Mon inspiration

Шастун вползает в конференц-зал полумёртвый, едва волоча за собой ноги. На часах 8:50 утра, и он вроде как опоздал уже на 20 минут, но в зале почему-то ничего не происходит. Некоторое время Антон стоит на пороге, сонно хлопая глазами и разглядывая знакомых и не очень людей, рассевшихся вокруг, а потом замечает Оксану, машущую ему рукой, и протискивается к ней на второй ряд, бухаясь на стул рядом. Первая его реакция — утонуть в своей безразмерной толстовке и сладко заснуть прямо здесь и сейчас. В здании тепло, включён только приглушённый свет и люди вокруг переговариваются на пониженных тонах, то ли не проснувшись до конца, то ли не имея энергии вести себя громко в такую рань. — Во сколько лёг? — без предисловий спрашивает Оксана, едва взглянув на друга. — Три часа назад, — зевает Антон, утыкаясь лицом себе в рукав. — Ненавижу Шеминова. — Он же заранее предупреждал, — спорит Оксана, — да и 9 — не настолько раннее время. — Он предупредил позавчера. И 9 — очень рано, — угрюмо отзывается Антон. — Этот мудак вообще сказал мне прийти к 8:30. Оксана издаёт негромкий смешок, покачивая головой. — И правильно сделал, так ты хотя бы пришёл вовремя. Антон легонько пихает её локтём, насупившись ещё больше. Он определённо не утренний человек, даже если утро — это 11 часов, не говоря уж про более раннее время. — Ты вообще на чьей стороне? — обиженно спрашивает он. — И я так и не понял, зачем мы собрались. Ещё только начало апреля, или я опять что-то спутал? — Никто не знает, — пожимает плечами девушка, — хотя я примерно догадываюсь, в каком направлении может пойти разговор. И будь сейчас 9 вечера, Антону действительно бы стало любопытно, но сейчас грёбаная рань, поэтому он только хмыкает, складывает руки на груди и прикрывает глаза, пытаясь урвать хоть пару дополнительных минуток для сна. Но, разумеется, спать перед совещанием — провальная идея, и он понимает это сразу, как только чувствует сильный цветочный запах где-то сбоку, от которого моментально начинает чесаться нос. — Привет, Антон! Привет, Оксана! — тут же раздаётся невыносимо громкий голос, и Антону-таки приходится открыть глаза. — Привет, Вита, — здоровается он одновременно с Оксаной, быстро переглядываясь. Вита, тоже довольно давно и удачно публикующаяся здесь, всегда недолюбливала Антона по совершенно непонятной ему причине, хоть и пыталась маскировать это изо всех сил. Яркая, громкая, красивая, вечно одетая по последнему писку моды и с удовольствием показывающая всем свои идеальные ровные зубы — она была той, кому с лёгкостью удавалось очаровывать даже самых вредных и несгибаемых. Она была противоположностью Антона, который на самом деле предпочитал тишину, мог застесняться в самый неподходящий момент и любил растянутые свитера и джинсы с дырками на коленках. И будь Антон на её месте — ни за что бы не воспринимал себя как конкурента или врага, но глядя на её улыбку сейчас, он в который раз отчётливо понимает, что она фальшивая. И, к его счастью, умница Оксана тоже замечает это, уводя Виту в какой-то разговор о работе и избавляя Антона от необходимости кривляться и изворачиваться, пытаясь создать хоть какое-то подобие конструктивной беседы. Шеминов опаздывает на целых пять минут, которые для Шастуна длятся вечность, так как его сонливость медленно отступает, а на её смену приходит раздражение и желание прибить орущую рядом писательницу её же книгой. Антон ничего не имеет против любовных романов для женщин за сорок, правда. Просто прямо сейчас ему хочется использовать эти романы совсем по другому назначению и, желательно, не оставляя улик. Бодрый голос Шеминова спасает книги от незавидной участи и даёт повод Антону отвлечься, а всем остальным заткнуться. В конференц-зале собирается приличное количество человек, и теперь уже Антон начинает потихоньку заинтересовываться темой предстоящей беседы. Он точно знает, что пока вписывается в свои сроки, а значит, ничего плохого для него сегодня не случится, да и вообще в издательском доме интересные события случаются не так часто, что делает всё ещё более интригующим. По крайней мере, для Антона, а не для людей, приходящих сюда на работу каждый божий день. — Коллеги, — громогласно начинает Стас, — спасибо, что пришли. Я понимаю, что многие из вас работают удалённо, но причина для общего собрания очень веская и неожиданная. Я бы сказал, приятно неожиданная. Коротко говоря: впервые за довольно долгий срок к нам в гости направляется один из основателей нашего издательского дома, Павел Алексеевич, который уже завтра прилетит сюда прямо из Москвы. В зале раздаётся совсем не культурный свист и возгласы удивления, и люди тут же начинают переговариваться, обсуждая эту новость. Антон, как и всегда страдающий из-за своей плохой памяти на имена, поворачивается к Оксане, вопросительно приподнимая бровь. — Воля, — шепчет она, без слов понимая его. — Классный мужик. Ты его ещё не видел ни разу, у них в Москве вечно дел невпроворот, да и именно на них сваливаются все проблемы. Антон честно пытается напрячься, чтобы припомнить всё, что он слышал об этом Воле, но в итоге понимает, что или он не слышал ничего, или как всегда всё прослушал. Оба варианта заставляют его почувствовать себя неловко, так как начальство, а особенно такое, неплохо бы знать в лицо, но он действительно всегда находился только здесь под крылышком у Стаса и из-за неудачно складывающихся обстоятельств не имел шанса познакомиться с шишками-москвичами даже когда ездил туда на автограф-сессию после выхода второй книги. — Я извиняюсь, но что ему здесь надо? — без обиняков спрашивает Славик, заставляя всех умолкнуть. — У нас какие-то проблемы? Шеминов криво улыбается, качая головой. — У тебя, Слава, проблемы есть всегда. Но у нас всё в порядке. Повод более чем достойный: и у Виты, и у Антона сейчас отлично идут дела, и перед началом пиар-кампании Павел Алексеевич изъявил желание наконец-то познакомиться с нашими звёздами, а также проверить, как работают все остальные. В этом и заключается причина, по которой я вызвал каждого из вас. Не думайте, что если повод приезда начальства приятный, то можно расслабиться. Напротив. В эти дни я ожидаю от вас максимальной дисциплины и работоспособности: никаких опозданий, чересчур долгих перекуров и обедов, подорванных микроволновок и напутанной документации. Если кто-то опозорит наш филиал при Воле — мало не покажется, всем ясно? — в голосе Шеминова слышатся стальные нотки, и Антон, наверное, впервые видит его в амплуа истинного начальника и не может не восхититься. — Хорош! — шепчет он. Будто услышав это, Стас поворачивается в его сторону, цепким взглядом окидывая их компанию. — Антон, Вита, попрошу вас сейчас же зайти ко мне в кабинет. Всем остальным я проведу более подробный инструктаж по отдельности ещё раз позже. Антон тут же подрывается с места, не желая быть втянутым в беседу слишком довольной объявленными новостями Витой, кивает Оксане и протискивается в коридор одним из первых, практически сбивая с ног молоденькую сотрудницу из PR-отдела. Пробормотав невнятные извинения, он быстро доходит до кабинета Шеминова, так и оставшегося открытым, и присаживается на свой любимый стул. Он понятия не имеет, чего стоит ожидать от близкого знакомства с начальством, но особо не волнуется. В конце концов, он приносит им неплохую прибыль, не так ли? — Антон, почему ты вечно куда-то исчезаешь? — грубо перебивает его мысли назойливый голос слегка запыхавшейся Виты. — Мог бы хоть раз порадоваться и за меня, а то даже слова не сказал! Она недовольно причмокивает, фальшиво и ужасно громко вздыхает, цокает своими каблучищами по идеально чистому полу, поправляет причёску у зеркала и садится на соседний стул. Антон же и не пытается оправдаться просто потому, что не хочет. Она ему не нравится, вот и всё тут. И он сильно сомневается, что сама Вита радуется его успехам, даже если говорит она обратное. Судя по недоброму взгляду, девушка готовится высказать ему всё, что думает о его недостатке манер, но, к великой радости Антона, в кабинет размашистым шагом входит Шеминов. Стас сегодня серьёзен, как никогда, и, кажется, волнуется слишком уж сильно, но Антон не хочет лезть к нему в душу, по крайней мере, сейчас и при свидетелях, и просто легонько улыбается, показывая, что готов слушать. — Вита, Антон. На данный день — вы наши главные сокровища, — начинает он, и Антон тут же громко фыркает, зарабатывая этим два осуждающих взгляда. — Да-да, Шастун, именно так. Несмотря на то, что Павел Алексеевич в курсе всего происходящего у нас и мы с ним постоянно на связи, этот его приезд будет отличаться, уж поверьте мне. Я не беспокоюсь насчёт вашего с ним знакомства и думаю, что у вас хватит мозгов вести себя прилично и не опозорить меня, — Стас кидает многозначительный взгляд на Антона, невинно пожимающего плечами, — но у меня есть подозрения, что для его приезда есть ещё одна веская причина. Называть её сейчас я вам не буду, так как это только мои личные предположения, но запомните: если вам предложит принять участие в чём угодно сам Павел Алексеевич — вы не имеете права отказаться. Ни в коем случае. Даже если это вопрос жизни и смерти. Я понятно изъясняюсь? Антон морщится, мысленно вздыхая. Он знает Стаса слишком хорошо и не верит, что тот стал бы предупреждать их о каком-то «возможном предложении» просто так, а значит, намечается какая-то текучка, которой не удастся избежать. Антон ненавидит текучки. По крайней мере, большинство из них. Хотя бы потому, что подавляющая их часть происходит из-за тупой необходимости побыть на виду и оказаться на слуху. И Антон понимает, что для хороших рейтингов и популярности нужны не только его таланты, но и грамотный пиар, но это всё равно не приносит ему облегчения. Ему больше по душе проводить свои автограф-сессии и знать, что люди, сидящие здесь, пришли не потому, что кому-то это выгодно или их заставили, а потому, что им нравится творчество Антона, ну, а кому-то и сам Антон. И хотя бывали случаи, когда мероприятия, на которые он не питал надежд, вроде обсуждения современной литературы в доме престарелых, в итоге оказывались более чем стоящими, большинство из них заставляли его стонать и биться головой о стену. Вот честно, зачем заполнять огромный зал журналистами, которые даже не могут запомнить название его книги и пытаются в течение нескольких часов разузнать всё о его личной жизни, несмотря на прямой отказ отвечать на вопросы не по теме? А вот ради того же грёбаного пиара. И насрать, что Антону это не нравится настолько, что он даже в инстаграме ни разу не засветил что-то личное. — Шаст, ау? — в сотый раз повторяет Стас, раздражённо щёлкая пальцами. — Ты там заснул, что ли? Или так испугался? Мнение Виты я уже услышал, а ты что скажешь? Антон прочищает горло, кидая быстрый взгляд на девушку, тоже с интересом ожидающую его ответа. «Чёрт, я опять всё прослушал, — проносится у него в голове, пока он судорожно пытается припомнить, о чём был задан вопрос. — Точно, москвичи». — Эм… да, — как можно уверенней говорит он. — Я всё понял. Шеминов потирает виски и ослабляет свой галстук, откидываясь на спинку кресла. — Шастун, ты хоть когда-нибудь меня слушаешь? — без особой надежды спрашивает он. — Я понимаю, что вы, писатели, сами себе на уме, но всё-таки… Вита, притихшая рядом, подпрыгивает при слове «писатели», вставая на ноги. — Я бы попросила! — пищит она, зачем-то опять смотрясь в зеркало. — Я, в отличие от некоторых, полностью адекватна. Антон закатывает глаза, не удержавшись, и на долю секунду встречается с понимающим взглядом Стаса, который так же быстро вновь принимает серьёзный вид. — Виточка, тогда ты можешь идти. Я позвоню тебе сразу, как только появятся новости, — говорит шеф, и девушка, воспринимая эти слова как персональную награду, встряхивает волосами и эффектной походкой выходит за дверь, полностью проигнорировав Антона. — Антон, — тут же окликает его Стас, не давая снова погрязнуть в посторонних мыслях. — Постарайся сосредоточиться хотя бы сейчас, и я тебя скоро отпущу. Шастун кивает, полностью обращаясь во слух. — Я слушаю. — Я не буду тебе читать лекцию о правилах поведения в обществе, хотя сейчас мне и хочется это сделать, — усмехается Стас, жестом прося Антона воздержаться от возмущений вслух, — а не буду потому, что прекрасно знаю, насколько очаровательным и вежливым ты можешь быть, когда этого захочешь. Попросил задержаться я тебя по другому поводу. Для Виты это не играет никакого значения, потому что она печатается у нас намного дольше, да и аудитория у неё совсем другая, но вот тебе может пригодиться. У меня есть все основания полагать, что сюда прилетит не только Воля, но и какие-то его люди, все из «верхушки», разумеется. Поэтому если с тобой будут знакомиться, веди себя предельно осторожно и не упускай возможностей. Говорю просто на всякий случай. Всё-таки ты ещё довольно молод… сам понимаешь. Антон выразительно двигает бровями, приподнимая кончики губ. — Довольно молод? — переспрашивает он. — Будем считать, это был комплимент. А про «верхушку» и так было понятно. Вряд ли этот ваш Пашок поедет один в другой город. И вообще, я всегда вежлив до тех пор, пока вежливы со мной. Шеминов смотрит на него немного устало, как на любимого, но очень противного ребёнка. — Если бы я не знал, что ты был таким всегда, то подумал бы, что ты уже словил звезду, — качает он головой и тут же предупреждает. — И не вздумай называть Волю Пашком в лицо! Антон подавляет смешок, так и грозящийся вырваться наружу, пока в его голове возникает еще десяток вариантов переиначивания имени и фамилии грозы их издательства. — Да понял я, — всё же отзывается парень, наконец вспоминая, что он серьёзный взрослый человек, а это — его работа, которую он совсем не хочет потерять. — Не боись, босс, всё будет заебца. — И следи за языком! Ты писатель или кто, твою ж мать! — всё-таки не выдерживает Стас, позволяя себе чуть-чуть ругнуться, и Антон довольно улыбается, понимая, что ему удалось отвлечь того хоть немного. Они разговаривают ещё некоторое время, и Шастун проделывает неплохую работу в качестве психолога, успокаивая босса и заверяя, что волноваться не о чем. Домой он добирается на такси и только радуется этому, так как нехватка сна всё ещё остро ощущается. Едва зайдя за порог, он снимает уличную одежду и сразу бухается досыпать, решив обдумать всё услышанное чуть позже.

***

Следующий день — решающий, и с самого утра Антону не спится. Это день, когда он признается во всём Попову. День, когда его либо жестоко отвергнут, либо дадут шанс на нечто новое. Антон пытается заниматься домашними делами, но всё выскальзывает у него из рук, а мысли всё равно упрямо возвращаются к одному и тому же человеку. Шастун и близко не волнуется о своей книге, приезде начальства и всём из этого вытекающем так, как он волнуется о том, что его откажутся понять и принять. Даже сами мысли о том, что человек, которого он не знал ещё месяц назад, вдруг стал так важен, кажутся нелепыми. Потому что, серьёзно, когда это успело произойти? И почему сейчас он так нервничает? Что такого плохого он сделал, в конце концов? Посидеть на паре лекций — это не преступление, а уж учитывая то, что пару раз он даже помог преподавателю… И всё же, Антону неймётся. Зуд под кожей никак не проходит, а волосы, по которым он то и дело проводит рукой, оказываются ужасно взлохмачены. Когда он едет в универ на своей малышке, то понимает, что его последняя лекция уже прошла и после сегодняшнего объяснения шанса вернуть всё точно не будет. Если бы не Дима с Серёжей, уже запланировавшие всё, Антон бы точно развернулся домой. Дал бы себе больше времени. Сходил бы ещё на пару занятий, наслаждаясь атмосферой студенчества и любуясь профессором. Но уже поздно. И от этого грустно, немного некомфортно, но в то же время это даёт надежду. Даже если они смогут стать простыми друзьями, Антон будет доволен. Но для этого надо постараться, и так как лгать начал он — ему и распутывать. Поэтому всю дорогу он продумывает свою речь, выбирает правильные обороты, размышляет над тем, что лучше сказать сразу, а о чём умолчать. Когда Антон входит в здание универа, он обретает уверенность. Нет, он всё ещё немного нервничает в целом, тихонько перебирая браслеты на левой руке, но в его движениях и взгляде нет забитости или сомнений. Пути назад нет, поэтому он решает отдаться на волю судьбы и посмотреть, что будет. В конце концов, на Попове свет не сошёлся, и, не считая личной жизни, у Антона всё хорошо. Ему есть на что отвлечься, в случае чего. Повторяя себе это, он и сам не замечает, как доходит до места Х — лаборантской биологов. Дима с Серёжей стоят у окна, что-то обсуждая, но сразу же поворачиваются на звук открытой двери. — Фух, — выдыхает Сергей, — я уж подумал, что Попов раньше времени пришёл. — Не, эт просто я, — отшучивается Антон, стараясь не обращать внимание на предательский страх, сжавшийся в крошечный узелок где-то в его животе. — Привет, братан, — хлопает его по плечу Дима, подходя ближе. — Готов к страстям? В эфире программа «Правда и ужасы» и наш главный герой — подпольный и не совсем хороший студент, но отличный человек Антон Шастун, — торжественно объявляет он. Матвиенко усцыкается со смеху так, будто это самое смешное, что он когда-либо слышал, и Антон и сам не может сдержать улыбки. — Эй! — всё же возмущается он для приличия. — Не надо только превращать всё в шоу! Вы меня впутали, а теперь сами же и ржёте? Матвиенко отмахивается от него, хватая со стола свой энергетик без сахара и проверяя, не забыли ли они тут чего-нибудь палевного. — Да не гони, хуйня вопрос. Щас всё порешаете за пару минут и пойдём все вместе тусить. Дима, как и Антон, явно настроен чуть менее оптимистично, но тоже пытается подбодрить друга. — Да, — говорит он. — Арсений вроде как адекватный мужик, так что всё будет норм. Мы потом если что скажем, что сами не давали тебе раскрыться, он поймёт. — Конечно поймёт, это же Арс, — подхватывает Матвиенко, и в этот раз Шастуну действительно становится легче. — Всё, пошли, Димас, а то сейчас наш пунктуальный припрётся и весь план сразу коту под хвост. — Да, мы пошли, — кивает Антону Дима. — Будем недалеко, если что — кричи. — Ха-ха, очень смешно, — отзывается Антон, наблюдая, как они покидают лаборантскую, оставляя его наедине с неизвестностью и лёгким предвкушением. Несколько следующих минут Антон ходит туда-сюда, пытаясь решить, куда лучше встать или сесть. Его задача — убедить Арсения, что Серёжа, позвавший его сюда, скоро подойдёт, и вывести на откровенный разговор, пока они одни. По сути, ничего сложного, и Антон подходит к окну, опираясь руками о подоконник и в сто первый раз вспоминая заготовленную речь. Сейчас, когда ему уже нечего терять, а отказываться от разговора слишком поздно, мандраж проходит, и ему просто хочется побыстрее закончить со всем этим. Он готов на все 100% и точно знает, что ничто не лишит его уверенности. По крайней мере до тех пор, пока в его поле зрения вдруг не появляется сам Арсений Сергеевич, влетающий в лаборантскую с широкой улыбкой на лице и насвистывающий какую-то глупую песенку. Но далеко не это заставляет Шастуна обомлеть от неожиданности. Весь вид преподавателя будит ту его часть, которая находится в сонном состоянии уже слишком давно, и, хотя Антон прекрасно осознавал и раньше, что Попов — личность многогранная, а его странички в соцсетях только подтверждали это, сегодняшний его образ выбивает весь чёртов воздух из лёгких Антона, потому что увидеть такое вживую он явно не ожидал, а особенно — в университете. И мода модой, но в открытую пялясь на роскошный деловой костюм винного цвета, сидящий как влитой на Арсении Сергеевиче, а также кусочек его голой груди, по-развратному скромно открывающийся взору благодаря паре верхних расстёгнутых пуговок, Антон понимает, что тот явно намыливается куда-то после работы. И этим куда-то точно не является Пятёрочка или Ашан. — Антон? — в это же время недоумённо спрашивает Попов, растерянно останавливаясь в паре шагов от него. — А ты тут что делаешь? И где Матвиенко? Он написал, что уже тут. Шастуну сложно в этом признаться даже самому себе, но ему далеко не сразу удаётся вникнуть в смысл вопроса и сложить вылетающие изо рта преподавателя звуки в отдельные слова. И в этот момент Антон действительно жалеет, что постоянно отказывается от одноразовых перепихонов, потому что он явно чересчур озабочен и сейчас возбуждается быстрее, чем в свои шестнадцать, что, вообще-то, весьма прискорбно. — Эм… — как и всегда тянет он, пытаясь заставить мозги работать, а глаза оторваться от злосчастных пуговок, — а я тут… стою. В смысле, тоже жду Матвиенко. Или Позова. Короче, кого-нибудь. Так что… можем подождать вместе? Антону хочется избить себя в который раз, потому что это просто смешно. Он моментально проваливается на таких малейших вещах, как обычном разговоре, и не может сложить и два слова вместе, когда дело касается кого-то по-неземному привлекательного. Не то чтобы он раньше встречал кого-то, кто смог бы посоревноваться по красоте с Поповым, но от этого легче не становится. Становится сложнее. Потому что Попов, явно пребывающий в отличном настроении, солнечно улыбается ему, и не думая ругать за прогулы, и принимает предложение, подходя ближе и становясь рядом, небрежно облокачиваясь спиной о подоконник. Его глаза сегодня сверкают каким-то особенным светом, идущим изнутри, и он так близко, что Антон чувствует его тёплое дыхание на своей шее. Попов, скорее всего, и сам не осознаёт, насколько близко он придвинулся к студенту и насколько сильно это воздействует на того. — Очень хорошо, — негромко произносит Арсений, не сводя глаз с Антона. — Что расскажешь? И, боже. Это просто самый идеальный расклад ситуации. Антону даже ничего не пришлось говорить, чтобы заманить преподавателя в беседу — он и сам оказывается не прочь поболтать. Всё складывается лучше некуда, и у Антона возникает такое чувство, будто даже сами звёзды сегодня болеют за него, в то время как Антон вдруг понимает... что окончательно заболевает кем-то другим. Заболевает настолько, что прямо сейчас достигает предела своей выдержки, лжи и терпения, и больше не может оставаться равнодушным, смотреть и ничего не делать, а потом корить себя вновь и вновь. И он действует, отбросив в кои-то веки все мысли на задний план, резко и неожиданно подаваясь вперёд и мягко, но настойчиво целуя губы напротив. И Антон был бы только рад, если бы губы Попова оказались типичными мужскими губами — небольшими, чуть-чуть грубоватыми и обветренными, но нет, они мягкие и приятные, и такие по-дурацки сосательные. Одно их блядское прикосновение взрывает его тело, и разум, и душу, не давая и шанса передумать или отодвинуться, и Антон с упоением наслаждается этими мгновениями, сквозь заволоченную дымку сознания успевая отметить с толикой удивления, что ему отвечают. И пусть не очень активно, а, скорее, будто нехотя поддаваясь, но отвечают. Руки Шастуна неведомым образом оказываются на талии Попова, и он прижимает его ещё ближе к себе, не в силах остановиться и желая взять всё-всё-всё. Это прекрасно и опьяняюще, и Антон бы хотел провести так всю свою жизнь, без еды, сна и бухла, в одном только поцелуе. Он чувствует лёгкое головокружение и успевает пару раз лизнуть нижнюю пухлую губу преподавателя, совсем не соображая, что делает, когда тот наконец-то первым приходит в себя и внезапно отскакивает на пару шагов, врезаясь спиной с шкаф, наполненный банками-склянками, тут же начинающими встревоженно звенеть. Губы Антона полностью пропитаны чужим вкусом, а его пальцы всё ещё чувствуют дорогую ткань костюма под собой, и он даже не шевелится, мутным взглядом наблюдая за лицом Попова. А лицо у него чёрт возьми какое, и это, честно сказать, было бы даже забавно, не будь они тут в роли главных персонажей комедийной драмы. Арсений Сергеевич явно находится в полном шоке: он часто дышит, всё время переводит взгляд с своих потрясывающихся рук на застывшего изваянием Шастуна, а потом как-то отстранённо проводит тыльной стороной ладони по губам и тупо пялится на неё, будто что-то там выискивая. Несмотря на то, что Антон начинает приходить в себя, потихоньку ощущая накатывающий откуда-то ужас, он молчит. Потому что не знает, что сказать. Потому что не планировал всего этого и не знает, за что в первую очередь извиняться и что пытаться объяснить. Он поцеловал человека без разрешения или явного согласия, и само это уже не очень хорошо. И даже если бы он так сорвался после их разговора, когда преподаватель бы уже знал правду, это всё равно было бы катастрофой. А сейчас… у Антона леденеют пальцы при одной только мысли о том, что сейчас о нём подумают и что будет дальше. — Чёрт, — хрипло выдыхает он, с сожалеющим видом поднимая глаза на Попова. Но прежде чем он может объясниться, тот растерянно качает головой и выскальзывает из лаборантской быстрее, чем Антон вновь успевает открыть рот. — Ну пиздец теперь, — произносит Шастун в пустоту, а потом тоже вытирает губы рукой. Но это ничего не меняет. Теперь он пропитан Поповым изнутри, как бы пафосно это ни звучало. И дороги назад больше нет.