Ты сумасшедший, Поттер!

Пробуждение приятным не оказалось. Едва оторвав голову от подушки, Гарри наколдовал часы: они показали половину девятого утра. Проснуться пора была еще полчаса назад, но слишком поздний отбой внес свои коррективы в восприятие будильника — он попросту отключил его ко всем чертям. — Доброе утро, — насмешливо раздалось с соседней кровати. — Никогда бы не подумал, что Поттер может засыпать в обнимку с учебниками. Скорее уж с каким-нибудь смазливым хаффлпаффцем, — отпустил колкость Малфой, на что получил заспанно-хмурый взгляд. — Мне не нравятся… хаффлпаффцы, — пробормотал Гарри, приподнимаясь на локтях и в последний момент ловя сползающий по одеялу учебник. «Первый курс, зельеварение», — гласила изрядно потрепанная и видавшая виды обложка, которая давно потеряла глянцевый лоск. — Я помню, к выпускникам какого факультета ты питаешь слабость, — поймав второй предупреждающий взгляд подряд, Драко решил, что пока что лучше не доставать Гарри язвительными замечаниями, потому что одно дело — просто стебать его насчет объекта воздыханий, а совсем другое — делать то же самое с сонным и недовольным Поттером. — Заткнись, — вздохнул Поттер на автомате, словно такие шутки давно стали в порядке вещей, и пытаться на них отвечать означало впустую тратить собственное время, которого и так оставалось немного. Он отложил открытый учебник на прикроватную тумбу — туда, где уже лежали свитки с его персональным, только начатым домашним заданием, которое было задано еще вчера, а готово должно быть уже к завтрашнему вечеру, и уселся на кровать, чтобы привести себя в порядок. — Ты же сваришь мне зелья? — надеяться на помощь Драко в этом деле было вполне логично: он один из немногих, у кого на курсе стабильно стояло «выше ожидаемого», но тот поднял голову, состроив такое выражение лица, что на какой-то миг оно напомнило лицо Гермионы, когда Гарри с Роном говорили какую-то несусветную глупость. Как давно это было, но вспомнилось отчего-то мгновенно, семь лет дружбы не прошли даром. — Поттер, если ты думаешь, что Снейп не отличит мое зелье от твоего, то я тебя сильно разочарую, — хмыкнул Драко, отрицательно покачав головой, и начал складывать в сумку нужные учебники: вернуться сюда после завтрака они бы уже явно не успели. — Это первый курс, там элементарно все, сам сваришь. Гарри в ответ на это только возмущенно фыркнул. А потом — полез к тумбочке с явными намерениями опровергнуть это утверждение, так что Драко, закатив глаза, уставился на него с выжидающим видом. Все равно Поттер не отстанет, пока не докажет свою правоту, а если затевать спор, на завтрак они точно опоздают. — Этот чертов учебник написан так, как будто мы на первом курсе должны были понимать, что такое… — он остановился, чтобы найти взглядом на одной из первых страниц нужную фразу, — «свежеизготовленная вытяжка док… сицида». Что вообще такое доксицид? — Гарри поднял взгляд, и по его выражению абсолютного непонимания Драко осознал, что вникать в суть обучения зельям тот не намерен. По крайней мере больше, чем это необходимо для, как он выразился, совместного времяпрепровождения с профессором Снейпом. — Я не буду варить тебе зелья, — лаконично ответил он, игнорируя вопрос о доксициде, справедливо рассудив, что информацию об этом тот и сам найдет в списке изучаемых зелий. — Хотя бы потому что через полгода тебе реально придется сдавать зельеварение. Или считаешь, если ты внезапно заявишь, что передумал, после того, как Снейп потратит на твое обучение кучу времени, он не впечатает тебя в первую попавшуюся стену каким-нибудь проклятием? Гарри напряженно выдохнул. Об этом он с момента своего сумасшедшего решения не задумался ни разу. Если он сдаст зельеварение на неудовлетворительную оценку, это напрямую повлияет на репутацию профессора Снейпа как преподавателя, но для того, чтобы сдать прилично, ему придется провести не один вечер за изучением информации, как он уверен, нисколько не нужной для дальнейшей жизни. — Вот и учи, — злободневно напомнил Драко, вырывая его из мыслей кивком головы в сторону учебника по зельеварению, а потом направился к выходу из их импровизированной спальни, подцепив с собой сумку. Гарри последовал за ним, не забыв, помимо прочего, прихватить с собой и учебник, который он с конца первого курса больше никогда в своей жизни не планировал видеть. *** — Пидоры, — злостным полушепотом раздалось с задней парты, и Гарри не нужно было оборачиваться, чтобы знать, кто именно это произнес и к кому относилось лестное определение. Рон был все еще раздражен из-за, по его мнению, позорного для гриффиндорской команды квиддичного матча и считал своим долгом напоминать им об этом при каждой удобной возможности. Причем своеобразным способом. Устраивать разборки в кабинете Трансфигурации было не лучшей идеей, особенно когда профессор МакГонагалл с таким воодушевлением разглагольствовала о том, что официальная школьная программа по ее предмету окончена, и последние пять месяцев обучения будет потрачено исключительно на методичное повторение и закрепление материала прошедших лет. Это означало, что первые пару месяцев должны пройти без особого напряжения: что-что, а с трансфигурацией платков в стаканы и наоборот у Гарри проблем не было никогда. — Со следующей игры ты больше не ловец, Поттер, ты меня понял? — все тот же злостный шепот над ухом начинал раздражать, так что Гарри нервно напрягся, приготовившись дать ответ, но Драко только фыркнул на такое заявление — и желание устраивать стычку постепенно утихло. В конце концов, рассудил Гарри, Рон имеет полное право злиться, особенно когда дело касается его любимой игры. — Это решение Джинни, вы поняли? Решение капитана, — никак не затыкался Рон, судя по голосу, гордый тем, что сумел правильным образом настроить сестру и теперь мог оперировать ее капитанским статусом. — И если ты думаешь, что тебе удастся… — Мистер Уизли, — неожиданно грозное замечание МакГоннагал было совершенно не похоже на ее спокойный и даже отчасти радостный голос секунду назад. — Я посчитала, что если дать вам возможность договорить, вы наконец замолчите. Однако вам, кажется, много чего есть сказать. — Простите, профессор, — тихо отозвался Рон, сверкнув недовольным взглядом в ответ на насмешливую физиономию Малфоя и беззвучный смех Гарри. Это поубавило пыл, и он опустил голову ниже, не решаясь, очевидно, продолжить свои угрозы, пока они не выйдут из кабинета. — Отчего же, — Минерва уже вернула своему голосу привычное спокойствие. — Вы прекрасно запомнили за семь лет, что тем, кому есть что сказать, я всегда даю возможность высказаться, мистер Уизли, — на этих словах она строго взглянула и на парту Гарри с Драко, чей смех звучал уже ощутимо, и их веселость вмиг исчезла. — Прошу, Рон, расскажите нам, какие именно виды трансфигурации предметов вы изучали на первом курсе. — Профессор, я только… — попытался тут же вставить Рон, но тоном, не терпящим противоречия, его вновь пригласили к доске. — Я жду, Рональд. Сдержать смех оказалось трудно: Малфою даже пришлось прикусить собственные пальцы, чтобы не прыснуть громче допустимого, однако они оба под грозным взглядом преподавателя опять быстро вернули себе серьезные выражения — дополнять и без того скомканный доклад Рона, переминаясь с ноги на ногу так же, как он, решительно не хотелось. *** — Мистер Малфой, мистер Поттер, задержитесь, — попросила профессор МакГонагалл после озвучивания домашнего задания, и они непонимающе переглянулись, однако спокойно подошли к преподавательскому столу. Едва ли она хотела поговорить о дисциплине на уроке, поскольку выявлять и наказывать нарушителей предпочитала сразу, так что у Гарри не было ни единой мысли насчет того, чего может хотеть от них профессор. — Юноши, — произнесла она мягко, как только за последним учеником захлопнулась дверь. — Я хочу кое о чем с вами поговорить. Это не касается школьной программы, — на этих словах, заставивших Гарри бросить на Драко еще один непонятливый взгляд, она мановением палочки привлекла три одинаковых стула и, подобрав полы своей велюровой мантии, заняла один из них, предложив им жестом занять остальные. Они мигом уселись на стулья напротив. — Хочу сказать вам спасибо за блестящую игру, — произнесла она внезапно, не скрывая довольной улыбки, и Гарри поднял голову с удивлением. Серьезно, декан Гриффиндора хвалила их за разделенную с вечно конкурирующим факультетом победу? Это не могло уложиться в его голове и настораживало так же, как и радовало, поскольку в этом поздравлении он явственно ощущал какое-то «но». — Спасибо, профессор, — Драко сообразил быстрее, улыбнувшись ей в ответ, — мы посчитали, что так будет правильно. — Я тоже считаю, что так было правильно, мистер Малфой, — кивнула МакГоннагал, поправляя свою мантию, и Гарри показалось, что удивиться сильнее ему будет уже проблематично. — Ни для меня, ни для вас, молодые люди, не секрет, что в минувшей войне студенты Гриффиндора и Слизерина… как бы помягче выразиться… — она замялась, растеряв на миг свое веселое настроение, но Гарри спокойно кивнул, поддержав ее высказывание: — Воевали на разных сторонах. — Грубо говоря, да, — согласилась она, стараясь вернуть себе улыбку, однако было заметно, что воспоминания о войне еще слишком ярки в ее памяти и не воспринимаются как что-то давно завершившееся. Сложив одну руку на другую, она спокойно вздохнула и продолжила, — и я считаю, что ваша совместная победа была красивым и правильным символическим примирением враждующих факультетов. Хоть вы, мистер Поттер, и лишили мой факультет шансов на лишние баллы, — в ее глазах появилась скорее смешинка, чем серьезный упрек. — Простите, — Гарри виновато пожал плечами с доброй улыбкой, — было бы проблематично учесть этот момент. — Я понимаю. Но хочу сказать о другом, — внезапно в один миг она стала серьезнее, чем была до этого, и даже серьезнее, чем когда отчитывала Рона за плохое поведение на уроке. — Это хорошо, что вы — вы оба — нашли в себе силы понять, что иногда отказ от вражды может быть оправдан и полезен. Но я хочу, чтобы вы не забывали, что иногда он может принести только вред. — Что вы имеете в виду? — нахмурился Драко, который за семь лет так и не привык общаться с деканом Гриффиндора, настолько, что его собственный декан, по его мнению, выражался куда понятнее: по крайней мере он излагал суть в двух словах, а не подбирался к ней медленно и осторожно. — Вражда — это противостояние, соревнование, если хотите, — продолжила она, давая ответ на вопрос, — а соревнование часто означает стремление к лучшему, будь то победа в войне, в квиддичном матче или шахматном турнире. И отказываться от этого полностью — означает отказаться от попыток стать сильнее, — она говорила спокойно, но не монотонно, периодически вглядываясь в глаза парней, чтобы понять, как они реагируют на ее слова, и не встречая протеста в ответ, продолжала свою логическую цепочку: — Я знаю, что вы оба отказались от принадлежности к собственным факультетам в знак прекращения соперничества, — она кивнула в такт своим словам, не ожидая подтверждения или опровержения, — и не могу сказать, что это глупый поступок, напротив, это проявление силы воли. Однако вы забыли о том, что в первую очередь Гриффиндор означает силу и смелость, а Слизерин — рассудительность и настойчивость. Вы были распределены не для того, чтобы начать сражаться друг с другом, но для того, чтобы в каждом из вас со временем были взращены те качества, задатки которых проявлялись наиболее явственно, когда вы впервые попали в школу. — Профессор МакГонагалл, — перебил Гарри, потерев лоб подушечками пальцев, и она обратила на него взгляд, давая понять, что готова услышать его вопрос. — К чему вы ведете? Если к тому, что нам нужно вернуться на свои факультеты, то я думаю, что это ни к чему… — Нет, Гарри, — улыбнулась она той своей улыбкой, которую наверняка переняла у Дамблдора, — загадочной и терпеливой, дающей понять, что она явно знает больше, чем озвучивает, — я хочу лишь напомнить вам, что далеко не везде, где вы видите в противостоянии зло, оно действительно там есть. После войны все наши нервы натянуты до предела, я знаю, Гарри, — она почему-то легко ему кивнула, хотя это не он, а она сама озвучила эту мысль, — и крайне трудно не впадать в крайности. Однако я только хотела сказать, что признаки крайностей в ваших действиях все же вижу, — на этом моменте Минерва ожидала отпора — и он действительно произошел, но не со стороны Гарри, а от Драко, который до этого слушал ее практически безучастно, но и не перебивая. — В каких наших действиях? — настороженно переспросил он, зачем-то, как в течение многих лет, поправляя рукава мантии, словно от этого начинал выглядеть презентабельнее и взрослее: такая же привычка была и у Люциуса, когда он в чем-то сомневался, и она без сомнений унаследовалась сыном. — Ты хочешь стать ювелиром, Драко, — улыбнулась профессор МакГоннагал, — хотя вся твоя семья — потомственные аристократы, которые испокон веков участвовали в министерской деятельности, и насколько я помню, еще полгода назад у тебя были схожие взгляды. Но они изменились, потому что ты не хочешь больше никаких противостояний: ни в сфере продвижения по службе, ни в принятии важных для магического общества решений. Малфой неопределенно повел плечами, не давая никаких комментариев по поводу ее слов, потому что не определился, что именно мог бы на это сказать. Профессор и не ждала ответа: она повернулась к Гарри, который не мог представить, что именно она скажет о нем, поскольку был уверен: в его решение стать, как Драко, ювелиром, она не поверила ни на секунду. — Что касается тебя, Гарри, я думаю, что ты слишком устал принимать решения — и одновременно не иметь на них права, — в течение всей жизни до победы, так что сейчас ты просто отказываешься от любого выбора. Быть студентом определенного факультета, выиграть в квиддич, выбрать профессию, определиться с экзаменами, расставить приоритеты… — было видно, что она могла бы перечислять это еще очень долго, однако внезапно перестала и сказала кое-что совсем другое, что заставило Гарри прекратить искать попытки ей противоречить. — Вы устали от решений и противостояний, молодые люди, — она снова кивнула так, словно подтвердила их мысли, — но опыт, который у вас есть, нельзя отнести к мирной жизни с тем же успехом, что и к военному времени. Вся наша жизнь — череда выборов их последствий, соревнований — с кем-то и с самими собой. И я думаю, что вы слишком юны для того, чтобы проиграть соревнование с самими собой, — печально усмехнувшись, Минерва на несколько секунд отвела взгляд в сторону, словно ей вспомнилось что-то из ее собственной юности, на которую она теперь смотрела с высоты прожитых лет, а потом добавила последнее, что хотела сказать: — Каждое решение сопряжено с риском, но не каждое — со злом, мальчики. И для того, чтобы убедиться, что ваше решение не принесет никому зла, достаточно лишь иногда вспоминать о том, что вокруг вас тоже живут люди, — голос звучал тихо и размеренно, и Гарри внезапно осознал, что это именно та единственная, ключевая мысль, которую она хотела донести до них в течение всего разговора, — но для этого вам не следует отказываться от собственных амбиций. Тем более сейчас, когда вам больше ничего — и никто, — она пристально взглянула в глаза Гарри, — не может помешать. Недолгая пауза, кажется, осталась незамеченной: всем, в том числе и профессору МакГонагалл, было над чем подумать, но разговор занял слишком много времени, так что она поднялась со своего стула, давая понять, что на этом их беседа окончена. — Собственно, я прошу вас только поразмышлять над этим. Не вовремя раздавшийся колокол оповестил о том, что началась следующая пара, и она кивнула им, давая понять, что больше не задерживает, а потом отошла к своему столу, показывая, что намерена заняться собственными делами. Гарри и Драко попрощались почти неслышно. Они медленным шагом направились к выходу из кабинета, а когда вышли в коридор, еще долгое время не перекинулись ни единым словом о произошедшем разговоре. Каждый из них мысленно признал, что ему есть над чем задуматься, но на это требовалось время, которого практически не было: профессор Спраут крайне нетерпимо относилась к опоздавшим студентам, и любая уважительная причина этого опоздания в любом случае бы не улучшила ее настроения. *** Уползающий от Гарри флоббер-червь раздражал едва ли не сильнее, чем оставшийся после него склизкий след на разделочной доске, и Гарри раздраженно сдул со лба челку в тщетных попытках удержать скользкого червяка между пальцами. — Я уже успел забыть, как мы с ними мучились, — он снова не заметил, как потерял его из ладони, и теперь пытался поднять с пола, вертя в другой руке разделочный нож. — Это элементарно, Поттер, — фыркнул Драко высокомерно, но в ответ на резко повернувшегося раскрасневшегося Гарри с ножом в руках предпочел уткнуться обратно в книгу по истории магии. — Тогда иди и разделай мне его, — как просьба это не прозвучало, скорее как признание в собственном проигрыше этому червяку, но Драко отозвался тем же тоном, что и утром: — Не буду, — и вновь демонстративно уткнулся в чтение. Они толком не разговаривали в течение всего вечера, только перекидывались не несущими смысла фразами, но мыслями каждый явно был в чем-то своем. Когда к вечеру Гарри наконец дописал последний из необходимых на индивидуальные занятия свитков и вернулся к зелью, он решил проанализировать все, что не хотело собираться в его голове воедино за целый день рассуждений. — Чертов червь, — выплюнул Поттер в конце концов и, забыв об аккуратности движений, просто размахнулся и проткнул ему брюхо ножом, не без удовольствия наблюдая, как из него наконец вытекает нужное количество последнего ингредиента, который давно пора было добавлять, — оранжевой вязкой слизи. — Садист, — послышалось фырчание со стороны Малфоя, которое успешно было проигнорировано, поскольку, собирая растекшуюся слизь по всей доске — и даже на столе, за ее пределами, — Гарри вновь вернулся к собственным хаотичным мыслям. Было утверждение, в котором профессор МакГоннагал была по умолчанию права: Гарри отказался делать выбор, который все его однокурсники — и даже студенты помладше, — уже сделали. Это неопровержимый факт, как и то, что из этого следует его отказ воспринимать ответственность за свою жизнь. Но ведь это было именно то, чего Гарри добивался в течение всей жизни, — взять наконец на себя ответственность за самого себя и собственные поступки. Это отказывалось укладываться в голове, как и тот факт, что после разговора с МакГоннагал Гарри ощутил, что его чувство собственного достоинства дало о себе знать, хотя до этого оно молчало — следовательно, его все устраивало. Осекшись, что думает о какой-то черте своего характера в третьем лице, Гарри нахмурился и наконец погасил огонь под котлом. Теперь оставалось только в течение трех минут перемешивать его до полного остывания, чтобы в конце концов оно превратилось не в застывшее желе, а в кремообразную однородную массу, — зелье против фурункулов должно было выглядеть почти как маггловская мазь. МакГонагалл ясно дала понять — и даже разложила по полочкам! — почему их нынешнее поведение выглядит как полный отказ от собственных амбиций, и Гарри прекрасно понимал, что воспринимает это как вызов! Вызов, который, однако, нашел отклик в рациональной части его сознания, как бы Снейп ни разглагольствовал о том, что ее не существует, и почему-то не противоречил уже установленным моральным принципам. Он их дополнял, додумался Гарри, и догадка заставила его задумчиво остановиться — правда, потом он спохватился, что зелье нужно перемешивать постоянно, и начал делать это еще активнее, чем вызвал на поверхности мелкие пенные пузырьки. Надеясь, что они исчезнут сами собой, он пришел к мысли, что все еще не хочет в аврорат: одно дело не иметь стремлений, а другое дело — отказываться помогать магическому миру на постоянной основе, и это осознание почему-то не навеяло ощущения вины, даже с учетом его нынешнего статуса в современном мире. Борьба с темными силами или мелкими нарушителями — ни то ни другое он никогда не видел смыслом своей жизни, поэтому отказался от навязанного стремления так же легко, как когда-то снял с себя гриффиндорский галстук. Однако другое стремление было намного явственнее: о нем Гарри усиленно старался не думать, из-за чего вспоминал практически каждую минуту, но едва ли это было именно то, что Минерва имела в виду, потому что ни учебы, ни общественной деятельности оно не касалось. Задолго до окончания войны он заметил в себе — а многим позже самому себе еще и честно признался, — в особенном влечении к профессору Снейпу. Засунув тогда эти мысли на самую дальнюю полку сознания, он посчитал проблему решенной, однако с победой она вернулась вновь — и неотъемлемой спутницей следовала за ним, куда бы Гарри ни направлялся. О мотивах нелогичной — идиотской! — влюбленности он размышлял слишком долго, так что при необходимости мог по пунктам перечислить причины и дату ее возникновения, но избавиться от нее это, увы, никак не помогало. Признание в этом Малфою частично облегчило ситуацию: создавалась иллюзия, что Поттер не одинок в своем положении, однако со временем это воспринималось ими двумя как непомерное вожделение — или, попросту говоря, влечение к своему профессору. Влечение, симпатия, эротический интерес: в какой-то степени такой ракурс позволял смотреть на проблему легче, периодически — даже с насмешкой, но сегодняшний разговор с профессором МакГоннагал словно откатил Гарри в его чувствах на год назад. И теперь, невольно вспомнив обо всем, что он невероятными усилиями воли силился отодвинуть куда подальше, он решительно не понимал, что именно должен делать со своим нынешним положением. «Не следует отказываться от собственных амбиций», — раз за разом крутилось в его голове, пока он перекладывал металлической лопаткой загустевшее зелье — с поверхности которого, к счастью Гарри, исчезли все пузыри, — в небольшую банку с отвинчивающейся крышкой, а затем откладывал его подальше и убирал рабочее место взмахом палочки: выручай-комната в этом плане была действительно очень удобна. «Собственные амбиции», — голос в голове никак не желал замолкать, повторяя эту фразу все с новыми интонациями, и в какой-то момент Поттеру показалось, что он осознает, к чему ведет его собственный рассудок. «Тебе всего восемнадцать», — тут же вспомнился противоречащий голос директора, который словно вступил в негласную дуэль с предыдущими мыслями, и Гарри с ногами забрался на кровать, хватая первый попавшийся учебник только для того, чтобы сделать вид, что занят делом. Знать о своем влечении проще, чем признавать влюбленность. Однако влюбленность проходила быстро — так было с Чжоу, с Джинни, даже в какой-то момент с Падмой, — и никак не длилась долгих полтора года, примешивая к себе все новые аспекты, будь то растерянность в присутствии Снейпа, недостаток внимания… или его излишек, смотря что именно принять за объект внимания. Гарри понимал, что означает установка не отступать от своих принципов, и в восемнадцать лет это действительно не должно было вызывать сомнений, но единственный принцип, который он слишком долго заталкивал вглубь собственного «я», был слишком безумен, опасен и даже невозможен, чтобы хоть на мгновение представить, что попытки воплотить его в реальность могли не привести к мгновенной смерти от какого-нибудь особенно мерзкого проклятия — благо, их Снейп знал с лихвой. Пришедший к относительному договору с собой и одновременно совершенно не успокоенный этим фактом Гарри в конце концов отложил ненужный учебник, который он даже не открыл, и решительно направился в душ: горячая вода всегда помогала ему разобраться в себе. Тем более беглый взгляд на Драко подтвердил мысль, что тому тоже не помешало бы на какое-то время остаться наедине с собой: он упорно смотрел в книгу, однако зрачки его уже несколько минут не бегали по строкам, выдавая внутренний диалог. Интересно, подумал Гарри несколькими минутами позже, включая одновременно горячую и холодную воду и подставляя под нее плечи, насколько осторожнее была бы профессор МакГоннагал, говоря о принципиальности, если бы хотя бы приблизительно понимала, о каком именно принципе пойдет речь?..