Тень в ноябре

Аманда впервые увидела этого пса, возвращаясь с воскресной проповеди. Лохматый черный пёс сидел между могил и неотрывно смотрел на людей, выходящих из церкви, прячущихся под зонтами, будто кого-то искал. С утра зарядил мелкий дождь, превратившийся в сильный, а теперь к нему прибавился ветер. Одноклассницы Аманды смеялись, пока спешили обратно к школьным общежитиям, мелькая яркими пятнами зонтиков, и, казалось, никто из них не видел пса, наблюдавшего за ними, чуть склонив ушастую голову. Аманда почувствовала, как у неё заскребло в горле. Так всегда было, когда она чувствовала приближение чьей-то смерти. Когда чья-то душа уже не принадлежала живым. Она сунула руки в карманы куртки, глубже пряча ладони, затянутые в тонкие кожаные перчатки, и поспешила мимо. С каждым шагом, приближавшим её к странному псу, у неё всё сильнее скреблось в горле. За грудиной начало привычно болеть, и Аманда знала — так рвется наружу крик. Ей не нужны были карты Таро, чтобы знать: кто-то сегодня умрет. На самом деле, ей достаточно было всего лишь снять с рук перчатки и дотронуться до обнаженной кожи кого-то, рядом с кем ей сильнее всего хочется кричать. И кричать, и кричать, пока глотку не разорвет в лохмотья. Но она не хотела знать, кому из жителей городка, где находилась её частная школа, предстояло умереть. Она, черт побери, не хотела этого знать. Пёс проводил её желтым взглядом прежде, чем скрыться между могил. И, когда их глаза на секунду встретились, Аманда показалось, что этот взгляд она уже видела. И продолжала видеть каждый день, когда приходила на уроки последний месяц. Она помотала головой — вряд ли это возможно. С самого начала Аманда заметила, что Ли Хён Джун тяготился обществом окружающих, много читал и много знал, но вовсе не производил впечатления «ботаника», и это привлекало девушек, для которых он стал предметом обсуждения номер один почти сразу. В основном, обсуждения восхищенного, и Аманда, порой не успевающая заткнуть уши плеером, слушала, как соседки по комнате вслух удивлялись, что он до сих пор не завел себе девушки. Впрочем, к его одиночеству все вскоре привыкли. У Хён Джуна были нечитаемые глаза и четко очерченный рот. Хён Джун говорил мало, а смеялся и того реже, но от звуков его голоса одноклассницы млели, будто с ними разговаривал кто-то из BTS. Хён Джун мог понравиться, если сам этого хотел. Его легко можно было застать с книгой на одном из широких подоконников в жилом корпусе. Аманда не ходила в мужскую часть пансиона, но, возвращаясь вечерами из библиотеки или спортивного зала, часто видела его фигуру, кажущуюся темной на фоне яркого коридорного света. Хён Джун наблюдал за ней тоже, и часто. Она это знала. Она чувствовала его взгляд, и щеки её начинали пылать, но по спине бежали мурашки. Хён Джун принес с собой тьму. Аманда чувствовала её присутствие так же, как чуяла чью-то близкую смерть. И ей казалось, что даже её толстокожие, нечувствительные к вибрациям смерти одноклассники ощущали, что сама атмосфера в школе изменилась, хотя и не понимали, кто этому виной. Девчонки открыли охоту на Хён Джуна, и, не бойся его Аманда, ей бы даже было интересно наблюдать, чем всё это закончится. Он очень ловко избегал своих особенно назойливых поклонниц, держась отстраненно и несколько прохладно, и какое-то время у него еще хватало терпения просто уходить прочь с книгой. Но однажды Эмилия Клер, одна из главных заводил класса и обладательница густых светлых волос ниже лопаток, достала его, и Хён Джун, подняв на неё холодные янтарные глаза, тихо отбрил Эми так, что она растерянно захлопала ресницами. Соседки по комнате потом говорили, что она плакала, и шепотом гадали, на лоскуты какого размера порвет худощавого корейца брат Эми. Аманде не посчастливилось это увидеть вечером темного ноября, как раз после проповеди и встречи с лохматым псом. Возвращаясь из библиотеки с очередным томом по истории Средних веков, она завернула в коридор, ведущий ко второй лестнице, и увидела, как Хён Джуна припер к стенке Кристофер Клер. — Повтори мне в лицо, что ты сказал о моей сестре?! — рычал Кит, злой на весь белый свет. Он держал Хён Джуна за лацканы пиджака, вжимая в стену, и Аманда не могла видеть его лица, но она понимала, что Кит готов убить новенького за свою сестру прямо сейчас. И если он заметит её, Аманду, то достанется и ей тоже, просто за компанию, а заодно за то, какая она странная, и за то, что Эми недолюбливала её и раньше, а теперь — еще больше. Поэтому Аманда скользнула обратно за угол и затаилась мышью, прильнув спиной к гладкой, холодной стене.  — То, что я сказал Эмили, тебя не касается. Аманда знала, что Кит занимается всеми видами спорта, какими только возможно, его будущее — отцовские деньги и спортивная стипендия, и его боятся даже одноклассники, вместе ходящие с ним на баскетбол. Аманда знала, что Кит может размазать Хён Джуна по стенке тонким слоем. И знала, что он этого не сделает. Хён Джун бы не позволил ему этого. Холодок пробежал по её позвоночнику от мысли, что Ли Хён Джун куда сильнее, чем хочет казаться. Мысль пришла внезапно, но после двух с половиной месяцев наблюдения за одноклассником, вовсе не казалась бредовой. За спиной его клубилась тьма, и неизвестно, что могло выйти из той тьмы навстречу.  — Я тебя урою, косоглазый хрен! Хён Джун негромко рассмеялся. Его голос, такой тихий, змеей вполз ей в уши. Сердце у Аманды замерло, как тогда, в лавке тетушки Эванс, а в горле запершило от страха. «Кто ты? — Подумала она. — Что ты такое?» А потом Кит вскрикнул, и в его голосе был не просто страх, а животный, первобытный ужас, будто он заглянул в глаза богине Тьмы. Аманда зажмурилась. Даже притаившись за углом, она чувствовала, как из-за спины Хён Джуна, из стен, выползает морок, и она боялась распахнуть веки, чтобы случайно не взглянуть в него. Мрак заползал под кожу, касаясь ледяными невидимыми пальцами — будто у мрака они вообще могли быть. Все закончилось быстро. Морок уполз обратно в стены, если они вообще были. Аманда тяжело дышала, прижимая книгу к груди.  — Не думаю, что сможешь, — тихий голос Хён Джуна был действительно тихим, и никакой змеиный шепот больше не вползал в её голову. Аманда осторожно выглянула из-за угла, но увидела только Кристофера, поднимающегося на ноги, напуганного, взъерошенного. Она видела, что у него дрожат руки. Кристофер прислонился к стене, к которой еще недавно притеснял обидчика сестренки.  — Черт, привиделось мне, что ли… Не надо было курить с пацанами. Отчего-то Аманда была уверена, что обо всем этом Кит никому не расскажет. И почему-то она знала, что тени, сопровождающие Хён Джуна, знали, что она все видела. И от этого осознания ей было еще страшнее. В ту ночь Аманда плохо спала — сны приходил обрывистые и мрачные, но, распахивая в очередной раз глаза после кошмара, она не помнила, что именно ей снилось. Возможно, в них был и Хён Джун, только она не помнила лиц, лишь удушающий страх, прихватывающий её за горло каждый раз, когда она проваливалась в сновидения, и жёлтые глаза. Ей редко снились сны, и когда происходило что-то подобное — она понимала, что вскоре что-то случится. Что-то должно случиться, и она не знала, сможет ли это предотвратить. В пять утра она окончательно проснулась от тоскливого собачьего воя, разрывающего воздух. Поднявшись с кровати, она шагнула к окну, намереваясь выглянуть во двор пансиона, но передумала. Не шепот в ухо заставил её остановиться, но непреодолимое желание выбраться на улицу — и не через окно. Будто что-то толкало её в спину. Будто она знала, куда она должна идти и что делать. Охранник, дежуривший по ночам в пансионе, спал на посту, уронив голову на грудь, и Аманде казалось, что это — неспроста тоже, совсем неспроста. Неужели что-то усыпило его только для того, чтобы она смогла выйти наружу? Ведь покидать здание пансиона по ночам было строго запрещено. Когда она открыла тяжелую дверь и вышла в темноту, поскальзываясь на подмерзлой земле, ноябрьская ночь обрушилась на неё. Было морозно, и холод забирался под куртку, кусал за голые ноги, едва прикрытые подолом ночной рубашки. Повинуясь ведущей её интуиции, Аманда быстро шла к мужскому корпусу общежития, и разделявшие здания триста метров казались ей долгими, будто дорога между городами в разных концах страны. А потом, в свете фонарей, освещавших дорогу к входу в мужской пансион, она увидела фигуру, стоявшую на крыше. И крик, отчаянный и болезненный, заскребся у неё в горле; она зажала рот ладонью, чтобы не выпустить его наружу. Её острое зрение позволило ей разглядеть в темной фигуре Кристофера Клера. Она узнала его по широким плечам: брат Эмили слыл самым крепким парнем в школе Святого Эдмунда, совсем как какой-нибудь капитан футбольной команды в американских молодежных кинолентах. Только почему-то ей показалось, что за его спиной стоял кто-то еще, и именно этот расплывчатый силуэт заставлял Аманду до боли стискивать зубы, заталкивая крик обратно в глотку. Совсем рядом, где-то в кустах или за ними, опять завыла собака. В следующую секунду Кит шагнул вперед. Аманда закричала, и от её вопля проснулось все мужское общежитие. Она не видела, как зажигались окна, как дежурный охранник выбежал на улицу, как высыпали на мороз ученики, кто в чем — в куртках, в пальто, просто в пижамах. Она кричала, пока чьи-то горячие ладони не ухватили её за плечи, не отвернули от мертвого тела с расколотой головой на вымощенной камнями дорожке. Наверное, кровь была повсюду, но она этого не видела. Перед её глазами всё еще маячила тень, толкнувшая Кристофера в спину. Кит не мог расколотить себе череп, упав с третьего этажа пансиона. Но каким-то таинственным образом ему это удалось. Сильные руки прижали Аманду к чьему-то телу.  — Замолчи, — услышала она знакомый тихий голос прямо в ухо, и слова Хён Джуна перекрывали ей и её собственный вопль, и любые звуки вообще, окутывая Аманду коконом из тишины. Она замолчала, захлебнувшись собственным криком. Хён Джун был везде, Хён Джуна было много, и лишь он сейчас оказался рядом с ней, прижимая её к себе, и она беспомощно тыкалась носом в его плечо, странно крепкое для его худощавого телосложения. От него пахло полынью и ещё чем-то холодным, и запах этот обволакивал её со всех сторон. Аманда вцепилась пальцами в футболку Хён Джуна, желая то ли оттолкнуть его, то ли удержать — лишь бы не видеть столпившихся вокруг тела Кристофера людей, прошляпивших самоубийство. Никому не было дела до Аманды, благодаря которой они и обнаружили самоубийцу, и которая видела, как он летел к земле, сшибленный чьей-то рукой. По крайней мере, первые несколько минут, а потом все изменилось. Её отвели в столовую мужского пансиона (стараясь вести так, чтобы она не увидела труп), укутали в плед, сунули в руки чашку горячего чая, но терпко пахнущий бергамотом напиток не лез ей в горло. Она была вынуждена поставить чашку на стол, чтобы не облиться чаем. Аманду трясло: и от пережитого ужаса, и от прерванного крика, и от воспоминаний о мрачной тени за спиной Кита. Хён Джун исчез, и она была готова поверить, что именно он был той тенью. Месть за попытку запугать — чем не мотив? Но это было бы слишком просто. Её все еще колотило, когда к ней подошел первый полицейский: усталый мужчина лет сорока с проседью в густых волосах. И по характеру его вопросов Аманда поняла, что они уже решили списать его смерть на самоубийство, и их нельзя было в этом винить — она слышала, как они говорили, что на снегу на крыше были только следы Кристофера. И она знала, что не было никого в школе, кто мог бы решиться убить его, хотя врагов у него было много.  — Ты уверена, что никого не видела больше на крыше? Аманда обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Она видела. Она видела тень, но кто поверит ей? Ведь следов не нашли, зато отпечатки босых ног Кита была видно очень четко. Она могла сказать, что за спиной Клера кто-то маячил, но понимала: если Кристофер хоть кому-то обмолвился о конфликте с Хён Джуном, она может подставить невиновного человека. Она вспоминала морок, вызванный из стен его шепотом — и уже не была так уверена в его невиновности. Она вспоминала его взгляд и его руки — и ей хотелось верить, что он не имеет к смерти Кита никакого отношения. Раздираемая противоречиями, Аманда прикусила губу.  — Ты кого-то видела? — продолжал допытываться полицейский. Аманда понимала, на какой ответ он надеется.  — Нет, — она покачала головой. — Я никого не видела. Простите, я…  — Да, я понимаю, ты всё еще в шоке, — кивнул мужчина. — Мы больше не будем тебя беспокоить сегодня, тебе нужно отдохнуть. На отдых времени почти не оставалось, потому что часы показывали начало седьмого. Аманде казалось, будто она проснулась, и, повинуясь собственной интуиции, вышла на улицу будто в прошлой жизни, но на самом деле, не прошло и часа. Директриса школы Святого Эдмунда, разговаривавшая с врачом скорой помощи, сообщила, что Аманда может отправляться в женский корпус и ложиться спать, а все уроки будут отменены на один день для улаживания проблем и формальностей. Она говорила про «ужасную трагедию» и «необходимость прийти в себя», но за её словами Аманда не чувствовала искренности, лишь беспокойство за репутацию школы. Нешуточные опасения человека, боявшегося потерять богатых покровителей и половину учеников, чьи родители оплачивают обучение своих, зачастую не самых умных, отпрысков. Она боялась, в конце концов, потерять работу. Она боялась, что Аманда скажет: «Да, кто-то был вместе с Кристофером на крыше, я его видела». Она боялась, что о смерти Клера не удастся так быстро забыть. Аманда вспоминала фигуру Кита, неподвижно застывшую на краю крыши лишь для того, чтобы спрыгнуть потом вниз. Вспоминала тень, маячившую за его спиной, и надеялась убедить себя, что воображение и ночь сыграли с ней злую шутку. Она надеялась, что предательский колотун отпустит её и позволит хоть ненадолго уснуть. В глубине души Аманда надеялась, что потом проснется в своей постели, а все произошедшее окажется дурным сном. Перчатки на руках, едва согревающие пальцы в холодное предрассветное время, напоминали ей, что никакого сна не было. А была смерть, как и всегда. Смерть, идущая рядом с ней. Аманда Монтгомери, девочка, чувствующая смерть. Девочка, до дрожи в коленях напуганная тем, куда привела её собственная интуиция. До женского общежития она почти бежала, поскальзываясь по обледеневшей дорожке, а сердце колотилось у неё в горле не только от бега, но и от страха. Ей не было грустно, зато ей было жутко, и стены школы, в которых она так береглась от видений смерти, не сумели защитить её от тьмы. Как бы это ни выглядело в чужих глазах и в её собственных, Аманда не грустила по Кристоферу Клеру и не могла заставить себя грустить. Она его совсем не знала, а его сестра была ей даже немного неприятна. Да только от одних воспоминаний, чему она была свидетелем, у Аманды скреблось в горле, и она думала, что вот-вот снова закричит: уже просто так. Потому что тени за чужими спинами — тени, не оставляющие следов, — просто так не появляются. Потому что тени затаились в стенах школы и только ждали момента, чтобы вырваться на волю. Потому что тени были рядом с ней.