Ты сумасшедший, Поттер!

— Ты издеваешься, — констатировал Драко, с мечтательной улыбкой втягивая в себя воздух. Амортенция на всех действовала одинаково, и аристократично-сдержанный слизеринец, сейчас расплывающийся в дурацкой улыбке, не был исключением. — Это не я, это создатель зелья, — так же улыбчиво ответил Гарри, дописывая последнее эссе по материалам шестого курса. Казалось, скоро у него должна отвалиться рука, но глубокий, обволакивающий запах высушенных трав, где в равных пропорциях были смешаны мята, полынь и что-то еще, однозначно знакомое, но без названия, заставляли его напрочь забыть обо всех неудобствах неотрывной работы над зельями. Этот запах каждую секунду напоминал ему, ради чего и ради кого он это делает, так что все мелочи просто уходили на второй план, становясь совершенно несущественными. — Я не виноват, что она полчаса довариваться должна, — в исключительно романтичном расположении духа он наконец сложил в сумку все, что должен был предоставить в качестве подтверждения, что шестой курс вызубрен до мельчайших подробностей. За исключением Амортенции, которую прямо сейчас накрыл крышкой и оставил остывать в таком положении: пусть дольше, зато не будет отвлекать их от учебы. Драко облегчённо выдохнул. Пары зелья все еще витали в комнате, но с каждой секундой их концентрация значительно уменьшалась, что возвращало и ясность рассудка, и способность адекватно выражать мысли. — Мне эта гадость еще два года назад не понравилась, — буркнул он, кивнув головой в сторону котла. — Опоили? — засмеялся Гарри, представляя себе Малфоя под любовным зельем: картинки воображение подкидывало не для слабонервных. — Отвали, — попросил тот вместо ответа, а чтобы Поттер, обладающий исключительной любовью к подшучиваниям над друзьями, не продолжил эту тему, перевел разговор в другое русло. — Ты готовиться вообще собираешься ко дню самоуправления? Или планируешь уподобиться Локонсу и очаровывать первокурсниц долгими рассказами о былых подвигах? — Во-первых, не твое дело, — фыркнул Гарри в ответ на откровенное издевательство, хотя его порадовала эта шуточка Драко. Это означало, что спустя год с момента окончания войны они наконец научились говорить о «былых подвигах» без неприятных ощущений где-то внутри. Вполне возможно, что через десять-пятнадцать лет это действительно станет красивой, героической историей, которую они смогут поведать детям, и даже воспоминания о понесенных на войне потерях перестанут отзываться болью в груди. — А во-вторых, теорию им и без меня расскажут, я собираюсь показать детям то, что им на самом деле может пригодиться. И не для войны, а просто для уверенности в себе, — план занятий в его голове действительно был. Это было что-то среднее между манерой преподавания Люпина и авторскими методами самого Поттера, имеющего весьма призрачное понимание того, что такое педагогика, но при этом обладающего огромным желанием донести до детей полезные навыки. Так что эта затея, пусть она и задумывалась как лишний способ провести время со Снейпом, все же была для Гарри значимой, и самое забавное, что его восприятие ситуации полностью соответствовало сказанным директором словам и про бесценный опыт, и про молодежную систему преподавания. — Расскажи мне лучше, что там у нас с Уизли, — предложил он, ненадолго открывая зелье, чтобы перелить его уже совершенно привычным образом в пузырек и быстро закупорить, а котел — очистить заклинанием. Сам он при этом на несколько секунд задержал дыхание, а вот Драко — конечно же, совершенно случайно, — предупредить об этом забыл. Так что тот вначале заулыбался, как умалишенный, потом выругался, а затем чуть не швырнул в Гарри подушку, когда тот над этим посмеялся. — Сначала с Гермионой поговорить надо, я планировал сегодня. В любом случае, чтобы тень не упала на преподавателей школы, до выпускного ничего делать не надо, и карты раскрывать тоже. Тем более младшая Уизли еще несовершеннолетняя, а значит, даже если причастна, не сможет отвечать по всем законам, — было видно, что эту идею Драко обдумал. С чем было связано такое рвение, он не объяснял, но его взаимная нелюбовь с семейством Уизли была совершенно очевидной, так что, наверное, это был самый удачный момент, чтобы, как Малфой любил выражаться все эти годы, «восторжествовала справедливость». — Все, — выдохнул Гарри, обессиленно заваливаясь на кровать. — Одно за седьмой курс вчера приготовил, Амортенцию доварил, осталось еще одно, последнее, и мои страдания официально закончены. Он был уставшим, но воодушевленным, причем настолько, что Малфоя продолжали терзать смутные сомнения в адекватности своего друга, но он предпочел никак это не комментировать, потому что единственное, на что он мог нарваться в ответ, — это взаимный сарказм. *** — Привет, — неловко улыбнулась Гермиона, поправляя волосы, когда Драко подошел к ней ближе. Она ждала его неподалеку от школьного озера, и самым трудным было ненавязчиво объяснить Поттеру, почему он не может пойти с ними. Драко был уверен, что с этим возникнут проблемы, но Гарри, на тот момент полностью погруженный в бесконечные конспекты, только покивал, добавив, чтобы он потом обязательно рассказал ему о результатах разговора, и уткнулся обратно в свои драгоценные записи. На самом деле, Гермиона сама попросила, чтобы Гарри с ними не шел. Ей пока что было слишком неловко перед бывшим другом, и она за все это время так и не нашла слов, которые могли бы хоть как-то оправдать ее поведение, помимо этого треклятого зелья. Она объяснила это, и Драко понял, не задавая лишних вопросов, потому что это странным образом напомнило ему его собственное положение год назад, когда выбор вроде и есть, а вроде — и нет его вовсе, но объяснить это совсем не просто. — Привет. Не переживай, Поттер не расстроился, — сразу оповестил он, отмечая про себя, что Грейнджер под зельем и без него — это два совершенно разных человека. Гарри уже давно показал ему, что иногда стоит начать воспринимать людей без предубеждений, и сейчас был тот самый случай, когда это решение за Драко приняло его подсознание. Он помнил все, что связывало их с Гермионой в прошлом, был уверен, что она тоже все это помнит, но они улыбнулись друг другу при встрече так, словно ничего этого не было или было, но в другой, прошлой жизни. Они оба повзрослели: она перестала быть всезнайкой, он — больше не кричал о чистоте крови при каждом удобном случае, а без этих острых углов былая неприязнь растворилась сама собой, пожалуй, еще в кабинете Снейпа, когда Гермиона медленно и шокированно приходила в себя. — Даже странно, что он так взялся за учебу, — она пожала плечами, вспоминая их недолгий разговор в коридоре, где они успели договориться о встрече и обсудить еще пару незначительных вещей, касающихся их общего друга. — Которая ему при этом и даром не нужна. Не вникай, — Драко отмахнулся от этой темы, а потом кивком головы указал на мощеную дорожку вдоль озера, предлагая прогуляться. — Как дела с Уизли, много заметила? — У-у, — она глубоко вздохнула и закатила глаза, направляясь вместе с ним по тропинке около спокойного темного водоема, — я и подумать не могла, насколько он придурок. Раздражает, просто… каждая фраза, каждый поступок, каждое… все, раздражает невозможно! Ты не представляешь себе, он умудряется вытворять такие вещи, от которых у меня волосы дыбом встают! Было видно, что эта тема ее задевает. Собственно, вариантов, с кем она могла поделиться, было немного: Гарри, Драко или профессор Снейп. Первый отпадал по уже понятным причинам, последнему до этого, скорее всего, не было никакого дела, а вот Драко слушал ее, причем внимательно, действительно вникая во все, что она говорит. — Вообще-то представляю, — усмехнулся он, медленно следуя за ней, хотя шла она половину времени практически спиной вперед — потому что говорила очень воодушевленно и при этом, скорее всего, неосознанно хотела быть лицом к лицу с собеседником. — Я тоже живу с уникумом, который может в любой момент сотворить то, что мне и в голову бы не пришло. — А, ну да, — засмеялась Гермиона, сбиваясь с настроения продолжать возмущенную тираду, — Гарри иногда это умеет, тут не поспоришь. Хочешь, расскажу, что он однажды придумал на третьем курсе?.. Разговор, изначально затевающийся исключительно по делу, уплыл в совершенно другое русло, причем настолько естественным образом, что ни один из них этого не заметил. Она рассказывала одну историю за другой, заставляя Драко смеяться и выстраивать у себя в голове образ совершенно другого Поттера, которого он на начальных курсах еще не знал, а сам он в ответ болтал о незначительных, но забавных моментах их совместной жизни. Чего только стоила идея пойти за виски через весь замок прямо в подземелья, когда они оба находились в выручай-комнате и могли просто попросить ее о еще одной бутылке. Потом разговор вернулся к Рону. Гермиона больше не грустила, когда вспоминала о нем, и не пыталась защищать, как это было раньше, но смесь презрения с отвращением все же сквозила в ее словах, даже через смех: — Ты просто не представляешь! Да мои глаза иногда просто физически не могут закатиться сильнее, чтобы выразить всю мощь моего негодования, — отчасти с раздражением, отчасти с нескрываемым смехом над ситуацией экспрессивно сообщила она. — Как врезала бы учебником по башке, чтобы вопросы тупые перестал задавать! Нет, ну как, скажи мне, как можно к концу седьмого курса спрашивать, чем трансфигурация отличается от трансгрессии?! Я вообще вначале подумала, что это шутка неудачная! В один момент Драко поймал себя на том, что теперь уже он то и дело поворачивался лицом к ней, буквально идя спиной по дорожке, чтобы рассказать какой-то особенно забавный момент или задать очередной вопрос, и возможно, со стороны это выглядело по-идиотски, но это было комфортно и достаточно эмоционально в самом позитивном смысле этого слова: они смеялись, причем оба и практически постоянно, независимо от темы разговора находя то, над чем можно улыбнуться. — А знаешь, — сказала Гермиона, сворачивая с дорожки, чтобы подойти ближе к озеру и присесть на траву в нескольких шагах от берега, — я кое-что поняла за это время. Драко занял место рядом с ней. Было уже начало мая, и замерзнуть они не могли, но вечер плавно вступал в свои права, так что через какое-то время трава могла стать холодной. — Что именно? — поинтересовался он, разглядывая водную гладь озера и теплые отблески садящегося солнца на его поверхности, переливающиеся бликами за счёт изредка проявляющейся ряби на поверхности. — Что можно потерять только то, за что цепляешься, — она задумчиво глянула на Драко, потом — на озеро и продолжила свою мысль. — Я же не верила до последнего, все думала, как буду жить без любви к Рону, думала, мне любовь нужна как воздух. — Оказалось, что не нужна? — Оказалось, что воздух нужнее, — усмехнулась Гермиона, и в ее словах практически не было грусти. Драко даже казалось, что несмотря на то, что все ее чувства были только результатом влияния зелья, что-то ведь должно было остаться — привычка, воспоминания, ностальгия, хоть что-то, что заставило бы ее грустить о разрушении иллюзий, но она действительно не любила Рона, и судя по тому, как высказывалась в его адрес, он был ей противен. — Выходило так, что я говорила ему: «Нет», он говорил: «Ради меня», и я говорила: «Да». Не думала ни о себе, ни о последствиях, так глупо, — она вздохнула, но проступившая улыбка намекала, что грустить она не собиралась. — Я так рада, что вы с Гарри все-таки докопались до правды! Боюсь представить, что могло бы быть по-другому! — Не за что, — самодовольно хмыкнул Драко, высоко задрав нос, мол, да, ты совершенно права в своих выводах, но рассмеялся раньше, чем она успела бы оценить внезапно нарисовавшееся притворное самолюбование. Они вели себя так инфантильно и искреннее, что не задумывались ни над этим, ни над тем, что легкий закат быстро превратился во внушительные сумерки, и лишь когда последние лучи давно зашедшего солнца перестали проглядывать на потемневшем небе, Гермиона опомнилась, что Рон хватится ее и будет недоволен. — Скажешь, что в библиотеке была, — предположил Драко, накидывая ей на плечи свою мантию, когда они уже возвращались обратно в замок. — Он там первым делом проверяет, — отмахнулась она, — ладно, скажу, что профессор Снейп заставил нас вместе готовиться к преподаванию зелий, проверять он точно не пойдет. — Боится? — Драко насмешливо приподнял бровь. — Как огня, — засмеялась она в ответ. — Удачи, — он тоже улыбнулся, представляя себе, как ревнивец Уизли пошел бы предъявлять его крестному претензии касательно своей невесты, и куда при этом он был бы красочно и детально послан. — Ой, нет, лучше пожелай мне провала. Потому что единственное, чего я хочу, — голову ему оторвать, — фыркнула она обреченно, не вкладывая в свои слова слишком много серьёзности. Когда они уже приближались к замку, Гермиона, поблагодарив Драко за хороший вечер, сказала, что надеется как минимум на еще одну такую прогулку, а потом ретировалась быстрее, чем их прощание пришло бы к какому-либо логическому завершению. Должен ли Драко был обнять ее — он не знал, но когда опомнился, она уже взбегала по лестнице в замок, значительно его опередив. Он не знал, как объяснить самому себе этот вечер, но что было действительно значимо — ему совершенно не хотелось что-либо объяснять. Да, Гарри был его другом, и в его компании было комфортно, и Драко даже был искренне уверен, что ни при ком другом так не будет, так что всегда использовал это как показатель, но этот вечер — это совершенно другое. Он не помнил и половины того, о чем они разговаривали, но ее звонкий, искренний смех, спектр эмоций на ее лице, когда она рассказывала очередную историю, стараясь передать ее чуть ли не по ролям, ее забавные словечки и остроумные шутки — все это отложилось в его голове яркими вспышками, которые даже теперь, когда он уже спокойно и в одиночестве возвращался в свою комнату, мелькали перед глазами одна за другой, вызывая невольную улыбку. Они говорили несколько часов, но ему не пришлось прикладывать усилий ни к одному своему слову: говорить хотелось, равно как и слушать, и даже непонятно, чего именно хотелось больше, но точно — не прощаться, потому что с каждой рассказанной и услышанной историей в голове появлялось еще несколько взамен, не менее интересных, которые были точно так же важны. Драко был увлечен настолько, что у него не было даже свободных мыслей на то, чтобы заполнить их вопросом, откуда взялась эта увлеченность. Думать об этом не хотелось, вообще не хотелось ничего анализировать, впервые за долгое время появилось желание принять душ, отложить в сторону учебники на один вечер и спокойно, медленно уснуть. Не вырубиться от усталости после учебы, а поваляться в кровати, допустить несколько разных мыслей и фантазий и плавно погрузиться в сон, хотя бы чтобы проверить, насколько такие сны будут отличаться от вымученных под бременем учебы. *** Увлеченный приготовлением самого последнего зелья и одновременно написанием эссе, Гарри даже не заметил, что к нему обращаются. В последнюю неделю он вообще мало что замечал, потому что, несмотря на отсутствие необходимости варить все зелья по каждой главе, изучение теории оказалось в разы труднее, чем в предыдущих учебниках, так что на домашнее задание у него уходило практически все свое свободное время. Оставалось последнее: и зелье, и эссе, и после этого его мучения можно было официально считать оконченными, так что доделывал он это даже с определенным энтузиазмом. — Там весна, вообще-то, — напомнил Драко, не рассчитывая ни на какой ответ, и Гарри предсказуемо отмахнулся: — Закончу — прогуляемся, если хочешь. Не мешай, подожди, — выводя на пергаменте что-то особенно длинное и, видимо, сложное, он боковым зрением следил, чтобы кислотно-зеленая субстанция не поднималась выше краев котла. — Можем не гулять, — фыркнул Драко, для которого подобное игнорирование от Поттера, занятого учебой, уже стало привычным. Еще год назад он и подумать бы не мог, что тот вообще займется хоть каким-нибудь предметом так детально, но то, что тем самым предметом оказалось именно зельеварение, звучало как дурацкая шутка. До выпускного оставалось шесть недель, а Поттер уже заканчивал весь школьный курс по зельям, тем самым обгоняя даже их со Снейпом занятия, и если бы Драко не были известны его мотивы, он бы подумал, что национальный герой попросту тронулся умом. — Самоуправление через три дня, ты помнишь вообще? — он провел рукой перед лицом Поттера несколько раз, чтобы обратить на себя внимание, но тот, занятый исключительно своим конспектом, этого даже не заметил. — Ага, — пробормотал он, — я почти готов уже, я помню, да… Оглядев эту картину, Малфой только вздохнул. С одной стороны — хорошо, что Гарри так активно занялся учебой, а с другой — уже сегодня материал для обязательного изучения у него закончится, и тогда его поведение предсказать будет крайне трудно. Помнилось, что когда у них было свободное время, они проводили его не особо приемлемо для стен Хогвартса, так что если бы программы обучения все-таки хватило до самого конца школы, спокойнее было бы всем — и Поттеру, и Малфою, и Хогвартсу. — Мы с Гермионой все-таки вместе будем уроки вести, — оповестил Драко, когда тот наконец закончил свои записи, и теперь в прямом и переносном смысле слова колдовал над зельем, едва удерживая его в котле. — О, уже не Грейнджер, а Гермиона, — заговорщическим тоном отметил Гарри, бросив на друга хитрый взгляд, — я что-то пропустил? Тот никак это не прокомментировал, хотя захотелось почему-то ребячески показать язык, чтобы он прекратил так странно улыбаться, будто знает то, чего не знает сам Драко. — Мы пару раз гуляли, — наконец признал он, а потом сразу же добавил словно в оправдание, — непонятно, свое или Гермионы, — обсуждали случившееся и что делать с семейкой Уизли, и пришли к выводу, что есть два основных варианта, но они оба будут актуальны только после выпускного. — Ага, три раза по четыре часа вы исключительно Уизли обсуждали, — произнес Гарри, сделав вид, что говорит это сам себе, но то, как он поглядывал на друга, явно давало понять, что он намекает на что-то совершенно определенное. Драко понятия не имел, как на это реагировать. Он был в курсе, что девчонки часто делятся с подружками впечатлениями о прогулках с парнями, но действует ли это в обратную сторону и как вообще об этом говорить, — не знал. Хотя поделиться хотелось. Всегда занятой исключительно поддержанием статуса своей семьи, участием в войне или, как в последний год, учебой и развлечениями, он с нескрываемым скептицизмом комментировал с товарищами все, что касалось «дел любовных», а Поттера не стеснялся стебать в открытую, и никак не думал, что его самого в принципе может хоть как-то коснуться эта тема. В семьях аристократов не идет речь о симпатии. Он знал, что его родители не испытывают друг к другу никаких чувств, помимо уважения, и что их союз — результат решения двух благородных семей, так что с детства спокойно принял мысль о том, что и в его случае будет что-то подобное. Это не было покорностью, скорее — полным безразличием к данной сфере жизни, а вследствие это — принятием любого приемлемого варианта. С началом его общения с Гермионой что-то неуловимо изменилось. Если после первой их прогулки он возвращался домой навеселе, чему способствовали несколько часов непрерывного искреннего смеха, то после второй на смену этому пришла задумчивость. С ней было легко, она не требовала соответствовать статусу, она в принципе ничего не требовала, хотя их разговоры за это время коснулись практически любых возможных тем. На третий раз он поймал себя на мысли, что сам факт того, что Гермиона возвращается обратно к Рону, ему не нравится. Воспитание не позволяло напрямую задать вопрос, общая ли у них спальня, как у жениха с невестой, но что-то подсказывало, что даже если это не так, — это не особо что меняло. Уличив себя в этих странных мыслях, которые почему-то даже после теплого вечера значительно портили настроение, он пришел, что называется, докопаться до Поттера, в чем ввиду бесконечной занятости того учебой потерпел неудачу. — Смотри аккуратнее, а то твой отец не переживет, если ты себе такую пару нелогичную выберешь, — заявил Гарри, наконец переливая свое зелье, которое так и хотело разлиться мимо, в пузырек, на котором предварительно специально расширил горлышко. — Да кто бы уж говорил о нелогичном выборе, — уколол тот в ответ, — кстати, между прочим, именно предмет твоего выбора сегодня нам с ней будет утверждать программу занятий. А ты будешь здесь сидеть! Это прозвучало хоть и саркастично, но и мстительно, потому что ответить что-то на его замечание хотелось, а это — единственное, что пришло в голову, и судя по недовольному лицу Поттера, его эта новость не порадовала. — Вы оба — самоубийцы, — констатировал тот после недолгой паузы, — согласиться преподавать зелья — это… это… это я даже не знаю что, — закончил он совершенно не так воодушевленно, как начал, видимо, потому что тоже решил сказать что угодно, только чтобы последнее слово оставалось за ним. Драко знал, что Поттер в жизни не согласился бы вести зелья, даже за возможность провести лишние пару часов рядом со Снейпом, но это не значило, что он не может быть недоволен из-за того, что такой возможностью воспользуется кто-то другой. *** Очередное занятие с Поттером должно было быть предпоследним в их программе обучения. Последний курс высших зелий был достаточно сложен, так что профессор Снейп, как делал это всегда со студентами, пришедшими к нему на индивидуальные занятия, планировал разбить его изучение на две части для более детального усвоения. Однако одного лишь взгляда на мальчишку, который почему-то переминался с ноги на ногу на пороге и удерживал рукой свою сумку, которую обычно швырял сразу куда глаза глядят, оказалось достаточно, чтобы понять, что что-то здесь было не так. С Поттером всегда все не так, это уже давно стоило принять как прописную истину, но только некоторые его выходки были способны по-настоящему шокировать, и последней подобной выходкой стал его выбор объекта для влюбленности. Обсудив это с другом по меньшей мере с десяток раз, сменив несколько раз свое отношение к сложившимся обстоятельствам от шока до презрения, потом — непринятия, непонимания и наконец повышенного внимания, Снейп все еще считал все то, что происходит, по меньшей мере нарушением привычного порядка вещей. Этот мальчишка добивался его расположения: постепенно, шаг за шагом, выбрав самую верную, но самую непривлекательную для самого себя тактику, и с каждым разом будто прощупывал почву. Мысли, вопросы, фразы, реакции на прикосновения — все вместе составляло единый образ Поттера и при этом единую атмосферу, которая так или иначе влияла на профессора. Люциус заставлял его задумываться о большем. О недопустимо большем, но все же — задумываться, пусть поначалу его хотелось за эти мысли пришибить чем-нибудь тяжелым и желательно остроугольным, чтобы наверняка. Мальчишка заслуживает внимания, повторял он, и Снейп видел это и не мог отрицать, что его целеустремленность за последние полгода приобрела вид упорной, настойчивой борьбы, причем в основном — с самим собой. Ненужные ему зелья, явно долгие вечера, проведенные за изучением теории, за долгим приготовлением образцов, поведение, которое с каждым занятием все легче было называть разумным, и наконец, его рассуждения — о чем угодно, начиная от предмета и заканчивая распределением ролей в войне, о котором они однажды заговорили на занятии, — все служило подтверждением одних и тех же слов Люциуса: мальчишка заслуживает внимания. «Он красив, молод, состоятелен, и он любит тебя до белых пятен перед глазами», — промелькнуло в голове недавнее утверждение друга, одно из числа тех, опровергнуть которые не представлялось возможным. «Я не знаю, о чем тут думать, тем более — полгода», — заявил он же, прокручивая в руках стакан виски с непропорционально толстым донышком, который опустошил в следующую секунду и уставился на друга в ожидании хоть какого-то ответа, и судя по озорному блеску его глаз, так и не исчезнувшему к сорока годам, он точно понимал больше, чем сам Снейп. «Хотел бы прогнать — прогнал бы сразу, как только он пришел с просьбой о занятии. Не говори, что это не в твоей компетенции, сам же знаешь, что это чушь», — тот же уверенный тон, тот же хитрый взгляд, буквально вынуждающий признать то, что сам Снейп даже не мог понять до конца. Это не было намеками на что-то вульгарное, Люциус так не делает, хотя бы потому что все, что касается разврата, он озвучивает прямо и без малейшего стеснения, но намеками на что-то определенное это все-таки было. На игры подсознания? Такой вариант не был исключен, но это было как минимум не совсем разумно для взрослого, нравственно состоятельного мужчины, и эту самую мысль он озвучил, на что получил еще один аргумент, ставший окончательным в их очередной дискуссии. «В разговорах о Гарри ты говоришь о себе не как о профессоре», — довольная ухмылка Люциуса и то, какую он сделал паузу, дало Снейпу возможность самому додумать окончание этого вывода, что подействовало предсказуемо: он молча перевел взгляд на камин, устало прикрывая глаза. «Ты говоришь о себе как о мужчине», — все же озвучил тот, легко кивая, будто подтверждая не свои слова, а его собственные выводы, уже сформировавшиеся в его голове. Поттера стало слишком много: в мыслях, в рассуждениях, в больничном крыле, а чаще всего — в лаборатории, где его навыки в приготовлении зелий становились все более приемлемыми от занятия к занятию, а выполнение даже сложных техник перестало требовать непрерывного контроля. — Добрый вечер, — кивнул Гарри, и что-то в его взгляде было непонятным: он будто не мог определиться, уверенно себя вести или наоборот, а это значило, что он понятия не имел, чего ожидать. — Добрый, — отозвался профессор, решив предоставить ему возможность продолжать диалог самому. Необходимые для работы ингредиенты, а также учебник за седьмой курс уже лежали на столе, и если Поттер был намерен перейти сразу к учебе, он точно знал, что ему нужно делать. — Вот, — однако произнес тот, выуживая из сумки шесть стандартных флаконов с разными зельями и еще несколько пергаментов, чтобы протянуть все это Снейпу, — это за шестой курс. — Я догадался, — забирая у него все, что он принес, Снейп сразу же отложил это в сторону, собираясь указать, что тот может занимать свое рабочее место. «Между прочим, это не было очевидным». — А это, — Гарри сделал паузу, то ли собираясь с мыслями, то ли остальные принесенные им зелья действительно было так тяжело достать из сумки, и они там зацепились за все, за что только могли, — за седьмой. «Не убивай меня прямо сейчас, я еще слишком молод, чтобы умирать». Профессор Снейп медленно повернулся и прищурено уставился на юношу, ожидая от него дальнейших объяснений. Хотя каких именно еще слов он мог ждать, ведь все было предельно понятно, и выводы, которые за этим следовали, настолько органично вписывались в картину восприятия Поттера, что было даже удивительно, если бы он сделал по-другому. «Ты меня испепелишь сейчас». «Нет, мне нравится, но, может, уже заберешь?..» «Ты бы хоть сказал, бежать мне или уже поздно?» — Как это понимать? — спросил Снейп, и Гарри, не дождавшись, пока тот заберет у него все принесенное, просто оставил это на столе. Потом снял с плеча сумку, бросил ее в ближайшее кресло и, видимо, наконец понял, что у него не осталось больше никаких действий, которые могли бы оттянуть момент объяснения. — Профессор, я сам все это приготовил, не думайте, что Драко помогал мне, — заявил он сразу же, хотя об этом не возникало даже вопроса: во-первых, Поттера, для которого это дело было принципиальным, потом бы замучила совесть, а во-вторых, Снейп хорошо знал своего крестника, чтобы предположить, что тот согласится поспособствовать столь безнадежной авантюре. — И это не значит, что… ну, что я и без наших с вами занятий могу сложные зелья варить. Вернее, могу! Но это потому что вы меня научили, и знаний, которые вы дали, хватило, чтобы последний курс изучить самостоятельно. Там зелья — все мои, некоторые с уроков, некоторые сам, и эссе по каждому блоку учебника тоже… Мальчишка то говорил порывисто, то наоборот запинался, что свидетельствовало о его незнании, как перейти к основной сути. Снейп решил помочь ему, едва сдерживая при этом усмешку, потому что ответ на свой вопрос знал задолго до того, как озвучил его: — Тебе настолько надоели наши занятия, что ты решил закончить программу экстерном? «О да, профессор, вы максимально наблюдательны!» — Нет, конечно, — с воодушевлением покачал головой Гарри, — но вы сказали, что у вас, возможно, не найдется времени для помощи мне с подготовкой к завтрашнему дню самоуправления. И я решил, что если не будет необходимости сегодня проводить занятие зельями, то вы уделите это время на мою просьбу. Оспорить его вывод было трудно. Упрямый, самонадеянный, явно не спавший до поздней ночи, чтобы иметь возможность сейчас выглядеть смышленым студентом, способным к опережению программы ради поставленных целей. Снейп пристально вгляделся в его лицо, не отводя взгляда, подошел к столу, взял в руку рандомный флакон с зельем, и отвел глаза от Гарри только когда принялся разглядывать его содержимое. Угнетающая настойка, предпоследний блок высших зелий за седьмой курс, стекло флакона покрыто тонким слоем изморози, что полностью соответствует свойствам содержимого. Тягучая, медленная в перетекании, но без лишней вязкости, обладающая пыльно-коричневым оттенком, не меняющимся под воздействием тепла. Взгляд вернулся к Поттеру. Он сумел приготовить это так, как было нужно, и это — с совершенно нулевыми несколько месяцев назад знаниями в области зельеварения, потому что те отрывистые факты, которые случайным образом накопились в его голове за семь лет, назвать знаниями не представлялось возможным. У юноши была хорошо развита интуиция, и при должном терпении он мог бы добиться определенных высот в данной науке, поскольку то, что называют природным чутьем, практически невозможно наработать практикой, так что его полное безразличие к зельеварению и всему, что было с ним связано, не могло не огорчать Снейпа как профессионала. «Скажи уже хоть что-то, пока я окончательно не обомлел от твоего взгляда. Хуже Амортенции, честное слово». Другой флакон, совершенно другая жидкость. Огненно-оранжевая, почти кислотно-насыщенного оттенка, стопроцентный яд в чистом виде — к счастью, не смертельный, иначе бы его изучение в школьном курсе было строго ограничено, но опять же, все зависит от дозировки и способа применения. Достаточно жидкое, это зелье буквально расплескивалось внутри флакона, что напоминало всплески волн, цвет которых был совершенно неестественным. Собственно, цвет — основной показатель здесь, потому что именно по нему определяется успешность приготовления, и правильный яд буквально кричит о своей опасности насыщенностью оттенка, так что вновь — во второй раз подряд — к Поттеру не было претензий. Он проверил все зелья до одного, включая принесенные и за шестой курс. Пробежался взглядом по исписанным пергаментам, проверил их на наличие заклинаний, которые помогли бы в написании, и в конце концов отложил их все в сторону, а зелья — забросил в ящик к остальным. «Я молодец или все-таки идиот?» Поттер все еще чувствовал себя неловко под его пристальным взглядом, но глаз не отводил, хотя несколько раз ему пришлось даже облизнуть губы, потому что они у него быстро пересыхали. Он ждал хоть чего-то, но одного из двух — либо похвалы, либо наоборот, а в планах у профессора не было ни того, ни другого. — Какая направленность у зелий, изучаемых на первых трех курсах? — задал он элементарный вопрос, но Гарри растерялся, потому что мысли его витали в совершенно другой, куда более интересной и менее приличной области, и воспоминания потребовали времени. — Первый базовые, второй — лечебные, третий — временно модифицирующие сознание, — ответил он после недолгой заминки, потому что вопрос был действительно легким. — На какие типы делятся зелья, изучаемые… — На вредные, полезные, нейтральные и условно-нейтральные. Первый тип не изучается… — …в школьном курсе, — закончил Снейп свой вопрос, и это же послужило окончанием ответа Поттера. Вопросы не были сложными, но они хорошо показывали, во-первых, насколько внимательно он слушал его на занятиях, а во-вторых, существует ли вообще в его голове классификация того, что он учил в последние полгода. — По каким признакам можно определить противоядие? — Снейп дуэльно накидывал ему вопросы из совершенно разных курсов и глав, и наблюдал за тем, насколько растерянно тот будет отвечать, но пока что Гарри удавалось давать ответы совершенно спокойно, и это выглядело так, будто он действительно хорошо понимает пройденный материал. — Они максимально жидкие, без лишней вязкости, это нужно для более быстрого распространения по организму, — даже пояснил он, хотя сам Снейп ему такого пояснения не давал, да и в учебнике этого не было. — Иногда с легким свечением, оставляют после себя на краях флакона зеленоватые частицы. При нагревании до температуры тела меняют свой цвет на желто-оранжевый, что говорит о их готовности к приему внутрь. — Меняют свой цвет с какого? — уточнил профессор с легким прищуром, ожидая растерянности, но Гарри только покачал головой и улыбнулся в ответ на такое явно выраженное сомнение. — С совершенно любого. — Зелье уменьшения относится к какому типу? — не прекращал Снейп, причем он говорил довольно быстро, не давая времени ни на размышления, ни на то, чтобы сделать вид, что не услышал вопрос. — Нейтральные, пятый курс, третья глава, — совершенно самоуверенно отвечал тот, и у профессора оставалось все меньше мыслей, что мальчишке просто везло, потому что подобным объемом врожденного везения не отличался даже Поттер. — Прозрачность? — Нейтральные, пятый, четвертая глава, — уже входя в азарт, он давал такие же быстрые ответы, причем иногда даже стараясь опередить вопрос, и когда ему это удавалось, самодовольство на лице было особенно заметным. — Что собой представляет Феликс Фелицис? — Зелье жидкой удачи, — мгновенно отозвался Гарри, дословно повторяя отложившуюся в голове цитату Слизнорта, — достаточно одной капли, чтобы в течение действия напитка вас ждал успех во всех начинаниях. Хотя существует мнение, что это скорее действует как плацебо. — Чье мнение? — Снейп приподнял бровь, потому что подобные выводы были как минимум неожиданны. — Мое, — пожав плечами, усмехнулся Гарри, и замолчал, очевидно, зная, что если Снейпу нужны будут пояснения, то он сам их потребует, а просто так рассказывать, как они с Гермионой обманули Рона, и он весь день ходил и думал, что обречен на удачу в чем угодно, не стоило. — Пять лечебных зелий, в базовый состав которых входит мелисса, — профессор задал последний вопрос, который затрагивал одновременно и почти весь школьный курс, и единственный вид зелий, который Поттер терпеть не мог. — Восстанавливающее, Кроветворное, Успокаивающее, Бодрящее и Костерост, — перечислил он, хоть и с небольшой заминкой, но все же справившись безошибочно, за исключением одного нюанса: — Разве? — переспросил Снейп, ничего не объясняя. — А, да, в Костерост входит, но не в базовый рецепт, а только в современную модификацию, — Поттер ухмыльнулся так самоуверенно, что даже возник вопрос: не назвал ли он это зелье специально, чтобы потом похвастаться багажом знаний, видимо, усвоенных из дополнительных источников. — Молодец, — констатировал Снейп в конце концов, прекратив свой допрос, и все-таки заметил облегченный выдох, который Гарри попытался скрыть. В его глазах так явственно виднелся блеск, и скорее всего, это было связано с его явными мыслями, что он может гордиться собой, но уточнять это не имело никакого смысла. — Ты живешь с Малфоем, почему не позаниматься с ним? Для проведения трех уроков у младших курсов этого было бы достаточно, — резонно заметил Снейп, и тут же получил на это неожиданный ответ, который даже заставил его приподнять брови: — Он меня послал с этой затеей, — фыркнул Поттер, — у них с Гермионой категорически нет времени. Вашими, между прочим, зельями занимаются, — это одновременно и было, и не было упреком, потому что профессор легко мог напомнить, что Поттер и сам выбрал зельеварение в качестве основного направления своей дальнейшей деятельности, и посмотреть, как тот, стушевавшись, попытается найти какой-то ответ, но не стал, потому что его заинтересовало другое: — Они готовятся вместе? — Они в последнее время разве что спят по отдельности, — он закатил глаза, не замечая, как Снейп удивленно хмыкнул, а потом задумался о чем-то своем и едва сумел сдержать ухмылку, когда в голове возник образ Люциуса, рано или поздно прознавшего о связи его сына с Грейнджер. Хорошо, если дело обойдется сердечными каплями или настоем валерианы, а если скандалом и крушением мебели — об этом лучше было не думать. — Так вы поможете? — с надеждой в голосе переспросил Гарри, вглядываясь в лицо профессора, который, вернувшись из своих мыслей, спокойно ответил: — Не вижу причин для отказа. Но не здесь, — он указал кивком головы на дверь, и Поттер, явно обрадованный таким развитием событий, быстро ретировался из лаборатории обратно в кабинет. Взмахом палочки профессор сдвинул несколько рядов парт, освобождая в учебной аудитории площадку для дуэли, а затем, подойдя к преподавательскому столу, снял с себя верхнюю, разлетающуюся при ходьбе, мантию, и бросил ее на стул, чтобы не мешала. «Твою… хорошо, ты в этой дуэли уже победил», — раздалось в голове растерянным голосом Гарри, однако, когда Снейп провернулся, на лице того выражался только огромный интерес. — Итак… дуэль, — произнес Поттер, доставая палочку и дожидаясь, пока профессор сделает то же самое, хотя на самом деле потратил эти несколько секунд на то, чтобы еще раз взглянуть на мантию, оставленную на спинке стула, затем — на профессора, оставшегося в другой, более облегающей и не такой длинной, которую он редко надевал на их занятия без дополнительной одежды сверху. «Ты можешь хотя бы пару пуговиц верхних расстегнуть? Вдруг тебе жарко будет…» — Рассказывай, что именно тебе нужно повторить, — вернув мальчишку в реальность, Снейп упорно старался игнорировать в который раз вертящиеся в голове слова Люциуса о том, что если бы он хотел — он бы давным-давно выгнал Поттера и сделал так, чтобы тот на десять метров к нему не подходил. Даже если это имело смысл, во-первых, сегодняшнее занятие могло помочь расставить в этом акценты, а во-вторых, сейчас было не самое подходящее время для мысленного анализа произошедших за последнее время изменений.