше подойдёт слово «срывать», одежду с Союза. Убрав руки от шеи СССР, Рейх расстегнул ремень на своих штанах, после стягивая их до колен. Коммунист же сейчас постарался отползти, при этом кашляя от удушья, происходящего до этого, но попытка отползти тут же была присечена громким хлопком по бедру коммуниста, который вскрикнул от удара, что заставило нациста садистски улыбнуться.       Грубо взяв и притянув к себе за ноги коммуниста. Союз слёзно умолял Рейха не делать то, что тот задумал, но нацист будто не слышал его. Хотя какое дело наци до просьб его врага? Вот именно — никакого, потому нацист грубо толкнулся в нутро Союза и комнату резко наполнил громкий, болезненный вопль коммуниста, который лишь радовал уши Рейха, заставляя улыбнуться того ещё больше и тут же начиная жёстко и грубо втрахивать СССР в шершавый, холодный, испачканный в крови, бетонный пол камеры. Тут и думать не нужно, чтобы понять, что Рейх порвал Совета. Из глаз Союза с новой силой потекли слёзы, а Третий лишь продолжал ещё грубее и быстрее вдалбливаться в Союза, порождая на свет всхлипы, вскрики и болезненные стоны. СССР же, спустя некоторое время оказался в прострации, отвернувшись в сторону от лица нациста и начиная смотреть в стену. Взгляд больше не излучал каких-либо эмоций. В нём больше нельзя было увидеть ни злобы, ни ярости. Он был пустым. Стеклянным. Почти как у куклы. Внутри коммуниста сейчас явно что-то треснуло и разбилось. Возможно это была надежда, возможно это было что-то другое, не менее важное. Но суть остаётся всё той же — это что-то сломалось и его больше нет. Коммунист пуст. Использован и изнасилован. Неужели он больше не такой сильный, как до этого? Позволил трахнуть себя, дак ещё и кому? Своему врагу! Он унижен и втоптан в грязь лицом.       Коммунист уже потерял счёт времени. Сколько времени его втрахивали в бетонный пол? Час? Два? Да какая к чёрту разница?! Результат один — он изнасилован своим врагом, при том, что ещё и отбиться не смог. «Потрясающе». Рейх вышел из камеры примерно минут 8 назад. Коммунист за это время успел отползти в дальний угол камеры и сесть там, при этом поджав колени и уткнувшись в них, после начиная ронять слёзы осознания произошедшего. Неужели он на самом деле настолько слаб, что позволил сделать это с собой?..       Просидел Совет в раздумьях примерно час, при этом даже не двигаясь с места. Не было ни силы, ни желания продолжать как-либо функционировать после изнасилования. Появилось желание убить себя. Распороть живот, срезать свастику и надписи на немецком, вырезанные нацистом на его теле так, будто он был какой-то старой тетрадью, которую было не жалко замарать чернилами и ярко красными каплями крови. Союз хотел избавить своё тело от этих надругательств Рейха. Хотелось избавиться от засосов на теле, от ран, от чувства незащищённости и дикой вины, как минимум перед самим собой.       От раздумий коммуниста прервал вновь зашедший в камеру нацист в уже переодетой, идеально белой, не испачканной в крови русского, рубашке с ложкой, иголками и горелкой в руке, лишь показывая то, что мучения русского на изнасиловании далеко не закончатся, вот только в глазах коммуниста больше не было ни страха, ни злости, ни паники. В них было полнейшее безразличие. Как бы то смешно и невозможно ни звучало, но Совет сломлен. Кто бы мог подумать, что его окажется так просто сломить? Или же это всё-таки лишь прикрытие и коммунист сейчас лишь строит вид того, что сломлен, дабы ослабить бдительность нациста и сбежать? Возможно так и есть, но мы пока не будем говорить на самом ли деле это так или же всё-таки нет.       Видя пустоту, спокойствие и безразличие Союза — Рейх нахмурился. Ну конечно, кому же понравится, что его игрушка «сломалась» и больше не показывает никаких эмоций? Вот и я думаю, что никому. Резким выпадом, буквально в два шага нацист преодолел расстояние, подходя к Союзу и надменно смотря на того сверху вниз, после грубо поднимая лицо того, заставляя, наконец, перевести взгляд с заляпанного кровью пола, на своё лицо. — Какого чёрта ты никак не реагируешь на моё появление в комнате, шваль советская?! — однако увидев то, что Совет не отреагировал абсолютно никак и на его выкрик, продолжая всё также пустым взглядом смотреть на него, немец, как бы странно это ни было, заволновался по поводу состояния Союза. — Эй, я с тобой разговариваю, мудозвон! Не получив реакцию и на это высказывание Третий оскалился, после ударяя коммуниста в живот ногой, что естественно заставило согнуться Союза пополам и болезненно промычать, выплюнув кровь. — О, так ты всё-таки жив! И к чему был этот цирк?! Выбесить меня захотел?! Что ж, у тебя получилось сделать это! На лице вновь сверкнула страшная ухмылка, а взгляд ярко-голубых глаз не источал ничего, кроме холода и желания навредить. Отпустив лицо Союза из своей руки, наци немного отошёл, после включая горелку и начиная разогревать на ней ложку под явно недоумённый взгляд Союза, наблюдающего за этим. СССР было явно не понятно, зачем нацист разогревает часть ложки на горелке, при это явно что-то задумав, что было видно по одному-лишь выражению лица Третьего. Вскоре немец поднялся, держа в руке ложку, с одной стороны разогретой докрасна. Резко, наци накинулся на Союза, садясь тому на живот и фиксируя его руки, тем самым полностью обездвиживая коммуниста. После данных действий, Рейх крепко взял Совета за голову, не давая ему двигать сей частью тела, и начал подносить раскалённую ложку к правому глазу коммуниста, маниакально смотря на появляющуюся панику в глазах СССР, в которых, кажется, ещё минуту назад царили пустота и безразличие. Союз начал дёргаться и пытаться вырваться. Ясное дело, что Совет не хочет остаться без одного глаза, но все его попытки не увенчались успехом и ложка всё же коснулась глазного яблока, прожигая оболочку того, что позволило войти раскалённому предмету куда глубже в глазницу, вызывая неимоверно сильную боль у владельца глаза. Комнату наполняли насыщенные крики боли и явного страдания, что не могло не нравится нацисту, что продолжал вертеть ложкой, расковыривая ещё больше глазницу коммуниста, из которой уже выливалась кровавая каша из крови, оболочки глаза и лопнувшего белка. Вдоволь насладившись этим действием, Рейх ухмыльнулся, смотря на корчащегося от боли и дрожащего от слёз, текущих из одного оставшегося глаза, коммуниста. Немец решил всё-же дать передохнуть коммунисту и поднялся с бедного парня, после отряхивая свою военную форму и идя к выходу из камеры. — Увидимся завтра, недоносок~       Под эти слова немец вышел, а после дверь камеры захлопнулась и закрылась на ключ, оставляя коммуниста одного, в болезненных судорогах и полной темноте. Что же немец приготовил для союза на завтра?.....