Ты сумасшедший, Поттер!

Назойливый шум голосов со звоном склянок привели Поттера в чувство довольно быстро. Мадам Помфри была уверена, что придется применять бодрящий порошок, однако влитой дозы кроветворного оказалось достаточно, чтобы через несколько минут его лицо начало приобретать розоватый оттенок, а меньше чем через четверть часа он медленно открыл глаза. — Ч-черт… — донеслось от постели, пока профессор перебирал необходимые вещества в разного рода пузырьках. Хриплое кряхтение дало понять, что Поттер намерен подняться с постели, так что Снейп отвлекся от своего дела и обернулся. — Лягте обратно, — указал он, подходя ближе, чтобы провести визуальный осмотр, но встретил только активное сопротивление. Гарри буквально отодвинулся на другой край кровати, чтобы к нему не прикасались, и отстраненно сообщил: — Я в порядке. «Или нет». — Здесь только я могу это заключить, — Снейп протянул ему флакон светло-салатовой переливающейся жидкости. — Пейте. — Восстанавливающее зелье?.. Четвертый курс, одиннадцать ингредиентов, двадцать семь минут приготовления, — проговорил тот безучастно, но Снейп уловил в его словах обиду, не высказанную до конца в кабинете директора и явно намеренно выраженную сейчас, будто мальчишка пытался таким образом надавить на его совесть. У профессора было время обдумать этот инцидент и прийти к выводу, что есть смысл присмотреться к тому, что творит этот студент в послевоенное время. С неприятным для себя вердиктом он компромиссно признал наличие у Поттера определенного логического мышления и способностей к обучению, что, само собой, никак не отменяло его поразительного упрямства и до неприличия глупой отчаянности. — Пейте, — повторил он, игнорируя его попытку блеснуть умом, — и заодно напомнить о недавнем разговоре, — но Гарри не сделал ни малейшего движения в сторону зелья, только продолжил так же безучастно его рассматривать. «Тебе же все равно». Он взглянул на профессора снизу вверх, словно что-то высматривая в его лице, а потом снова уставился на салатовое зелье внутри прозрачного стеклянного флакона. — Пей, я сказал, — нажим в голосе заставил поднять взгляд. — Быстро. И полностью. Голос был предупреждающим, таким же, как и выражение лица Снейпа, и Гарри мысленно удивился, что тот проявляет какие-то эмоции в его сторону, пусть это и всего лишь раздражение в его привычной манере. — Для чего? — полушепотом, с налетом совершенного равнодушия, уточнил Гарри, интересуясь не ответом, а лишь тем, долгим ли будет раздражение. Или, возможно, как это всегда бывало, он, сам того не ведая, одним глупым вопросом вызовет в профессоре нешуточную злость. — Чтобы не умереть в ближайший час, — заставив его все же взять в руки уже откупоренный пузырек, он хотел добавить что-то еще, но внезапно появившаяся на входе Мадам Помфри резко привлекла к себе всеобщее внимание. — О, очнулся! — заявила она с порога с интонацией, похожей на ту, что была у Молли, когда она отчитывала близнецов за проделки. «Увы». — Поттер, ты отдаешь себе отчет в том, что случилось?! Доставь тебя профессор минутами позже — и все могло бы быть еще хуже, — хлопоча над своими склянками, она выбирала среди них те несколько, что должны были, по ее мнению, поднять студента на ноги в кратчайшие сроки. — А эта кровь, ох! Ты выглядел так, словно выкашлял половину собственных внутренних органов, парень! И если ты думаешь, что это пройдет бесследно, то глубоко заблуждаешься! Чем только можно было думать, когда… — Мадам Помфри, — Снейп остановил ее лекцию, когда она уже намеревалась нести к кровати Гарри несколько разных пузырьков с разноцветными этикетками. — Полагаю, мистеру Поттеру не стоит ничего сейчас употреблять. — В каком смысле? У него сильнейшая… — Я в курсе, — прервал он вновь, и недовольный взгляд Помфри на него не подействовал: их методы лечения сложных случаев всегда кардинально различались, а в том, что касалось Поттера, они ругались практически всякий раз, когда он попадал в больничное крыло. — Ты прикажешь мне сидеть и наблюдать, как ему становится хуже?! — взорвалась она, и почему-то под ее пронзительным взглядом Гарри быстро и без разговоров выпил принесенное Снейпом зелье. — Твоего настоя хватит на полчаса максимум, а дальше что?! Нет, нет и нет, иди, будь добр, и согласовывай свои методы с директором, а я буду лечить так, как надо, и прямо сейчас, и если ты думаешь, что… — Поппи, — Снейп жестом заставил ее замолчать, а после того, как Поттер убрал флакон, подошел к кровати вплотную, — не смазывай своим бодроперцовым клиническую картину. И позови мне Драко. — О, серьезно? — вновь заворчала она, в сердцах отправляя подготовленные зелья на прикроватную тумбу, — ты, Северус, не забывайся! Я, может быть, не лучший медик магического мира, но уж точно не домовой эльф! Подумать только, будет мне еще какой-то тут… — Немедленно. Во второй раз подряд Гарри невольно поднял взгляд. Приказной тон Снейпа звучал по меньшей мере красиво, а по большей — так, словно ему было какое-то дело до его лечения. И судя по удивленному лицу, Поттер не ожидал, что колдомедик, несмотря на крики и угрозы, действительно выйдет из палаты, оставляя Снейпа наедине с пациентом. Профессор моментально уложил Поттера на спину, толкнув его в плечо, оценил состояние глаз, кожи, проверил гибкость суставов, наличие боли в мышцах и взмахом палочки расстегнул на Гарри рубашку. «Твою мать. Терпеть тебя не могу…» Он попытался спокойно выдохнуть. «Ну ч-черт…» Рассудок Поттера откровенно терпел поражение, но внешне беспокойства не выражалось вообще. Игнорируя всяческие проявления юношеской чувствительности, Снейп обратил внимание лишь на то, что имело значение для диагноза: от центра его груди во всех направлениях стремились иссиня-фиолетовые полосы, словно напряженные вены, которых там быть не могло. Другой ассоциацией, пришедшей на ум, могла бы быть электрическая молния, настолько отчетливы они были, но линии были намного более плавными, без резких изломов, и значительно толще. — Любуетесь? — нервный смешок выдал Гарри полностью, но его состояние колебалось от жуткого волнения до полного безразличия, так что он не мог бы сказать, как сам относится к своему вопросу. — Идиот, — взглянув на него как действительно на идиота, Снейп продолжил осмотр, и этот комментарий почему-то вызвал у Гарри нервный смех. Он посмеивался, и глаза его блестели, давая понять, что он в самом деле находит ситуацию смешной, подтверждая любые стереотипы про неадекватность гриффиндорского характера. «Ох-х, твою ж… так значит, чтобы ты… прикоснулся ко мне, мне надо было просто на… кхм, подраться в коридоре?» Дернувшись в ответ на прикосновение к груди, Гарри мигом вернул себе серьезный вид и уставился на профессора так, словно тот по меньшей мере предложил ему выпить какое-нибудь зелье и следом сожрать пузырек. — Поттер, вы ведете себя странно, — прокомментировал он ситуацию, но осмотр продолжил, и в ответ на странный взгляд закатил глаза и пояснил: — Мне нужно проверить состояние кожных покровов, плотность рубцов и болевой отклик на механическое воздействие. — Нет, вам не нужно, — упрямо повторил Гарри, стараясь собрать полы своей рубашки обратно, но у него упорно не получалось застегнуть ни одну пуговицу, потому что хаотичные движения пальцев едва ли могли привести к рациональному результату. — Позвольте это мне решить, — изогнув бровь в знак непонимания такого поведения, Снейп вновь склонился над кроватью, но Гарри снова, прокряхтев что-то невразумительное, отполз на несколько сантиметров. — Нет, мне, — повторил он, и его упертость начинала приобретать комичные черты, что порядком мешало осмотру, так что Снейп решил использовать сложившуюся ситуацию в свою пользу, обернув страх Поттера против него самого. — Если ты сейчас же не приведешь себя в чувство, то осмотр продолжится в любом случае, но проводить его будет уже мадам Помфри, причем так, как она посчитает нужным. Примитивная попытка сработала: Поттер скорчил недовольное лицо, но попытки к бегству прекратил, давая возможность продолжить диагностику, хоть и отзывался нервной дрожью практически на каждое прикосновение. «Почему ты прикасаешься ко мне только когда есть риск моей смерти?..» «Жить без меня не можешь и понимаешь в такие моменты, что можешь меня потерять?» «Да если бы». Рассматривая потолок и стараясь игнорировать происходящее, Гарри иногда морщился от боли, но в целом вел себя так, словно ему нет никакого дела, что его груди и живота сейчас касаются руки человека, которого на протяжении последнего года он хочет до дрожи. Человека, чьи касания — простые и медицинские, — вызывают нервное нарушение дыхания. Человека, которого он уже давно и осознанно… «Идиот. У меня только… только влечение. Физиология, пубертат, все такое прочее…» В какой-то момент он слегка жмурится — дает понять, что от яркого света ламп на потолке, — но усиленный блеск глаз, когда он открывает их снова, выдает борьбу: внутреннюю, борьбу настоящих и желаемых мыслей, и оттого, что обмануть самого себя сложнее, чем хотелось бы, появляется желание вновь провалиться во тьму, забыв обо всем произошедшем в последние несколько лет. *** Яркий желтый свет постепенно затухает, погружая больничную палату в мягкий полумрак, и колышущиеся языки пламени от горящих свечей отбрасывают размытые тени на выбеленные, однотонные стены. Отчего-то слишком тепло, хотя одеяло сброшено на пол. Расфокусированный взгляд Гарри улавливает темную высокую фигуру, приближающуюся к его постели, и он точно знает, кто это и для чего он подходит все ближе. Он движется бесшумно, и края его мантии удивительно схожи с тенями свечей на стене: развевающиеся так же плавно, они касаются пола и будто обволакивают его легкими, поглаживающими движениями. — Наконец-то, — шумно выдыхает Гарри, ощущая прикосновение длинных пальцев к своей груди, и пока края его рубашки сползают в разные стороны, он несколько раз хватает губами воздух, стараясь уловить запах, — тот самый, лишивший его спокойного сна, — ощутить его на своих губах, вдохнуть и поглотить частички аромата, который теперь ассоциировался с прекрасной и ужасной стороной его жизни одновременно. Его губы уже значительно пересыхают, когда он наконец дожидается: властный поцелуй обрушивается на него как лавина, противостоять которой нет ни сил, ни желания, и он отвечает так настойчиво, как только может, оставляя на чужих губах несколько несильных укусов. — Решил проверить мою выдержку? — шепчет Гарри, относя этот вопрос не к слишком долгому поцелую, не к вездесущим ласкам, выдерживать которые становится все сложнее, но все слаще, а ко всему, что этому предшествовало: годам безразличия, унижений и злобы, отошедшим теперь на второй план. — Молчи, — следует в ответ низким, приказным тоном, не подчиниться которому у него не получается, как бы он ни старался. Он растворяется в собственных ощущениях, справедливо решив оставить разговоры на потом, и когда в его шею впиваются так, что становится почти больно, руки сами тянутся к мантии — стянуть, сбросить, отшвырнуть, чтобы та, ударившись полами о стену, упала на пол как раздражающий элемент и потерялась в полумраке палаты. Резкий свет ударил в глаза даже сквозь закрытые веки. Гарри нахмурился, стараясь совладать с организмом, внезапно решившим показать ему, что такое головокружение с закрытыми глазами, и поморщился, когда до его слуха донеслись знакомые, но слишком громкие голоса, в разы усиливающие и без того резкую головную боль. — Да нечего мне рассказывать! Северус, ну я говорю же, мы просто столкнулись в коридоре с одним… знакомым, с которым у нас возник один спор и больше ничего. Ну я тебе честно говорю, — монотонно повторял Драко, судя по голосу, уже не в первый раз, и насколько Гарри понимал ситуацию, такой ответ никого не устраивал. — Ты клялся, что не знаешь, что с ним, — раздраженно выпалил Снейп, чей голос отозвался жаром в теле Гарри, на мгновение возвращая его в события его последнего сна, о котором он напрочь забыл с момента пробуждения. Низкий, властный, вызывающий ассоциации, о которых профессор никогда не догадается… и одновременно тот, который Гарри хотел бы не слышать никогда в своей жизни, ни в будущей, ни в уже прошедшей. — Я и не знаю. Вернее, я не понимаю, почему… из-за чего у него такие следы появились. Там ничего такого не было… — Драко говорил устало. Гарри знал эту его интонацию: так он говорил, когда был намерен повторять одно и то же столько раз, сколько потребуется, чтобы его оставили в покое, но не мог просто встать и уйти. Раздраженный вздох со стороны Снейпа выдал как минимум количество потраченного на допрос времени. Гарри знал, что тот не успокоится, пока не докопается до правды, но не понимал, почему это работает и в отношении него тоже. — Если бы единственной угрозой Поттеру были следы на его груди, это было бы хорошим вариантом, — зазвенев какими-то склянками, Снейп отошел в сторону, судя по звуку его шагов, и Гарри почти догадывался для чего: тот не мог не заметить, что он проснулся, и теперь собирался влить в него очередную порцию своих зелий. «Вообще-то такие татуировки мне не особо нравятся, и это серьезная причина для паники», — саркастично отметил внутренний голос. — В каком смысле? — переспросил Драко настороженно. Он как будто только проснулся на этом вопросе, а все, что говорил до этого, уже не имело значения. — Полагаешь, я два часа ищу решение, как убрать с национального героя неэстетичные рисунки? Поттер, пей, — приблизившись к кровати, Снейп вложил в его ладонь сразу два пузырька, как делал уже несколько раз, когда Гарри просыпался, — причем определял этот момент безошибочно, — и Гарри слегка их сжал. Холодные. «Я не проголодался еще. Снова гадость». Открывать глаза категорически не хотелось. К счастью, это было необязательно, но для этого во избежание лишних словесных перепалок зелья пришлось все-таки выпить, поскольку в прошлый раз, когда он попытался выразить протест, ему пришлось не только открыть глаза, но и подняться с кровати: методы диагностики от мадам Помфри были куда жестче. — Я думал, это просто из-за того, что он, ну, пропустил одно заклинание… и он проспится, и ему станет лучше. Что с ним? — Драко говорил взволнованно. Медленно опустошая первый пузырек, — он безошибочно определил на вкус восстанавливающее зелье, — Гарри не мог определить свое к этому отношение: должно было радовать, но почему-то раздражало. Чья-то привязанность всегда означает ответственность перед этим человеком, и заводя дружбу, он обязан был это понимать, но упустил этот момент, и теперь думал о том, что было бы лучше, если бы за него не волновался вообще никто. А следом пришло очередное понимание: это приятно. Причем без мерзкого налета от осознания, что о тебе беспокоятся потому что ты еще пригодишься в войне. Беспокоятся просто потому что беспокоятся, по-настоящему, без подтекста. — У него острая сердечная недостаточность, — отчеканил Снейп каждое слово, и Гарри чудом не поперхнулся, выпивая в этот момент содержимое второго флакона. «А что ж не туберкулез сразу?.. Я головой ударился, а не нервничал каждый день в течение семидесяти лет. Ну кровь из носа пошла, подумаешь…». «Ну, подумаешь, не из носа…» — И если это не кажется тебе шуткой, я настоятельно рекомендую рассказать, какое именно и чье заклинание он пропустил, — Снейп забрал из ладони Гарри пустые флаконы, касаясь его кожи, и тот успел заметить, насколько холодными и не соответствующему тому, что было во сне, на самом деле были его пальцы. «А если это кажется шуткой мне? Я могу встать и уйти полетать на метле?» — Да он просто Ступефай так отразил, криво, — игнорируя вопрос о втором дуэлянте, Драко напряженно выдохнул. — Это же не может… ну, иметь таких последствий. «Ты вообще-то о герое войны говоришь, мог бы что-то менее унизительное придумать…» — Что еще? — Снейп явно хорошо знал своего крестника. Настолько, что даже не усомнился, что тот выборочно подает информацию, и если бы у Гарри было больше сил, и сознание не начинало снова плыть, он обязательно бы встрял в разговор со своими комментариями относительно допроса его друга, но сейчас он был на это физически не способен. — А что еще? — переспросил Драко, но его надежды на то, что такой номер пройдет, явно не увенчались успехом. — Малфой! — даже Поттера, который уже практически засыпал, такой выкрик заставил слегка вздрогнуть, и он подумал, что на Драко, который явно не отличался бесшабашностью, это должно было произвести не меньшее впечатление. Снейп часто мог говорить на повышенных тонах, но кричал он крайне редко, скорее в исключительных случаях. — Северус, я прошу тебя, я не могу… — тот растерянно пробормотал, в его голосе чувствовалась легкая паника. Удивленный тем, что он не выдал все и сразу и отчего-то сразу же получивший укол совести — сомневался ведь в друге! — Гарри медленно погрузился в сон, едва различив на краю сознания упрямое малфоевское: «Нет», а на логичный вопрос, последовавший за этим, не менее логичный ответ: «Это не моя тайна». Рассудок уплывал и растворялся где-то вдалеке так настойчиво и безвозвратно, что Гарри начинало нравиться это ощущение падения в забытье, где его не мог потревожить ни Драко, ни чертов Снейп, ни Рон, ни что-либо другое, что в успокаивающем мраке собственного рассудка казалось неимоверной глупостью. *** Он не хочет знать о существовании чего-то, что находится за границами их постели. Он прогибается в спине, тянется навстречу прикосновениям, двигается в такт — настолько, насколько еще может, но наслаждение захлестывает сильнее с каждой минутой, и он сбивается с ритма, растворяясь в том, что чувствует. Властные руки до фиолетовых синяков сжимают его бедра, сдавливают до боли, до тихого рычания сквозь зубы, до кровоподтеков в местах, где в кожу впиваются ногти. — Сильнее… — просит он одними губами, плавно превращая свою просьбу в протяжный стон, а затем — череду отрывистых, на грани возможностей, дыхания, когда его слышат и выполняют: грубее, чем позволено, быстрее, чем когда-либо, отчаяннее, отрывистее, громче… Очертания комнаты расплываются перед глазами мутной дымкой, словно стен никогда и не существовало, словно все, что когда-то было вокруг, — только плод больного, уставшего воображения, словно весь мир сузился до них двоих: горячих тел, смешанного дыхания, ладоней на бедрах, влажных губ, полуприкрытых глаз и тихих, обрывистых просьб, выражающих не что иное как желание утонуть в сумасшествии окончательно, безвозвратно. Безумие нарастает, и в этом отчаянии уверенно чувствуется приближение финала. Гарри разрывается между двумя сторонами, выбрать одну из которых — физически невозможно, но растянуть удовольствие хочется так же сильно, как и ускорить его, погрязнуть с головой в ощущениях, забыв все на свете и себя самого. — Не останавливайся, — просит он наконец, украшая те части тела, до которых может дотянуться, розовыми полосами от острых ногтей, словно запечатлевая на нем все, что не может, — а с приближением развязки и физически не способен, — выразить словами. Он прогибается сильнее, невольно хватаясь за предплечье мужчины в поисках чего-либо, что можно сжать в сладкой истоме, и проваливается глубоко вниз, не ощущая под собой никакой поверхности. Ощущения резко меняются. Пронзительная боль — единственное, что может ощущать Гарри в следующую секунду, и от прежнего наслаждения остается лишь сбитое дыхание. Он скрипит сквозь зубы, в полной мере прочувствовав жгучую, острую боль в области сердца, разливающуюся по телу и отдающую во все конечности, вплоть до кончиков пальцев. — Молчи. Дыши, — голос знаком до боли, отчего-то эта боль заглушает физическую, но только на мгновение. Снейп снова намерен спасти ему жизнь, чтобы потом в очередной раз об этом напомнить. Как бы хотелось, чтобы жизнь спаслась сама по себе, и он не прикладывал к этому руку, но судя по тому, что болевые ощущения упорно не хотели слабеть, этого не случится. — Если я не услышу сейчас внятного ответа от начала до конца, я найду этот ответ в его сознании, — Снейп говорил быстро и предупреждающе, удерживая в руке запястье Гарри и, очевидно, измеряя его пульс. Он попытался выдернуть руку, но почувствовал только более сильный захват, так что в конце концов расслабился, осознавая собственное бессилие. — Ты не сможешь, это противоречит… — Закон позволяет в опасных для жизни потерпевшего ситуациях использовать допустимый максимум возможностей, — отрезал Снейп, отпуская руку Поттера и полностью переключаясь на Малфоя. — Какой я буду друг, если расскажу его тайну? — безрадостно проговорил тот, и в его голосе Гарри уже почувствовал готовность рассказать все от начала и до конца. Чтобы профессор Снейп знал и это. Чтобы он это высмеял. — Остаться другом, но другом трупа — сомнительное удовольствие. Говори, — теряя терпение, Снейп повысил голос, заставляя Малфоя вначале нервно закашляться, а потом глубоко вздохнуть. — Мы в коридоре столкнулись… — Нет, — Гарри хрипло прокашлял это слово, стараясь добавить в голос жесткости, но получилось слабо. Он приподнялся на кровати на локтях, с трудом разлепляя глаза и тут же щурясь от яркого света, но не успокоился даже несмотря на недобрый взгляд Снейпа. — Мистер Поттер… — Обычный ступефай. Не там ищете, — усмехнулся он, но усмешку сменила гримаса боли, и он поспешил вернуть себе обычное выражение лица, наблюдая за тем, как Снейп скрещивает руки на груди и скептически его оглядывает. — Решили блеснуть диагностическими способностями? — поинтересовался тот, очевидно, не нуждаясь в ответе, потому что сразу перевел взгляд на Драко, который, кажется, был вполне рад, что лишился всеобщего внимания. Но не успел профессор ни о чем его спросить, как Гарри, кашляя от нехватки воздуха и вытирая вновь появившуюся кровь с уголка губ, заявил: — Не в той сфере, профессор. Его рот наполнялся вязкой кровью так стремительно, что для того, чтобы продолжить, ему пришлось повернуться набок: Снейп тут же его перевернул, буквально вливая в рот несколько заранее заготовленных субстанций, и Драко, наблюдая, как зеленоватое зелье, смешиваясь с темной кровью, приобретает красный оттенок, взглянул на крестного растерянно, ожидая призыва к какому-то действию, но тот, удерживая голову Гарри за подбородок в одном положении, не двигался с места. — Договаривай, — приказал он, сжимая пальцы на его челюсти, тем самым пачкая их смесью крови и зелий, но это возымело эффект. — Нет никакого… другого… проклятия. Ищите не в заклинаниях… это, кхм… неправильный вариант. Ищите в собственном искусстве… Закашлявшись еще сильнее, Гарри больше не пытался продолжать говорить, тем более что снотворное зелье начинало действовать практически сразу после попадания в организм, и через минуту он уже прикрыл глаза, хрипло дыша и то и дело тяжело кашляя через каждый вдох.