В погоне за стражем

Вэй Усянь сидел на торце деревянного столба посреди тренировочного поля и наблюдал, как Сычжуй экзаменовал младшую группу. Неподалеку Цзинъи что-то втолковывал ученику постарше — тот почему-то был оставлен на дополнительную отработку. В последнее время некоторые вещи странно изменились. Например, раньше дядя Лань Цижэнь приказал, чтобы все обходили Вэй Усяня стороной. Это правило — как и все в Гусу — строго соблюдалось. Лишь слуги и временные наемные работники любили с ним поболтать — то ли от скуки, то ли потому, что он был единственным снисходившим до простого общения с ними без чопорных одергиваний. Они охотно делились слухами, историями, что привозили с собой торговцы из других округов. От них же Усянь наслушался про новые народные приметы, порою несдержанно посмеиваясь над невероятнейшим бредом, в который те, однако, верили. И вот теперь Лань Цижэнь отчего-то подобрел и позволил открыто приглядывать за ним Сычжую. А Цзинъи, разумеется, крутился поблизости, в качестве поддержки и в роли дополнительного надсмотрщика. Усянь подозревал, что идея принадлежала отнюдь не дядюшке, а на этом настоял Ванцзи. Обычно тот с первой оброненной Усянем фразы делал какие-то свои выводы — все-таки обладал потрясающей наблюдательностью, в этом ему не откажешь. Но проблема состояла в том, что в отношении всех остальных Ванцзи делал верные выводы, а вот в отношении него — нет. Стоило адептам начать спотыкаться от усталости на пробежке — Ванцзи тут же распоряжался о недолгом отдыхе. Но как только Усянь начинал ныть, что безмерно измотан тренировками с мечом, тот настаивал на немедленном продолжении. Если Цзинъи принимался спорить о чем-то после объяснения новой темы, Ванцзи молча подсовывал ему книжку с дополнительными пояснениями, и вокруг воцарялись мир и хоть недолгая, но тишина. А если Усянь озвучивал какие-то свои, не слишком лицеприятные для Гусу Лань выводы, Ванцзи охотно включался в спор и добивал своей железобетонной логикой «Раз существует, значит, оно кому-то нужно». Вот и недавно, стоило лишь Усяню нечаянно обронить, будто ему безмерно скучно, как Ванцзи решил, что Сычжуй в состоянии излечить эту самую скуку. Скорее всего, дядя уступил лишь после аргумента, что не помешают личные надсмотрщики, строго следящие за любым перемещением Старейшины Илина. Усянь не сомневался, что этот аргумент подкинул Лань Сичень, когда ему надоело смотреть на долгие препирательства между Старшим наставником ордена и Младшим. Усянь с каждым днем все больше восхищался дипломатическими умениями Лань Сиченя, определенно, без него клан Гусу давно бы вымер. Но ни истинная подоплека, ни гениальные аргументы, в которых то и дело чувствовались хорошо завуалированные подтрунивания, ничуть не облегчали участь Усяня. Скорее наоборот: приходилось больше улыбаться и притворяться, что, в свою очередь, не способствовало той уравновешенности, которой так добивался от него Ванцзи. Впрочем, в присутствии Сычжуя Усяню действительно становилось легче и веселее. Иногда на тренировках к ним присоединялся и Ванцзи, но лишь для того, чтобы быстро что-то скорректировать и снова скрыться в учебных комнатах. Он все отслеживал. И когда только успевал? Усянь спрыгнул со столба на землю, потянулся, разминая плечи. Младших уже отправили на обед, лишь некоторые чуть задержались, приводя свои луки в порядок. — С меткостью у них проблемы, — сказал Вэй Усянь Сычжую. — Вблизи неплохо, но стоит лишь отодвинуть мишени… — В пасмурную погоду обзор хуже, — встрял Цзинъи. — Много мошкары перед лицом, это отвлекает. Усянь пренебрежительно фыркнул. Выудил у Сычжуя две стрелы, протянул руку за его луком — тот с готовностью его тут же отдал — продемонстрировал, что плотно закрыл глаза, и выстрелил, почти не прицеливаясь. Обе стрелы угодили прямо в яблочко — в соседние друг к другу мишени. Цзинъи восхищенно ахнул, а Сычжуй сразу же направился, чтобы проверить вблизи, насколько точен был выстрел. — Идеально! — крикнул он оттуда и помахал рукой. — Пасмурно или нет, не должно иметь значения, разве вас этому не учили? Забыли про туман в городе И? Даже в таких условиях приходится сражаться. — Усяню было приятно восхищение учеников, он давно отвык от такого. Его или все побаивались, или от него брезгливо шарахались, и намного-намного реже — настороженно уважали на расстоянии. А тут удалось сделать что-то, что вызвало неподдельное восхищение, да и то случайно. Усянь широко улыбнулся, вспоминая, как в Юньмэне отрабатывали меткость на парящих в воздухе мишенях. — Цинь Лин, кстати, в стрельбе даст тебе фору, — сказал он Сычжую, желая чуть-чуть задеть его гордость и пробудить интерес к непривычным в Гусу тренировкам. У них ведь имеются реки с быстрым течением, очень легко придумать, как это использовать для обучения. — Так его обучал сам Мастер Саньду, его дядя, — протянул Цзинъи. Усянь опять протянул руку, требуя вложить в нее стрелы, и случайно, через плечо, заметил старшего ученика, которого недавно вразумлял Цзинъи. Тот застыл в почтительной позе и с таким восхищением следил за малейшим движением Усяня, что тому даже стало несколько неудобно. Похвастался, называется. Впрочем, молодежи всегда нужен пример для подражания, так ведь? Почему всегда им должен быть именно Ханьгуан-цзюнь? Для разнообразия пусть будет и Вэй Усянь. В этот раз он взял лишь одну стрелу и указал на вершину дальнего дерева. Там на самой верхушке темнело давно брошенное птичье гнездо. Его было почти не разглядеть. Усянь извлек из-за пазухи одну из заготовок для талисмана, вывел на ней стандартное следящее заклинание и приладил в несколько проколов талисман на стрелу. Прицелился. — С дополнительным грузом стрела поведет себя непредсказуемо, — прокомментировал Сычжуй. — И дальность полета упадет, — нахмурился Цзинъи. Усянь тщательно прицелился и выстрелил. Долго прицеливался больше для видимости, плевое же дело — неподвижная цель. — Ух ты! — не удержался от комментария ученик за спиной. — Попал! — обрадовался Сычжуй. — Теперь у вас будет дополнительный и очень удобный следящий контур. Как понадобится обновить талисман — зовите. На этой высокой ноте Усянь хотел смыться и отдохнуть где-нибудь в укромном месте, но Сычжуй вспомнил, что отработка навыков с мечом еще не закончена на сегодня и не отпустил. Он всегда был предельно вежлив и доброжелателен, вот и сейчас преградил путь, тактично и чуть виновато отводя глаза в сторону. Усянь, притворившись, что рассержен, резко выхватил свой меч и сделал быстрый выпад. Но его с легкостью отбили, затем и вовсе стали теснить Усяня к краю тренировочного блока, усердно нападая. Вчера Ванцзи распорядился, чтобы отработка включала больше прыжков и полетов, но сегодня Усяню было откровенно лень сильно напрягаться, поэтому он перешел в яростное наступление, заодно отметив, что Сычжуй в последнее время усвоил кое-что новое из приемов и явно не гусуланьское. У них снова возобновились стычки с Цзинь Лином? Сычжуй не дал себя обхитрить и все-таки оттеснил Усяня в ту сторону, где начинались крыши домиков. Пришлось все-таки побегать по черепице и поуворачиваться от смелых ударов. Но Усянь предсказуемо выдохся раньше Сычжуя и неосторожно подставился под внезапный выпад. Лезвие застыло на достаточном расстоянии от его бока, Сычжуй довольно улыбнулся. Усянь устало плюхнулся на выступ крыши, жестом признавая свое поражение. Руки подрагивали, в груди, вокруг солнечного сплетения будто кто натянул с десяток невидимых струн и они неприятно вибрировали — меридианы силы не выдерживали такую нагрузку. Сычжуй обеспокоенно присел рядом. — Ты почему в детстве сбегал из Гусу? — спросил Усянь, просто чтобы отвлечь его внимание от своих дрожащих пальцев. Тот нахмурился, потом неопределенно пожал плечами, явно не обрадованный такой темой для разговора. — Лань Ванцзи же заботился о тебе? Или нет? — Очень хорошо заботился. — И? — Он часто уходил на Ночную охоту. Я боялся, что он может не вернуться. — То есть ты убегал не из Гусу, а просто крался за ним следом? — Как получалось, — вздохнул Сычжуй. — Иногда я терял след и плутал. Иногда намеренно пугал всякое зверье, надеясь, что меня покусают, и он вернется назад ради меня. Всякое бывало, — печально признал Сычжуй. — Какое-то время он дольше обычного оставался дома, но потом опять начал уходить. — У всех свои обязательства, — обронил Усянь, почувствовав себя не в своей тарелке. И зачем он только разбередил старую рану? О таком вспоминать, наверно, неприятно. — Сбегать я перестал только из-за наставника Лань Сиченя. Вернее, из-за его слов. Усянь вскинул голову и посмотрел на Сычжуя. — И что же такого он сказал? — Что Ханьгуан-цзюнь вернется, лишь зная, что я остался в Гусу Лань. И попросил меня все время находиться тут. У нас с наставником Лань Сиченем был даже небольшой уговор: я держу слово, а меня потом возьмут с собой на охоту раньше разрешенного возраста. — Взяли? — в горле Усяня почему-то предательски запершило. — Ага, — улыбнулся Сычжуй, вспоминая. — Через год. Кроме меня были лишь взрослые, никаких учеников. Было здорово. И опасно. Ну, что опасно, я понял гораздо позже, когда вспоминал. — Но все же выжили? — приободрил его Усянь. — Это самое главное. Сычжуй вздохнул. — Когда-то я вас очень сильно ненавидел. Не конкретно вас, а… так… — он неопределенно махнул рукой. — Из-за этого меч меня не очень слушался. Ненавидеть — плохо. Но я абстрактно как-то ненавидел. Мне казалось, что не откликнуться на Призыв просто невозможно. А раз он все равно уходил и искал, значит, просто кто-то специально не находился и прятался. Но позже я как-то привык. И все наладилось. С каждым пояснением Усянь чувствовал все большую беспомощность: утешать он не умел, а шутить сейчас казалось неуместным. — Время обеда, — объявил Сычжуй, вкладывая меч в ножны и опять улыбаясь своей обычной сдержанной улыбкой — такой, какая одобряется в Гусу. Усянь кивнул и тоже поднялся. И дал себе слово в следующий раз расспрашивать осторожнее и куда более щадяще.