Ты сумасшедший, Поттер!

Повсюду его горячее дыхание: опаляющее, настойчивое, оно заставляет выгибаться навстречу, до боли кусая собственные губы, чтобы только не показаться слишком развязным. Слишком желающим большего, когда длинные тонкие пальцы смыкаются на его шее на пять долгих секунд, частично перекрывая доступ кислорода. Слишком жаждущим продолжения, когда хватать холодный воздух надоедает, и хочется найти чужие губы, такие же горячие, чтобы впиться в них изо всех сил. Слишком нетерпеливым, когда суетливых движений бедер наконец становится слишком мало, и хочется несравнимо большего. Слишком так сильно, словно от этого сейчас зависит как минимум вся дальнейшая жизнь. Во всем, что касается него, слишком не бывает. Прикосновения к широким плечам внезапно оставляют на них фиолетовые следы от ногтей. Снова слишком сильно, как жаль, что сейчас на это совершенно плевать. Он вжимается сильнее, желая то ли задержать свое неотвратимое безумие, то ли прочувствовать его в полной мере, и ощущение мягкой бархатистой кожи резко контрастирует с грубыми, собственнически сжатыми пальцами на бедрах. Они оставят друг другу синяки, им будет больно, но сейчас от этого чертовски хорошо, и это удовольствие на грани мазохизма раззадоривает и без того болезненно возбужденное воображение. Все сливается: касания, голос, тихое рычание на периферии слуха, даже уколы от ногтей на тонкой коже в альянсе чувств и ощущений удивительно гармоничны и оттого еще ощутимее, еще болезненнее, еще острее. Наслаждение заставляет прогибаться в спине, где сильные руки поддерживают и тут же возвращают обратно: близко, практически вжимая в разгоряченное тело, срывая с губ негромкие полустоны, тут же растворяющиеся в общей атмосфере сумасшествия. Тонкие следы от заклинания на груди прослеживаются кончиками пальцев, как при осмотре, если бы это не было так остро от царапин, оставляемых через каждые несколько сантиметров. Это — игра, у каждого своя, но непременно доводящая до предела терпения их обоих. Еще ближе, еще жарче, еще бесстыднее: громче, дольше, чаще, сбиваясь с дыхания и прижимаясь по максимуму, чтобы условные границы двух тел просто перестали иметь всяческое значение. Темная мантия, кроваво-красное зелье — все отброшено к чертям и больше не имеет никакого значения. Удовольствие — только одно на двоих, яркое, прошибающее, болезненно-приторное и до неприличия сладкое, отметающее рассудок куда подальше как самый ненужный элемент в мозаике эмоций. Любовь, страх, зависимость, интерес — все намешано в этом удовольствии, как в ядерном коктейле, каждое колыхание которого неизбежно приводит к мощнейшему взрыву, а дрожь от него прошибает все тело до кончиков пальцев, растворяя их обоих в собственном сознании на долгие мгновения чистых эмоций. Впервые после подобного сна пробуждение оказалось плавным. Чувствуя, как сон безвозвратно ускользает от него, оставляя лишь шлейф приятных воспоминаний, Гарри попытался хотя бы на несколько секунд его удержать, но в конце концов медленно открыл глаза. Утро определенно было добрым. За исключением того, что сны подобного рода, повторяющиеся с завидной регулярностью, уже сложно было назвать случайными, но если об этом не думать, то в остальном все было хорошо. Первым делом после душа он вернулся к приготовлению самого долгого зелья за все курсы: его любовный напиток успешно дошел до конца первой стадии приготовления, и для второй нужно было лишь довести его до кипения, добавить эссенцию лепестков полуночных роз и вновь остудить на сутки, чтобы ровно через двадцать четыре часа перейти к завершающей стадии. На самом деле, как он понял еще два года назад, вторую стадию приготовления в экстренных случаях можно пропускать, так как ни на свойства зелья, ни на его химический состав она практически не влияет, зато придает зелью эстетичный розово-перламутровый перелив и особенность пара: он непрерывно поднимается над зельем завитками в виде сердец, даже если оно уже перелито в флакон. Остужая зелье до комнатной температуры, Гарри медленно его помешивал, отмечая для себя, что пока оно совершенно ничем не пахнет. Издавать привлекательный запах оно начнет только завтра, но в любом случае разумнее было закрыть котел крышкой, что он и сделал, прежде чем отлевитировал его на крайний угол разделочного стола. Оставалось приготовить только одно зелье из шестого курса, напиток Живой смерти, и уж этот рецепт он знал лучше любого другого, потому что это было первое в его жизни зелье, за которое его похвалил профессионал. Пусть и не Снейп. Нейтрализуемый простым рябиновым отваром, этот напиток, однако, было губителен для тех, кто решит нарушить допустимую дозировку. Гарри даже помнил, как серьезно Слизнорт об этом рассказывал, так что во время приготовления старался не отвлекаться ни на какие посторонние мысли, потому что это было чревато как минимум неправильно сваренным зельем, а как максимум — вообще неизвестно чем, если бы он случайно его опрокинул. Однако профессор Снейп хорошо натренировал их аккуратно обращаться с варящимися зельями и на всякий случай создавать вокруг себя защитный купол — что Гарри постоянно всячески игнорировал, за исключением этого раза, — так что долгий и почти однообразный процесс приготовления прошел без малейших происшествий. Даже скучно, как сказал бы Рон, но почему это всплыло в голове, Гарри представить не мог, поэтому отмахнулся от дурацких мыслей так же быстро, как они появились, и вернулся к зелью. Оставалось лишь дождаться, пока оно остынет само, потому что остужать его магией он не рисковал: иногда все же стоило прислушиваться к словам профессора Снейпа, по крайней мере, если еще хотелось жить. *** Одного взгляда на Снейпа оказалось достаточно, чтобы ночные образы вернулись, прихватив с собой шлейф почти физических ощущений. Гарри сделал глубокий вдох, даже не пытаясь представлять, чем именно для него будет предстоящее занятие, потому что именно сейчас его состояние полностью выражало высказывание Малфоя: «У тебя все мысли об одном». Об одном. О нем, о его руках, о том, насколько властными они могут быть, когда главная цель — не отпустить, прижать как можно ближе, вдавливая в простыни, цвета которых не удается различить в полумраке… «Так и свихнуться недолго… с этим надо что-то делать». — Профессор, — позвал Гарри, легко прокашлявшись, решив, что лучше опередит его и попросит сам, чем позже придется оправдываться, — можно вы уже после занятия осмотр проведете? «Звучит как «Дай мне время, чтобы приготовиться к твоим прикосновениям», так глупо. Странно, смотришь так, будто понимаешь, что именно я имею в виду». — Поведаете причину? — поинтересовался Снейп, приподнимая бровь, и Гарри внезапно понял, что никакой, даже самой банальной отговорки, в его голове попросту нет, а приготовить ее следовало бы заранее. Что он мог на это ответить? Что уже так сильно настроился на работу, что не хочет отвлекаться ни на что другое? Что стесняется, и ему нужно собраться духом? Все возможные варианты были совершенно бредовыми, не имеющими под собой никакого логического обоснования, но в конце концов он сумел выдавить из себя что-то похожее на оправдание: — Я просто… я недавно кофе выпил, и мне кажется, это может как-то повлиять на результаты, так что пусть пройдет хотя бы час, — чтобы не смотреть в его глаза, он параллельно вытаскивал из сумки несколько пузырьков с разными зельями и стопку увесистых пергаментов, исписанных его мелким скачущим почерком с кучей зачеркиваний и несколькими кляксами. «Пожалуйста, сделай вид, что поверил». — Вот, — он протянул зелья профессору, одновременно и укоряя себя за то, что решил передать их ему лично в руки, и ожидая прикосновения, причем за эти несколько секунд накрутил себя так, что когда тот все же коснулся его руки, забирая флаконы, его пальцы легко вздрогнули, словно прикосновение было очень интимным. Их взгляды на мгновение пересеклись. «Черт…» Ночь, жаркие поцелуи, объятия на грани болезненных, громкий шепот и сдавленные стоны, звучащие то в унисон, то сбивчиво, словно один из них пытался полностью заглушить другого, растворить его в себе. Его касания необходимы как воздух, их не хватает, даже с учетом того, что они — везде, и он ощущает их каждой клеточкой разгоряченного тела… «Я уже говорил, что твой стол можно использовать намного увлекательнее?..» Пауза, длящаяся мгновение, растянулась в целую вечность, прокатилась по телу горячей волной смущения, переплетенного с желанием сойти с ума здесь и сейчас, выдав себя с поличным, чтобы только иметь возможность хотя бы на секунду видеть его растерянность, замешательство, а может быть, и ответный порыв. Как наваждение, промелькнула мысль о том, что пока он держит в руках флаконы, он не успеет достать палочку, чтобы прибить его на месте, и у Гарри будет несколько бесконечно ценных секунд на осуществление грез. «Профессор…» Пусть под страхом смерти, пусть — без надежды на продолжение или даже на ответ. Все мечты имеют цену, а эта — особенно ценна, и вопрос лишь в том, жаль ли ему отдать за нее зыбкую надежду на эфемерное счастье в далеком будущем… Он здесь, он рядом, он смотрит на него, его взгляд, его внимание — все сконцентрировано только на Гарри, осталось лишь протянуть руку, и можно будет прикоснуться к рукаву его мантии, чтобы проследовать ладонью вверх по грубой ткани, провести по предплечью, сжать плечо, скользнуть еще выше, к шее, и касаясь ее только острыми ногтями, ухватиться за края мантии и рвануть на себя — резко, не давая шансов на отступление, становясь для него единственным, что имеет значение в данный момент… — Поттер, я полагаю, нежелание проводить осмотр обусловлено тягой к обучению, — произнес профессор, резко вырывая его из грез и возвращая в реальность. Однако он даже не выкрикнул это, а только назидательно порекомендовал занять рабочее место, на котором уже красовался совершенно новый учебник за шестой курс — естественно, подумал Гарри, ведь личный учебник Снейпа все еще оставался у него, — и набор из пары десятков ингредиентов, необходимых для изучения предсказуемо самого трудного зелья из всего курса. — Д-да, простите, — кивнул он, тут же подходя к столу и производя многие действия уже на автомате: зажечь огонь, наполнить водой котел, открыть учебник почти в самом конце, прочесть рецепт и рассортировать ингредиенты по степени их добавления в зелье. Все было так просто и однообразно, что Гарри, хоть и начал понимать эту науку и даже интуитивно вычислять разного рода погрешности в приготовлении, все еще не мог понять, как это может стать делом всей жизни. Да, зелья разные, но процесс — один и тот же, да еще и любой неверный шаг приведет к тому, что все придется начинать заново. — Профессор, — позвал он неожиданно даже сам для себя, когда решил, что призраки ночных видений его уже не преследуют, и он может готовить и общаться совершенно спокойно, насколько это вообще было возможно в компании Снейпа. — Да? — отозвался тот, подходя ближе к столу, видимо, решив, что вопрос будет касаться чего-то непонятного студенту в приготовлении. Гарри ошибался. Он категорически ошибался, когда подумал, что спокоен. Один лишь запах трав — а теперь он уже мог безошибочно определить, что это запах мяты наполовину с чем-то еще: видимо, зелья для больничного крыла он варит чаще любых других, — кружил ему голову, заставляя злиться на самого себя, что он ведет себя как типичный влюбленный подросток. Отчасти так оно и было. С той лишь разницей, что по всем законам магического мира он уже давно был совершеннолетним. — Почему вы выбрали зельеварение? — он оторвал взгляд от котла, чтобы посмотреть на профессора, ожидая его ответа, и наткнулся на странный взгляд: такого вопроса Снейп явно не ждал. Тот ответил не сразу. Гарри даже успел покрошить вересковые лепестки и тонкой струйкой всыпать их в закипающую воду, чтобы они, растворяясь в ней, дали жидкости сиреневый отлив. За его действиями Снейп наблюдал без комментариев: по всей видимости, это означало, что то, как он справлялся, его более чем устраивало, потому что обычно на общих уроках не проходило и пяти минут без язвительных замечаний. — Скажем так, я не выбирал это искусство, — наконец ответил профессор. Гарри снова взглянул на него: тот наблюдал за движениями его рук, нарезающих корень чемерицы, и выглядел задумчивым. Казалось даже, что он сам себе никогда не отвечал на этот вопрос, а теперь всерьез над ним задумался, и рассказывать о своих мыслях Гарри он не особо спешил. — Оно выбрало вас? Как палочка? — усмехнулся Гарри, а потом в какой-то момент испугался, что это прозвучит оскорбительно, но когда глянул на Снейпа, заметил у него такую же усмешку, и облегченно выдохнул. — Что-то вроде того, — согласился он, — увлечение травами повлекло за собой углубленное изучение их особенностей и свойств, затем — их взаимодействий, а после этого пришло понимание, что столь же многогранны могут быть не только растения, но и любые материальные субстанции. Гарри слушал его, не перебивая. Любые развратные мысли сами собой отошли на второй план, и даже не потому что он был восхищен рассказом о зельеварении — как раньше, так и сейчас, он предпочел бы забыть эту потрясающую науку и не возвращаться к ней даже во снах, но в том, что говорил профессор, явственно проступал рассказ именно о его жизни, а особенно — об определенном ее периоде. Он решил задать вопрос, немного дальше уходящий от изначальной темы, и был готов к ответу, что это не его дело. — Вы любили природу? В школьные годы, — следующим за чемерицей ингредиентом была шелуха прыгающей луковицы, и Гарри даже пришлось приложить усилия, поскольку как только он коснулся ее ножом — она тут же ускользнула из-под него и запрыгала по всей разделочной доске. — Ее обездвижить можно? — спросил он, когда устал гоняться за упрямым растением. — Попробуй, — хмыкнул профессор, и спокойно пронаблюдал за тем, как Гарри применяет на луковице вполне обычное человеческое заклинание. Когда растение наконец перестало брыкаться, задеть кончиком ножа несколько слоев кожицы и плавно снять их, чтобы добавить в зелье, уже не составило труда. Гарри все еще ждал ответа, ему казалось, что именно в подобных их диалогах, а не в его попытках показать себя с лучшей стороны, и происходит их сближение. Пусть даже на уровне простой беседы, но сам факт того, что профессор говорил с ним как с равным, уже грел душу надеждами на большее. — В школьные годы мной руководило убеждение, что взаимодействие с природой куда продуктивнее, чем с ровесниками, — пояснил Снейп, и Гарри просто не удержался от комментария: — Я так понимаю, ко взрослому возрасту не особо что изменилось, да? — улыбнувшись сам себе, он все еще был склонен над котлом, потому что процесс растворения в зелье сухих цветков валерианы нужно было строго контролировать: они имели противное свойство слипаться и безвозвратно портить консистенцию. — Будешь умничать — перестану давать предварительно заготовленные ингредиенты. Начнешь возиться с полностью сырыми — пропадет время для остроумных комментариев, — предупредил Снейп беззлобно, на что Гарри во второй раз подряд не сумел сдержать тихий смех. Этот момент лично для него почему-то стал таким теплым, словно они уже давно были в отношениях, и эту фразу Снейп сказал с нежностью, хотя, конечно, ни отношений, ни нежности, ни тепла не было и в помине. Единственное, что можно было сказать о манере их общения — они действительно говорили на равных, причем со взаимным уважением, чего еще полгода назад совершенно не наблюдалось. «Как бы ты отреагировал, если бы я прямо сейчас признался, что затеял все это только для того, чтобы иметь возможность побыть рядом с тобой чуть дольше, чем это позволяет общая программа школьного курса?» «Выгнал бы взашей ко всем чертям». «Или оставил?» — Скажи мне, пожалуйста, — начал Снейп, причем эта непривычная манера уже не сулила ничего хорошего: так он говорил либо когда был намерен доказать человеку, что он идиот, либо когда уличал кого-то в полном провале — и опять же, планировал назвать идиотом. — Каким образом получается так, что все принесенные тобой зелья сварены не вчера и даже не позавчера? «Мог бы хотя бы раз задать вопрос, который не выставляет меня дураком». Отвлекшись на приготовление, Гарри даже не заметил, что Снейп уже целую минуту внимательно разглядывал его флаконы. Когда в прошлый раз он задал этот вопрос, выкрутиться удалось без потерь, но второй раз подряд это бы не прошло, так что нужно было придумывать что-то другое. И ничего более крутого, чем один-единственный — совершенно идеальный — вариант, в голову прийти просто не могло. — Понимаете, профессор, — начал он, мысленно похвалив себя за то, что иногда его мозг подкидывает идеи куда более привлекательные, чем он рассчитывал, — дело в том, что у меня в ближайшее время появилось еще одно дело, которое требует усилий. — Понимаю. Ажиотаж подготовки к выпускному, — кивнул Снейп, в чьем голосе Гарри почему-то услышал недовольство, хотя вполне возможно, что ему только показалось. «Еще чего не хватало, достаточно Малфоя с его придурковатыми идеями». — Нет, не совсем. Я буду преподавателем на дне самоуправления, — поспешил объяснить он, на что получил уже действительно грозный взгляд, но не заметил этого и продолжил. — Это отнимает немало времени в подготовке, и я, если честно, хотел попросить вас… немного мне помочь. «Что?.. Я будто тебе руку, сердце и постель предложил…» Взгляд стал еще более грозным. Казалось, сейчас Снейп разорвет его на мелкие кусочки, и к тому времени, как Гарри начал уже догадываться почему — а заодно и успел спросить себя, с чего он вообще это решил, ведь кроме выражения лица у профессора ничего не изменилось, — тот уже успел его предупредить: — Если ты считаешь, что я подпущу тебя к своему предмету в качестве самоназванного преподавателя, то можешь уже сейчас кардинально менять свое мнение, Поттер, — это будто напрямую говорило о том, что ему хватает и дополнительных занятий, и тратить с ним еще больше времени он не намерен, да и не считает, что Гарри справится. Такие слова были бы обидны, если бы имели смысл, но он смог легко не обратить на них внимание, поскольку суть его просьбы заключалась не в этом. «Если ты считаешь, что в наших занятиях зельеварением меня интересует зельеварение, то можешь уже сейчас кардинально менять свое мнение, Се… п-профессор Снейп». Назвать его по имени даже в собственных мыслях почему-то оказалось трудно. Видимо, это была та самая интимная грань, преодолеть которую можно либо вместе, либо никогда, но в любом случае сейчас было не самое удобное время, чтобы об этом подумать. — Я буду преподавать у первых, третьих и пятых курсов защиту от темных искусств, — спокойно произнес Гарри, наконец погасив огонь под котлом, чтобы зелье остывало естественным образом. Ему даже понравилось в ответ на скрытую агрессию реагировать совершенно спокойно, и он решил взять на вооружение этот метод. Выражение лица Снейпа медленно вернулось к предыдущему состоянию. — Этот предмет ведет директор, — озвучил он очевидное, на что Гарри кивнул в подтверждение и уставился на него так, словно то, что он хотел донести, не требовалось озвучивать. — Вот именно. — И что? — после недолгой паузы переспросил Снейп, хотя Гарри был уверен, что он все прекрасно понимает, но, переливая зелье в пузырек, который потом окончательно охладил и передал профессору в руки, он терпеливо пояснил: — Курировать работу должен преподаватель, имеющий непосредственное отношение к предмету. К Дамблдору я не пойду, — и добавил с нажимом, пока тот его не перебил, — и вы сами знаете, почему. «А еще потому что пока у меня есть надежда на возможность провести в непосредственной близости с тобой лишний час своей жизни, я ни за что не променяю это на чай в компании бородатого стукнутого старика». — Не думаю, что найду на это время, — забирая из его рук пузырек, Снейп пристально рассмотрел плещущуюся в нем жидкость, видимо, отмечая все параметры, о которых он говорил еще в самом начале их занятий: вязкость, консистенция, густота, цвет, оттенок, отлив, наличие пара и прочее. В конце концов, очевидно, удовлетворившись проделанной работой, он открыл один из ящиков и отправил зелье туда — к остальным, которые приготовил Гарри на занятиях и дома. Почему-то эта внезапная мысль, что у него в лаборатории Снейпа есть собственный ящик, весьма польстила, хоть это и звучало по меньшей мере странно. — А если найдете? Вы не против? — спросил он порывисто, понимая, что тем самым себя выдает, на что получил очень внимательный взгляд и пожал плечами. — Простите, профессор. Просто мне нужно вспомнить именно дуэльные навыки, а идти с этим к Дамблдору… — У вас две недели на приготовление семи зелий из программы шестого курса. Справитесь раньше — и возможно, я найду время, — со стороны Снейпа, наверное, это можно было назвать компромиссом. Гарри не знал, но ему казалось, что так оно и было, поскольку если бы он захотел, он послал бы его к трем чертям с его затеей. — Убирайте со стола и расстегивайте рубашку, — отчасти приказным тоном внезапно произнес профессор, отчего внутри у Гарри все перевернулось. Да, уже через мгновение он вспомнил об осмотре, который сам попросил перенести на конец занятия. Да, он понимал, что ничего двусмысленного в этой фразе не было. Да, он сам наотрез отказался посещать с этими целями мадам Помфри, заявив, что лучше умрет в восемнадцать от сердечной недостаточности, чем позволит этой женщине своими лекциями съесть весь его мозг чайной ложечкой. Но все-таки это было волнительно. Как в первый раз, почему-то подумалось Гарри, и такая простая мысль заставила его щеки вспыхнуть, но он тут же подавил в себе любые признаки смущения, которые хотя бы отчасти удавалось контролировать. «Как скажешь. Мне подойти ближе или тебе больше нравится смотреть издалека? Во весь рост?» Сейчас подобного рода мысли были своеобразным спасением. Превратить неловкость в юмор, возможно, даже во что-то развратное, пусть и остающееся только в его голове, было безусловно лучше, чем спотыкаться от неловкости и заикаться от смущения. — Иди сюда, — позвал Снейп, лишая Поттера возможности усесться на край разделочного стола, чтобы тот подошел к нему сам, а ведь в голове уже сложилась настолько красивая картинка. Гарри медленно расстегнул рубашку, приближаясь на несколько шагов. Видимо, правила прошлого раза уже не работали, потому что в этот раз к следам на его груди Снейп прикоснулся пальцами, прослеживая их от центра к краям. Как Гарри понял, он делал это, чтобы выяснить наличие уплотнений, но это единственное, что он успел понять, прежде чем, прикрыв глаза, вновь погрузиться в события своего ночного видения, и теперь они были чересчур, неестественно насыщенными, будто мозг решил поиздеваться над ним сильнее, чем когда-либо за все восемнадцать с половиной лет. Пальцы вжимаются в бедра, оставляют фиолетовые следы, через несколько секунд сменяющиеся розовато-красными вмятинами. Он раскрывает рот, жадно хватая губами воздух, пока чужие губы терзают его шею, издеваясь, заставляя постанывать от смеси боли и желания, но картинка не меняется, и становится невыносимо тяжело: дышать, чувствовать, существовать. С каждой секундой тяжесть усиливается, и ожидание продолжения становится невозможным. Он выгибается навстречу, сопровождая это тихим протяжным стоном. Так, словно позволял делать с собой все, что вздумается. Так, словно окончательно и бесповоротно принимал свое поражение в этом негласном состязании выдержки и силы воли. Гарри тихо прокашлялся и отошел на шаг. Он открыл глаза, тут же сталкиваясь с внимательным — но не удивленным! — взглядом, и на долю секунды его прошиб холодный пот от осознания, что Снейп может знать все. «Ты понял?.. Ты давно знаешь?.. Черт, что мне сейчас…» — В чем дело, Поттер? — поинтересовался профессор, опуская руки и жестом давая ему понять, что рубашку можно застегнуть обратно. Он вел себя спокойно, так, словно все это сумасшествие действительно было только простым осмотром. Это действительно было осмотром. — Простите, — выдавил из себя Гарри, скрывая сбивающийся голос за негромким кашлем. — Я не могу объяснить, но… все в порядке, в общем… «Не хочу я тебе больше врать». На то, чтобы придумать оправдание, сил не оставалось. Хотелось бежать отсюда со всех ног, но при этом — остаться рядом, чтобы его полностью разоблачили, чтобы наконец исчезла необходимость варить зелья, сдерживать эмоции, вести себя так, чтобы его заметили… — Раз в неделю, вечером перед сном, — профессор протянул ему несколько флаконов — семь или восемь, Гарри их не считал, но внезапно понял, что это — до конца учебы, как раз по количеству оставшихся недель до выпускного. — Это значит, что со мной все в порядке? Почти, — уточнил он скорее чтобы просто что-нибудь спросить, скорее давая себе возможность немного прийти в себя, чем действительно интересуясь положением дел. — Это означает, что я намерен свести к минимуму необходимость осмотров, а такая дозировка при этом является оптимальной, — оповестил Снейп тем самым тоном, который Гарри про себя назвал аналогичным прощанию. Он часто так делал, когда давал любому студенту понять, что больше его не задерживает, и он может быть свободен, причем в этот раз он сразу же пошел заниматься своими делами, а точнее — убирать несколько оставленных на столе ингредиентов на полки, прикасаться к которым Поттеру было изначально запрещено. Оставалось только попрощаться и покинуть лабораторию, а затем и кабинет, едва не забыв подхватить собственную сумку. С каждым занятием времени на то, чтобы прийти в себя, Гарри требовалось все больше и больше, несмотря на то, что во всем остальном он с завидным упорством вырабатывал в себе выдержку. Словно со Снейпом это не работает, словно с ним — все наоборот, и одному Мерлину известно, к чему это в конце концов должно было их привести. *** — Как это вообще работает? Что это за слово? Кто вообще придумывает слова, в которых больше пятнадцати букв? Твою мать, это что, серьезно можно выговорить с первого раза?! Нет, я не понимаю, как это вообще возможно… Начало учебника по высшим зельям за седьмой курс Гарри решительно не порадовало. Он листал его с полным непониманием, что это такое, как этим пользоваться и как избежать пользования этим самым непонятно чем. Когда начал вникать, оказалось, что по крайней мере названия большинства ингредиентов ему знакомы. Новыми оказались некоторые способы приготовления и названия происходящих при этом процессов, но, скорее всего, причиной тому было авторство учебника: его написал другой ученый, не тот, что составлял предыдущие шесть. — Я тебе уже все показал. Как пользоваться учебником, как что искать в справочниках, я тебе даже энциклопедию свою отдал, Поттер, — Драко, занимающий с длинной стопкой каких-то непонятных свитков письменный стол, стоящий поодаль от Гарри, одновременно был и недоволен поведением друга, который мешал ему учиться, и посмеивался над ним. — Давай, давай, конечно, ты знаешь, как меня задеть, — давай, продолжай, — недовольно заворчал Гарри, закатив глаза, и вскоре его ворчание вновь вернулось к теме зелий и всего, что так или иначе с ними связано. — А если прекратишь свой нескончаемый словесный поток, я тебе еще и ценный совет дам, хочешь? — Удиви меня, — фыркнул Поттер, сдувая прядь волос со лба и принимаясь за приготовление первого из восьми необходимых зелий. Теперь, с учетом его очередной безумной идеи, ему уже не удастся приготовить всего семь, а последнее оставить на дополнительное занятие, поскольку это нарушило бы все планы, и на то, чтобы проштудировать весь учебник и приготовить по зелью из каждого блока, он поставил себе срок ровно в полторы недели. — Во-первых, ты начинаешь варить зелья курса, на котором мы сейчас учимся, — начал Драко, на что получил непередаваемо скептический взгляд. — И? — Включай голову, — он закатил глаза, не увидев в глазах друга внезапного прозрения. — Как минимум ты можешь воспользоваться тем, что послезавтра у нас последние обязательные зелья, где мы варим последнее зелье из учебника, и ты сможешь забрать его себе в копилку, а как максимум — хоть что-то у тебя должно было заваляться с предыдущих уроков. После недолгой паузы, в течение которой Драко выжидающе смотрел на Поттера, ожидая хотя бы малейшего понимания, лицо Гарри наконец посветлело. Он воодушевленно ломанулся к собственному шкафу, неуклюже выуживая из него все, что так или иначе относилось к учебе, а потом отыскивая среди всех коробок, к которым не притрагивался месяцами, а только закидывал туда ненужный хлам, всевозможные пузырьки с зельями. — А я наивно полагал, что хоть как-то, но они у тебя все-таки упорядочены, — оглядев эту импровизированную ярмарку, констатировал Драко с нотками брезгливости, потому что вид того, как Гарри протирал флаконы от пыли, а один из них даже очищал от какого-то пролившегося на него и уже засохшего зелья, не внушал ему оптимизма. — Зачем, — тот пожал плечами, заставляя Малфоя обескураженно приподнять брови, а потом вспомнить, что это ведь Поттер, и их отношение к учебе кардинально разнится, так что пытаться читать ему лекции не имело совершенно никакого смысла. — Как тебя крестный еще не выгнал с таким отношением, — хмуро сказал Драко, все еще продолжая разглядывать картину, где Гарри любовно очищает каждый найденный флакон, чтобы он выглядел как новый, а все ненужные — выкидывает подальше, где потом испепеляет, напрочь забыв о том, что зелья и открытый огонь — не всегда самое удачное сочетание, так что примерно каждый третий раз ему приходится восстанавливать покрытие на полу от обугленных пятен. — Потому что я стараюсь, — настроение Гарри заметно улучшалось, что не было удивительным. Он был намерен просидеть в своей импровизированной лаборатории всю неделю совершенно безвылазно, а теперь оказалось, что у него есть еще шанс на нормальную жизнь и даже сон по расписанию в течение всей недели. — А ты не думал, что тебе надоест? — этого вопроса Гарри не ожидал, поэтому ему даже пришлось переспросить, что Драко имеет в виду, и тот пояснил подробнее: — Ну будет у вас все хорошо месяц, два, три. А потом крестный тебе надоест, захочешь чего-то другого… и получится, что добивался в десять раз дольше, чем… — Чем что? — предупреждающим тоном переспросил Гарри, которому эта тема совершенно не понравилась. — Ну, договаривай, — он закончил сортировку зелий и вернул весь остальной хлам обратно на полки, откуда ему уже, скорее всего, не суждено было выбраться, потому что вряд ли ему когда-либо еще понадобятся собственные конспекты или контрольные за прошлые курсы. — Да не заводись ты, — Драко мирно поднял руки в защитном жесте, давая понять, что не собирается обесценивать ни его чувства, ни стремления. — Я только хочу сказать, что… ты ведь даже совсем ничего о Снейпе не знаешь. Я имею в виду, как о человеке. Что он любит, о чем думает и все такое. Даже я о нем мало знаю, хотя познакомился с ним раньше, чем научился ходить. — Ошибаешься, — усмехнулся Гарри, который уже давно передумал нападать, да и агрессии в его голосе не осталось. Он прислонился затылком к дверце собственного шкафа и удобнее уселся на полу, устало прикрывая глаза. — Я очень много о нем знаю. — Например? — скептический тон Драко выражал его недоверие, но судя по тому, как он наконец отвлекся от пергаментов, это его интересовало и к тому же было хорошим способом наконец отдохнуть от бесконечной учебы. — Он любит природу, — задумчиво произнес Гарри, в деталях вспоминая и их сегодняшний диалог, и все, что после него ярко отложилось в его памяти картинками из его же воображения. — С юношеских лет умеет ее понимать, чувствовать. Думаю, что он даже предпочитает это взаимодействию с людьми, даже с умными людьми, вообще с любыми. Он говорил — и в словах сквозило не то уважение, не то легкая примесь нежности. Было видно: он говорит о любимом человеке, который хоть в его понимании и недосягаем, но от этого не неизвестен. Гарри пытался его понять, и судя по вещам, которые он говорил, у него это получалось довольно успешно, а в случае со Снейпом можно было даже сказать, что успешнее, чем у кого бы то ни было. — Он умеет общаться на равных, а если уважает человека — то может рассказать что-либо так увлекательно, что создается впечатление, будто ты в описываемых событиях сам побывал и все видел. А еще, если привыкнуть, то начинаешь понимать, что его оскорбления — это не оскорбления, просто манера речи, на которую, если правильно реагировать, можно научиться отвечать так же остроумно. Драко слушал его, приподняв бровь. До этого момента ему казалось, что тот совершенно не представляет, в какого именно человека он влюблен и влюблен ли вообще, а не только очарован его образом, который по большей части сам дофантазировал в своей голове. Сейчас становилось видно, что он действительно его полюбил. Да, возможно, Снейп продолжал оставаться еще слишком сложным для него, но Гарри его — пусть отчасти, — понимал, а те аспекты, которые понять пока не удавалось, он по крайней мере пытался разложить для себя по полочкам так, как мог, хотя бы интуитивно. — Он умеет волноваться и тщательно это скрывать, — Гарри улыбнулся, покачав головой, потому что ассоциации с больничным крылом и с его коротким: «Дыши», отпечатавшимся в голове как одно из самых чувственных слов, сказанных профессором, появились сами собой. — Умеет оказывать помощь, не донимая раздражающими лекциями, а если все-таки начинает поучать — это означает, что либо ты сделал что-то из ряда вон выходящее, либо твоей жизни действительно грозит опасность. А еще… — он задумался, потому что этот вывод был сложнее других, но и интереснее, — он умеет признавать собственные ошибки. Он признал, что ошибался тогда, когда сказал о моей алкогольной зависимости, я точно знаю, он больше так не считает. — Откуда? — для Драко, который проводил с крестным намного меньше времени в последние месяцы, этот вывод не был очевидным. — Знаю, — снова улыбнулся Гарри, которому почему-то не захотелось этого объяснять. Как будто это объяснение задело бы что-то личное, что принадлежало только им со Снейпом двоим, хотя что именно у них может быть личного — глупый вопрос. Ничего не может, это очевидно, и логика подсказывала, что так оно и есть, но чувства иррационально кричали о том, что не все так просто. Иначе почему он стал отвечать на его вопросы о своей юности? Иначе зачем он сказал, что сокращает количество осмотров, которые причиняют Гарри дискомфорт? Откуда он вообще мог понять, что дискомфорт ему причиняет именно сам факт проводимых им осмотров? Сотни вопросов — и ни одного рационального ответа, который пролил бы свет на то, можно ли назвать хотя бы одну грань их с профессором взаимоотношений выходящей за рамки общения учителя и ученика. *** Зельеварение было единственным предметом, который Гарри старался не пропускать. Собственно, не было студента, который в здравом уме решил бы регулярно пропускать пары Снейпа, потому что, как справедливо несколько лет назад отметил Рон, «жить пока еще хочется всем». Это было и единственным предметом, где даже в отсутствие в классе преподавателя почти соблюдалась тишина, за исключением перешептываний, которые вместе составляли только небольшой гул без особо различимых голосов. — Представляешь, всего два осталось. Одно два дня назад сварил, одно сейчас будет и еще четыре валялись в архивах, — прошептал Гарри Драко, довольный тем, как складывались дела с приготовлением зелий. — И еще эссе написать, но это уже ерунда, за два-три вечера справлюсь. — Ту помойку ты называешь архивами? — посмеялся Драко, на что тут же получил подзатыльник пером: они записывали в конспект краткий рецепт приготовления зелья забвения. — Отвали, — фыркнул Гарри, настроение которого совершенно не испортилось. Испортить его могла разве что вселенская катастрофа, но кажется, ничего подобного не предвиделось, поэтому он спокойно дописывал свой конспект, поглядывая то на доску, то в учебник, чтобы сверить правильность написания особо сложных названий. — Розовое — это банально, — послышался сзади девичий шепот, — вот у меня будет синее, атласное с камнями, — судя по теме, речь снова шла о выпускном. Панси обсуждала с подругой собственное платье, в котором планировала идти на бал, и этот шепот знатно отвлекал от работы. — Ой, знаешь, банально — это для тех, кто не умеет выбирать нормальные розовые вещи, — послышалось в ответ, — например, если это будет гармонировать с темными аксессуарами, то будет самое то, и вообще, главное даже не сам наряд, а чтобы у платья и костюма кавалера были общие элементы… — Тишина, — резкий голос Снейпа заставил легко вздрогнуть. Тот выходил в свою лабораторию за ингредиентами, и теперь, когда вернулся, был намерен исключить любые переговоры между студентами, за что Гарри был ему даже благодарен, потому что сконцентрироваться на учебе в атмосфере сплошного выпускного было просто невозможно. «А еще раз можешь? Черт, это звучит так страшно и сексуально одновременно, что мне стоит усилий не начать болтать снова». «Накажешь?» «Выпорешь?» На последней мысли Гарри поднял на профессора взгляд из-под ресниц, закусив губу, и никак не ожидал, что тот будет смотреть прямо на него в упор, так что быстро стушевался и вернулся обратно к своему конспекту во избежание лишнего смущения. «Смотришь так, будто в самом деле выпорешь». «Буду как-нибудь пьян — обязательно проверю, можно ли тебя до этого довести». Последняя мысль, мелькнувшая, конечно, в шутку, почему-то заставила Гарри разозлиться на себя хотя бы уже за упоминание алкоголя: с некоторых пор он старался не думать об этом вообще, в особенности так часто, как до этого, и главное — в непосредственной близости со Снейпом, потому что доказать ему в последний раз, что он не алкоголик, стоило определенных усилий, так что следующий раз, когда он позволит себе об этом вспомнить и употребить, будет не раньше, чем на выпускном. В борьбе с развратно-похабными мыслями и за приготовлением зелья не без помощи Малфоя прошел почти час. Они успели шепотом обсудить и то, что это — действительно последний урок в этом классе, что, конечно, кольнуло ностальгией где-то в сердце, но Гарри постарался сразу отогнать эти мысли, и то, что им делать с Гермионой и семейством Уизли, — на этот счет у Драко были свои догадки, которыми он обещал поделиться позже, когда они соберутся втроем, и даже то, чем каждый из них будет заниматься на дне самоуправления. — Я и Грейнджер — зелья, возможно, даже в паре. Там следить надо за каждым студентом внимательно во избежание опасных ситуаций, — пояснил Драко, говоря об этом вполне мирно, так что Гарри еле сдержался, чтобы не напомнить ему еще раз, что это, вообще-то, та самая грязнокровка, которую он несколько лет назад обходил десятой дорогой. — А я когда Альбусу сказал, что защиту буду преподавать, он так воодушевился, будто я второй раз Волдеморта пришиб, — Гарри закатил глаза, вспоминая этот их диалог, — начал рассыпать комплименты моим навыкам, все дела, потом даже снизошел до согласия заниматься со мной, чтобы я вспомнил все, начиная с первых курсов. — Серьезно? — скривился Драко, который хоть и не в полном объеме, но неприязнь к Дамблдору все-таки разделял, что после войны только усилилось, потому что многие догадки относительно деяний директора нашли свое подтверждение. — Я не идиот, — фыркнул Гарри, медленно перемешивая зелье против часовой стрелки ровно двенадцать раз, — сказал ему, что выбрал в качестве наставника Снейпа. И что он не против. — Осталось только сделать так, чтоб он был не против, — прыснул Драко, ехидно выражая свои сомнения, — одно дело зельями с тобой заниматься, а совсем другое — защитой, да он стопроцентно не согласится тратить на тебя еще несколько часов, помимо дополнительных занятий. — А ему и не придется, — хитро возразил Гарри, собираясь добавить что-то еще, но громкий шепот Рона с передней парты его перебил: — Да заткнитесь вы уже! Невозможно просто, — и в следующее мгновение в них прилетела огромная луковица, половину которой он должен был потратить на зелье, но, по всей видимости, решил распорядиться ею намного интереснее. — Минус двадцать баллов за нарушение дисциплины, — строгий низкий голос, которого Гарри буквально ждал в этот момент, как ничто другое, приятно порадовал слух. — Вам придется либо попросить вернуть необходимый ингредиент, Уизли, либо позаимствовать его у кого-то другого. — Но профессор! — попытался возмутиться тот, на что незамедлительно получил ответ, тот самый, которого Гарри снова так искренне дожидался. — Минус еще десять баллов Гриффиндор за пререкания с преподавателем. Разговор был окончен. Гермиона шепотом попросила половину луковицы у подруги, потому что зелье она все еще варила в паре с Роном, и ему никто точно ничего бы не одолжил, и было видно, что ей стоит усилий продолжать делать вид, будто все в порядке и ничего в ее отношении к жениху не изменилось. «Если ты зарычишь так еще раз, клянусь, я сделаю все, чтобы это повторилось снова». «Жаль, что в кабинете и при студентах». «В постели было бы куда уместнее». Они снова встретились взглядом. Гарри позволил себе задержаться на несколько секунд, не отводя глаз, и отметил, что профессор тоже продолжил пристально на него смотреть, но точно так же, как он делал и несколько лет назад. В его профессиональные обязанности в принципе входило наблюдать за учениками, обеспечивая тем самым безопасность учебного процесса. Но черт возьми, как же хотелось думать совершенно иначе. Оставалось всего ничего до конца учебы, до экзаменов, до выпускного, и Гарри, желая ускорить этот процесс, одновременно хотел, чтобы это не заканчивалось никогда. Если у него ничего не получится, если его цели окажутся только иллюзиями, он хотел бы иметь возможность видеть Снейпа хотя бы раз в неделю на общих занятиях, периодически пытаясь претендовать на большее. К сожалению или счастью, такой возможности не было, и через каких-то несколько недель его дальнейшая судьба должна была окончательно определиться. О том, что если задуманное не получится, то позже можно будет попробовать снова, он не думал и не собирался. Либо все, либо ничего, но сразу — после экзаменов, на выпускном, на следующий день после выпускного, но не потом. Растягивать это на долгие годы не было ни выдержки, ни возможности, ни желания, и никакого «потом» для него просто не существовало. Точно не в восемнадцать лет.