Дневник памяти

Шаг в темноту — И закрывается одна дверь, Но ту, Что предназначена лишь мне, Я найду, Открою и переступлю За черту. На счастье или на свою беду… Снова море. Снова прибой, пытающийся добраться до моих сапог и обиженно откатывающийся назад, стоило мне отдёрнуть от него ноги. Только Иллайуни на этот раз ждать не стоило. Он остался где-то там, на мирном уандукском пляже. Здесь вместо этого невозможного не-человека меня окружали сидящие на ветвях деревьев вороны. Кажется, с момента моего последнего посещения их стало ещё больше. Все лощёные, с приглаженными блестящими перьями, то и дело хрипло каркающие что-то явно оскорбительное. Кажется, моё появление Харумбе не нравилось… или нравилось слишком сильно, кто их разберёт, эти зачарованные уандукские города. Ждать, пока на меня обратят внимание, не хотелось. Впрочем, самому лезть в полосу тумана, окружавшую белокаменный город, хотелось ещё меньше. Да и успокоиться не помешало бы. Не сказать, что меня трясло от страха, но знаменитой дыхательной гимнастики Лонли-Локли для олимпийского спокойствия было явно маловато. Особенно когда заниматься ей ты и не планировал. Но самое странное — мне дико хотелось есть. Настолько, что я начал с тоской вспоминать так и не дождавшийся меня обед у коменданта Холоми. Кажется, это было несколько часов назад… а с другой стороны — фактически в прошлой жизни. Давненько мой день не вмещал в меня столько событий разом, то и дело становясь с ног на голову, а потом возвращаясь. Но вся эта метафизика меркла перед обычным человеческим желанием закусить чьей-нибудь ножкой. Слоновья, например, вполне бы подошла. Щель между Мирами в этот раз подарила мне пирог. Еще обжигающе горячий, на доске, накрытый полотенцем в цветочек, он настолько одуряюще пах, что я бы не удивился, увидев, что вороны слетелись на запах. Но нет — птицы продолжали послушно оккупировать ветви. А я понимал, что для полного счастья и душевного равновесия здорово не хватает ещё одной вещи. Спустя ещё несколько минут все желающие могли видеть на полосе песка настоящий натюрморт: случайно вытащенные зонт и плавательный круг (если бы обитатели Харумбы отказались меня впустить — было бы здорово поплыть на нём в Ехо. Джуффин точно оценил бы красоту жеста); несколько незнакомых ягод, которые я на всякий случай отложил подальше; но главное — бутылка настоящего ямайского рома, вкопанная в песок так, чтобы вода касалась её до самого горлышка. Гулять так гулять! Правда, бокала к нему раздобыть не удалось, так что пришлось вспоминать студенческую юность с весёлыми конкурсами вроде «Выпей всё, что горит». Первый глоток обжёг горло. Нижняя губа начала здорово щипать, так что пришлось провести по ней рукой, чтобы понять, с чего бы мне досталась такая интересная порция ощущений. Ну конечно — привет от старого знакомого Рыбника. Его рук, точнее, зубов дело. Эту боль прекрасно утолил пирог, оставив взамен блаженство наполненного желудка и послевкусие каких-то пряных специй, опознать которые я был не в состоянии. Жаль, что с тем же успехом он не мог убрать боль и смятение, которые царили в душе. «Хандришь?» О, и этот тут как тут. У нормальных людей после еды мысли наоборот становятся вялыми и еле-еле ползающими в черепной коробке, но мой внутренний голос как всегда отличился. Эта зараза была настолько бодрой, что захотелось предложить ему самому как-нибудь все решить, а меня не трогать. «Отвали. Не видишь, что ли — барин грустить изволит» С этими словами я снова поднял бутылку. Уровень жидкости в ней уменьшился уже на треть. Странно, что я до сих пор не чувствовал опьянения. Разве что кончики пальцев начало покалывать. Но остальные внутренности по-прежнему казались прочно связанными в узел. Натянутая струна, которую тронь — и она порвется. Вот кем я был в эту минуту. «На твоём месте я бы прекратил напиваться и пошёл вооон в тот симпатичный туманчик» «Как хорошо, что ты не на моём месте. Ты знаешь, что нас там поджидает? Нет? Вот и я не знаю. Сидим и пьем дальше» «Ой-вей, вы посмотрите на этого осторожного поца!» «Прекрати. Бесишь» «Я серьезно», — внутренний голос и правда перестал звучать насмешливо. — «Вспомни, как часто мы совались в то, чего не знаем с перспективой сдохнуть примерно сто двадцать процентов из ста? И теперь ты мне говоришь… ладно, думаешь… что не полезешь в туман, потому что он жутко-жутко страшный? Не смеши мои подковы. Или дело вовсе не в тумане? А в том, что ты сам не хочешь никуда лезть. Ведь разберись ты сейчас с этой проблемой — и тебе придется столкнуться с другой, куда более весомой…» «Заткнись! Замолчи! Не хочу тебя слышать!» От неловкого движения бутылка едва не упала на песок. Пришлось прикопать ее обратно, от греха подальше. Лицо очень удобно спряталось в ладонях. Вот тут-то и пригодилась дыхательная гимнастика, только не Шурфовская, а моя собственная: вдохнуть так глубоко, чтобы в лёгких больше не оставалось места, и держать воздух в себе до тех пор, пока перед глазами не запляшут разноцветные звездочки. «Что тебя так нервирует, объясни?» — голос в голове мог принадлежать Джуффину, Мелифаро… но нет. Это была моя собственная разновидность сумасшествия. «Ты правда не понимаешь? Нам же придется всё как-то обсуждать. Всё, понимаешь? А он ведь… возможно, захочет ко мне прикоснуться. Как Рыбник» «Истеричка ты нервическая. Вот чем это будет отличаться от того, что у вас уже было? С твоим-то любимым домашним животным» «О чём ты?» От неожиданности я даже распрямился. Наконец-то почувствовались соленые капли, которыми ветер лизнул лицо. Ноги закололо от неудобной позы, а один-единственный взгляд на остатки пиршества вызвал прилив тошноты. Пришлось вставать и отворачиваться. Думать лучше так, конечно, не получалось, но зато и руки заламывать не тянуло. Так, откинуть куда подальше тюрбан и взъерошить волосы, подавив желание вцепиться в них пальцами. «Вспоминай…» Странное дело — я даже не устал к вечеру. Просто не хотелось шевелиться — нормальное человеческое чувство. Гостиная Мохнатого дома смутно напоминала свалку: так бывает, когда один из обитателей — Тайный Сыщик, появляющийся в своей собственности набегами, обычно затем, чтобы упасть спать, проснуться, выпить кружку камры и ускакать дальше совершать подвиги во славу Мира Стержня; а двое других — вообще учёные. Под теми стул убери — они не сразу заметят, а подсунь им записку — перевернут и формул нарисуют. Маньяки. Кошек и Друппи вообще в зачёт брать не стоит. Они, конечно, занимают места больше, чем люди, но обычно просто стремятся навести как можно больше хаоса. В общем, коротать вечер мне предлагалось в компании грязных кружек, брошенного на спинку дивана зимнего лоохи, которое я клятвенно обещал себе убрать ещё месяц назад, и шерсти, равномерно покрывающей все горизонтальные поверхности. А вот сам виноват: не запретил бы слугам наводить здесь порядок — сидел бы сейчас в стерильной чистоте. Но именно это несовершенство делало комнату живой. Оно — и тщательно подстриженная голова, которую её хозяин беззастенчиво пристроил у меня на коленях. — Тебе там удобно вообще, нет? — Мне просто отлично, Макс. Спасибо, что спросил, — ответил Шурф, переворачивая страницу. В какой-то момент друг окончательно признал несовершенство мира и понял, что дотянуть Старших Магистров Семилистника хотя бы до половины своего уровня ему не удастся. Но это вовсе не мешало ему периодически появляться в Мохнатом Доме и жаловаться на их тупость. По его словам, то, что эти напыщенные болваны никак не могли освоить, он сам благополучно делал ещё лет в тридцать. В такие моменты у меня перед глазами вставал насупившийся подросток в Орденских бело-голубых цветах, который расхаживал перед мнущимися Старшими и что-то им выговаривал. Те в ответ краснели, бледнели, но даже и не думали огрызнуться. В общем-то, такую картину стены Семилистника периодически и видели, готов биться об заклад. Разве что на месте подростка оказался смотрящий на всех свысока Шурф. Причем в буквальном смысле свысока — навскидку я не мог вспомнить ни одного члена Ордена, который был бы его выше. Не подозревая о моих рассуждениях, Шурф снова зашелестел страницами. В этот раз из Щели между Мирами я достал ему довольно неплохой детектив. По крайней мере, название казалось мне знакомым и отторжения не вызывало, так что можно было надеяться, что другу тоже понравится. Сейчас он зачем-то возвращался к началу: то ли решил уточнить для себя что-то, то ли просто решил перечитать впечатливший его отрывок. И всё это в тишине. Что мы оба ценили в нашей дружбе — так это то, что иногда можно не донимать другого вопросами, не засорять эфир, а вот так вот помолчать. Очень комфортно… и очень по-домашнему. Я почувствовал, как закрываются глаза, а голова откидывается на спинку дивана. Чувствуя на коленях приятную тяжесть, было так легко поверить, что это кто-то из котов решил скрасить наш междусобойчик и разбавить его своим королевским присутствием. Так что вполне логичным было поднять потяжелевшую руку и пару раз провести по тому, что должно было быть покрытым шерстью боком. Вот только под пальцами почувствовались колючие кончики волос. — Знаешь, у тебя есть одно большое преимущество перед Армстронгом и Эллой… Кажется, мне удалось его заинтересовать. Ведь если этот парень отрывает глаза от книжки — это значит, что внутри он просто-таки помирает от любопытства. Я развернул к нему чистую ладонь, которая мгновение назад касалась его головы. — Ты не линяешь. — У меня гораздо больше достоинств, Макс, — с осознанием собственного достоинства откликнулся Шурф. — Я умею сам добывать себе еду и никогда не хожу мимо лотка. — Да ты просто идеальное домашнее животное! — Рад, что ты это признаёшь. В этот момент Шурф прекрасно мог почувствовать, каково это — быть телефоном в режиме вибрации. Пытаясь не сложиться пополам от хохота, я тщетно старался сдерживаться, но ноги все равно дрожали, входя в резонанс с остальным телом. Естественно, ощущение, как твоя голова то и дело подпрыгивает, не могло доставить удовольствия никому, так что довольно быстро Шурф со вздохом поднялся и укоризненно посмотрел на меня. В его глазах читалась вся скорбь мира по удобной потерянной лежанке. От этого зрелища я взвыл ещё больше. * * * Обидно чувствовать себя дураком. Вдвойне обиднее — чувствовать им себя вполне заслуженно. Легко оправдываться перед собой, мол, я ничего не видел и не знал, так что всё, что произошло — это не по моей вине… Ага, два раза. Не знал он. Не хотел знать, давай уж будем честными друг с другом. Нарисовать себе картину мира, а потом жестко отсекать всё то, что по твоему мнению в неё не вписывается — это так по-нашему. А ведь такой момент был не один. И даже не два, не три и не четыре. Тут бы и ребёнок догадался, в чём дело. Тьфу, тоже мне… Тайный Сыщик называется. Рядом кто-то осторожно кашлянул, вырвав меня из плена размышлений. Деликатно, но настойчиво, вынуждая посмотреть на себя. Само собой, я повернулся на звук — кто бы смог отказаться от такого заманчивого предложения? Хвала Магистрам, хотя бы в облике Хранителя Харумбы ничего не поменялось. Те же длинные, до земли волосы, а также маска и перчатки, которые скрывали своего обладателя от мира, позволяя разглядеть только ярко-зелёные глаза. Он был высоким, этот парень, правда высоким — чтобы разговаривать с ним лицом к лицу, мне пришлось задрать голову. Так немудрено почувствовать себя ребенком. Хотя кто я для существа, разменявшего хорошо если не тысячелетие? Ребенок и есть. — Вижу тебя как наяву, сэр Макс, — прогудел великан. — Рад снова видеть тебя у стен Харумбы. Ты привез нам ещё одного Магистра Ордена Семилистника? Мы будем очень рады — благодаря прошлому наша казна прекрасно пополнилась. — Зато казна самого Ордена показала дно, — ответил я. — Вижу вас как наяву. Простите, что заставил ждать — немного задумался, вот и… мда, в общем, простите. Как я могу вас называть? — Тебе нет нужды извиняться. Мысли как ветер: они нападают на человека тогда, когда он меньше всего к этому готов, и не позволяют отмахнуться от себя. Что же до моего имени — оно тебе ни к чему. Мы Хранители и этого достаточно. — Присядем? Было в этом что-то сюрреалистичное: сидеть с Хранителем Харумбы на песке, глядя друг другу глаза в глаза. Я чуть было не предложил ему прикончить на двоих остатки рома, но вовремя опомнился — эти непостижимые создания не пили ничего крепче камры. Старый знакомый (которому я, правда, не стал признаваться, что совершенно не узнал его) терпеливо ждал, пока я не соберусь с мыслями. Ни тени нетерпения не было в его поведении — только умиротворенное наслаждение каждой секундой. — Мне очень нужна ваша помощь, — наконец родил я гениальную фразу. — Точнее, наверное, не ваша. А вашего города. За время внезапного вечернего перекуса я успел три раза обдумать, что и как говорить. Сначала была мысль, что стоит выдать максимально краткую версию, мол, дайте мне доступ в город, а дальше я сам во всем разберусь. Направление, в котором мне после такого предложат проследовать, предстало перед внутренним взором и сразу же мне не понравилось. Больно уж дурно от него пахло. Следом пришла идея притвориться, что я сам хочу стать одним из обитателей Харумбы — благо, однажды Хранители уже пообещали, что для меня это будет совершенно бесплатно. Но и тут была загвоздка: о способе изгнания смерти из человека толком не знал никто из живых. Вдруг это происходит сразу за воротами, и я не успею оглянуться, как стану вечным пленником этого не-мёртвого города? Так что я решил поступить как истинный деревенский дурачок: рассказать всё честно и без затей. Так, мол, и так, Смерть найти надо, а вы в этом признанные специалисты, так что помогите, дяденька, чем можете. Или хотя бы животворящего пинка в правильном направлении дайте. А то карачун нашему миру и вашему спокойному существованию. — Мы чувствовали, что мир меняется, — отозвался, подумав, Хранитель, стоило мне умолкнуть. — Нас это не затронуло, конечно… — Что значит «не затронуло»? — То место, откуда уходит смерть, не способно больше меняться. А наша смерть — вот она, на этих деревьях, — он обвел рукой ворон. — Если что и изменилось — то только они. Но нам они этого, увы, не расскажут. — Так вы мне поможете? — Если бы ты был обычным человеком — я бы сказал «нет». Живые не могут войти в Харумбу. Это закон. Но ты же не человек, верно? Не совсем человек. — В точку, — тяжело вздохнул я. — Я неведомая зверушка, которую все почему-то называют Вершителем. — И поэтому я помогу. Мы пустим тебя за наши стены, а дальше… дальше посмотрим. — Звучит не очень-то оптимистично, — осторожно заметил я. — Идём. Тебе понадобится вот это. Не утруждая себя дальнейшим разговором, Хранитель пошарил где-то в глубинах своего зеленого балахона, достал такую же маску, как у него самого, и протянул ее мне. Затем он поднялся, умудрившись при этом не задеть ни единого волоска, которые окружили его белоснежным водопадом на метр вокруг. Вот это я понимаю — настоящее волшебство, а не эти ваши Смертные шары. — А зачем маска? — спросил я, вставая следом. — А ты точно хочешь дойти до города живым? Больше вопросов задавать как-то не хотелось. Казалось, город располагался недалеко — буквально рукой подать. Или мне так казалось, а чёртов туман обманывал глаза? Не знаю, но первые несколько шагов после захода в его зону я сделал довольно бодро. Проводник, оправдывая свой рост, двигался быстро и размашисто. К тому же он наверняка привык к здешней атмосфере, а мне чем дальше — тем больше казалось, что нас сейчас обязательно кто-нибудь сожрет. Сзади послышались какие-то шорох и шуршание. Словно гигантская змея прокладывала путь вслед за нами. Сделав по инерции еще один шаг, я обернулся. В воздухе не было ничего. На земле же… Их было пятеро. Черных, откормленных, переваливающихся с лапы на лапу воронов. Почему-то они не летели следом, а предпочли ковылять, оставляя в пыли дороги трехпалые следы. Каждый из них не сводил с меня пристального взгляда, в котором читалось обещание скорой и, вероятно, мучительной гибели. Мой проводник почувствовал, что я отстал, и тоже повернулся. — Знаете, — хмыкнул я в попытке пошутить, — никогда ещё не видел такого олицетворения фразы «Смерть идёт по пятам». — Не бойся, — тихо сказал Хранитель. — Ты им не интересен. Идём. — Как это не интересен? Вот у той, — я ткнул пальцем в самую левую ворону, — в глазах очень даже мелькает интерес. Причём гастрономический! — Хорошо, уточню, — терпения проводнику было не занимать, — их интересуешь не ты, а твоя смерть. У тебя она по-прежнему сидит внутри, и они надеются, что смогут с ней поиграть. Летите, он не ваша добыча, — это уже воронам. «А чья тогда?» — хотелось спросить мне, но некоторым вопросам суждено было остаться без ответа. Ко всеобщей радости. Чем больше раз моя нога соприкасалась с землей, отвоеванной туманом — тем труднее было идти. В какой-то момент пот начал заливать глаза. Я то и дело останавливался буквально на мгновение, чтобы сделать лишний вдох, и потом судорожно догонял ушедшего вперёд Хранителя. В один из таких моментов он обернулся, чтобы увидеть, как я согнулся, уткнувшись ладонями в колени, и пытался отдышаться. — Передумал? — он подошёл ко мне. — Не… не дождётесь, — прохрипел я. — Дайте мне пару минут, и я буду в порядке. — Не думаю. Странно, маска должна была подействовать, — Хранитель как-то неуверенно покачал головой, повернул голову в направлении стен Харумбы и прищурился. Пока он стоял памятником самому себе, я прекратил бороться с организмом и упал на четвереньки. Сверху словно бы положили каменную плиту, и еще попрыгали сверху для надежности. Дышать так было, конечно, проще, но в общем и целом существовать не очень-то и хотелось. Если то же самое чувствовал мифический Атлант — я очень сильно сочувствовал парню. Через несколько минут по объективным вычислениям и через пару вечностей — по моим ощущениям, из тумана появилась еще одна фигура в бледно-зеленом балахоне. Он смерил меня внимательным взглядом и остановился рядом. Должно быть, в его понимании обычные люди и должны быть на моем месте — у ног всемогущих кейифаев. Но даже ради мифической гордости я бы сейчас не смог встать. Он открыл рот и… наверное, это были слова. Но для меня это прозвучало как скрип иглы по испорченной пластинке. Мой проводник ответил ему теми же радующими слух звуками. Не знаю уж, что он ему сказал, но тот, второй дернулся, словно бы от пощечины. Остается только позавидовать навыку убеждения моего знакомого Хранителя: его коллега явно не был доволен сложившейся обстановкой, но все же подхватил меня под руку и не напрягаясь поднял с земли. Они подперли меня с двух боков, будто я был таким диковинным грузом, который нужно во что бы то ни стало доставить к месту назначения. Не помню, сколько мы шли. Сознание то и дело прерывалось. Возможно, я даже вис на руках своих спутников, но ничуть этого не стыдился. Вот тебе и любовь старых Уандукских городов… но любое путешествие рано или поздно заканчивается. Словно мы были далеко — и вот уже чуть не уткнулись носами в каменные стены. Второй Хранитель оставил меня на попечение проводника и подошел к воротам. Аккуратное касание в районе искусно вырезанной завитушки — и те открылись, впуская нас в свой, особый мир. Мир Харумбы. Жаркий воздух, окутавший меня на первом же шаге, казался настоящим спасением после морской прохлады и влажности тумана. Слабость постепенно уходила, я снова мог чувствовать себя человеком. Медленно поднимало голову любопытство, так что я не знал, на что обращать внимание в первую очередь — всё было слишком необычным, чтобы фокусироваться на чём-то одном. «Этому миру явно не помешал бы вменяемый архитектор», — подумал я, снова пристроившись за спиной своего проводника, который уверенно вёл нас по здешним улицам. В самом деле, говорить о наличии какого-либо единого стиля здесь не приходилось: дворец, который с легкостью бы заткнул за пояс Королевский, мог иметь по соседству настолько скромный домик, что в нём побрезговал бы жить и последний портовый нищий. Вот только на лужайке перед этой хибарой вальяжно расхаживали удивительные птицы, чем-то похожие на павлинов. Если бы, конечно, хвосты у павлинов могли гореть ровным красноватым пламенем, не причиняя своим хозяевам никаких неудобств. Откуда-то издалека доносилась музыка, причём со всех сторон, в проулке слева что-то взорвалось и оттуда повалили клубы разноцветного дыма, справа внезапно взлетели несколько мыльных пузырей размером с хороший амобилер. В общем, атмосфера вокруг навевала мысли одновременно о карнавале в Рио и дурдоме. С небольшим уклоном в сторону последнего. Забавно, но на прилегающей ко входу улице нам не встретилось ни единого человека. Видимо, обитатели Харумбы, не имея возможности выйти за её стены, решили не травить себе душу невозможным и предпочли проводить свои жизни в глубине города. — Простите, а у вас тут всегда так весело и громко? — спросил я у идущего впереди Хранителя. Тот повёл плечами, словно пытался сбросить с них пару налипших пылинок, и ответил спокойно и ровно: — Что ты, сэр Макс, это ещё довольно спокойно. Когда у людей появляется в запасе целая вечность — в какой-то момент их неудержимо потянет развлекаться. К тому же, практически каждый из них прожил свою первую жизнь достаточно скучно — если, конечно, мы говорим о тех, кто посвятил себя исключительно зарабатыванию денег. Так что можно сказать, что здесь у них открывается второе дыхание и они позволяют себе всё то, от чего так долго отказывались. Сюда, пожалуйста. Мы пришли. Он внезапно свернул и остановился перед небольшим двухэтажным домом, чем-то смахивающим на тот, в котором я жил на заре своего пребывания в Ехо. От окружающих он отличался именно что своей обычностью. Словно в шеренгу клоунов внезапно поставили юриста в строгом костюме. Как ни крути, а глаз всё равно будет останавливаться на нём. — Я убедительно бы просил тебя не покидать до завтра этого дома, — как ни в чём не бывало продолжил Хранитель. — Воспользуйся возможностью и выспись, внутри ты найдёшь всё необходимое для комфортной жизни. К тому же скоро ты почувствуешь отток сил — туман Харумбы влияет на неподготовленных людей достаточно сильно. — А завтра? Что будет завтра? — Твоя просьба будет обсуждаться на Совете, — невозмутимо ответил он. — Я буду голосовать за тебя, если интересно. Это неординарное событие, частью которого я буду рад стать. — Что за Совет? — Я всё объясню тебе завтра. Прошу, иди и ни о чём не беспокойся. И он развернулся и ушёл. Просто взял и ушёл! И что мне теперь было делать с этим ворохом вопросов, которые крутились в голове и не давали ни на чём сосредоточиться? Но догонять Хранителя я не рискнул. Прекрасно помнил поговорку о запрете проноса документа, регулирующего порядок деятельности, в соответствующее культовое учреждение. Проще говоря, раз сказали спать — надо идти спать. К тому же мой провожатый был прав: краткий прилив сил быстро исчез, оставив после себя закрывающиеся глаза. Так что я даже не стал подниматься на второй этаж, где, очевидно, и располагалась спальня. Прошёл в гостиную, снял сапоги и рухнул на диван, даже и не думая раздеваться. Плевать, переживу как-нибудь. Сон тут же набросил на меня своё покрывало — тяжёлое, жаркое, с какими-то мутными снами, в которых я бежал и сам не мог понять — за кем или от чего я бегу. А утром в дверь постучали.