Драма во фьордах

Пришлось Рагнару в Англию с одним Иваром плыть. Ну и набрали они дружину себе из разных забулдыг каттегатских, больше для смеха, чем для дела. Ну и будь ты хоть трижды прославленным конунгом, в одиночку с драккаром всё равно не управиться, как и вдвоём с сыночком недужным. Рагнарушке ради такого случая пришлось даже заначку раскопать — забулдыги без поллитры да без гонорару плыть ни в какую не соглашались. Одна только эта заначка у него и осталась, предусмотрительно на чёрный день закопанная, остальные все средства Бьёрн на постройку флота спустил, чтобы, значит, в Средиземное море плыть. И Флоки ему в этом активно посодействовал. Поскольку, как мы знаем, деревьев в каттегатчине и раньше почти не осталось, пришлось ради такого случая лес из соседних земель везти, то есть, строительство флота сильно в копеечку вышло. Бьёрн было и родителя своего непутёвого с собой звал, но тот дюже упрям был – как втемяшит себе что в голову, так никакого сладу с ним нет. Тем более, что путь в Средиземное море проходил мимо берегов Франкии, а уж с братцем своим предателем Рагнарушка наш светлоокий встречаться ну никак не хотел, у него ещё с прошлой встречи челюсть на место не встала и спина ныла, особенно в сырую погоду. Он и Бьёрну встречаться с дядей категорически не советовал, но у Бьёрна на тот счёт свои соображения были. Попрощался тогда Рагнар с Аслауг, с Флоки, другом своим верным, да с сыновьями, и уплыл в Англию на двух корытах дырявых, у Бьёрна позаимствованных, вместе с Иваром за забулдыгами каттегадскими. А сам Бьёрн, Флоки и Хвитсерк с дружиною верной да на восьмидесяти новеньких драккарах курс на Средиземное море взяли. С ними ещё Харальд навязался и брат его Хальфдан – уж больно они путешествия да приключения всякие любили. Викинги всё-таки... * * * Как прослышала про то Лагерта, краса наша ненаглядная, аж на месте от счастья подпрыгнула. Она уже давно на Каттегат зуб точила, а тут такой случай выдался. Пошла она, да Каттегат тот и захватила. И Аслауг грохнула, подло, в спину. Мотивируя это тем, что та у неё мужа и дом украла. Как будто это не тот самый муж её буквально на днях с собой в Англию звал, и не сама она из дома свалила, как только соперница появилась. И как будто с того момента двадцати лет не прошло, или же проспала она все эти двадцать лет во сне летаргическом, как Брунгильда какая, в пещере, Зигфрида ожидаючи. Но вроде ничего подобного за Лагертою не водилось, Брунгильду она не косплеила, а «Зигфрида» своего, Рагнара, то есть, любовь свою вечную, и сама с радостью отпустила – ступай, мол, милый, самоубивайся там в своей этой Англии, сколько влезет. Видать, просто провалы в памяти за воительницей нашей водились – возраст-то уже далеко не детский. А Уббе с Сигурдом пока их город родной захватывали да мамку убивали, очень заняты были. Они с рабыней развлекались. Была у них рабыня такая, одна на всех братьев, дюже горячая. Маргошей звали. Маргрет, то-есть, по-нашему, по-викингски. Что там за нехватка баб такая была в Каттегате этом, про то нам не ведомо. Может, их эпидемия какая выкосила или ещё что. Знаем только, что делили все сыновья конунгские одну рабыню на всех, впрочем, вполне мирно. Они её даже Ивару недужному предлагали, но как-то у них не сложилось. После чего Маргоша эта даже слух распустила, что Ивар и не мужчина вовсе, и многие верили. Так вот, пока Лагерта Аслауг убивала да Каттегат захватывала, Уббе с Сигурдом с Маргошей развлекались и успели уже буквально на мамкины похороны. Ну, хорошо хоть на них не опоздали. А Рагнар с Иваром тем временем в Англию приплыли, можно сказать, в буквальном смысле. То есть, вплавь. Просто шторм случился лютый да жуткий, вёдра дырявые, что им вместо кораблей были, потонули, а конунг с сыном да несколькими забулдыгами чудом спаслись. Забулдыгам это, правда, не сильно помогло – их светлоокий наш первой же ночью прирезал, кого сам, а кого и сыну поручил. Ведь функцию свою транспортную те благополучно выполнили, а более, как мы знаем, ни на что особо пригодны и не были. Ну, или Рагнар сам так решил, про то нам не ведомо. А ведомо только, что задумал он совсем другое. * * * И пошли они, Рагнар наш прекрасноокий, да сынок его, Ивар, по земле по английской. Сын, надо сказать, не менее прекрасно- да синеоким уродился, чем славный его родитель. Вот только ногами не вышел. Поэтому не столько шёл, сколько полз. А ползал он, как мы знаем, мастерски. Не хуже заправского змея. Или даже лучше. Но разве же по холмам да по колдобинам много проползёшь?.. Пришлось нашему конунгу прославленному часть дороги сыночка на себе нести. А что делать? А на привалах он ему разные байки рассказывал, Рагнарушка наш, то есть. Он, как мы знаем, большой мастер был по ушам ездить. И до того доездился, что пуще прежнего Ивар его зауважал, хотя, казалось бы, дальше некуда. Рассказал наш конунг светлоокий сыну своему горемычному, что истерики, что сынок любил с горя иногда закатывать — и не порок вовсе, а, напротив, великий дар. И что весь мир будет его истерик бояться и на километр не подходить. Знал, видимо, о чём говорил — и сам поистерить любил на досуге. И подарил он ему браслет свой викингский, а зачем, не сказал. Но Ивар и сам догадался, что назначает его папаша своим наследником. И очень, надо сказать, этому обстоятельству обрадовался. Он и сам себя считал умнее и способнее других братьев, и мамка ему то же самое говорила, а тут ещё и родитель подтвердил. Долго ли, коротко ли, но явились отец с сыном прямо ко двору короля Эгберта. А самого короля в ту пору как раз дома не было, а был дома сын его, Этельвульф. Как увидел он Рагнарушку, сокола нашего, да как обрадовался. Иди, говорит, сюда, конунг вражеский, давненько мы тебя в Уэссексе нашем не видели. Прямо соскучились. Взял да и в клетку его заточил, а Ивара к пасынку своему отправил, Альфреду. Пусть, думает, пацаны пока в шахматы поиграют. Всё польза. Времена ведь те, надо сказать, смутные были да дикие, и у детишек особо-то и игрушек не было, окромя деревянных. Шахмат, в основном. Так вот и жили – или в шахматы играли, или в прирезать кого...