Охра

Киришима правда думает, что вспышки агрессии Бакуго — это то, с чем можно справиться. Это не легко, но это не смертельно. И первые дни, когда Мина понемногу сводит его с таблеток, становятся тяжёлыми, но следующие дни становятся настоящим испытанием. Тем не менее, Киришима всегда здесь, чтобы посмотреть Бакуго в глаза и слегка кивнуть ему, напоминая, что он рядом. Всё хорошо, потому что он рядом. — Это экспериментальное лекарство, разработанное компанией, — признаётся Мина. — В какой-то степени эта сделка была выгодна нам обоим. Киришима ни за что не винит её, но думает о той степени, в которой отчаивается Бакуго, раз уж идёт на такое. Дни пролетают друг за другом, но Бакуго продолжает тусоваться с ними, не покидая компании, потому что так он может доказать себе, что способен быть внутри социума, потому что в силах справиться с собой. И все вокруг рядом, чтобы помочь ему. Даже Изуку и безучастный Нейто, которые зачастую не говорят ничего о произошедшем, но делают обстановку более благоприятной для Бакуго. Иногда это работает. Но иногда Бакуго по-настоящему не в настроении, и обстановка давит на него так сильно, что пульсирует в висках. Он неосознанно переходит в защиту, и тогда страдают все. Это случается тогда, когда он внезапно замирает под стеной в квартире Киришимы, где они собираются всей толпой, чтобы просто поужинать вместе. Ничего не происходит, но в его голове определённо что-то щёлкает. Он смотрит на всех с опаской, словно собирается защищаться, но всё становится хуже, когда Шото тянет к нему руку, чтобы помочь прийти в себя. Изуку реагирует достаточно резво, чтобы оттолкнуть Шото и прикрыть его собой, когда Бакуго намеревается поступить с ним чересчур жестоко. Они все замирают, и тогда Шиндо смотрит на Киришиму, а затем переводит взгляд на остальных. — Мы выйдем ненадолго, — и он снова обращается к Киришиме: — Справишься? И только после того, как Киришима кивает, они все выходят в сырой холодный подъезд, и сначала Изуку сокрушается, но затем Каминари говорит что-то глупое и они все расходятся в хохоте. Это почти защитная реакция. Киришима смотрит на Бакуго, и в его глазах нет никакого сочувствия. Хорошо, потому что это точно бы погубило Бакуго. Он приближается медленно, протягивает руку, чтобы проверить, позволено ли ему прикоснуться к Бакуго в теперешний момент, а затем совсем неосязаемо прислоняется к нему и стоит так, пока дыхание не выравнивается у них обоих. Бакуго обороняется и не даёт никому приближаться к себе, когда ему кажется, что все вокруг могут обидеть его, и ему требуется максимальная выдержка, чтобы переубедить свой мозг и доказать, что Киришима не способен причинить ему вред. Это Киришима. Это ведь Киришима. И он подпускает его к себе, закрывая глаза и громко выдыхая. И Киришима видит, как он нервничает, и Киришима справляется. Или это случается, когда Бакуго оказывается за баром, и к тому моменту, когда Киришима успевает прибежать, человек без сознания уже лежит в подворотне, испачканный в грязи мокрого асфальта. Бакуго смотрит сначала на свои руки, а затем переводит взгляд на Киришиму. Бывают моменты, когда он полностью теряет себя, и его агрессия наполняет всё вокруг, пока не вываливается на кого-то конкретного. А когда он приходит в сознание, то всё, что ему остаётся делать — бояться поднять взгляд, чтобы не увидеть ответный страх на лице того, кто дорог ему больше всего. Но Киришима подбегает к нему первым. Он оглядывает сначала его руки, чтобы убедиться, что они в порядке, а затем быстро переходит на лицо Бакуго и выглядит по-настоящему взволнованным. — Ты в порядке? — не прекращает повторять он. Его волнует, в порядке ли Бакуго. Рядом лежит человек, которого он избил до полусмерти, но Киришиму волнует, в порядке ли Бакуго. И тогда подходит тот самый момент, который паническая атака использует, чтобы сломать его. Осознание вины, ответственность, раскаяние. Всё это собирается в нём единым комом, чтобы душить изо всех сил, пока чужие руки не прижмут его к себе и не распустят грёбаный ком, открывая Бакуго доступ к кислороду. Он видит монстра из детства практически каждый раз. Даже сейчас, над Киришимой. Он гадко ухмыляется ему, чтобы напомнить всё то, что Бакуго успел запомнить из своего прошлого. Чтобы напомнить ему об отчаянии и о том ужасающе сдавливающем чувстве — о бессилии. Он действительно был совсем бессилен в то время. Так бессилие — его новый монстр? А иногда всё становится лучше, и ему даже кажется, что никаких монстров не существует. Он может целовать Киришиму и ощущать чувства достаточно ярко, чтобы они были настоящими. Всё может стать лучше, но всё не будет идеально — и это то, что Киришима понимает и с чем абсолютно готов смириться. Они в баре, и Бакуго больше не нужно печатать что-либо, чтобы спросить у Мины совета. Киришима переключается на Нейто в момент, когда Шиндо увлекает Бакуго в разговор. — Что-то изменилось, — неуверенно начинает он, — когда Шинсо узнал об этом? — Да, — кивает Нейто. — Он теперь очень внимательно изучает уроки минета. Киришима закатывает глаза. — Я серьёзно. — Я тоже. Не отлипает ни на секунду. И надо же, — Нейто стреляет бровями, — подружился с Хэвеном. Спрашивал у меня что-то про свой стриптиз, типа не бросить ли ему, раз уж мы теперь вместе. Боже, серьёзно? Он красивый и сексуальный, а его танцы — искусство, и это полностью его стезя. Разве от мечты можно отказаться так просто? — Можно, если находишь важного для себя человека, — улыбается Киришима. — И ты сказал, что вы вместе? — Важный для тебя человек ни за что не позволит тебе отказаться от своей мечты, разве не в этом смысл? — Нейто скрещивает руки на груди. — И это он сказал, а не я. — А что скажешь ты? Нейто усмехается. — Скажу: налей-ка мне ещё текилы, парнишка-бармен. Киришима ничего не отвечает, но выполняет заказ. Он мельком оглядывает Нейто: пальто и никаких признаков церковной одежды. Нейто меняется, и его стремление к нормальному означает лишь то, что ураган внутри его души потихоньку утихает, чтобы дать ему возможность, наконец, выдохнуть. И это, наверное, единственное, чего Нейто не знает о себе. Днём позже Изуку объявляет, что они успешно заканчивают съёмки нового масштабного проекта. И даже несмотря на некоторые трудности (здесь он смотрит на Бакуго) и бессонные ночи, которые он проводит вместе с группой монтажников, проект находит отклик среди их аудитории и приносит успех даже больше того, на который они рассчитывали. И это приглашение на глобальное празднование. Ох, и Бакуго ведь может пить алкоголь. Но, правда, не рискует. Почти в час ночи, сидя у барной стойки и наблюдая за тем, как Изуку отжигает, впитывая весь свет прожекторов каждой клеткой своего тела, Нейто просит у Шинсо телефон. — Мой калькулятор не может сделать это, но мне нужно отправить видео одному человеку. Шинсо отдаёт ему свой телефон, а позже пытается разглядеть номер, который Нейто набирает, чтобы отправить видеофайл. И номер оказывается ему не знаком. — Кто это? — спрашивает Шинсо. Нейто пожимает плечами: — Даби. — Кто такой Даби? — Кто-то вроде главаря криминальной группировки, в которой торчит Хэвен. И это явно не блядское объяснение для Шинсо. Он разворачивается на высоком стуле и упирается в Нейто вполне оправданным недоумевающим взглядом. — Хэвен состоит в криминальной группировке? У тебя есть номер их главаря? И ты — боже блядский — отсылаешь ему видео с танцующим Изуку? Нейто поворачивается к нему, легко усмехается и отдаёт телефон обратно. — Ты видел Хэвена, разве он не похож на кого-то из группировки? Они хорошо спонсируют церковь и не приносят проблем. А Даби… — он уклончиво замолкает, — …что ж, он вполне может быть тем, кто подойдёт Изуку. Или кто сможет усмирить его, по крайней мере. И Даби действительно появляется. Будучи полной неожиданностью для Изуку, который двигается так развязно и чувственно, оправдывая залитый в себя алкоголь; который двигается, потому что это единственное время, когда ему разрешено не думать. Он танцует и явно не замечает ничего перед собой, но знает, что получает повышенное внимание прожекторов, хотя ему больше нравится танцевать в темноте, когда единственное, что сопровождает его — разноцветные огни, скользящие по его щекам, рукам и утопающие там, где задирается одежда во время движений. Даби слегка опускает голову на бок. Почему-то люди вокруг предпочитают держаться подальше от него, и так даже лучше. Он делает шаг вперёд, и это достаточно незаметно, чтобы Изуку даже не понял того, рядом с кем выгибается, и об кого так усердно трётся его спина вместе с ягодицами. Он не оборачивается, но поднимает голову наверх. И там его встречает лишь сладостная ухмылка Даби и его горящие глаза. И почему-то Изуку совсем не видит нужным как можно скорее отпрянуть от него. Он замирает в этой позе, а затем всё же опускает голову и оборачивается, не делая ни шагу назад. Его грудная клетка быстро приподнимается от глубоких вдохов, а в горле совсем пересыхает. Шиндо отдёргивает Шото с Бакуго, и они успевают заметить лишь то, как медленно Даби склоняется над Изуку и как довольно шепчет прямо ему на ухо. Но Изуку всё ещё непоколебим: — Ты похож на змею. — Ты о ней? — Даби указывает на татуировку, ползущую по шее и выглядывающую даже сквозь воротник чёрной рубашки, скреплённый брошью из серебряной цепи и драгоценных камней. И в каждом его движении — Изуку должен признать — чувствуется такая властность вместе с харизмой, что это заставляет оторопеть. Изуку кивает, и тогда Даби склоняется ближе к нему, чтобы прошептать на ухо: — Хочешь увидеть её полностью? Шото подходит к ним. Он смотрит сначала на Изуку, а после и на Даби, задерживая на нём взгляд чересчур долго, и челюсти его даже немного сжимаются. Даби выглядит незаинтересованным, но то, как он смотрит на Шото, это явно то, как смотрят на назойливого соперника. А Шото явно приходится ему соперником, раз уж Изуку так реагирует на него. — У тебя всё в порядке? — спрашивает Шото, и Изуку даже едва слышно цыкает. — Всё в порядке, — натянуто улыбается он. — Кто-то свистнул кошелёк у этого болвана, поэтому я пообещал, что угощу его коктейлем в знак утешения. Не о чем переживать. Шото смотрит слишком недоверчиво и даже как-то неохотно разворачивается, но всё же уходит, оставляя их наедине. — Свистнул кошелёк? — ухмыляется Даби. — Я могу купить весь этот клуб, если всего лишь продам свою брошь. — О, надо же, — и Изуку возвращает ему ухмылку. — Прости, что задел твою гордость. Даби проводит пальцами, хватаясь за Изуку сбоку. Он очерчивает его рёбра с правой стороны и опускается на тазобедренную кость. И Изуку ощущает, что блядски не справляется. — Тебе правда везёт, что ты нравишься мне так сильно, — говорит Даби с чёртовым придыханием, и Изуку всеми силами пытается подавить каждый томный выдох. Aram MP3 — Not Alone Бакуго становится лучше. Временами. Они сидят в Underground, и Аизава напоминает Нейто об участии в фестивале, но тот лишь выдыхает достаточно громко, чтобы считать это неуважительным. Впрочем, он всё ещё помнит об ответственности, которая на нём лежит. Бакуго тянется в карман за телефоном, и в этот раз дело не в сообщениях от Мины. Он смотрит на подсвеченный экран, но вызов всё ещё не прекращается, будто его отец действительно надеется, что Бакуго ответит. Теперь, когда вся правда всплывает наружу, он знает, что Бакуго не сделает этого. Поэтому он идёт другим путём. Когда Бакуго собирается на встречу, посвящённую новому проекту в коллаборации с A! Life, отец Бакуго идёт другим путём. И тогда по дороге Бакуго встречается два знакомых ему человека. Он устало выдыхает. Чёрт, и у него ведь даже не остаётся времени, чтобы попрощаться с Киришимой Эйджиро. Как внутри каждого сломленного человека, так и внутри Бакуго также существует принятие. Оно граничит с агрессией, и оно отрицается, но оно вполне осязаемое. Он сдаётся без какого-либо сопротивления: он будто знает, что должен. И люди не отводят его к отцу, но приводят в обычный гостиничный номер и ничего не предвещает беды. Бакуго оглядывается. Торшер выглядит достаточно занимательно, чтобы начать с него. Чтобы приняться за уничтожение и начать с него. — Где отец? — спрашивает он. И один из телохранителей вполне доступно объясняет: — Его здесь нет. Ну надо же. А Бакуго и не заметил. Тогда подключается второй: — И не будет. Бакуго кивает. Это не ловушка, но это приказ свыше, и это бесит его ещё сильнее. Он брыкается так сильно, что успевает сломать нос одному из них в процессе. Но второй заламывает его руки. — Вы привели меня сюда, чтобы я поговорил с ним, — шипит он, — чтобы я объяснил ему происходящее. И тогда второй качает головой: — Никто не говорил тебе этого. Чувства разворачиваются внутри Бакуго с новой силой. Они настолько стремительные, что он зависает поначалу, и теряет себя на некоторое время, но оживает после. Телохранители говорят ему, что теперь он здесь, чтобы обдумать своё поведение и немного прийти в себя, и что отец разберётся с ним позже. Позже — это когда Бакуго будет достаточно в отчаянии, чтобы управлять им было как можно легче. И тогда оскал Бакуго ломается. На другом конце Чикаго Киришима снова нервничает, потому что телефон Бакуго в отключке. И Шиндо звонит ему, чтобы узнать, где пропадает Бакуго, раз уж пропускает такую важную встречу. Они все собираются вечером в доме Киришимы, и никто до сих пор не может наладить связь с Бакуго. Тогда Мина звонит им по видеосвязи и выглядит чересчур взволнованной. Видеосигнал прерывается через каждую минуту, но Киришима берёт телефон Шиндо в свои руки и пытается впитать всё, что Мина передаёт им, но не понимает ничего. Шиндо становится достаточно серьёзным, и Изуку догадывается. — Это его отец, — говорит он, — не знаю, можно ли назвать это похищением, но происходит что-то вроде этого? Они разбредаются, чтобы узнать информацию, и к утру Киришима остаётся вместе с Нейто, Шинсо, Каминари и Сэро, потому что ему необходимо, чтобы кто-то был рядом с ним. Каминари и Сэро находят информацию об отце Бакуго в интернете, а Нейто выдвигает всевозможные теории, но этого всё ещё недостаточно. Утром компания Бакуго возвращается обратно в квартиру Киришимы. А самого Бакуго посещают два амбала, и в руках у них поднос с завтраком. Им не нравится то, что Бакуго успевает учинить с гостиничным номером в их отсутствие, но они решают не делать на этом большой акцент и выходят в коридор, чтобы посоветоваться, стоит ли сообщать об этом боссу. А в момент, когда один из них решает вразумить Бакуго и хорошенько потрясти его за плечи, Бакуго едва не ломает ему руку. Он склоняет голову на бок, и выражение его лица сообщает, что он больше не собирается шутить. Тогда его снова оставляют наедине с собой, и это всё, что нужно. Бакуго делает самую отчаянную и безумную вещь в своей жизни: собирается спрыгнуть вниз с девятого этажа при помощи паркура и злости. Он долго прицеливается, но охранники уже здесь, и они понимают. Ему удаётся заставить ковёр собраться под их ногами, и он бьёт так сильно, словно понимает, что второго шанса у него не будет. У него недостаточно сил, чтобы обезвредить двоих амбалов, прошедших спецподготовку (его отец действительно знает, кого нанимать против него), но он не может позволить себе сдаться. Он вспоминает Киришиму. Вспоминает его тесную и старую квартиру, в которой ему было уютнее, чем где-либо. Которую он мог считать домом, в то время как настоящего дома у него всё ещё не было. Он вспоминает, как однажды они лежали на раскладном диване и рассматривали звёзды на пошарканном потолке. Он, блять, просто не может позволить себе сдаться. Он не может потерять Киришиму. Они не остановятся на том, чтобы просто запереть его здесь, пока он не передумает. Они вывезут его, а отец прикажет им заставить Бакуго переехать, и он больше никогда не сможет быть частью своей прежней жизни. Жизни, которая не просто заставляла его меняться, но которая заставляла его хотеть меняться. И ему до одури страшно, потому что под ногами неизвестность и огромная высота. И тогда он шепчет имя Киришимы, словно мантру, словно напоминание. Он говорит «пожалуйста», словно обращается к святому, способному ему помочь. И Бакуго прыгает, пока цепкие лапы не успели схватить его за предплечья. Охранники испуганно смотрят вниз, где Бакуго успевает зацепиться за балкон ниже. Они решают нагнать его обычным путём и выбегают из квартиры, спускаясь по лестнице. И тогда Бакуго решает быть непредсказуем, чтобы избежать этого. Нейто поднимает трубку и собирается сказать обычные «алло», но его речь прерывается достаточно, чтобы на том конце заволновались. — Я вижу его, — говорит Нейто, и его интонация впервые нечитаемая. — Он, блять, висит на балконе многоэтажки. Нейто дают одну из наводок, и она оказывается удачной, в то время как наводки, которым следуют остальные, само собой оказываются неверными. Все замирают, и ответа в трубку он так и не дожидается. Что такого способно произойти, чтобы заставить человека повиснуть на блядском балконе? Бакуго медленно и опасно спускается вниз. Под многоэтажкой начинают собираться зеваки, и люди тычут в него пальцами, переживая. Бакуго плевать. У него перед глазами Киришима протягивает руку и улыбается так широко, что он просто не может отступить. Он вернётся к нему, и всё будет хорошо. Всё будет хорошо, когда он просто переступит порог его квартиры. Насколько же ты в отчаянии, Бакуго? Нейто сразу понимает что к чему, когда видит двух преследователей в форме. Он протискивается меж толпы и наваливается на них едва ли не всем телом. Это ничтожно мало, но это хотя бы лишняя секунда, которая сможет пригодиться Бакуго. — Извините, — говорит он, и надо же — сегодня он отправляется сюда прямиком после богослужения, не растрачивая времени на то, чтобы переодеться из церковной рясы. — У вас будет время поговорить о спасителе нашем Иисусе Христе? Бакуго видит его лишь краем глаза. Он срывается с места как можно скорее, пытаясь не остаться поглощённым толпой. И его лодыжка невероятно болит. Преследователи отмахиваются от Нейто, но к тому времени Бакуго уже успевает поймать такси. Нейто набирает номер Киришимы и просит всех вернуться. И это время собраться в тишине, потому что все вокруг волнуются так сильно, что не находят сил говорить. Шинсо всё спрашивает у Нейто в порядке ли он, и не успели ли эти головорезы учинить с ним что-нибудь, но остальные стоят неподвижно. Киришима не спешит двигаться даже тогда, когда Бакуго, хромая, показывается из такси. Киришима идёт медленно. Но через секунду Киришима уже срывается на бег. И Бакуго обнимает его так, словно это единственное, что он когда-либо мог иметь. Остальные не торопятся подходить. Они дают Киришиме возможность исцелить Бакуго собой хотя бы на немного, они дают им время, потому что Бакуго выглядит испуганным, и это совершенно точно не то, что им когда-либо доводилось видеть. А потом Шиндо срывается на бег, и все остальные подбегают тоже. Никто не говорит что-либо, но отчаяние, злость и слёзы наполняют их души достаточно, чтобы передать градус своего состояния в молчаливых объятиях. Киришима не спит уже вторую ночь. Он держит Бакуго в своих руках и смотрит куда-то в неизвестность, пока в его голове крутятся самые различные мысли. Лодыжка Бакуго перемотана, и Киришима даже использует мазь, которую Бакуго когда-то использовал на нём самом, а затем прижимается щекой к его колену и выдыхает так взволнованно, что Бакуго непроизвольно сжимает челюсти от злости. Это приносит боль ему, но что хуже — это приносит боль Киришиме, и это невероятно злит его. Но постепенно злость нарастает и в самом Киришиме. У него достаточно времени ночью, чтобы расставить всё по полочкам в своей голове и взорваться от этого ещё больше. Он смотрит на Бакуго, который прижимает его к себе даже во сне, перекидывая руку через его живот, и немного успокаивается. Просто потому, что должен быть лекарством для Бакуго, как однажды Бакуго был лекарством для него. Но утром за завтраком Киришима смотрит на Бакуго чересчур серьёзно. Это не закончится, если они не разберутся с этим, и если Киришима не покажет этому человеку, что лично собирается отражать все его атаки. А ещё у него есть несколько слов, которые ему хотелось бы сказать. И тогда он просит у Бакуго: — Отведи меня к своему отцу. И Бакуго давится чёртовыми хлопьями. John Newman — Love Me Again (slowed + reverb) Здание находится на южной Стейт-стрит, прямо в центре бизнес-района Чикаго. Конечно же, это огромный небоскрёб, и он возвышается на несколько сотен метров от Киришимы, отражая слабое мартовское солнце своим стеклянным фасадом. Но пугает ли это его? Абсолютно нет. Здание выглядит настолько важным и дорогим, что Киришима заранее представляет, какой человек сидит во главе всего это, но сомнения не мучают его даже тогда, когда несколько человек из охраны сопровождают их, пока они с Бакуго поднимаются на лифте и расхаживают по коридору с дорогим ковровым покрытием. Конечно, оно есть только на последнем этаже, потому что здесь речь идёт о кабинетах самых главных шишек. Киришима не смотрит по сторонам, но он знает, что Бакуго идёт рядом, и он непоколебим так же, как и сам Киришима. Перед ними открывают двери, и человек за столом поднимает голову, отрываясь от перелистывания слайдов на планшете. Киришима получше разглядывает его, но первым же делом подмечает, насколько сильно Бакуго похож на него. У них одни глаза и волосы совершенно одинакового цвета, но его подбородок абсолютно иной формы. Бакуго зачастую улыбается так, будто бросает вызов, но Киришима видел, какой иногда нежной бывает его улыбка. У человека напротив никогда бы такой не вышло. Он поднимается и выходит из-за стола, и они с Киришимой совершенно точно смотрят так, будто испытывают друг друга. Киришима представляется первым. Он не начинает выяснять отношения, но приходит сюда, чтобы заявить свою позицию, своё место и свою роль для Бакуго. Но его отец смотрит на лодыжку Бакуго, и ему не нравится то, что он видит. — Они что-то сделали с твоей ногой? — спрашивает он. Бакуго сжимает челюсти. — Нет. Я повредил её, когда спрыгивал с балкона. Это вряд ли звучит лучше, но ответа на это Бакуго так и не удостаивается. Тогда его отец всё-таки переводит взгляд на Киришиму. — Я и сам думал позвать вас в ближайшее время, — говорит он. — Мне бы не помешало лично во всём разобраться и услышать объяснение от каждого. — Тем не менее, Вы выбрали сделать всё так, как сделали: насильно забрать Бакуго и даже заставить его покалечиться в попытке сбежать, — серьёзно произносит Киришима. — Он мог бы дать Вам объяснения, но Вы их не потребовали. Вы хотели, чтобы он покорился, вот и всё. Охранники по обеим сторонам от них выглядят довольно решительно. Киришима не понимает, к чему такая повышенная осторожность, но обстановка вопит, что никто не собирается жалеть его за любой неверный шаг. Концентрация грубой силы в таком роскошном просторном кабинете с дубовым письменным столом выходит уж слишком высокой. — Мой сын значит для меня слишком многое, — он проходит к Киришиме, но не приближается. — Раз уж вы, мальчики, настолько близки, то должно быть Кацу рассказывал тебе, что его мать умерла, когда он был ещё совсем ребёнком. Всё, что я делаю — это всего лишь пытаюсь не потерять своего последнего самого близкого человека — своего сына. — Всё, что Вы делаете — это лишь постепенно теряете его. Вы не слушаете его, и Вы отталкиваете его. Это не то, что называется «сохранить». Бакуго чувствует себя совершенно непонятно. Всё, что он делал, пока они были в доме Киришимы, — молчал, думая, что ему не стоит лезть в чужую семью, но то, что делает Киришима сейчас — это говорит, и лишь после этого до Бакуго доходит, что это правильно. Киришима защищает его, и наверное, тогда он тоже хотел, чтобы кто-то был на его стороне. Оправдал ли Бакуго его ожидания? Нет. Бакуго молчал, потому что у него не было истин, которые были у Киришимы. И сейчас он молчит тоже, потому что их всё ещё нет, но Киришима понимает. Наблюдая со стороны и имея опыт, Киришима даже сейчас делится истинами, которые у него есть. — Я не люблю Мину, — выдыхает Бакуго. — И мы никогда не собирались жениться. Уверен, ты в курсе, но у неё уже есть человек, которого она выбрала, — он переводит взгляд на Киришиму. — И у меня он тоже есть. В кой-то веке забудь свой хренов бизнес и дай мне своё благословение. И Киришима понимает: дело не в том, что у отца Бакуго есть рычаги давления на него, просто Бакуго точно так же боится потерять его, как однажды потерял мать. Каким бы он ни был, но это его отец — последний родной человек. — Ты мой сын, Кацу, — говорит он, и это явно плохое начало, — я люблю тебя, и я желаю тебе только самого лучшего. Сейчас, из-за таблеток или проблем прошлого, ты немного запутался, но в будущем ты придёшь в себя и, возможно, даже поблагодаришь меня. Отвратительная манипуляция. Киришима даже криво усмехается от злости. Желает только самого лучшего? Он делает выпад вперёд и хватает отца Бакуго за лацканы дорого костюма. Охрана, расставленная по кругу плавной дугой, реагирует незамедлительно. Они все наставляют на Киришиму заряженные пистолеты, и разве это, блять, не перебор? Но Киришима даже не дёргается, а Бакуго, не сомневаясь ни секунды, тут же прикрывает его собой, подпирая чужую спину своей собственной. Он жмётся настолько сильно в попытке защитить, что Киришиме приходится сделать немалое усилие, чтобы устоять на ногах. Бакуго расставляет руки, увеличивая площадь защиты, и Киришима покрепче сжимает чужой костюм в своих кулаках. Отец Бакуго, на удивление, едва ли выдавливает из себя какие-то эмоции. — Вы любите его. Вы его любите, хорошо, — он говорит громко, но его голос дрожит от злости. — Насколько сильно нужно любить своего ребёнка, чтобы тот выпрыгнул из окна, лишь бы не следовать Вашим указаниям? Насколько сильно нужно любить его, чтобы предпочесть смерть непослушанию? Насколько? Вы просто не представляете, Вы ведь даже понятия не имеете, на что пойдёт загнанный в угол человек; на что пойдёт тот, у кого отобрали свободу. И всему виной Ваша любовь, Ваша мнимая чёртова любовь. Бакуго не понимает, дрожит ли его спина или спина Киришимы, но всё в его груди сжимается в тугой узел. Он твёрдо стоит на ногах, но его руки блядски трясутся. — И поверьте, я едва ли знаю, как выглядит любовь в чистом виде. Я не знаю, какая она настоящая. Моя мать любила меня неправильной любовью, она извращала это понятие, потому что так она пыталась исцелиться. Так — переступая через меня, потому что любовь заставляет делать нас отвратительные вещи, но эгоизм сверху этого делает вещи ещё хуже. И сейчас я вижу то же самое, — Киришима поджимает губы. — Вы не любите его, Вы хотите, чтобы он вам подчинялся. Хотите держать всё под контролем, потому что в прошлый раз не смогли. Вы боитесь. И это всё. Киришима медленно опускает руки, и чужой костюм выглядит достаточно помято, но его это мало заботит. Отец Бакуго выставляет ладонь, и тогда все пистолеты опускаются. Бакуго разворачивается, но его позиция всё ещё говорит, что он собирается защитить Киришиму во что бы то ни стало. — Ты больше не единственный, кто у меня есть, отец. Их выгоняют с треском, но стоит признать, что это абсолютная победа. Или абсолютная победа — то, что происходит дальше? Они дома, и нет никого, кто мог бы помешать им. Бакуго медленно толкает Киришиму на кровать. Ох, серьёзно? Они правда могли поехать к нему или снять грёбаный отель, если Киришиме вдруг не нравится, что кто-то из ребят может заявиться в любую секунду, хотя Бакуго абсолютно точно сделал бы что-нибудь, чтобы этого не случилось. Киришима обхватывает его шею и выгибается, и это чёртов сигнал. Бакуго проводит языком по татуировке под его ребром. — Нет, — стонет Киришима, зажмуриваясь. Правда? Разве это не его слова? Он велит ему быть потише, но Киришима уже притягивает его ближе и врезается в его губы, медленно толкаясь в его бёдра. И Бакуго наблюдает за этим. Наблюдает так, будто он трезв, а Киришима чертовски пьян. Он вспоминает тот момент, когда они перекидываются взглядами в клубе. Когда Киришима общается с какой-то девчонкой, но видит Бакуго. Ох, он правда видит его. Бакуго прикусывает кожу, обхватывая тазобедренную кость, и это чертовски болезненно. — Не говори так, будто не знал, что это произойдёт, — шипит он. Возможно, раньше он бы ещё мог в это поверить, но Киришима демонстрирует презервативы в кармане своей куртки, и это более, чем понятно. Бакуго кажется, будто он может сказать что-то вроде «я уничтожу тебя», и это будет правдой. Секс для него действительно сродни борьбе, и он демонстрирует это Киришиме, беря на себя инициативу каждый раз, чтобы оставить его беспомощным. Вплоть до того, пока он не начинает выстанывать его имя. — Ты не можешь так поступить со мной. — Я могу, — говорит Бакуго и уже целует его лодыжки. Он царапает его лопатки, и Бакуго вполне оправданно шипит, но склоняется ближе и впечатывается в чужие губы, чтобы прочувствовать момент достаточно сильно. Киришима завороженно смотрит в его глаза. Не те, обычно затеменённые, а горящие, живые. Бакуго злится даже во время секса, и он прекрасен. Он чертовски прекрасен. А Киришима чертовски узкий. И Бакуго требуется так много выдержки и терпения, чтобы просто растянуть его и не сойти с ума. Он матерится куда-то в плечо Киришиме и кусает его в любое попавшееся место. Он так груб и нежен одновременно. Киришима плотно прикладывается языком к его шее, а позже сходит с ума, потому что становится так жарко и так хорошо. И он готов кончить лишь от одного имени, как Бакуго готов кончить от каждого стона Киришимы. Они вместе так мало, но их химия такая сильная, что берёт верх над его головной болью, чтобы просто вскружить её. Бакуго обещает, что избавит Киришиму от всех невзгод, потому что ему так хорошо. Ему так чертовски хорошо внутри него. Киришима и сам забывает, что существуют какие-либо невзгоды. Бакуго отпечатывается укусами по всему периметру его тела. Ему нравится переворачивать Киришиму на живот и оставлять засосы на его затылке и позвоночнике, пока он вдалбливается в его бёдра из последних сил. И в секунды, когда это перерастает из животной страсти в настоящую любовь, Бакуго сходит с ума от ощущений. Он сжимает руку Киришимы в своей руке и стонет в ухо прямо в унисон с ним. — Никогда, — говорит Бакуго. Никогда не покидай меня.  — Никогда, — отвечает Киришима. Никогда не брошу тебя. А потом они замирают вместе, и Киришима кончает так обильно, что сжимается и заставляет Бакуго сначала коротко шикнуть, а затем излиться следом. Они невероятно мокрые и разгорячённые, но невероятно счастливые. И Бакуго прижимает Киришиму к себе так сильно, что остальное точно не имеет значения. Никогда? Никогда.