Сердце света

— Знакомься, это — Долбоклюй. — Кто? — Вижу, теперь у нас два долбоклюя, — сощурился Нед. Врач-водитель Нед Бельски и его машина были неуловимо похожи. Оба того возраста, который вежливые люди называют почтенным, и сильно потрепанные жизнью. Остатки седых волос обрамляли лысину Неда неровным венчиком. Синяя униформа парамедика выглядела на его тощей сутулой фигуре так, как будто корова сначала ее жевала, а потом выплюнула, не удовлетворилась результатом — и немного прошлась копытами. Нед сплюнул окурок, прилипший к губе. — Машина. Это ее имя. Он ткнул пальцем в борт, где из-под облупившейся надписи «Амбуланс» проступали пятна ржавчины. — Не смотри, что он дряхлый. Он еще попашет, крепкий работяга, прямо как я. — А почему «Долбоклюй»? — спросил Тор. — Потому что Нед два раза врезался на нем в ворота на выезде и раздолбал весь капот — фыркнула Мишель. — Так, хватит разговорчиков, — буркнул Нед. — Залезайте. У нас вызов. — Цветомузыку включаем? — деловито спросил Фарид. — Не, поедем без мигалки. Это миссис Блопис. — Опять миссис Блопис? Фарид и Мишель вдруг развеселились, непонятно отчего. — Дон у нас новичок, сегодня его очередь спасать миссис Блопис! — сказала Мишель. — Доктор, ваше мнение? — Консилиум подтверждает, — важно кивнул Нед, усаживаясь за руль и поворачивая ключ. — Но как... я же ничего еще не умею. — Ты же пришел на скорую. Жизни спасать рвался, — ехидно улыбнулся Фарид. — Вот на миссис Блопис и попрактикуешься. Неприятный человек, думал Тор, пока Нед выруливал за ворота. Фарид ему сразу не понравился. Слишком ухоженный красавчик — вон какие нежные руки, как у девушки. И явно гордый своей новенькой нашивкой врача-парамедика на отглаженной униформе. И шутки у него обидные. А ресницы, как у коровы. Тьфу. *** — Может, все-таки кто-нибудь поднимется вместе со мной? — Не-не, — сказал Фарид и, посмеиваясь, пересел поближе к Мишель. — Иди, герой, спасай несчастную старушку. — Десять минут на все про все, — добавил Нед, затягиваясь своей на редкость вонючей самокруткой. Он взбежал на пятый этаж и позвонил в дверь. Что он будет делать? Они что, все с ума сошли? А вдруг он не справится, и достойная женщина ... умрет? А вдруг он опять всех подведет? Рука, в которой он сжимал саквояж с инструментами, мгновенно вспотела, так что пластиковая ручка чуть не выскользнула из пальцев. — Ох, наконец-то! Дверь открыла худенькая старушка, в голубых глазах стояли слезы. — Я уже вся извелась, ждала, когда же вы доедете! Мой бедный мальчик! Доктор, спасите его! — Кого? — Тор завертел головой. Кресло. Комод. Фотографии на стене: мужчина, женщина и двое детей. Никаких признаков умирающего пациента. — Персика же! Это мой кот! И он застрял в вентиляции! *** «Отец всемогущий, от града змей битвы меня храни», — машинально пробормотал Тор. Из вентиляции над кухонным шкафчиком злобно сверкали два желтых глаза, а разъяренное шипение впору было средних размеров анаконде. Тор решительно сунул туда руку. В нее немедленно впились, судя по ощущениям, десятки «змей битвы». Никогда не думал, что в обыкновенном коте есть столько когтей и зубов. Тор ухватил это чудовище в котином обличье за шкирку и потащил. На свет божий показалась широкая морда, а за ней и весь кот — упитанный, красивого рыже-персикового оттенка. На прощание он извернулся и вцепился Тору во второе запястье. То, что пасть у котов может распахиваться почти на сто восемьдесят градусов, тоже стало сюрпризом. Тор передал его хозяйке, осторожно спрыгнул с шаткого кухонного стола и сунул окровавленные руки под кран, промыть. — Бедный мальчик, — всхлипнула мисс Блопис. — Натерпелся. — Да ладно, — смущенно пробормотал он. — Заживет. — Ути мои сладкие ушки, — ворковала мисс Блопис. Это уже было странно. Женщины обычно ценили в нем другие части тела. Он обернулся. Мисс Блопис нежно прижимала к себе кота и целовала его в ухо. Кот таращился, с видом одновременно наглым, самодовольным и невинным. *** — Ну как, спас? — Да, — буркнул он и повертел расцарапанной ладонью. — На прощанье долго жали руку, аж всю до крови стерли. Фарид и Нед обидно расхохотались. Мишель крепилась, но тоже прыснула. — Опять Персик? — спросила она. — Где он застрял на этот раз? — В вентиляции. — Свезло тебе, — сказал Фарид. — В мое первое дежурство он свалился в унитаз и застрял там своей жирной задницей. — Но... мы же должны спасать людей, так? — сердито спросил Тор. — Все говорят — экипажей не хватает. Тогда почему мы едем к миссис Блопис, если знаем, что... Мишель вдруг посерьезнела. — Да, мы спасаем людей. Но... понимаешь, она живет там совсем одна. И ей, наверное, просто не к кому пойти за помощью, и, похоже, этот котяра единственный, кто у нее остался, да и... — В общем, с утра, если нет срочных вызовов, мы заезжаем, — сказал Фарид. — Как-то я даже чинил ей замок в двери. — Дональд Блейк, — торжественно сказал Нед, сплюнув окурок. — Ты прошел крещение Персиком! Добро пожаловать в экипаж «Долбоклюя», сынок. — Дай руку, обработаю, — сказал Фарид. — Укусы плохо заживают, а среди предков этого кота была змея, клянусь. — Выдвигаемся, на ходу обработаешь! — сказал Нед. «Долбоклюй» с сиреной и мигалкой мчался по улицам. На поворотах Тора мотало, а на каждой ямке — подбрасывало так, что он макушкой ударялся о крышу. Фарид обрабатывал ему руку чем-то холодным и шипящим, стараясь не слететь с места. Его улыбка все еще была ехидной, но только чуть-чуть. *** — В случае, если пациент жалуется на боль в животе, следуйте протоколу H-24. Он включает дерево вопросов о локализации и характере боли, которые в полевых условиях позволят вам... За окнами сгущалась чернильная темнота осеннего вечера. Нудный голос мистера Дженкинса убаюкивал, и Тор зевнул. Протокол H-24 он знал наизусть: прочел пару раз между дежурствами. Ему нравилось опережать программу. Хорошая память очень выручала. Он вначале удивлялся, что другие не могут запоминать текст страницами, но потом привык. Локи всегда дразнил его за то, что Тор больше привык к мечу, а не к книге, вот посмотрел бы теперь... Мысль о брате вызвала привычную ноющую боль — как будто потрогал языком ямку от выбитого зуба. Все-таки он до сих пор не мог понять — как это. Брат был... всегда. С детства, сколько Тор себя помнил, он то злился на Локи, то восхищался им, то пытался что-то доказать. А теперь вот Локи нет. Просто нигде нет. Ни в одном из миров. Он запретил себе вспоминать, как погиб Локи. Но память, как назло, воскрешала все с безжалостной четкостью. Он тряхнул головой и попытался сосредоточиться на лекции. Мистер Дженкинс как раз рассказывал про пять главных симптомов аппендицита. Это он уже тоже выучил. Тор повертел в руках карандаш. Кажется, наступило время излить душу. Он опустил голову, рассматривая парту. Сверху размашистыми, глубокими линиями кто-то вырезал на столешнице: Место преступления. Здесь было жестоко убито время. Ниже другая рука четким почерком наставительно вывела: Ты не пей из унитаза — Там бациллы и зараза. А еще ниже кто-то пожаловался: Кто не был студентом, Тому не понять: Как хочется кушать, Как хочется спать. Есть и правда очень хотелось. Постоянно. Стандартного пайка, который выдавали сотрудникам больницы, ему было мало. Видимо, сказывался асгардский метаболизм. А на черном рынке килограмм мяса стоил половину его зарплаты. Правительство обещало, что к весне перебои с продовольствием закончатся. Но до весны еще надо было дожить. Мишель говорила, что он похудел и осунулся. Он равнодушно отмахивался. Воин должен уметь терпеть лишения. А кроме того, все мидгардцы вокруг — они же как-то выносят это. И голод, и две смены подряд, и лекции после двух смен. На чем только в них душа держится? Он правда не понимал. Но если выдерживает Мишель — вон она, сидит, клюет носом через два ряда от него, — то выдержит и Тор. Жопа Кэпа — моя любовь! — вывел кто-то на парте синим стержнем. Тор невольно улыбнулся. Видел бы Стив! Жопой Капитана Америки называли тренажер для отработки уколов, довольно-таки потрепанную жизнью резиновую задницу. Никто уже не помнил, как появилось это прозвище. Но прижилось. И теперь даже Генри Дженкинс — пожилой профессор, вызванный после Щелчка с заслуженной пенсии преподавать все подряд, потому что врачей не хватало, — даже Генри Дженкинс, похожий на интеллигентную воблу, поправляя пенсне, говорил практикантам: «Внесите ягодицы Капитана, будьте так добры». Кстати, с уколами и прочими манипуляциями у Тора вначале были проблемы. Пока он не научился соразмерять свою силу. А то в первый раз, пытаясь сделать искусственное дыхание, он сломал Сашу Грей. Все лекторы — жабы! — начертал кто-то на парте, как окончательный диагноз. Снизу другая рука дописала мелким нерешительным почерком: А мисс Дженни — гусеница... Мисс Дженни была ужасно юная, худенькая, кучерявая, с тихим голосом и в очках с толстенными стеклами. На первом занятии она показалась ему школьницей, неизвестно как попавшей за кафедру. Мисс Дженни заканчивала медицинский колледж. Ее прислали преподавать сестринское дело. Она, кстати, жутко смутилась, когда он спросил, почему манекен для отработки искусственного дыхания называют Сашей Грей. Залилась краской до ушей, сняла свои очки и стала нервно их протирать. Сокурсники, конечно, заржали, как кони. Тоже, называется, собратья по скамье. Кто-то посоветовал ему загуглить, и он потом ночью загуглил. Ночь оказалась познавательной. Порнография явно была одним из величайших изобретений человечества. Порнография и гамбургеры. Зарплата у него была вчера, так что завтра перед дежурством он забежит в «Кружку пива» и съест гамбургер. Тор усмехнулся, покусал карандаш и за пару минут сложил вису: Дженкинс-учитель Вобле сушеной Подобен во всем, В одном лишь отличен: К пиву негоден. Записал ее на парте, перечитал. Его асгардский учитель изящной словесности был бы доволен. Из поэзии хулительные висы всегда давались Тору лучше всего. Прямо в середине столешницы был нарисован прямоугольник с надписью «Кнопка выключения лектора». Он вздохнул, опустил на нее ладони, уткнулся них лбом и закрыл глаза. Лекция подождет.