Ты сумасшедший, Поттер!

Весь вечер и первая половина ночи были потрачены на диагностику организма Поттера. Организм в ответ на это упорно молчал: восстанавливающее со снотворным и некоторые следы бодроперцового — Поппи, конечно, не могла успокоиться, пока не влила его в Гарри. В ход пошло все — от банальных анализов до краткосрочного ритуала по установлению любых темномагических зелий и растворов, но нулевой результат продолжал оставаться нулевым и спустя час, и спустя пять часов. Брошенные Поттером слова о «своем искусстве» явно означали зельеварение и все, что с ним схоже, но клиническая картина упорно не желала сдвигаться с мертвой точки, какими бы методами ни оперировали Снейп вместе с мадам Помфри. Оставалось влезть в его сознание, но зелье сна без сновидений исключало и возможность мыслительного процесса выше примитивного уровня, что делало поиск нужной информации практически невозможным. Выругавшись на безмозглого гриффиндорца за полное отсутствие умственных способностей, которое вместе с отсутствием инстинкта самосохранения в который раз дало критический результат, Снейп принял решение воздействовать на Драко. В крайнем случае — узнать у него необходимую информацию силовыми методами, объясняя это тем, что смерть национального героя в стенах Хогвартса значительно испортит всю многовековую репутацию школы. Взмахнув перед этим палочкой в очередной раз, чтобы убедиться, что ничего не пропустил, он еще раз обнаружил ту же информацию, что и прежде: никакие примеси сторонних, не относящихся к принятым зельям, магических растений или иных ингредиентов не обнаружено. Никаких магических следов. Он замер на мгновение, а потом осел на кровати, медленно опуская руку с палочкой. Устало прикрыл глаза, шумно выдыхая и привлекая этим внимание мадам Помфри, до этого суетящейся вокруг больного. Поттер был идиотом, каких мир не видел прежде. И его идиотские загадки более чем соответствовали его интеллектуальному уровню. — Возьми у него образцы крови и слюны, — попросил он, а когда просьба была выполнена, исчез в камине вместе с анализами, не объясняя свое поведение ни единым словом. Пронаблюдав за странными действиями Снейпа, Поппи заметно воодушевилась: когда он начинал вести себя так, чаще всего это означало, что вернется он с разгадкой. Ей оставалось только поддерживать состояние больного, а если диагностика затянется, то вливать в него поддерживающие зелья до тех пор, пока не найдется другой способ. *** Спустя четыре часа профессор Снейп вышагнул из камина мрачнее тучи. Он жестом указал мадам Помфри удалиться, что та выполнила медленно и с ярко выраженным недовольством, не забыв при этом упомянуть, кто именно из них двоих отвечает за больничное крыло и порядок в нем. Когда колдомедик после препираний все-таки покинула палату, Снейп подошел к кровати Поттера, с прищуром разглядывая его, спящего и удивительно спокойного, и раздумывая над тем, какое именно поведение оказало бы на него правильное влияние. Правильнее всего было бы врезать так, чтобы он запомнил на всю свою жизнь, с размаху, но Снейп был почти уверен, что это возымеет обратный результат — чертов Поттер никогда не отличался последовательностью и предсказуемостью, а в состоянии не пойми какого психического расположения духа — и подавно. Тем более что это были не те методы, которыми он привык оперировать в общении со студентами, даже с теми, чьи случаи можно охарактеризовать как особо запущенные. — Поттер! — позвал он громко, сопроводив это несколькими толчками в плечо до тех пор, пока тот не пошевелился и не разлепил заспанные глаза. Дожидаться, пока он проснется окончательно, намерения не было, так что Снейп сразу перешёл к сути. — Решил угробить себе жизнь? — не наклоняясь над ним, а возвышаясь черной тучей над кроватью, поинтересовался он, однако его вопрос скорее не требовал ответа: по крайней мере если Поттер хотел дожить до выпускного и не лишиться какой-нибудь из своих конечностей. — И… и вам доброй ночи, сэр, — тихо прохрипел Гарри, зевая и пытаясь понять что происходит и почему Снейп выглядит так, словно Слизерин проиграл кубок школы Хаффлпаффу. Воспоминания стремительно возвращались, а вместе с ними накатывала и ноющая боль в теле, а в особенности — в районе груди, но он предпочел игнорировать ее до тех пор, пока это было физически возможно. — Какого черта, я спрашиваю?! — взорвавшись окончательно, профессор встряхнул его так, что Гарри показалось, будто больничная рубашка может треснуть по швам от такого обращения. Он вырвался из хватки, сел на кровати и посмотрел на своего профессора со смесью испуга и упрямства. А потом до него все-таки дошло, что именно происходит. — Я так понимаю, вы все-таки нашли причину, — кивнул он сам себе, а потом пожал плечами и принялся перебирать собственные пальцы, игнорируя подступающее головокружение: такое, как каждый раз, когда он в последние два дня просыпался в этой палате. С некоторых пор просыпаться в отвратительном самочувствии стало традицией. — Поттер, — начал Снейп тем грубо-поучительным тоном, который раздражал больше всего, — ты хоть можешь себе вообразить, что… — Нет, конечно! — перебил тот, хотя это и стоило ему приступа кашля, переждав который, он жестом показал, что еще не закончил, а потом злостно продолжил. — Я же тупой, безнадежный, безмозглый, какое еще «без» я пропустил? А, к тому же еще алкоголик, шатающийся по ночам в Хогвартсе в своем привычном неадекватном состоянии безо всякой причины! Как я могу себе хоть что-то вообразить?! «На это же способен только ты! Даже сюда пришел только для того, чтобы в очередной раз меня унизить! И не постеснялся ведь среди ночи!» То, что дыхания хватило на такую длинную фразу, было успехом, но это мало волновало Гарри. Он вглядывался в глаза Снейпа, не отводя взгляда, так долго, как мог, пока они не начали слезиться, но и тогда он продолжал неотрывно и хмуро наблюдать, ожидая продолжения лекции и вместе с этим — готовясь защищаться, дать отпор, отбиваться от любых словесных нападок, потому что не хотел слышать в свой адрес ничего, тем более — от него. Однако продолжения лекции не последовало. Более того, то, что произошло дальше, удивило Гарри в разы сильнее, чем любое, даже самое необоснованное обвинение в свой адрес. С первой секунды того, что случилось дальше, Гарри уже знал, что будет вспоминать это множество раз, постоянно стараясь найти для себя какое-то объяснение тому, почему Снейп вел себя именно так. Посмотрев на Гарри из-под темных бровей, так, как смотрят умудренные годами люди на подростков, чьи проблемы кажутся им концом вселенной, профессор отошел на шаг, а потом сел на край соседней кровати. Запустив руку в волосы, он с тихим выдохом пропустил их между пальцев, задумавшись о чем-то своем, — Гарри отметил непривычно человечный жест, — а потом поднял голову и спокойно сказал: — Что ты творишь-то, Поттер… И главное, была бы причина. Пожалеешь ведь, — словно вспомнив о чем-то давно забытом, он устремил взгляд в сторону, рассматривая там что-то видимое только ему одному. Удивленный всем, что видел перед собой, Гарри напрочь забыл о собственной злости, но упрямство даже в этот момент было ведущей чертой его характера, так что он поспешил хрипло возразить. — Причина есть. — И какая же? — отвлекшись от своих мыслей, уточнил Снейп, вглядываясь в лицо Гарри без попыток продолжать свою речь. А затем увидел колебание. Нерешительность во взгляде и попытку что-то произнести, но в следующий момент Поттер уже отрицательно покачал головой, отводя взгляд в сторону. — Я не могу вам рассказать. И вообще не обязан, — добавил, попытавшись огрызнуться, но получилось слабо: огрызаться ему, по всей видимости, больше не хотелось. «Ты же посмеешься снова. Назовешь глупым, заносчивым, посягнувшим на то, что мне никогда не светит, добавишь что-то про алкоголизм обязательно…» — Не можешь рассказать о первопричине, расскажи о цели, — спокойный голос Снейпа отвлек от неприятных мыслей и снова вызвал удивление: он не слышал столько размеренного тона от профессора за все семь лет, сколько его было за последние пару минут. Поттер вздохнул. Его выражение лица и мелкие хаотичные движения пальцев со временем начали выдавать то ли тревогу, то ли только грусть, что в конечном итоге стало двигателем его монолога. Удивительно связного и логичного, словно он много раз проговаривал его про себя, прежде чем озвучить, и при этом каждая высказанная мысль полностью соответствовала тому, что он чувствовал, потому что притворяться настолько искусно он был просто не способен. — Да даже вы каждый раз меня пинаете, мол, герой магического мира… кавалер ордена Мерлина, спаситель всей Британии… Как будто мне ниоткуда достались эти все звания. Между прочим, я как минимум умирал для этого, — он усмехнулся, опустив голову, но веселья в этой усмешке не было. — Да и не для этого вовсе… Я… нет, я правда не понимаю! Вы ведь обязаны были семнадцать лет служить двум хозяевам, вы жизнью рисковали, в конце концов, ни за что, ради чужих прихотей, ради чужого развлечения! Вы обязаны были играть свою роль в войне, обязаны были прилагать усилия, и вы выиграли, но не потому что хотели, а потому что… были обязаны… Так почему… почему не кто-то другой, а именно вы попрекаете меня всеми этими статусами? Вы всерьез считаете, что ваша роль в войне — вынужденная, а я ее себе сам… что?.. в карты выиграл? Так, что ли? Прервавшись на длинный, сильный кашель, Гарри уронил голову на ладони, чтобы прокашляться, и Снейп, не произнося ни слова, ожидал продолжения этой речи. Причиной тому было желание докопаться до сути проблемы, но он не мог не ощутить, насколько сильно мальчишка задел в его душе то, о чем сам Поттер не имел ни малейшего понятия. Сохраняя спокойный вид, он поправил мантию на коленях, а затем поднял голову снова, когда тот заговорил. — Ваши слова — это больно. Это если вдруг вы не знали. Или права на слабость у меня и после войны тоже нет? — Гарри снова так же усмехнулся, как и в прошлый раз, и эмоций в этом было ещё больше. Не слёз, но чистых эмоций, не прикрытых ни упрямством, ни принадлежностью к факультету, которая проявлялась очень часто, как бы Поттер ее ни отрицал, ни чем-либо другим, чем буквально завален его разум чаще всего. — Это… неприятно. Хотя бы потому… — он сделал паузу, маскируя ее за глубоким вдохом, — хотя бы потому что я думал… думал, что когда я убью Волдеморта… хотя бы тогда ко мне начнут относиться как… как к человеку. Любить, я не знаю… хотя бы считать живым, а не как раньше… — он легко повернул голову, будто обернулся назад, но быстро вернулся к разговору. — Только оружием и считали, даже Гермиона… она… просто… Резко захватив воздух в легкие, будто задыхается, Гарри замолчал, а потом вдохнул еще несколько раз — и так и продолжил сидеть молча, рассматривая собственные руки. Снейп нахмурился. Он плавно поднялся со своего места, не отбрасывая варианта, что может спугнуть эмоционального гриффиндорца, а потом спокойно присел на край кровати Гарри, заставляя обратить на себя внимание. — Что она? — переспросил он, ожидая ответа без какой-либо спешки, и Гарри, взглянув на него с непониманием, все-таки продолжил: — Дружила со мной по приказу. Кашель дальше последовал или только имитация кашля — не имело значения. Было видно, что эти слова, хоть они и являлись лишь выражением мысли, приносили Гарри значительный дискомфорт, так что Снейп уже собирался свернуть эту тему, но тот продолжил сам, быстро и сбивчиво: — Ее Дамблдор постоянно просил меня поддерживать. Сначала на младших курсах чем-то задабривал, потом просто объяснял, как это важно, а на последнем… обещал вечную славу и хорошее место после войны… в Министерстве. Гермиона умная, она помогала нам с Роном часто, выручала нас, спасала наши жизни… а мы оба думали, что это искренне. Оба — до начала седьмого курса. А когда они начали встречаться, он собирался забрать ее и уехать куда подальше, и тогда она все ему рассказала, и про Дамблдора, и про уговор, про всё… и они остались… И мы выиграли, вот. «И какого-то черта я выжил, хотя не должен был». — Ты узнал об этом недавно? — уточнил Снейп, потому что было бы странным, если бы он знал об этом больше полугода, а отреагировал только сейчас. Тот со вздохом кивнул. — Три дня назад. Рон обмолвился во время очередной стычки. Я же… ну, таблеток решил наесться, — он замялся, потому что еще вчера не хотел говорить об этом, но судя по его состоянию в данный момент, сейчас ему хотелось рассказать абсолютно все, — после разговора с Гермионой. Пошел к ней узнавать, правда ли все это… а она расплакалась. Сказала, что да, правда, что прошлого уже не вернуть, дружбу свою предложила… но только так, чтобы Рон не узнал! Хороша дружба, что скажете?! — он нервно сглотнул и продолжил уже намного спокойнее. — Хотел ничего не чувствовать. Ни-че-го. Эмоциональный диапазон хотел как у зубочистки, — уголком губ криво улыбнулся он, вспомнив один из уютных вечеров с друзьями несколько лет назад, но понимание того, что друзьями они на самом деле не были, быстро стерло даже подобие улыбки с его лица. — А зелий нет таких, не придумали еще, — он взглянул на Снейпа, и тот коротко кивнул в подтверждение. — Вот и решил использовать маггловское снотворное. А что? Оно замедляет все реакции организма, спасает от негативных эмоций, да от любых вообще эмоций, превращает в… вас. Образец невозмутимости, — он снова коротко усмехнулся. — Но есть неприятный побочный эффект — сон. — И ты решил компенсировать это бодроперцовым, — кивнул Снейп сам себе, окончательно выстраивая картинку у себя в голове. — Ну… да. Сами же учили, что существуют взаимокомпенсирующие зелья, что одни могут аннулировать какие-то отдельные проявления других… — очередной приступ головокружения настиг слишком резко, так что Гарри пришлось прерваться на полуслове, чтобы вернуть себе ясность мысли. — Но не маггловских таблеток, — поднявшись с кровати, чтобы взять необходимые зелья, Снейп перебрал несколько пузырьков, после чего выбрал из них всего один и вернулся на место. — Да плевать… я хотел… Получалось и получалось… Пока не переборщил. Съел больше, чем надо, не успел сходить за бодроперцовым, а тут Рон… на пути попался… пришел выяснять, как это я посмел его невесту до слез довести. Ну и пропустил я в сонном состоянии одно заклинание. Кто ж знал, что это к таким последствиям приведет… — Что вы, Поттер. Ступефай на самом деле должен был придать вам заряд сил и энергии, — саркастично прокомментировал Снейп, протянув ему флакон. — Осталось сказать, что я идиот. «Как всегда. А я только что чуть не сошел с ума от твоей человечности». — Поттер… — … «вы идиот», знаю, — засмеявшись так, как смеются люди после долгих истерик, полностью опустошенные и почему-то находящие смешное в самых обычных вещах, Гарри откупорил пузырек и выпил все содержимое до дна. — Почему только снотворное? — поинтересовался он, хотя ему было совершенно все равно. Но спросить какую-то мелочь отчего-то хотелось: этой ночью — а может быть, уже и ранним утром, — профессор был не так скрытен как всегда, и Гарри просто не мог упустить возможность запомнить это как можно сильнее. — Восстанавливающее вам не поможет. Нужна полная детоксикация, только после нее можно начинать лечение. Своей атакой Уизли подарил вам острую сердечную недостаточность, пытаться избавиться от которой, игнорируя остатки маггловской химии в организме, чревато ухудшением состояния. — Ясно, — Гарри равнодушно пожал плечами, понятия не имея, что обычно говорят в таких случаях. Поэтому выбрал самый нейтральный вариант: — Спасибо. Но вы не обязаны. — Не обязан что? — выгнул бровь профессор, чей голос стал в разы жестче: таким, каким он был всегда до этого разговора. — Спасать мне жизнь. Вам же она в любом случае не нужна. Так ведь? — Гарри наблюдал за возящимся с лекарствами Снейпом до тех пор, пока не начал засыпать. Так и не дождавшись ответа, он уснул, продолжая удерживать в сжатых пальцах испачканный в снотворном зелье флакон. Снейп молча вытащил его из его ладони. На заданный вопрос ему предстояло ответить вначале самому себе, хотя он был более чем уверен, что разложив все по полочкам в своей голове, найдет адекватное объяснение их ночной беседе и в дальнейшем будет использовать услышанное этой ночью на свое усмотрение. *** Когда в палату с приветливой улыбкой вошла профессор МакГонагалл, Гарри уже расправлялся со своим завтраком. Есть хотелось жутко: два дня без еды и полное очищение организма не прошли даром, так что он даже без вопросов поглотил нелюбимую овсянку, а это означало крайнюю степень голода. А теперь, обгладывая яблоко, он с удивлением взглянул на свою гостью, никак не ожидая увидеть ее здесь, и приветливо кивнул. — Профессор, доброе утро. — Доброе, Гарри, — мягким голосом поздоровалась та, занимая место на стуле напротив его кровати. В послевоенное время Минерва являла собою образец элегантности, пусть и уже в почтительном возрасте, так что Гарри невольно отметил, как гармоничны все детали ее наряда: и прическа, и серьги, и даже изумрудная вышивка на велюровой мантии, которая в детстве казалась им очень мягкой и одновременно какой-то величественной и недосягаемой. — Как ты чувствуешь себя? Вижу, с аппетитом все в порядке, — посмеялась она, потрепав его по плечу, как часто делала это со своими студентами. — Да, спасибо, — отложив в сторону яблоко, Гарри придвинулся чуть ближе. — Честно говоря, я вас не ждал. — Отчего же? — с искренним удивлением она пожала плечами. — У меня масса свободного времени на этой неделе, с чего бы мне тебя не навестить? У директора Дамблдора, правда, график чуть более напряженный, но он тоже передавал тебе пожелания скорейшего выздоровления, Гарри. — Я так понимаю, мое состояние уже стало достоянием общественности, — он кивнул, пряча потаенную улыбку: в обществе профессора МакГонагалл — чаще всего — ему было комфортно, так что раздражения или чего-то схожего не было и в помине, и он действительно был рад ее видеть. — К тебе хотел зайти еще Драко, но я попросила его подождать десять минут, потому что хотела сказать тебе одну вещь, — профессор на этих словах склонилась к нему немного ближе, создавая особенное, таинственное настроение, хотя в палате не было никого, кто мог бы их услышать. Она взяла Гарри за руку и слегка ее сжала в дружественном жесте. — Мне кажется, Гарри, когда мы разговаривали с тобой и Драко по поводу амбициозности, ты немного не так меня понял. Подожди, — попросила она, увидев его порыв что-то сказать, — я не хочу читать тебе никаких нотаций, хочу только попробовать обратить твое внимание на то, чего ты не замечал раньше. Услышишь меня? — с хитрым, озорным прищуром, словно они по меньшей мере делились страшными тайнами, она подсела еще немного ближе и продолжила только дождавшись кивка со стороны Гарри. — Так вот, я тогда говорила о вашей будущей жизни не совсем в свете учебы и поступления. Вернее, не только об этом. Знаешь, когда я была молода, мне казалось, что все мои цели делятся только на два клана: лёгкие и недосягаемые. Так вот, сейчас второй я бы просто назвала «не настолько лёгкие», — мечтательность на ее лице в совокупности с теплой улыбкой давала понять, что какие-то воспоминания из прошлого ещё очень сильны даже по прошествии десятков лет, и Гарри это почему-то зацепило, словно он представил себе, что у него тоже будет так: и через год, и через десять, и через пятьдесят. — Я хочу сказать, мой дорогой, что если то, что у тебя вот здесь, — она легко коснулась ладонью его груди и слегка погладила, — не блажь и это достаточно серьезно, чтобы за это сражаться, значит, сражаться нужно обязательно. И ты очень скоро увидишь, что цель уже не так невозможна, как тебе казалось раньше. — Профессор, — все же остановил ее Гарри, нахмурившись сам себе, но не проявляя больше никак своего отчего-то подступившего волнения. Он вгляделся в ее глаза, мягкие и добрые, и аккуратно поинтересовался, стараясь не сказать больше необходимого. — Вы ведь не можете знать, что именно… я хочу сказать… ситуации разные бывают, — он замялся и остановился, но услышал в ответ только тихий, беззлобный смех. — Ситуации разные, Гарри. Любовь одна. Одинаковая, хоть сейчас, хоть сто лет назад. Угораздило тебя, я вижу, давно заметила, ну… что ж, с кем не бывает. Только если ничего не менять — ничего и не изменится, не забывай об этом, мой дорогой мальчик. В ответ на ее улыбку Гарри не мог не улыбнуться. Не изменится, если не менять. Он прекрасно помнил воодушевление после предыдущего разговора с профессором МакГонагалл, и теперь ощущал нечто подобное, но чувствовал необходимость вначале все осмыслить, потому что прошлое рвение добиться всего и сразу ни к чему хорошему не привело. — О, твой друг уже явно заждался! — внезапно вспомнив о времени, Минерва поднялась со своего стула и отпустила руку Гарри. — А мне уже пора. Ты, главное, выздоравливай. И подумай над тем, что я тебе сказала, хорошо? И еще… постарайся без отчаянных поступков. Это не лучший вариант. — В каком смысле? — переспросил Гарри, у которого от этих слов пробежал холод по позвоночнику. Ему показалось, что профессор МакГонагалл знает абсолютно все, и теперь она прямым текстом заявляла, что Снейпу не нравятся безумные поступки, и этим невозможно его добиться, но ее ответ частично развеял его опасения. — Вообще-то, в любом. Хоть это и не подобает говорить декану самого отчаянного факультета, — она снова легко посмеялась. — Профессор, — позвал Гарри, когда Минерва уже отошла от его кровати, и она с интересом обернулась. — Вы ведь уже не декан моего факультета… — Зато ты, Гарри, все еще мой подопечный, — без укора ответила она, но почему-то это слегка задело его совесть, — я уже нахожусь в том преклонном возрасте, когда совершенно не хочется прощаться с учениками только за то, что они развеяли в воздухе, видите ли, свой галстук, и переселились на пару этажей пониже. Гарри в ответ легко и искренне засмеялся. Он внезапно почувствовал себя намного младше, когда ты принимаешь серьезное решение и заранее враждебно настроен ко всем, кто не примет его в полной мере, а потом оказывается, что не таким уж оно было и судьбоносным и не так уж много людей вокруг норовили тебя за него отчитать и вообще никто не почитал это концом света, как ты себе нафантазировал. — Спасибо вам, — он кивнул, ощущая легкий стыд и за это, и за собственный поступок с таблетками: непонятно, рассказал ли Снейп подробности этого происшествия, но то, что решение было глупым, и как минимум несколько человек волновались, было фактом. — Да на здоровье, Гарри. Так я запускаю Драко? — вместо прощания поинтересовалась Минерва, зная ответ на свой вопрос, так что запоздалое «Да, да, конечно» услышала уже не она, а сам Малфой, влетевший в палату, как только представилась такая возможность. Оказалось, что как минимум два человека были заинтересованы в его выздоровлении, но почему-то Гарри не вспомнил ни об одном из них, когда делал то, что делал, и теперь ему предстояло разобраться со многими вещами, которые он упустил из виду. Если ничего не менять — ничего не изменится, это было верно. Но если менять что-то необдуманно, то изменится это далеко не в лучшую сторону. И возможно, в расчете своих дальнейших действий ему не помешал бы хитрый малфоевский склад ума, тем более что его тайну — которую Гарри ночью выдал сам и с лихвой, — Драко сдержал, несмотря на значительное давление.