Ты сумасшедший, Поттер!

От Молли Уизли за версту разило приторно-намеренным дружелюбием. Гарри удивлялся тому, насколько он научился распознавать ложь в идеально доброй на первый взгляд улыбке, и не всегда был рад этому достижению, потому что неведение и доверие, с которыми он шел по жизни несколько лет назад, делали эту самую жизнь немного проще и намного позитивнее. Когда-то давно он полюбил эту женщину так, как ребенок любит внезапно нашедшуюся мать, — безоговорочно, слепо, с огромным желанием сохранить ее любовь к себе на всю свою жизнь, потому что в какой-то момент не было для него человека, который волновался и заботился бы о нем сильнее, чем она. Сейчас, за три месяца до своего выпускного, он вглядывался в ее глаза с нескрываемым презрением. Много воды утекло с тех пор, как разрушились его иллюзии, много доказательств ее продуктивной дружбы с Дамблдором он нашел за последние полгода, но все это и близко не стояло с ее проклятиями в его адрес, когда он заявил Джинни о том, что не любит ее, и вероятно, никогда не любил. Крики о том, что он опорочил несчастную влюбленную девушку, раздавались на всю Нору, уходить из которой Гарри пришлось пешком, — камины закрыли, скорее всего, специально, чтобы он не смог избежать этого скандала. Медленно бредя по полю до границы антиаппарационного барьера, он был странно, по-мазохистски рад тому, что правда выяснилась окончательно, и теперь не было нужды следить, выдумывать наводящие вопросы, составлять логические цепочки… все было до неприличия просто — его выгнали из жизни семейства Уизли самым отвратительным способом, и единственных, кто мог бы его поддержать, — близнецов, — попросту не было на тот момент дома. В один миг создав национальному герою атмосферу совершенной ненужности, Молли вычеркнула его из своей жизни, как думал Гарри, навсегда. И он приложил все усилия, чтобы сделать то же самое. И вот, спустя несколько месяцев, она сидела в большом зале Хогвартса, за столом студентов Гриффиндора, прямо напротив него, вместе со своей дочерью. Рассматривала его, как мать, которая давно не виделась с любимым сыном, и пыталась взять в руки его ладонь. Почти так же, как много лет назад, когда он в самом деле в этом нуждался. — Гарри, дорогой, я полагала, мы поговорим с тобой одним, — улыбнулась женщина, но ни ее улыбка, ни даже вполне искренние морщинки вокруг глаз не заставили Гарри смириться с ее прикосновением. Он отдернул руку так, словно обжегся, после чего быстро опомнился и скрестил руки на груди, возвращая себе невозмутимое лицо. — Драко — мой друг, — заявил он безапеляционно, отмечая про себя, что строгое лицо помогает сохранить и спокойный настрой: надо отдать должное Снейпу, многое он у него перенял, пусть и неосознанно. — Конечно, Гарри, но… — Он останется. Лицо Молли на миг утратило всяческую привлекательность. Она стиснула зубы, — про себя Гарри отметил, что такое развитие событий не входило в ее планы, — но в конце концов вернула себе улыбку, медленно кивнув. — Хорошо, Гарри, как скажешь. Я хотела поговорить с тобой вот о чем… — начала она, но Джинни, сидящая рядом, дернула маму за руку и вставила: — Мы хотели. — Да, конечно, мы, — поправила Молли, кашлянув, — мы хотели поговорить с тобой о том, что в последнее время наши с тобой отношения, Гарри, стали немного холоднее, чем были раньше. И я хотела бы… ох, может быть… может, чаю, мальчики? — замешкалась она, явно теряя нить собственного монолога. А возможно, она только хотела создать иллюзию этого, Гарри не мог понять это до конца. Пока Молли, не дождавшись никакого ответа, взяла паузу, разливая по чашкам чай для всех четверых, Драко, пнув Гарри под столом ногой, обратил на себя внимание, а потом вопросительно приподнял бровь. Он знал, что Гарри поймет: таким образом он спрашивал, понимает ли тот, что происходит, и шумный вздох был ответом, что Гарри не понимает ровным счетом ничего. Драко отвернулся, вновь вперившись взглядом поочередно в них обеих. — Гарри, мы хотели попросить у тебя прощения за Рона, — подала голос Джинни, когда пауза затянулась. Она выглядела встревоженной, ее пальцы мелко подрагивали, и на что именно списать это состояние, — на чувство вины или что-то другое, — Гарри не знал и узнать не особо стремился. Он продолжал молчать, хотя это становилось сложнее, потому что сказать хотелось многое, но это ни к чему бы не привело: и методы Молли, и ее манера речи была очень похожа на манеру Дамблдора, когда ему нужно было добиться какой-то цели. Оставалось понять, какой именно, потому что в общении с подобными людьми он давно понял: нужно осознать не что до тебя пытаются донести, а для чего они это делают. И тогда станет понятно, что нужно ответить. — Мой сын творит глупости в последнее время, но его можно понять, Гарри, — она добавляла его имя каждый раз, словно демонстрируя свое игнорирование Драко, чем заставила его повторить позу Гарри — скрестить на груди руки, чуть отклоняясь назад, чтобы смотреть на них двоих словно свысока. — Война подействовала на всех по-разному, и я надеюсь, ты-то это понимаешь лучше многих… — Здесь вы правы, — равнодушно ответил Гарри, поглядывая то на одну, то на вторую. Он вкладывал в свой ответ совершенно другой смысл, зная, что Молли поймет это, но при этом зная, что она же это и проигнорирует. — И в связи с этим, дорогой наш Гарри, я хочу предложить тебе… мы, мы хотим предложить тебе дружбу. Пойми, Гарри, не перебивай только, пойми, что из-за вашей с Роном вражды никому не лучше! Ты только посмотри, что происходит: Гриффиндор постоянно теряет баллы из-за ваших стычек, Джинни страдает из-за волнения за вас, сам Рон творит что-то странное, Гермиона переживает и плачет, а я сама… я не могу смотреть на терзания своих детей, пойми меня, Гарри, — говоря быстро и при этом громко, она тем самым добивалась, чтобы ее не перебивали, и Гарри действительно не собирался этого делать. Он смотрел молча, изо всех сил стараясь отключить эмоции и включить при этом мозг, и пока что у него это получалось. Драко же этим похвастаться не мог. — Что за чушь, — выпалил он, наклоняясь ближе к ним, чтобы говорить практически в лицо, — если вы считаете, что нам есть какое-то дело до ваших проблем, то должен сказать, что на самом деле нам глубоко плевать! Что, Уизли? — переспросил он, увидев, как Джинни раскрывает рот в попытках что-то заявить, краснея при этом до такой степени, что скоро могла бы слиться с цветом собственных волос. — Если тебе интересно мое мнение, Малфой… — начала она злобно, но тот так же резко прервал ее выказывание: — Твое мнение не просто мне неинтересно, оно неинтересное в принципе. Что? — теперь уже вопрос был адресован старшей Уизли, которая, в отличие от своей дочери, наоборот полностью побелела. — Я напоминаю, Драко, что мы пришли поговорить с Гарри, — ледяным тоном произнесла она. — И если этого недостаточно, то я напомню еще о том, что я в разы старше тебя, и попросила бы ввиду этого не оскорблять меня неуважительным отношением к моей дочери!  — Нашли чем хвастаться, — фыркнул он, отводя взгляд на чашку с чаем. А потом придвинул ее к себе, рассматривая какой-то витиеватый золотистый узор на краешках как чашки, так и блюдца. Отвлечься это не помогало, судя по выражению его лица. — Что ты хочешь этим сказать, Драко? — она намеренно добавляла имя того, к кому обращалась, будто пытаясь тем самым вызвать у собеседника чувство вины. Дамблдор делал то же самое, подумал Гарри, и самым противным было то, что это работало долгое время. — Не хочешь ли ты сказать, что мой возраст не заслуживает уважения?! — Я хочу сказать, — раздраженно ответил тот, — что уважаю взрослых людей, но иногда они говорят абсолютную чушь! Да, вы дольше прожили и, возможно, больше знаете, но морщины на лице и седые волосы — отнюдь не привилегия. И уж тем более не признак большого ума, — добавил он все-таки после недолгого колебания. Это прозвучало действительно оскорбительно и должно было как минимум вынудить обеих Уизли встать и уйти, но Молли, глубоко вздохнув, осталась на месте, придавая своему лицу выражение грусти, но не злобы. — Драко, Гарри, — смирилась она наконец с тем, что разговаривает сразу с ними двумя, хотя напряженные скулы и выдавали ее состояние, — я прошу вас… У вас нет детей, и вам сложно меня понять, но попробуйте, пожалуйста, все же представить, что… Гарри! — она обратила взгляд только на него одного. — Я не хочу потерять сына… что бы он ни делал, он дорог мне. И я прошу вас наладить контакт, чтобы не доводить ситуацию до того момента, когда изменить что-то будет уже нельзя… — Подумаешь, одним идиотом больше — одним меньше, — произнес Драко безо всякой жалости, чем удивил даже Гарри, который от него подобного не ожидал, но на его взгляд только повел головой, давая понять: позже объяснит. Он сжал пальцами чайную ложку, и теперь возил ею по дну чашки, размешивая уж давно растворившийся сахар и не скрывая своего раздражения от этого разговора. — Он мой сын, Драко! — заявила Молли, по всей видимости, желая таким отчаянным тоном вызвать в нем чувство вины, — и несмотря ни на что, как бы его мнение ни расходилось с вашим, он имеет право на собственные убеждения. — Каждый придурок имеет право на свои убеждения, — парировал Драко, заставляя Молли едва ли не задохнуться от возмущения. Было видно, что цели, с которой пришла, она не добилась, и теперь старалась что есть сил сохранить хотя бы нейтральные, если не дружественные отношения, чему Драко не был намерен способствовать. Зато ему хотелось узнать кое-что другое, что они уже обсуждали с Гарри и в чем так и не пришли ни к какому мнению: сейчас был самый удобный шанс. — Заполучили в свой гадюшник Гермиону, теперь решили еще и Гарри завербовать? — формулировка была откровенной провокацией, но он, царапая металлической ложкой дно чашки, не отступал. — Не знаю, что у нее там сейчас в голове, но если она реально любит вашего умалишенного сыночка, то на нее война повлияла пагубнее всего! — Малфой! — возмущенно выкрикнула Джинни, привлекая к себе внимание нескольких младшекурсников, до чего ей не было совершенно никакого дела. — Гермиона, в отличие от вас, умеет делать правильные выводы! — Своими ли стараниями, — выплюнул тот в ее сторону, после чего снова повернулся к старшей Уизли, которая постепенно меняла цвет лица, сливаясь теперь уже с дочерью. — Что, нечего сказать?! — Я впервые вижу, чтобы так агрессивно мешали чай. Может, будешь его пить? — выдавила из себя Молли, прикладывая последние усилия к тому, чтобы оставаться невозмутимой. Гарри даже задумался: видимо, война повлияла и на нее саму, потому что раньше ей было намного проще контролировать себя. А может быть, раньше он просто не давал поводов ей злиться. — Не ваше дело, — огрызнулся Драко в подростковой манере, что означало, что всяческое его терпение уже плавно подходило к концу, но прищуренный взгляд выдавал какую-то заинтересованность, какую — Гарри не мог понять. — Драко, Гарри, — успокоившаяся к тому времени Джинни вновь подала голос, говоря заискивающе и негромко, чтобы, видимо, снизить накал эмоций, — Гермиона всего лишь дорожит собственной памятью. Все, что было за эти семь лет, нельзя зачеркнуть в один момент… Я… я не знаю, Гарри, возможно, тебе это удалось, но ни она, ни я, никто из нас не смог забыть ту многолетнюю дружбу, которая… которая, к сожалению, теперь рушится из-за поступков моего брата. Я не смогла найти общий язык с ним, но я прошу вас двоих: пожалуйста, будьте же людьми, нельзя забыть столько всего, что нас связывало… — Трудно все время быть людьми. Люди мешают, — своей интонацией Драко будто подвел черту этого разговора. — Убирайтесь. Молли, желавшая было сказать что-то еще, только глубоко вздохнула. Гарри смотрел на нее совершенно без эмоций, не выдавая ничего из того, что происходило у него внутри, и чувствовал себя от этого хозяином положения, хотя не понимал до конца даже мотивов ее появления в Хогвартсе. — Гарри, Джинни права, мы очень дорожим памятью о том, что было. И Гермиона тоже дорожит ею. И мы все будем очень благодарны тебе, если ты примешь правильное решение, — поднимаясь со своего места, она и так намеревалась уйти, так что Гарри не совсем было понятно, для чего Драко так пытался ускорить этот процесс. — Убирайтесь, — процедил он снова, выдерживая пристальный взгляд Молли, а затем настороженно провожая ее взглядом до самого выхода. Она несколько раз обернулась, но ничего не изменилось: Драко так же пристально следил за ней, а Гарри так же спокойно разглядывал что-то на столе, не обращая на произошедшее никакого внимания. Он практически не сказал ничего за время их разговора, и теперь у него было что обсудить с Драко, тем более что некоторые его слова заставили удивиться даже его, настолько жестко они звучали. О том, какие именно эмоции вызвало в нем самом появление этой женщины, Гарри решил не думать. *** — Не знаю, я не уверен, — Гарри задумчиво листал учебник по зельеварению за четвертый курс, не особо вникая в суть написанного на его страницах. Два из четырех зелий были уже сварены, он опережал программу, по которой они занимались, но это стоило ему двух долгих вечеров, упорно проведенных перед котлом. Гарри даже начинало казаться, что он чувствует от своей мантии те же ароматы, которыми пропитана и мантия Снейпа, и это ему странным образом нравилось. — В том, что нужно в этом разобраться, ты уверен? — настойчивость Драко действительно вселяла уверенность, что подозрения не беспочвенны, но ничем конкретным Гарри не мог это обосновать. — Уверен, — не мог не согласиться он, — но почему именно к нему?! — А к кому? К господину директору? — поинтересовался тот не без скептицизма. — У кого еще можно искать подобной помощи? Кто не расскажет обо всем общественности? — смысл в его словах все-таки был, но колебался Гарри долго, потому что слабо представлял себе, как именно они будут излагать суть своей просьбы. — Да, он будет саркастичным, но я знаю своего крестного, он не станет осуждать, — довершил свое утверждение Драко последним аргументом, ответить на который Гарри было решительно нечего. Чего именно он опасался, он не понимал, а рациональная часть его сознания твердила, что эмоции, которые даже не удается толком распознать, стоит просто отфильтровать. Через двадцать минут они были уже на пороге кабинета Снейпа. К этому моменту Драко успел убедить Гарри в справедливости своих намерений, и теперь оставалось только выложить все профессору и рассчитывать, что он не сочтет их подозрения безосновательными. Тот разрешил войти сразу же после их настойчивого стука в дверь. — Добрый день, — проходя в кабинет первым, Драко присел на стул напротив стола Снейпа. Гарри последовал его примеру, задумчиво разглядывая профессора. Они не отвлекли его ни от чего особо важного, и судя по его лицу, настроен к ним он был вполне лояльно, так что появилась надежда, что из их затеи может что-то получиться. Наглухо застегнутая мантия привлекла к себе внимание, но Гарри быстро перевел взгляд куда угодно, чтобы только не отвлекаться, потому что разговор, с которым они пришли, действительно стоил того, чтобы акцентировать на нем все свое внимание. — Мы хотели бы с вами посоветоваться, — произнес Гарри, который до этого планировал переложить изложение сути на плечи Драко, но теперь решил обратить на себя внимание Снейпа, а это было единственным доступным в данный момент способом. По крайней мере из всех приличных. — Я догадался, что вы явились не поздороваться, — кивнул тот, откладывая в сторону пергаменты, которыми занимался до этого момента, — и судя по воодушевлению, речь пойдет не об учебных вопросах. — Нет, — подтвердил Гарри, кивнув, а потом понял, что запутался — кивать, говоря при этом «нет», было странно, но махнул головой и продолжил, — мы хотим попросить вас помочь выяснить нам, что происходит с Гермионой. Снейп удивленно приподнял бровь, но промолчал, давая им возможность продолжить свою мысль. Один только факт того, что он не выгнал их в первую же секунду, уже дал возможность говорить намного свободнее, чем до этого, так что Гарри смело продолжил. — Понимаете, не могла она забыться настолько, чтобы… — Чтобы любить этого придурка Уизли, — скривился Драко, решив сократить эту длинную басню. Гарри, немного поколебавшись, кивнул в подтверждение его слов. Малфой действительно общался со Снейпом свободнее, возможно, ввиду их статусов относительно друг друга, а может быть, у него было больше времени привыкнуть к собственному декану за семь лет обучения под его покровительством. — У вас есть какие-то мысли на этот счет? — поинтересовался профессор, ставя в тупик Гарри этим вопросом, но у Драко, кажется, такой проблемы не возникло. Он энергично кивнул, поспешив дополнить это пояснением, которое прозвучало вполне убедительно. — Мы разговаривали сегодня с его мамашей и сестрой. Они приперлись в Хогвартс, чтобы предложить Гарри мировую, а когда я сказал о том, что они уже завербовали Гермиону, мамаша стушевалась так, что еле смогла что-то из себя выдавить! «Лексикон достойный аристократа», — подумалось Гарри, и он мог поклясться, что в этот момент заметил на лице Снейпа легкую усмешку уголком губ. — Постоянно повторяли, что, в отличие от нас, Гермиона дорожит памятью о том, что было, что она не предательница, что ценит многолетнюю дружбу. Но если бы это было так, то она не предавала бы и Гарри! Короче, у меня ничего не стыкуется в голове, и вообще они начали вести себя очень странно, когда речь зашла о Гермионе. — Поттер, — позвал Снейп, заставив Гарри мгновенно переключить внимание исключительно с его губ, усмешка с которых давно исчезла, на общую суть разговора, — ты рассказывал о разговоре с Грейнджер, касающемся вашей дружбы. Уверен, что она сказала правду? — А смысл ей врать? — Гарри пожал плечами, тихо вздыхая. Он не понимал ровным счетом ничего, но при этом действительно хотел в этом разобраться и раздражался, что наводящие вопросы Снейпа — который, видимо, не просто так их задавал, а пытался что-то сложить в своей голове, — не наталкивали ни на что его самого. — Вы о чем? — нахмурился Драко, и это его выражение лица почему-то польстило Гарри. Мысль промелькнула совершенно дурацкая, но промелькнула ведь, и состояла она в том, что у них со Снейпом был свой собственный секрет. Поймав взгляд профессора, он пытался понять, ответит ли тот на вопрос, но тот только задумчиво сказал: — Поттер расскажет тебе позже, если посчитает нужным. — Спасибо, — кивнул Гарри, усмехнувшись на недовольный взгляд Драко, и добавил, — да расскажу я тебе все, ну. — О чем еще шла речь? — О том, что Рон ведет себя неправильно. Они одновременно просили за это прощения, но утверждали, что у него есть свое мнение, и он имеет право на собственные убеждения, и мы обязаны их уважать. Причем он в последнее время действительно привлекает к себе внимание при любой удобной возможности! И я не представляю, чего они хотели, чтобы я пошел к нему и предложил дружить?.. — Гарри снова пожал плечами. Раздражение уже прошло, осталось только спокойное желание разобраться с ситуацией, и он старался говорить как можно размереннее. — Чем безнадёжней болван, — задумчиво проговорил профессор Снейп, скрестив пальцы и уложив руки на столешницу, — тем сильнее в нём потребность считать себя центром мироздания. — Это значит, что ты разделяешь наше мнение? — поинтересовался Драко, но потом, прокашлявшись, смутился от того, что обратился к крестному неформально в присутствии другого студента. Обычно после этого следовали лекции о субординации, слушать которые у него желания не было, так что он сразу дал своим видом понять, что сделал это не намеренно. — В данном случае это ничего не меняет, — вполне спокойно ответил Снейп, а потом дал своим тоном понять, что разговор подходит к концу, — я вас услышал. — Мы можем идти? — уточнил Гарри просто чтобы что-то уточнить, потому что рассчитывал, что их визит затянется чуть на дольше — привык, что занятия по зельям так быстро не заканчиваются, и теперь нескольких минут ему явно было недостаточно. — У вас есть какие-то еще вопросы? — поинтересовался профессор, под взглядом которого стало неловко. Появилось чувство, что они действительно задержались непозволительно долго, и им давно была пора покинуть его кабинет. — Никаких, — повертел он головой, признавая, что у него в самом деле нет никаких поводов задержаться здесь еще хотя бы на минуту, и поднялся с места. Через минуту они, задумавшись каждый о своем, уже шли по коридору, направляясь к ближайшей лестнице, которая увела бы их в противоположную от подземелий сторону. — Думаешь, он поможет? — спросил Гарри, погруженный в собственные мысли то ли о Гермионе, то ли о Молли, то ли о самом себе и собственной реакции на ее неожиданный визит в школу. — Уверен, — твердый тон Драко звучал вполне обнадеживающе. Впереди был весь вечер на то, чтобы приготовить оставшиеся зелья за четвертый курс и попробовать сделать то, что Снейп, скорее всего, не одобрит, когда узнает об этом. Тем более, что это будет стоить Гарри немалых сил и нервов, да и не факт, что ему вообще что-то удастся, но он никак не мог отделаться от мысли о сегодняшнем разговоре, который сделал сложную ситуацию еще более сложной. Визит Молли в школу был очередным толчком для него, напомнившим, что все в жизни меняется, но для этого нужно прикладывать усилия: полгода назад он не смог бы поговорить с ней так хладнокровно, как сейчас, — даже, скорее, промолчать, чем поговорить, — и это стоило той проведенной над собой работы, которая постепенно искореняла в нем ненужную, мешающую сентиментальность и медленно учила его обуздывать эмоции. Ее голос, ее слова, ее поведение — все это напоминало и о счастливом детстве, проведенном в окружении огромной семьи, и одновременно о предательстве: пожалуй, равном тому, что сделал Дамблдор, а может быть, даже более страшном, поскольку в данном случае участие принимала почти вся семья. Он не мог принять этого, хотя давно сумел понять: его воспитывали так, как нужно было взрослой общественности. Непонятным оставалось лишь то, для чего нужно было после войны выбрасывать его как ненужную тряпку. Едва ли разрыв отношений с Джинни мог быть настолько весомой причиной. *** Гарри подумать не мог, что знает такое количество нецензурных слов и умеет так искусно вплетать их воедино в длинном, не лишенном эмоциональной наполненности, предложении. Он занимался двумя зельями одновременно вот уже третий час, и это было его огромной ошибкой, поскольку за это время у него не было ни минуты на то, чтобы присесть и отдохнуть от бесконечных нарезок, помешивания, отсчета секунд и взвешивания ингредиентов. Ему казалось, что его мозг скоро взорвется, а если что-то пойдет не так, то повторить хотя бы одно из этих зелий он уже не сможет, потому что ко всем чертям разобьет и все существующие у него флаконы, и сами котлы о ближайшую стену. — Даже сейчас не поможешь? — поинтересовался он, вытирая лоб и закидывая в левый котел, в котором варился животворящий эликсир, липовую эссенцию, едва успев в указанный промежуток времени. — Пф, — последовал лаконичный ответ со стороны кресла, в котором Драко готовился к какому-то из своих экзаменов. Зачем он со своим объемом знаний это делает, Гарри не представлял, потому что казалось, что Малфой впитал в себя информацию из учебников дословно, а теперь только сверяет, чтобы слова стояли в нужном порядке. — Драко, — позвал он вновь, чихая от исходящих от котлов паров, причем совершенно разных по своему запаху, цвету и консистенции. В отличие от клубов белого дыма из левого котла, заживляющая настойка в правом наполняла комнату только неплотным зеленоватым паром, который растворялся едва поднимаясь над смесью. — Знаешь, — раздраженно отшвырнул Гарри от себя нож, который, демонстрируя опасность пренебрежения правилами безопасности, опасно пролетел через весь стол и упал на пол, встревая лезвием в пол, — мне не нравится, как ты меня игнорируешь! — Тогда скажи, как мне тебя игнорировать, чтобы тебе нравилось? — усмехнулся Драко, заворачиваясь в ниоткуда появившийся плед и полностью отворачиваясь от Поттера, тем самым показывая ему, что со своими проблемами, касающимися подготовки к индивидуальным занятиям у Снейпа, ему придется разбираться самостоятельно. Гарри обреченно выругался. Это было по меньшей мере сложно, а по большей — вызывало отчаянное желание выбросить в окно и котел, и все, что с ним связано, но, во-первых, он прекрасно помнил, для чего именно он этим занимается, а во-вторых, в выручай-комнате, к счастью, не было окон. *** Первая информация о Гермионе появилась спустя несколько дней. Спускаясь в подземелье по личному вызову профессора, Гарри почему-то волновался так, словно идет к нему на свидание. С огромной натяжкой и без учета здравого смысла, это можно было так назвать: это не было ни уроком, ни внеклассным занятием, ни даже отработкой, которых в последнее время вообще не стало, что и радовало, и огорчало одновременно. Без стука входить он не рискнул. Раньше это было в порядке вещей — да и оставалось таковым перед любым другим кабинетом, — но только не перед этим, поскольку, намереваясь втиснуться в чью-то жизнь, приходится принимать и определенные правила, по крайней мере те, которые не противоречат личным принципам. Не стучать в дверь для Гарри принципиальным не было. — Добрый вечер, — кивнул Гарри с улыбкой, занимая место там же, где он сидел несколько дней назад, когда они пришли сюда вместе с Драко: с другой стороны преподавательского стола, оказываясь лицом к лицу со Снейпом, но на значительном расстоянии. — Аналогично, — кивнул тот вместо приветствия, — насколько авторитетным источником для тебя являются мои слова? Гарри несколько опешил от внезапного вопроса. Он не ожидал ничего подобного, так что ему понадобилось пару секунд, чтобы вообще осознать суть того, что у него спросили, а потом он без сомнений заявил: — Стопроцентно авторитетным, профессор, — однако было видно, что сути он не улавливал, да и он не особо это скрывал в надежде, что эту самую суть ему все-таки объяснят. — Тогда слушай меня, — Снейп говорил негромко, спокойно, и Гарри в очередной раз за последние недели поймал себя на мысли, что он говорит с ним как с равным, при этом ничем не нарушая собственного авторитета. Такие изменения и радовали, и настораживали, и заставляли еще сильнее обдумывать каждое свое слово, чтобы не вернуть все на несколько месяцев назад. — Я слушаю, — кивнул он, действительно спокойно ожидая того, что ему скажут. — Альбус Дамблдор — непростой и далеко не наивный человек, совершивший в своей жизни множество вещей, которые можно трактовать по-разному, — почему-то начал Снейп чуть более абстрактно, чем Гарри себе представлял, и он уже собирался было сказать, что все это знает, но не успел. — Однако он никогда и ничем не платил мисс Грейнджер за дружбу с тобой и ничего не обещал ей за это в будущем. Гарри порывался что-то сказать, но дослушав, быстро замолчал. Подобного он не ожидал хотя бы потому что прокрутил за эти дни в своей голове все, что мог, но только не такой вариант, и теперь был несколько ошарашен таким заявлением. — А… откуда вы…? — Возможно, я расскажу тебе об этом позже, — довольно мягко, но не терпящим возражений тоном оповестил Снейп. — А почему она тогда это подтвердила? — так же растерянно задал Гарри второй вопрос. Он пытался понять, но не понимал, и его это бесило, а потом — бесило то, что он не может справиться с раздражением. — Именно это и является подтверждением того, что ваши с Драко опасения не безосновательны. Вам придется пронаблюдать за ней какое-то время, если все еще есть желание разобраться в этой ситуации, — он говорил разумные вещи, и сам факт того, что он согласился им помочь, пусть и не рассказав о том, откуда у него эта информация, странно грел душу: как будто это было показателем того, что Снейпу на него действительно не плевать. Гарри видел подтверждения этого в том, как он начал с ним общаться, как изменил манеру преподавания на индивидуальных занятиях, но ему было недостаточно. И чем в больших проявлениях менялись их отношения, тем большего хотел Гарри, не прекращая свое движение к намеченной, совершенно сумасшедшей, цели. — А вы можете… — выпалил он, потом задумался над тем, не слишком ли это, но видя, как Снейп заинтересованно на него взглянул, все же закончил вопрос: — вы можете научить меня варить веритасерум? Я мог бы тогда подойти к Гермионе уже совсем по-другому, и это точно было бы результативно… — И незаконно. Не сходи с ума, — строго отказал Снейп, чтобы Гарри больше не возвращался к этому вопросу, но, как оказалось, недостаточно строго, чтобы тот не предпринял еще хотя бы одну попытку: «Я давно уже сошел с ума, и зелья твои тут совершенно ни при чем!». — Но состав не входит в список запрещенных к обучению! — Но входит в список запрещенных к применению. Поттер, что за неуемная тяга к изучению любых зелий, кроме тех, что входят в школьную программу? «А что, в твоих школьных много смысла? Ни сердце вылечить, ни правду узнать…» — Потому что это действительно важно. И вы имеете право как профессор дать мне этот состав на внеурочном занятии, разве нет? — Нет! «Это нечестно!» — Почему?! — былое спокойствие вмиг растерялось под властью эмоций, которые Гарри так старался контролировать в последнее время. Их диалог происходил так стремительно, что это было больше похоже на дуэль, в которой победит тот, кто будет более настойчив, а не тот, на чьей стороне здравый смысл. — Потому что наша программа расписана до конца обучения. На это не будет времени, — разговор на этом был окончен: когда Снейп своим тоном дает это понять, обычно дальше спорить бессмысленно, но с Гарри редко бывает как с другими. «Будет!» — А если мы найдем время? Тогда вы научите меня? Профессор? — спрашивал он до тех пор, пока Снейп, закатив глаза, не ответил ему то, что он хотел услышать, вероятно, с полной уверенностью, что этого не произойдет. — Только в этом случае. На данный момент тема закрыта, — это означало, что уже как минимум двум зельям не из школьной программы он пообещал научить его, если они справятся с основным курсом быстрее запланированного, и у Гарри просто не было права упустить такую возможность. «Пока что закрыта!» Он упустил момент, когда второе из тех самых зелий Снейп вытащил из ящика своего стола в нескольких флаконах. О том, что вчера у него закончилось последнее, Гарри напрочь забыл, да и самому Снейпу не стал бы об этом напоминать, потому что требовать от профессора провести за его приготовлением четыре часа — это слишком, независимо от того, насколько оно важно. — Что показал осмотр мадам Помфри? — поинтересовался Снейп вполне мирно, но от этих слов у Гарри по спине пробежала мелкая дрожь. Он будто забыл сделать вдох, и теперь дышать было уже в разы тяжелее, а кончики пальцев отчего-то похолодели. Это было странной — очень странной, — реакцией, но он знал, что произойдет дальше и не мог этого игнорировать. «Что мне придется сейчас снять рубашку перед тобой…» — Я… я не ходил к ней, профессор, — вздохнул он, но вместе с этим в его глазах появился странный блеск. Сумасшедший, как сказал бы он сам, если бы видел себя в зеркало, и сделать с этим что-то он уже не мог. Он больше всего хотел сбежать отсюда и больше никогда не появляться, но при этом точно так же больше всего на свете хотел потянуться к пуговицам на собственной рубашке, чтобы расстегнуть их, одну за другой, постепенно обнажая грудь, затем торс, стянуть ее с плеч к чертовой матери… — И как ты предлагаешь мне рассчитывать дозировку? — поинтересовался Снейп так, как спрашивают самые очевидные вещи, ответить на которые нечего. — Никак, — Гарри пожал плечами и нервно сглотнул слюну, надеясь, что это осталось незамеченным. — Я прекрасно себя чувствую… п-профессор. «А если ты прикоснешься ко мне, буду чувствовать себя еще… не знаю. Прекраснее, ужаснее, я не знаю!» — Сам догадаешься, почему, или объяснить? — иронично поинтересовался Снейп, не ожидая на это никакого ответа. — Показывай. — Что? — глупо переспросил Гарри, а когда по скептическому взгляду понял, что это не работает, попытался отмахнуться от этого, как от чего-то не несущего смысла. — Я не думаю, что стоит, потому что, ну, я правда хорошо себя чувствую, и ничего со мной не… — Успокойся, — неожиданно тихо произнес Снейп, действительно заставляя его успокоиться, причем моментально, — я не буду к тебе прикасаться. «Но я хочу…» Гарри глубоко вдохнул, а потом так же медленно выдохнул. Он вел себя глупо и нелогично, но делал то, что нужно было делать: медленно, игнорируя подрагивающие пальцы, он расстегивал свою рубашку, начиная с самого ее верха, и при этом неотрывно смотрел в глаза Снейпа. «Это сумасшествие. Это настолько сумасшествие, что я не могу даже пошутить о том, что частный стриптиз для преподавателя зельеварения — пожалуй, самое уникальное, что видел этот кабинет. Я хочу… я хочу, чтобы ты ко мне прикоснулся. Провел пальцами…» Расстегивая рубашку, он сам случайно касался пальцами своей груди, но почему-то даже эти прикосновения вызывали в нем волну мелкой дрожи, словно он действительно сходил с ума, а способность контролировать свои эмоции, которой он так гордился пару дней назад, оказалась только ничего не значащей иллюзией. «Скажи что-то. Скажи что-то, что выходит за рамки общения со студентом. Скажи, что прикоснешься ко мне, если я тебя об этом попрошу». В конце концов, когда последняя пуговица была расстегнута, Снейп взмахнул своей палочкой — и полы рубашки разлетелись в разные стороны. Гарри напряженно задержал дыхание. Создавая палочкой потоки энергии, которые повторяли своим движением — небольшим нажимом, как от пальцев, — контуры следов на его груди, Снейп наблюдал за его реакцией. — Больно? — поинтересовался он, чем едва не вызвал у Гарри нервный смех. «Больно?! Да ты не представляешь, насколько это… это странно, я не знаю, это…» Мысли отчаянно не желали складываться в слова, и даже простое «Нет» ему удалось произнести с большим трудом, но чем дольше он находился в таком положении — раздетый, в метре от Снейпа, внимательно разглядывающего его, — тем больше давало о себе знать глупое, безрассудное желание сорвать маску прямо здесь и высказать ему абсолютно все: от своего к нему отношения до того, насколько он готов проводить каждую ночь с его зельями только для того, чтобы изменить мнение о себе. Пусть обманом, пусть нечестно, пусть глупо и даже по-гриффиндорски… «Какого вообще черта ты решил, что ко мне нельзя прикасаться? И этот взгляд… почему настолько сосредоточенно, неужели нельзя смотреть… по-другому? Что ты скажешь, если я признаюсь тебе? Ты изменишь свой холодный взгляд хотя бы на одну секунду? Признаешь, что тебя возможно поразить?» Когда в какой-то момент показалось, что это безумие никогда не закончится, — да, собственно, ему и не хотелось, чтобы это заканчивалось, — Снейп убрал палочку и отвернулся, обратив свое внимание на флаконы, которые до этого достал из стола. — Одевайся, — разрешил он без каких-либо эмоций, приводя Гарри в чувство быстрее, чем тому казалось, оставив только шлейф из недопустимых мыслей, не желающих покидать голову Гарри так скоро, мелкой дрожи в кончиках пальцев и ощущения жуткой недосказанности, восполнять которую, однако, было бы самым глупым поступком из всех возможных. — Ну что? — сдавленно поинтересовался Гарри, застегнув рубашку в разы быстрее, чем расстегивал ее, и не был уверен, что не перепутал пуговицы и петли для них, но это не казалось ему существенным. Ему не казалось существенным ничего, кроме того, что с ним сделал простой осмотр, виноват в котором — и благодарен которому! — он был сам, забыв посетить больничное крыло, вопреки данному обещанию. — По одному флакону раз в два дня, — профессор подвинул к нему зелье, — если станет хуже, дозировку не менять, но сразу же поставить меня в известность. Поттер, — он обратил на себя его внимание, которое было крайне рассеянным, и Гарри пришлось приложить усилия, чтобы выглядеть спокойно, — это важно. — Спасибо, профессор, — кивнул он, осознавая, что единственное его здравое решение на данный момент — попрощаться прямо сейчас и забраться в душ так надолго, как он только сможет. Однако, уже бредя коридорами Хогвартса по направлению к выручай-комнате, Гарри осознавал, что это было хоть и самое разумное, но и самое слабое его желание из всех, которые успели промелькнуть в его голове. Если его терпение ничего не даст, если его выдержка окажется бессмысленной, и спустя три оставшихся месяца он не добьется того, чего хотел, то план на всю дальнейшую жизнь придется по крупицам выстраивать заново, потому что сейчас — только с головой в омут, сейчас он не мог допустить никаких запасных вариантов. Только не с ним.