Наслаждение болью

Том не знал, сколько времени пролежал на полу, дрожа и даже не пытаясь сдерживать накатывающие на глаза слезы, которые беспрерывно текли, оставляя за собой мокрые дорожки на щеках. Все тело болело, хотя били его только по спине. Он свернулся калачиком, подтянув колени к груди. Что же с ним сделали? И для чего? Просто чтобы получить извращенное удовольствие, причиняя ему нестерпимую боль. Тому думалось, что даже если бы Крис изнасиловал его, он не был бы так раздавлен. Хиддлстон и вправду оказался вещью, которой попользовались и выкинули, как, например, бумажный пакет. Это выглядело так отвратительно, что Тома замутило, когда он представил себе мизансцену с поркой. Большего позора Том не мог себе вообразить. Теперь он не сможет смотреть людям в глаза, потому что ему будет казаться, что от этого они узнают, как Тома пороли в холодных застенках дома Хэмсвортов. От жалости к своему положению у Хиддлстона сжималось сердце и ком вставал в горле. Он задремал, уходя в мир Морфея от своих изматывающих переживаний. Из дремы его вывела мягкая девичья рука, сжавшая плечо. — Очнитесь, мистер Хиддлстон, — позвал тихий голос. — Вам нужно к себе, после такого стоит отдохнуть. Хозяин прислал меня помочь. Услышав про хозяина, Том с неохотой открыл глаза и увидел все ту же бессменную горничную. — Не желаю ничего слышать о твоем хозяине, и помощь от него мне не требуется. Уйди, оставь меня в покое, — неприязненно ответил девушке Том. — Вы должны прилечь, пойдемте, я отведу Вас в комнату, — не отступала служанка. Тут Хиддлстон вспомнил, что ожидает здешних слуг за невыполнение хозяйских повелений и сжалился над бедняжкой. — Хорошо, так и быть. Не хочу, чтобы тебя наказали из-за меня. Девушка улыбнулась: — Я уже долго здесь работаю, теперь меня не секут. Это новеньким достается. Вообще-то, сэр Хэмсворт хороший хозяин, и платит всем нам в два раза больше, чем другие господа своим слугам. Тома передернуло от этих слов. Конечно, Крис платит слугам больше, иначе они все давно бы разбежались от такого изверга. Горничная же продолжала болтать, принявшись развязывать Тому руки: — Вы ведь наш новый управляющий? Значит, мы будем Вас слушаться, да? Может, хоть Вы приведете в порядок имение, тут все в ужаснейшем запустении… — Не хочется тебя разочаровывать, но я не останусь. Возвращаюсь в Лондон, — прервал Хиддлстон девичье щебетание. — А хозяин отпустил Вас? — немного испуганно спросила горничная, покончив со сложным веревочным узлом. — Почему ты спрашиваешь? — удивился Том. — Ой, Вы же ничего не знаете! — воскликнула служанка и достала из кармана передника ключ, очевидно, отпирающий замок на ошейнике. Поворачивая ключ, она загадочно, понизив голос, проговорила: — Оставайтесь до следующего утра и сами все поймете. Ошейник снят, руки свободны — можно было идти. Неудавшийся управляющий с трудом поднялся на ноги. Девушка тут же подхватила его за талию, поддерживая, и повела прочь из темницы. Дорогой Том выяснил, что ее зовут Кэти, что родом она из Бристоля и работает на Криса с того самого момента, как он поселился здесь. Мог бы узнать и больше, но идти оказалось не слишком далеко. В комнате Кэти усадила Тома в кресло, а сама шмыгнула в ванную. С минуту оттуда доносилось позвякивание стеклянных пузырьков, лилась вода и что-то шуршало. Девушка вернулась, держа в руках тазик с водой, полотенце и две бутылочки из зеленого стекла. Развернув Хиддлстона спиной к себе, она начала смывать мокрым полотенцем подсохшую кровь, аккуратно водя вдоль неглубоких, но болезненных шрамов. Том даже не заметил во время порки, да и после, что у него текла кровь. А теперь оказывается, ее выступило так много, что горничная потратила не меньше получаса на то, чтобы стереть всю, постоянно меняя воду в тазу и не жалея полотенец. Когда кожа спины очистилась, начался самый неприятный этап — необходимо было обеззаразить раны при помощи спирта, находившегося в одном из двух пузырьков, принесенных Кэти. Во время процедуры они не разговаривали; болтушка Кэти притихла, сосредоточившись на порезах и на том, чтобы причинить как можно меньше боли Тому, который только шипел сквозь зубы, когда спирт соприкасался с пораненной кожей. Наконец, покончив со спиртом, девушка взялась за второй пузырек — с заживляющей мазью. Ее руки, чуть массируя, втирали мазь, и Том позволил себе немного расслабиться. Видимо, Кэти почувствовала это, потому что заговорила снова: — Все-таки жалко, что Вы уедете. Похоже, Вы хороший. Может, даже смогли бы защитить новых слуг от битья… Хотя постойте! Когда Вы хотите ехать? Том понятия не имел, сколько времени он провел в темнице и который сейчас час, чтобы ответить на этот вопрос. Заметив часы, он бросил взгляд на стрелки — три утра. — Хорошо было бы уехать до обеда, — сказал ей Том, обдумывая, сколько времени ему потребуется на сборы. — Вы же не сможете уехать сегодня! — Но почему? — с недовольством спросил Хиддлстон. Неужели придется задержаться в этом проклятом месте, рискуя в любой момент встретиться со своим мучителем? — Вечером хозяин посылал Генри, сына садовника, на почтовую станцию — отправить письмо в Лондон. Генри вернулся и сказал, что из-за дождей все дороги размыты и «грязи столько, что ни один кэб не проедет», — поведала Тому горничная. — Наверно, Вам придется остаться хотя бы на день. Заодно посмотрите на гостя сэра Хэмсворта. — И какое мне дело до чужих гостей? — не понял мужчина. — О, поверьте, Вам будет интересно взглянуть, — нагнетала тайну Кэти, не говоря ничего конкретного. Она уже закончила с мазью и теперь готовила Тому постель. После всех процедур тот почувствовал себя чуть лучше, по крайней мере, физически. На душе же по-прежнему было тошно от перенесенного унижения. Сейчас ему хотелось лечь в кровать и забыться сном без сновидений, давая отдых настрадавшемуся телу. Его новая знакомая, видимо, тоже это заметила. Взбила подушки в последний раз и подошла к Тому, который все еще сидел к ней спиной, не желая, чтобы девушка видела его лицо. Кэти тихонько тронула мужчину за плечо и сказала, что постель готова. Хиддлстон кивнул в знак того, что слышал ее. Очевидно, желая утешить Тома, горничная немного робко произнесла: — Не переживайте так. Ведь ничего ужасного не случилось. У Вас даже шрамов не останется, я хорошо все обработала. Том горько усмехнулся: откуда простой девушке понять силу пережитых им моральных страданий. Его, взрослого мужчину, аристократа — пусть и разорившегося, но все же — высекли, будто он был безродным мальчишкой, стащившим пару яблок из хозяйского сада. Мало того, еще и посадили на цепь как животное. Ни разу в жизни он не испытывал подобного стыда. Но Кэти позаботилась о нем, не по приказу, а от всей души, и поэтому Том поблагодарил ее: — Спасибо тебе за доброту и помощь. Ты очень хорошая девушка, Кэти из Бристоля. — Не стоит благодарности, мистер Хиддлстон, — смутилась та. — Я, пожалуй, пойду, а Вы отдохните как следует. С этими словами горничная вышла, неслышно притворив за собой дверь. Том посидел в кресле еще несколько минут. Ему вообще не хотелось двигаться, но усталость брала свое — он потихоньку засыпал. Почувствовав, что сейчас уснет прямо в кресле, Хиддлстон перебрался в кровать. Там он натянул одеяло повыше, повернулся на бок и провалился в тревожный, полный смутных видений, сон.