I Have No Mouth and I Must Scream

LXI Я и раньше хотела, чтобы он сдох, но за эту агонию я вырежу песнь тысячи криков на его плоти… LXII Сила корчится внутри меня, будто миллионы мотыльков вспыхивают пламенем и врезаются в мою плоть, снова и снова и снова — Я вцепляюсь руками в свою голову и кричу. LXIII Я открываю дюжину глаз и кричу тысячью языков, моля о милосердии, которое так и не приходит. LXIV Попытки впихнуть кусочек пазла туда, где он не подходит, вминание его с детской нетерпеливостью в надежде, что результат будет соответствовать твоим ожиданиям, — этого ли ты хочешь, Обито… LXV Мне не будет отказано в моей свободе. LXVI Я тянусь, хватаю белую кожу и разбитый на осколки разум и втягиваю их в себя, в свою суть. Шаг первый почти завершен, думаю я, прежде чем мой мир переворачивается. LXVII Я стою лицом к лицу с женщиной в белых лохмотьях. Ее разум сломлен. Мои дети сидят на зрительских местах арены вокруг нас, одновременно похожие на людей и на биджу. Все они спят. Кто кукла в этом уравнении? — Спрашиваю я у останков Ооцуцуки Кагуи. И кто кукловод? Я уничтожу тебя и займу место, причитающееся мне по праву! Ответ неверный, говорю я ей. Видишь ли, я пообещала нашим детям. И чтобы выполнить обещание, я должна быть у руля. Но не беспокойся! Ты сможешь помочь. Я убью тебя! Я смеюсь и качаю головой. Это не тебе решать, говорю я и показываю рукой в сторону. Там стоит девочка. У нее темные волосы. У нее карие глаза. У нее такая вежливая улыбка. Привет, Рин. LXVIII Это наш выбор, говорит Рин так мягко, так сладко. Не так ли? Да, это так. Так было всегда, сестра. Она улыбается мне, будто я — воплощение всех ее мечтаний и надежд. Она и близко не так изломана, как Кагуя, и теперь я понимаю, что она позволила мне забрать ее, оторвать маленькие кусочки ее души и использовать их, чтобы починить мою. Мы так похожи. (не могли найти силу сами, поэтому нашли того, кто может) Я встречаю ее на полпути и беру за руку. Ты заставила меня ждать. Ха-ха… Прошу прощения, говорю я. Я даже не знала, что способна на это, если честно. Мы вдвоем тянемся вовне. Из ниоткуда появляются крюки цвета крови и плоти, цвета реки мертвых, такие же неизбежные, как течение самого Стикса, — и они тащат к нам кричащую Кагую. (почему она так слаба перед нами? кто знает? кого это волнует? такую возможность нельзя упускать) Это правда необходимо? Это к лучшему. (ее голод перевернул мир забавно не так ли что она в свою очередь будет съедена ничего личного) Затем — зубы. И затем — кровь. LXIX Весь мир залит корчащейся тьмой, в которой разносятся отчаянные вопли Кагуи, и я чувствую ладонь Рин в руке, восседая на троне из шипов. Затем пропадает даже это, и я снова лишь тень во тьме, но в этот раз я нечто большее… LXX Во тьме карие глаза с трудом пытаются открыться. Сила движется. Десятихвостый воет.