Ты сумасшедший, Поттер!

В первые секунды пробуждение отозвалось во всем теле приятной негой, однако, когда Гарри, даже толком не открыв глаза, попытался приподняться на локтях, он тут же забросил эту идею и завалился обратно. Отголоски вчерашнего сражения, которое, как оказалось, было значительной физической активностью, подарили ему наутро не критичную, но все-таки ощутимую боль в мышцах, бороться с которой было пока что совершенно лень. Воспоминания накатили одно за другим. Выпускной, диплом, сражение, Северус, подземелья… Северус. Больше не Снейп и даже не профессор, по крайней мере — для Гарри, и это явно не было ни сном, ни видением, потому что воспоминания о минувшей ночи были все еще слишком живыми и яркими, чтобы хотя бы на секунду поверить в то, что всего этого не происходило. Наконец осмысленный взгляд на комнату только подтвердил его мысли, и осознание того, что он находился в его спальне, вызвало как минимум огромное желание осмотреть ее, потому что он представлял себе эту комнату так часто, что просто обязан был проверить, насколько его фантазии соответствовали действительности. Однако уже в следующее мгновение идея потеряла актуальность. Стоило ему лишь повернуться на постели — он почему-то был совершенно уверен, что должен спать один, поскольку проснулся без будильника, а значит, проспал уже черт знает сколько, — как понимание, что Северус все еще оставался рядом, причем уже явно не спал, но тоже не спешил вставать, вышвырнуло из головы все мысли о том, что рассматривать комнату он хочет прямо сейчас. — Обними меня, — после недолгих колебаний попросил он, поражаясь тому, насколько хрипло звучит его собственный голос, и ожидал в ответ как минимум вначале что-нибудь привычно саркастичное, но когда почувствовал, как Северус притянул его к себе, прижимая спиной к собственной груди, окончательно вспомнил все, что происходило ночью, пусть некоторые детали и были слишком размыты из-за эмоций и алкоголя. Лежать в постели Северуса, на боку, прижимаясь к нему собственной спиной — и далеко не только спиной, — этого он не представлял себе никогда, потому что все его фантазии обычно имели совершенно другую окраску, но это оказывалось удивительно приятным, даже слишком, чтобы позволить себе произносить хоть что-то, что могло нарушить момент нежности, с которого началось утро. Неожиданное ощущение мягких губ на собственной шее отозвалось приятной дрожью в теле, и Гарри, не стесняясь тихо простонать что-то совершенно невразумительное, заерзал на кровати, давая понять, что эти ласки ему безумно нравятся, хоть ему и казалось, что это именно он сам через несколько секунд повернется и станет инициатором как минимум долгого, чувственного поцелуя, который означал бы пожелание доброго утра. — Только не прекращай, — попросил он полушепотом, подавляя в себе необоснованные проявления смущения, и, довольно успешно с этим справившись, недвусмысленно потерся о него своими бедрами, буквально прижимаясь так сильно, как мог, нагло и бесцеремонно, однако стараясь сохранить в этом все еще оставшуюся, исключительно утреннюю, нежность. — Провоцируешь, — предупреждающе отозвался тот, уже не только прижимая, но и проходясь ладонями по его груди, невзначай задевая соски, потом ниже, к животу, явно ощущая напрягающиеся мышцы, а когда он скользнул еще ниже, Гарри шумно вздохнул, сжимая в кулаке попавшееся под руку покрывало. Если вчера единственное, что он мог, — поражаться невозможности происходящего, то теперь, приняв то, что оказавшаяся реальностью мечта осуществлялась ярче, чем он мог себе представить, он наслаждался этим и надеялся, что это полностью взаимно. Возбуждение с самого утра было привычным, но сейчас оно было слишком сильным, так что когда Северус обхватил ладонью его член, проводя вдоль него пальцами и прижимая его к себе второй рукой, он подался навстречу его движению, закусывая губу, но все равно издавая негромкий, напряженный стон, потому что все это было слишком возбуждающе, а губы Северуса, скользнувшие от его шеи к плечу, а затем — спине, проходясь по верхним позвонкам, нисколько не способствовали тому, чтобы держать себя в руках. Он ласкал его уверенно, настойчиво, слишком быстро подводя к тому, чтобы возбуждение стало почти критичным, и у Гарри мелькнула мысль, что Северус наверняка знает, как именно сделать приятно, потому что у него в этом куда больше опыта, но означает ли это то, что у него было множество других партнеров, он подумать не успел, поскольку степень его напряжения очень быстро стала почти невыносимой, и он, точно так же, как и до этого, потираясь бедрами и отчетливо ощущая не менее сильное возбуждение мужчины, нетерпеливо протянул: — Я хочу, чтобы… ты тоже, сейчас… — сбивчиво, но слова не могли иметь никакого другого смысла, так что он не сомневался, что его поняли правильно, а когда Северус, откинув напрочь мешающее покрывало, которым они, наверное, укрывались ночью, прекратил свои ласки и переместил ладонь на его бедра, Гарри простонал одновременно и разочаровано, и предвкушающе. Проникновение теперь уже не принесло столько неприятных ощущений, хотя он не мог быть уверен, что это не заслуга Северуса, поскольку нескольких тихих заклинаний он не услышал, но что одно из них было для появления смазки, практически не сомневался. Во время первого толчка он тихо, размеренно сделал долгий выдох, свыкаясь с ощущениями, а как только дискомфорт прошел, сам двинул бедрами, давая понять, что буквально требует продолжения. Двигаться самому в таком положении было не совсем удобно, но оставаться спокойным он просто не мог, поэтому так или иначе толкался бедрами навстречу, даже не разбирая, что именно сводит его с ума сильнее — волны удовольствия, накатывающие при каждом толчке, или то, насколько близки были их тела, причем сейчас его позиция была практически полностью подконтрольной, и это добавляло своей остроты. Северус, который вначале старался двигаться акуратно, в скором времени набрал быстрый темп, а теперь продолжал уже более размашисто, не только толкаясь, но и притягивая Гарри к себе, вынуждая того практически безотрывно постанывать от ощущения приближающегося оргазма и оставляя на его плече несколько ярких укусов, претендующих в скором времени на то, чтобы принять красно-фиолетовый оттенок, будто в отместку за отметины на шее и следы от ногтей на спине. Удовольствие накатывало так быстро, что Гарри даже не успевал этого осознать, однако тихое рычание Северуса, сопровождающееся несколькими особенно резкими толчками и оставленным на плече особенно болезненным укусом, ускорили его окончательно, и после того, как тот плавно вышел из него, ему понадобилось только несколько умелых движений рукой, чтобы он, поддаваясь ласкам и полностью в них растворяясь, ощутил волну сильнейшего, проходящего крупной дрожью по всему телу, удовольствия, и в конце концов расслабился, медленно приходя в себя. — Доброе утро, — пробормотал он, не скрывая довольной улыбки, даже с учётом того, что видеть ее Северус просто не мог. Он позволил себе поваляться еще в течение нескольких минут без движения, а затем все же приподнялся, и теперь эта попытка была успешной. Очищающее заклинание уже звучало довольно привычно — причем когда оно успело таковым стать, оставалось загадкой, — и он, воспользовавшись им, обернулся к мужчине, не совсем понимая, что именно должен сказать, но как минимум посмотреть на него ему хотелось сильнее, чем чего бы то ни было, и он не мог отказать себе в этом мимолетном удовольствии. — Доброе, — отозвался Северус, тоже приподнимаясь, причем Гарри только сейчас удалось разглядеть результаты его ночных издевательств над его шеей. Стало даже стыдно, как всегда бывает по утрам за то, что сделанное прошлой ночью выходило за рамки нормального, но он тут же отмахнулся от иррационального чувства, потому что вчерашней ночью за рамки выходило решительно все. А как он сам не так давно заметил, проблемы с рамками бывают только у тех, кто в них не укладывается, так что, видимо, было самое время их расширять, тем более, что он так долго этого добивался. — Скажи, что прямо сейчас тебе никуда не нужно, — попросил он, окончательно поднимаясь на ноги и потягиваясь, заранее рассудив, что стесняться собственной наготы было бы совершенной глупостью. — В ближайшие десять минут — нет, — ответил тот, тоже медленно поднимаясь, причем Гарри почему-то показалось, что делать это медленно он не привык, но он никак не мог понять, в чем это выражалось. Собирать свою одежду по комнате было бы намного сложнее, если бы не существовало призывающего заклинания, а так ему практически не пришлось для этого наклоняться, и когда было надето все, кроме рубашки, которую оставалось забрать со стола, Северус, успевший к тому времени одеться практически полностью, за исключением верхней, разлетающейся мантии, почему-то резко стал в голове обратно профессором Снейпом. К этому, скорее всего, еще стоило привыкать в течение чуть большего периода времени, чем одна ночь, так что Гарри решил игнорировать этот факт настолько, насколько получалось. — Подожди, — попросил Снейп раньше, чем он успел застегнуть рубашку, и подошёл ближе, внимательно рассматривая следы на его груди, потом — прощупывая их на наличие уплотнений и наконец проверяя пульс, хотя этот показатель, как казалось Гарри, точно не должен был быть информативным, по крайней мере в ближайшие несколько минут. — Можно? — уточнил он, прежде чем надеть рубашку обратно. — Да, одевайся, — разрешил тот, на минуту уходя из спальни обратно в гостиную, и он даже не спрашивал, зачем, потому что это было очевидным, а он сам вчера, кажется, обещал придерживаться любого плана лечения. Уже застегивая рубашку и оглядываясь в спальне, которая оказалось обставленной в довольно сдержанном, но приятном стиле, и главное место в ней занимала даже не кровать, а масса шкафов с книгами, Гарри заметил на полу что-то блестящее и наклонился, чтобы это поднять. При более детальном рассмотрении это оказалось кольцом, на серебристой цепочке, черные контуры которого странно отсвечивали отблеском перламутра, так, словно оно было заколдовано, и Гарри, помня историю с директором, которому едва удалось излечиться от проклятия перстня, не спешил надевать его на палец просто в целях лишней предосторожности. — Поттер! — раздраженный голос Снейпа заставил его обернуться, а то, как он выдернул из его рук это кольцо, даже приподнять бровь, потому что такую разительную перемену в настроении он понять не смог. — Ты за семнадцать лет не научился, что магическим артефактом может оказаться любая неизвестная вещь? — А это артефакт? — Гарри заинтересованно поднял голову, зная, что игнорирование замечаний — не лучшая тактика, но ничего другого он сказать в любом случае не мог, так что выбрал самый оптимальный вариант. — Пей, — заявил Снейп вместо ответа, убирая кольцо и протягивая ему флакон с уже известным зельем, и спорить Гарри попросту не мог, так что спокойно забрал его из его рук и опустошил в два глотка. Было понятно, что судя по тому, как выглядел Северус, он явно куда-то собирался, но еще по крайней мере один вопрос Гарри в любом случае был намерен ему задать, поскольку от этого напрямую зависело то, что они будут делать дальше, и даже то, куда он пойдет прямо сейчас, так что это имело ключевое значение. — Слушай, — начал он, не зная, как собраться с мыслями, потому что даже после всего произошедшего это оказалось чуть сложнее, чем казалось со стороны, — что мы делаем дальше? Я имею в виду, учеба окончена, и… — он замялся, надеясь, что тот уже понял, о чем именно идет речь, — я больше не могу оставаться в Хогвартсе. — Можешь, — спокойно возразил Снейп, забирая у него пустой флакон, чтобы вначале его очистить, а потом — убрать обратно в гостиную, и Гарри пошел следом за ним, так как спальню в любом случае пора было покидать. — По крайней мере до вечера. Мне нужно решить определенные дела, — Гарри на это лишь кивнул, потому что помнил его вчерашнее обещание Минерве, — а после мы поговорим. Он даже подошел к двери и взялся за ее ручку, чтобы открыть ее, но Поттер оказался рядом раньше, чем он успел это сделать, и пресек эту попытку, поглядывая на него довольно хитро и при этом — будучи готовым в случае чего отступить, потому что настроение Снейпа было довольно серьезным. — Вначале поцелуй, — склонив голову набок, с интересом и азартом произнес он, а когда увидел приподнятую бровь и взгляд, буквально говорящий о том, что ему сейчас обязательно заявят, что это несерьезно, быстро подошел ближе и поцеловал сам, не давая такой возможности. Он оплел руками шею Северуса, прижимаясь еще ближе и ощущая ответные объятия, так что даже когда поцелуй пришлось прекращать, сделал это нехотя. Едва получив позволение на то, чтобы делать то, что раньше казалось просто недопустимым, хотелось использовать для этого каждую свободную секунду, но он понимал, что существовали обстоятельства, которые, как ни крути, были объективно важнее. Когда через несколько минут Гарри шел по коридорам Хогвартса по направлению к выходу из подземелий, он был уверен в том, что теперь у них все будет хорошо. Хотя бы потому что плохо уже было, а соблюдение баланса вселенной было категорически нельзя игнорировать. *** Встретить в выручай-комнате Драко было неожиданно, потому что Гарри был практически уверен, что тот должен быть вместе с Гермионой. Но, как оказалось, сегодня его присутствие не было нужным, как и присутствие самого Гарри, но то, что рано или поздно они понадобятся как свидетели, было бесспорно. — Так вы в суд будете подавать? — спросил он, складывая собственные вещи, потому что, независимо от итога вечернего разговора, оставаться в школе больше не представлялось возможным, и нужно было привести в порядок все, что за это время у него здесь накопилось. Правда, складыванием он в основном называл испепеление большей части всего, что лежало по его шкафам, будь то старые учебные материалы или вещи, давным-давно утратившие какую-либо ценность. — Сегодня окончательно решится. Есть другой вариант, но пока не точный, — ответил Драко, который занимался приблизительно тем же, и судя по тому, насколько смятой была его собственная постель, ночь он провел именно здесь, и глупо было полагать, что в одиночестве. Донимать его расспросами насчет Уизли и суда Гарри не собирался, потому что сразу увидел, что сказать ему пока нечего, а обсуждать то, что произошло вчера в большом зале, когда они со Снейпом оттуда ушли, тоже не особо хотелось. Зато у него были к другу несколько других вопросов, и он точно знал, что отвечать на них ему будет приятно. — Кстати, как ты вообще смог уговорить Гермиону вернуться? — поинтересовался он, мельком оторвавшись от своих вещей, чтобы бросить на него взгляд, и заметил, как глаза того заблестели, как только он об этом вспомнил. Казалось, Малфой даже сам не догадывался, что был влюблен, потому что предпочитал об этом не задумываться, а просто делать то, что ему было нужно, а теперь — и то, что было нужно, чтобы была счастлива Гермиона. — Да я не уговаривал, — он пожал плечами, а потом даже уселся на кровать, чтобы рассказать об этом, не отвлекаясь ни на что другое, и Гарри, заметив это, не мог не сделать то же самое, поскольку видел, как это было для него важно. — Она сама успокоилась, причем быстро. Слушай, ты не представляешь, — выдохнул он, расплываясь в легкой, даже слегка мечтательной улыбке, — она сидела на полу, на пыльном, грязном полу в своем красивом бальном платье, которое она вышивала вручную… Она сначала плакала, а потом там же — смеялась… и то, и другое было искренним, и она заставляла и меня тоже улыбаться, усевшись туда же, на пол… Гарри хотел сказать что-то, но он не знал, что можно ответить на эти слова и улыбку друга, который наверняка даже не осознавал, что ему действительно повезло, потому что ему, к искренней радости Гарри, не пришлось пережить ничего из того, что чувствовал он сам в течение последнего года. — А потом она поднялась на каблуках, — продолжил он так, как будто уже обдумывал эту фразу в своей голове, но до этого не мог озвучить ее никому, кто смог бы ее оценить, — отряхнула свое платье, вытерла слезы, вернулась обратно в зал и стала королевой бала. И я точно понимаю, почему, — гордость ли за свою девушку была в его словах или восхищение ею, было не так важно, но то, как он о ней говорил и какие искренние эмоции при этом выражало его лицо, не оставляло сомнений, что она была важна для него настолько, насколько вообще можно было себе представить. — А что отец? — поинтересовался Гарри, помня, что у Драко, вроде, был конфликт с Люциусом по этому поводу, но тот, все еще пребывая в таком же мечтательном настроении, ответил совсем не то, что спрашивал Гарри, а, наверное, то, что хотел на это ответить. — Сказал, что я выбрал гордую и самодостаточную девушку, — он прищурился, как будто вспоминая точные слова своего отца, а потом решил, что это не так важно, и передал своими словами, — сказал, что даже если такие девушки уходят в слезах и горько плачут, сползая по стене, пока их никто не видит, то возвращаются они всегда гордо и красиво, с высоко поднятым подбородком. Она ему понравилась, — подытожил он с усмешкой то, что и так было понятно, и что Гарри вчера заметил сам. У него оставалось еще много вопросов о том, что именно они собираются делать дальше, но он не успел задать ни один из них, потому что Драко, отвлекшийся от собственных мыслей, поднял голову и спросил, причем с таким хитрым прищуром, будто ответ ему и вовсе был не нужен, потому что он знал его сам. — А у тебя, я вижу, тоже все неплохо? Наконец-то, — сильнее, чем надо, выделяя последнее слово, он получил в ответ сначала недовольный взгляд от Гарри, потому что звучало это как издевательство, а потом тот таки расплылся в улыбке, хоть и стараясь ее сдерживать. — Да ладно, я и так вижу, — заявил Драко снова, продолжая его разглядывать так, что Поттер решительно не знал, что ему на это ответить, — ночь ведь с ним провел. — А ты с Гермионой, — парировал Гарри, радуясь тому, что нашел ответ, который при этом выглядел вполне уместно и не заставлял его рассказывать то, чем он пока что не был готов делиться. — Да, мы всю ночь разговаривали и дурачились. Подушками, вон, бросались, — Драко кивнул в угол, показывая несколько валяющихся подушек, которые явно были раскиданы намеренно. — А вы? Он даже засмеялся, заметив, как на одну секунду Гарри растерялся, пытаясь найти подходящий на это ответ, но потом тот только закатил глаза и ответил сквозь собственный смех: — Отвали, Малфой, — совершенно беззлобно, причем тем самым выдавая себя с головой, так, что в более четком ответе Драко уже, скорее всего, не нуждался. — Рад за тебя, — заявил он неожиданно без тени смеха, но с улыбкой поглядывая на него. — Я поначалу думал, у тебя это пройдет. Потом думал, что не пройдет, но ничем не закончится, и ты в конце концов плюнешь и оставишь его в покое. А вышло так, будто… для тебя будто остается нерушимым заветом все равно быть верным только ему. Гарри даже покачал головой, оценив выбранную им формулировку, и понимая, что, во-первых, Малфой сегодня пребывал в излишне сентиментальном настроении, а во-вторых, отчасти он прав, если верностью можно назвать отсутствие желания смотреть на кого-то другого и практически физическую невозможность отказаться от собственной мечты. Зная Снейпа, он предположил, что тот скорее назвал бы это данью отсутствию выбора, но слова Драко нравились ему гораздо больше, и он даже решил запомнить их и когда-нибудь при случае повторить Северусу, приведя это как аргумент в каком-нибудь споре. — Ты сказал ему? — внезапно задал вопрос Драко, вырывая его из уже далеко уплывших мыслей, и он непонятливо на него посмотрел. — Что сказал? — Что любишь, — пояснил тот, как будто это было очевидно. Гарри даже запнулся, понимая, что ответить на это ему было попросту нечего. Он миллион раз прокручивал это слово в своей голове, но когда думал над тем, чтобы сказать его Северусу, это почему-то не представлялось возможным, потому что он наверняка бы этого не оценил. Данная фраза не несла в себе как таковой смысловой нагрузки и практически ничего не выражала, потому что ее говорили друг другу многие, и она была слишком универсальной, чтобы выразить именно его личные, индивидуальные чувства. — Не можешь сказать — перефразируй, — предложил Драко, который изучил его за это время достаточно, чтобы увидеть заминку друга из-за того, что ему попросту нечего было ответить на его вопрос. — Например? — снова переспросил Гарри, потому что хоть и понимал, что именно тот имеет в виду, но не представлял, как это должно было звучать, чтобы выражало именно то, что нужно ему. — Скажи, что его взгляд для тебя — самый эффективный стимул жить дальше, — задумчиво произнес тот, склонив голову набок и как будто оценивающе глядя на него, пытаясь понять, подходит ли ему это высказывание или лучше выбрать что-то попроще. — Или это не так? — Спасибо, — вместо ответа на вопрос сказал Гарри, совсем не уверенный, что действительно сможет когда-нибудь использовать эту фразу, но принял ее к сведению и даже задумался, действительно ли со стороны его отношение к Северусу выглядит именно так. Скорее всего, так оно и было, и хотелось верить, что ответные чувства были столь же сильны, но ни сравнивать их, ни пытаться найти несоответствия он не собирался, хотя бы потому что это означало бы какие-то сомнения и попытки в чем-то его уличить, а для этого у него не было ни единой причины. *** Главное дело, которое Снейп откладывал напоследок, было самым неприятным из всего, что он должен был сделать в течение дня. Даже подробное выяснение деталей постепенного опаивания Грейнджер в присутствии и самих Уизли, и Гермионы, и Люциуса, было не столь раздражающим, хоть и длилось полтора часа и проходило в кабинете директора, как то, что он собирался обсудить с Дамблдором после того, как все лишние посетители покинули его кабинет, оставляя их наедине, если не считать портретов, которые здесь были крайне болтливыми. — Может, все же чаю, Северус? — предложил директор с вежливой улыбкой, однако обращение по имени из его уст не понравилось Снейпу еще сильнее, чем до этого, хотя раздражало оно практически всегда. — Вы прекрасно знаете, что нет, и знаете, почему, — ответил он грубее, чем говорил в присутствии всех остальных, тут же поймав удивленный и даже порицающий взгляд. — Да ну что ты, это всего лишь чай, — с видом оскорбленной добродетели произнес тот, но в обе чашки его все-таки налил, хоть больше и не настаивал, видимо, рассудив, что если он будет уже налит, то останется хотя бы малейший шанс, что Снейп к нему прикоснется, как будто это было показателем его гостеприимства. Тем временем, несмотря на уверения директора, он достал из кармана прекрасно известное ему кольцо на длинной цепочке и, подойдя ближе к столу, оставил его прямо перед ним, заставляя того поднять лицо, на котором выражалась легкая улыбка. — Это ваше, и пользоваться этим я больше не намерен, — заявил Снейп достаточно холодно, как ему казалось, чтобы улыбка на лице Дамблдора поубавилась, однако тот только улыбнулся еще сильнее, глядя на него так странно, что возникало желание протянуть руку и демонстративно измерить его температуру. — Северус, — не прекращая выглядеть странно довольным, обратился директор, взяв кольцо в руки и покручивая его в пальцах, — а ты не хотел бы меня поблагодарить? Снейпу даже показалось, будто он ослышался, потому что подобной наглости от него он раньше не слышал никогда, даже с учетом того, что связывало их очень и очень многое. Он замер на несколько секунд, дожидаясь, пока тот пояснит свои слова, но Дамблдор только продолжал смотреть на него со своей неизменной улыбкой, стереть которую с его лица хотелось все сильнее. — За то, что вы вынудили меня нарушить личные границы моего же студента? — выбрал он формулировку, которая хоть и соответствовала реальности, но была только однобоким взглядом на ситуацию, однако никакая другая сейчас и не была нужна. — Заставили влезть в его голову, что даже не ко всем преступникам применяется? Нет, я не хочу вас поблагодарить. Скорее всего, тот ожидал чего-то подобного, поскольку удивленным он не выглядел, но и улыбка с его лица не исчезла, а стала от этого лишь еще более отвратительной, хоть и выглядела весьма по-доброму. — Ну что ж, — директор всплеснул руками, как будто что-то вспомнил, а потом открыл ящик своего стола, — раз так, то я не буду больше ничего говорить, чтобы не раздражать тебя, Северус. Только попрошу тебя передать своему студенту вот это, — достав оттуда диплом, который, безо всяких сомнений, принадлежал именно Поттеру, он протянул его Снейпу, который забрал его молча, буквально вырывая из рук Альбуса. — Он вчера так торопился покинуть большой зал, что даже забыл его на столе, — с нотками самодовольства произнес Дамблдор, потому что понимал, что говорил он на самом деле совершенно другое, а проблем с пониманием у Снейпа точно никогда не было, однако когда тот задал в ответ вопрос, который хоть и относился к теме, не был настолько приятным для директора, тот стушевался. — Если бы вы присутствовали в зале, когда произошло то, что мы здесь два часа только что обсуждали, у вас бы не возникло вопросов, почему Поттер пожелал как можно быстрее оттуда уйти! — раздраженно выдал Снейп, все больше ощущая желание сделать так, чтобы тот перестал улыбаться, однако таких заклинаний, к сожалению, не существовало, так что оставалось не обращать на это внимания. — Северус, ну я ведь уже объяснил, — повторил он, причем сделал такое лицо, как будто признавал свою вину, но не осознавал ее масштаба, несмотря на то, что именно по его вине из пяти дежурных на выпускном профессоров осталось всего три. — Филч прибежал и заявил, что обнаружил кое-что совершенно выходящее за границы допустимого в школе. Я не буду рассказывать, что именно, сам понимаешь, молодость, алкоголь… — рассудил он, даже мечтательно хмыкнув, что выглядело по меньшей мере глупо, — но вас оставалось трое, а наш зал не насколько уж и большой, чтобы три довольно профессиональных, квалифицированных профессора… — Хороши профессионалы — Спраут и Флитвик! — перебил Снейп, понимая, что только тратит время, так что на замечание, что они, вообще-то, деканы факультетов, и в зале не хватало только декана Гриффиндора, никак не отреагировал, потому что, в конце концов, пришел он совершенно не за этим. — Альбус, — перебил он поток его речи, до которого ему совершенно не было никакого дела, и тот замолчал, давая понять, что внимательно его слушает. — Мне плевать, что вы сделаете с этим кольцом, но наблюдать за Поттером вам, я так понимаю, больше незачем. Директор согласно кивнул, все еще не произнося ни слова, что было даже странно, учитывая, как он любил вставлять свои комментарии через каждую фразу. — Я предупреждаю один раз, и надеюсь, вы услышите меня сейчас, — голос Снейпа стал максимально серьезным, что отражалось и в его выражении лица, и в интонации, — если вы посмеете рассказать, намекнуть, каким-либо образом дать ему понять, что для наблюдения за ним использовался этот артефакт, или попросите об этом кого-то другого… — То что? — поинтересовался тот, сохраняя вежливую улыбку, однако искренности в ней значительно поубавилось, потому что это, скорее всего, уже было не по его плану. — Я найду способ сделать так, чтобы вы об этом пожалели, — просто и даже не угрожающим тоном пообещал Снейп, однако он сказал это так, чтобы сомнений в серьезности не осталось, а потом добавил, точно зная, что это окажет на директора определенное воздействие. — Вы же сами дали мне в руки оружие, которое можно использовать по-разному. Прозвучало грубо, слишком грубо и неправильно, но Снейп отдавал себе отчет в том, что эта формулировка — для директора, а не для него самого, и четко разделял то, что можно сказать, и что — выполнить на самом деле, поэтому не беспокоился, что этим высказыванием нарушал какие-то свои принципы. — Гарри? — переспросил директор удивленно и вместе с тем настороженно. Скорее всего, рассказывать что-либо Поттеру он и не собирался, но лучше было дать ему понять, что ни случайно, ни между делом, ни как бы там ни было еще делать этого было нельзя. — Но как же ты планируешь его использовать, ничего ему не рассказав? Это же парадокс. — Если он узнает что-то от вас, — решил подвести итог Снейп, зная, что вопрос Дамблдора не имеет никакого смысла, но все же еще раз повторяя для него необходимую информацию, чтобы она окончательно отложилась в его голове, — он разозлится, будет швыряться проклятиями во все стороны, но в конце концов успокоится и сядет со мной поговорить. И будьте уверены, я найду слова, которые убедят его в том, что мне будет необходимо. Дамблдор предпочел никак на это не реагировать. Только по истечении нескольких секунд он заверил, что, собственно, и не собирался ничего рассказывать Гарри, а раз уж для Снейпа это оказалось настолько важным, тот мог как минимум попросить об этом спокойно, а не начинать разговор с угроз, но зная, как любит директор выглядеть олицетворением невинности, когда теряет контроль над ситуацией, Снейп лишь напомнил, что он его предупредил, а затем покинул кабинет, унося с собой и диплом Поттера. Возможно, то, что он забрал его, а не сказал, чтобы директор передал его Гарри сам, и подтверждало все догадки Дамблдора, но это все-таки было мелочью, которая ничего не опровергла и не подтвердила бы, если бы не было других, более значимых факторов, которые тот наверняка заметил и скрывать которые Снейп, в общем-то, не собирался. Как и рассказывать Гарри что-либо о том, что слышал его мысли на протяжении всего этого времени. Он думал об этом практически половину прошедшей ночи и раз за разом приходил к выводу, что оставить это единственной значимой тайной их отношений было бы куда менее сложно и травматично для самого Поттера, чем рассказать обо всем и потерять его доверие, скорее всего, надолго, если не навсегда. Их отношения действительно начались с этого треклятого кольца. Но не оно было основным и не оно заставило Снейпа посмотреть на Гарри иначе, оно лишь дало ему такую возможность, что объяснить Поттеру, скорее всего, было бы просто невозможным, если бы он только догадался о том, что все это время он слышал и его мысли, и его переживания. Возможно, если когда-нибудь действительно случится критическая ситуация, когда от этой тайны будет зависеть что-то глобальное, он примет второй вариант выбора, но пока что этот был единственным и окончательным. Разобраться с собственной совестью, повидавшей за эти годы многое, было намного проще, чем заставить Поттера снова ему поверить после рассказа о фактическом предательстве. Это нужно было делать гораздо, гораздо раньше, а теперь, после того, как момент, когда он мог бы воспринять это без особых проблем, уже давно был упущен, в силах Снейпа было все еще сделать так, чтобы это было единственным серьезным обманом в их отношениях, насколько бы длительными они ни оказались в итоге.