Драма во фьордах

Про Париж тот поведал Рагнару монах. И не просто поведал, а красочно так всё, подлец описал. Что стоит он на острове, Сите именуемом, и стены там высокие, и дома каменные, и церкви великолепные, и женщины очень даже... К чему монах сюда женщин приплёл, нам не очень понятно – ведь и у самого целибат и... Рагнар, да и у Рагнара какая-никакая, а семья. Ну, и монах тоже. Но так складно у него получилось, что заболел наш светлоокий тем Парижем так, что спасу нет. Ни спать, ни есть не может – всё Парижем грезит. Увидеть, говорит, Париж - и умереть. И не знал ведь ещё тогда, что всё так буквально и получится, но это мы вперёд забегаем. А тем временем явился к нему старик из поселения в Уэссексе. Последний, буквально, поселенец, Этельвульфом Эгбертовичем не добитый. И поведал он конунгу всея Каттегата, мудрому да прославленному, про гибель поселения вместе со всеми, значит, поселенцами. Посетовал наш конунг, опечалился, да не столько из-за поселения, ну его к Локи, сколько из-за того, что надо опять плыть Эгберту поганому мстить, а мечта о Париже тем временем так мечтой и останется. Посетовал, значит, погоревал, да и добил недобитого поселенца, чтоб тот, значит, не мучился. И никому весть ту печальную больше не рассказал. Тем более, что заглянул к нему ещё один гость, куда как более желанный – странник с самого Парижу. Звали того странника Синриком, и был он не то баба, не то мужик, не то нечто среднее. Лёгким утренним макияжем, как Флоки, не ограничивался, всегда ходил при полном боевом раскрасе. Когда только при таких привычках странствовать успевал... А успевал изрядно – весь Мидгард обошёл, всё про всех знал и все языки выучил. Это он когда-то Рагнара на Запад плыть надоумил да кое-какие секреты рассказал. Вот и сейчас поведал он конунгу нашему хитроумному, как до Парижа добраться. Монах ведь дорогу давно позабыл, если и знал когда, ведь не один он туда ходил, а с другими монахами. А монахи, как и викинги – народ пьющий. Как это на памяти отражается, не нам вам рассказывать. Обрадовался Рагнарушка сокол наш ясный, да стал в Париж собираться. Чемоданы упаковал, союзников пригласил да великую армию собрал. И всё уже к отплытию в Париж буквально готово было, как с монахом его небольшая беда приключилась. Ну как небольшая – взял тот, да и помер. И не просто помер, а от удара топором. А кто тот удар нанёс, про то Рагнар не знал. И выяснять почему-то не стал. Решил, видимо, что со временем оно само выяснится. Оно, конечно, само всё часто случается, но вот не так, чтобы всё и всегда. Короче, схоронил он монаха по-быстрому, всплакнул, крест ему на могилку водрузил – да и в Париж. Париж, он, как известно, ждать не любит. * * * А Торунн-то, невеста Бьёрнова, между тем ещё и беременной оказалась. Да настолько беременной, что вскоре и родила. А родив, бросила дочку малую на Аслауг, да и тоже странствовать подалась. Решила, видимо, одним дитём больше, одним меньше – Аслауг и не заметит. А жизнь свою молодую на пелёнки тратить она, видать, не планировала. Это ведь не мечом махать да не с царевичем миловаться. И осталась Аслауг опять одна, с больным Иваром на руках, тремя сорванцами да одной внучкой новорожденной, неродной. Если кто-то скажет, что доля женская в те времена в Скандинавии лёгкая была, не верьте. От хорошей да лёгкой жизни Харбардов приблудных не привечают. A викинги тем временем приплыли всей толпой в Париж, и ну на драккарах своих вокруг него шастать. Благо, он на острове, как монах со станником и рассказывали. И совершенно неприступен. Не то что на драккаре не въехать – пешком не войти. Стены высокие, лучниками охраняемые, да со стен тех в незваных гостей регулярно какя-нибудь гадость прилетает – то стрелы, то камни, а то и смола кипящая. Неприятно и негостеприимно. Встали тогда наши герои лагерем у самого Парижу и давай думу думать, как город захватить. Или хотя бы в него проникнуть, чтоб сувенирами, значит, разжиться. А то что, зря в такую даль плавали? Никто ж ведь им и не поверит, что в Париже были, без сувениров-то. Подумают жёны, что в соседнем фьорде причалили и любимым делом занялись. Пьянствовали, значит. А Рагнару нашему богоравному накануне монах его убиенный явился. И поведал, кто ему путёвку в рай выписал, но строго-настрого наказывал злодея пощадить и за убийство не мстить. Потому что всё у него, монаха, зашибись. А иначе и быть не может в чертогах райских. Рагнар, как водится, всплакнул по монаху, но информацию эту на ус намотал. А намотавши, надумал доверить Флоки, убийце монашьему, штурмом Парижа командовать. Он хоть и светлая голова был, конунг наш прославленный, но иногда, видать, притормаживал. А Флоки на радостях все леса в окрестностях Парижа повырубил и башен осадных понастроил. Не верите – можете съездить и проверить. Нет там лесов вокруг Парижа. С тех пор так и не выросли. * * * Когда леса были вырублены, а осадные башни построены, полезли викинги на штурм города. Причём, одновременно атаковали и с воды, и с суши. Атаковали бы ещё и с воздуха, но с авиацией в те дремучие времена тяжеловато было. Даже Флоки в этом ничем помочь не мог. Где они там сушу взяли, правда, тоже не совсем понятно, раз город на острове, но, видать, нашли где-то. Или же мост сушей нарекли, не пропадать же хитроумному плану. Парижем, да и всей Франкией, правил в ту пору хитроватый король Карл Простоватый. Явная иллюстрация того, что прозвище не всегда соответствует содержанию, как и Рагнар наш прославленный. Ведь в кожаных штанах мы его ни разу так и не увидели. Впрочем, не очень-то и хотелось. В общем, был этот король не столько простоватый, сколько хитро...сделанный. Зато смелостью не отличался. И решительностью тоже. Как только викинги на своих драккарах к Парижу подплыли, решил было король – ну его нафиг, пора тикать из города. Еле-еле его дочка остаться уговорила. Дочка его, принцесса Гисла, была, напротив, и смелая, и решительная, только вот тактом особым не отличалась. Всегда говорила, что думает. Иногда матом. Много она из-за этой черты своей в жизни страдала, никто её замуж не брал. Один только и был жених – военачальник всей королевской армии, граф Одо. Но за этого она и сама не хотела. Ведь она принцесса, а он всего лишь какой-то граф. Там этих графьёв в Париже было, как собак. Вернее, собак даже меньше было. Мы вот ни одной лично не видели, а графьёв целых двух. Был там ещё один такой, Роланд. Не тот, о котором Корнель писал, а поплоше. Одовский подпевала. И вот пообещала принцесса Гисла графу Одо за него замуж выйти, если спасёт он Париж. Ну как, пообещала – ни да, ни нет не сказала, как это у принцесс заведено, но мотивировала. Поэтому всякая дрянь в нападающих со стен летела и лилась с удвоенной силой. Оказалось, что осадные башни, плоты и драккары очень неплохо горят, особенно если их маслицем полить и горящими стрелами обстрелять. Короче, провалился штурм Парижа под командованием Флоки. Даже сам Рагар наш богоизбранный со стены навернулся, на город засмотревшись. После чего сильно приболел. Наследник его, Бьёрн Великолепный, следом за папашей грохнулся, даром, что Железнобокий. Не помогли ему железные бока в данном случае. Даже братец Рагнарушкин, Ролло, тоже со стены долбанулся вместе с осадной лестницей. Правда, предусмотрительно – в воду. Это он правильно сделал, во второй раз его по частям вряд ли собрали бы. Этот тоже засмотрелся, но не на город, а на принцессу, которая как раз вышла на стену красной тряпкой помахать. Орифламмой, то есть, священной из монастыря Сен-Дени. Наверно, решила, что викинги орифламм боятся. Ну, и повод нашла на викингов посмотреть. А то где ещё такое покажут?.. Жизнь у христианских принцесс скучная – знай себе молись да крестиком вышивай. А тут толпа мускулистых мужиков, причём многие с голыми торсами. Жаль только, что такие дикие, невоспитанные и с топорами.