Меньшее зло

Зимний Дворец был по-прежнему великолепен. Первое, о чем распорядился император Гаспар, — подобно Жюдикаэлю Первому, — отстроить все уничтоженное пожаром. Чтобы даже памяти о случившемся не осталось. Но пустынные дорожки в парке и тишина, висящая над слепо глядящими в небо статуями, не давала Кассандре забыть о той страшной ночи. Некогда прекрасный дворец теперь казался ей громадным некрополем коронованного мертвеца, восседающего на пепелище. Опираясь на предплечье Ренье, Эвелин выбралась из кареты. Выглядела она плохо: исхудавшая, в уголках рта залегли резкие складки, заострившиеся скулы были обтянуты пергаментной кожей, в темных волосах виднелись белые нити седины. Левая рука в плотной кольчужной перчатке безжизненно висела вдоль туловища, полускрытая дорожной накидкой. Но чудо, что она вообще держалась на ногах. Метка пожирала Эвелин Тревельян заживо, — даже теперь, когда на нее больше не воздействовала магия Соласа. Это воспоминание Кассандра тоже охотно вычеркнула бы из памяти, если бы только могла. Вечер и ночь после встречи с новым Соласом — Фен'Харелом — даже мысленно она произносила это чужое и жуткое имя с осторожностью. — Положите ее на постель, — скомандовала тогда Жозефина, распахивая двери. По ее смуглым щекам разливалась бледность, но привычная выдержка не изменила ей. Ренье, обезумевший, всклокоченный, в залитом кровью доспехе, покорно следовал за леди Монтилье, привлеченный ее уверенным тоном. Он никому не позволил нести Эвелин, и Кассандра, неотступно следуя за ним, молилась Создателю, чтобы это была все еще Эвелин, — живая Эвелин, а не ее бездыханное тело. — Нужен лекарь, — прошептала Кассандра, поймав Жозефину за локоть. — Приведи Элан Вемаль и того парня, как же его имя, — полкового целителя, Каллен знает. Коротко кивнув, Жозефина исчезла за дверью. Но лекарь мало чем помог. Как и травница Элан. Они добросовестно осмотрели мечущуюся по постели в лихорадочном забытьи Эвелин, но, видя их встревоженные лица и бегающие глаза, Кассандра все понимала без слов. Здесь они были бессильны. — Идем, — сказала Кассандра, обращаясь к стоящему на коленях у изголовья кровати Ренье. Несмотря на всю неприязнь к нему, она постаралась, чтобы ее слова прозвучали как можно мягче. — Тебе тоже нужен отдых. Он покачал головой. Лицо его было серым от пыли и боли. — Я знаю, тебе сейчас кажется, что если ты уйдешь, она умрет, — сказала ему Кассандра, чувствуя себя при этом необыкновенно дерьмово. — Но поверь, от тебя это нисколько не зависит. Ее жизнь в руках Создателя. Ей показалось, что он ее не слышит, но это было не так. — Я никогда не забуду, что ты сделала для Эви, Искательница, — с усилием сказал Ренье, не отрывая взгляда от скорчившейся на подушках Эвелин. — Даже когда стану гнить в Пустоте. Кассандра поежилась. Ее мышцы вибрировали от запоздалого шока. В этот день сама смерть обратила на них свой взор. Но передумала. Эвелин провела на краю Тени несколько долгих дней и ночей, но осталась жива, хотя Кассандра, лежа без сна в постели и слушая исполненные нечеловеческой боли крики, несущиеся из инквизиторской спальни, — уже не верила в это. В какой-то миг ей стало казаться, что ее долг — встать, взять меч и наконец избавить Эвелин от высасывающих ее душу мучений. Поднявшись с постели, Эвелин, слабая и истощенная от боли, причиняемой терзающей ее тело меткой, приказала отправляться в Халамширал, тем самым навсегда отвергая Скайхолд, — словно враждебность Соласа отравила стены ее убежища. Зимний дворец хорошо охранялся, как и подступы к нему, о чем позаботились советники, но самым главным для Эвелин, Кассандра поняла это очень скоро, были элювианы, которые вели в эльфийскую библиотеку.