Наслаждение болью

Когда он вошел в гостиную, ноги его заледенели. Но Том терпел, не желая показывать Хэмсворту свою слабость. Остановившись на пороге, он замер, не решаясь пойти дальше. Хозяин дома сидел на небольшом диване, который стоял боком к зажженному камину и неспешно листал свежую «The Daily Telegraph». Услышав шаги, Крис оторвался от газетных страниц и взглянул поверх них на замявшегося Тома. Хиддлстон встретился с ним взглядом, и дрожь прошла по его коже. В голубых глазах он отчетливо видел приказ. Крису даже было необязательно озвучивать его, но Хэмсворт все равно сказал негромко и отчетливо: «Подойди». Как в тумане, Том пошел к диванчику. Он не понимал, отчего даже не попытался хоть немного сопротивляться, не помедлил хотя бы несколько секунд. Просто безропотно шагал, повинуясь властному голосу, и ни о чем не думал. — Хорошо, — похвалил его Крис. — Теперь разденься. После этих слов нашедшее на Тома наваждение будто рассеялось, и реальность предстала перед ним во всей своей неприглядной красе. Сейчас ему придется обнажиться на глазах у малознакомого мужчины, и вряд ли все ограничится только этим. А он не может ничего сделать, кроме как исполнить повеление Криса. От сознания собственного бессилия на глаза наворачивались злые слезы, которые Том сдерживал из последних сил, чтобы не доставить Хэмсворту удовольствия видеть его переживания. Непослушными пальцами Хиддлстон вцепился в верхнюю пуговицу сорочки. Казалось, весь его организм сопротивлялся происходящему: руки дрожали, а пальцы будто задеревенели. В конце концов, Том попросту оторвал злосчастную пуговицу, и та с легким стуком тут же закатилась куда-то под ноги Крису. Хэмсворту явно не понравилось случившееся, потому что он недовольно глянул на Тома, а затем сказал: — Не нужно портить мои вещи. Будь аккуратнее. Это понятно? — Да, хозяин, — кивнул ему Хиддлстон, понимая, что не стоит будить зверя своими бесполезными возражениями. — Тогда продолжай, — не стал тратить время на лишние разговоры Крис. Том кое-как справился со страхом, по крайней мере, руки у него больше не тряслись. Остальные пуговицы он расстегнул без проблем и снял рубашку, оставшись раздетым по пояс. Не успел Том сделать этого, как почувствовал на себе изучающий взгляд Хэмсворта, который скользил по его торсу. Хиддлстон скосил на него глаза: Крис откинулся на спинку дивана и выглядел довольным, как большой кот, собирающийся сожрать загнанную в угол мышь. Подошла очередь брюк, и Том с трудом заставил себя стянуть их. Теперь он был полностью голым, и ему отчаянно хотелось прикрыться чем-нибудь, чтобы похотливый взор его мучителя не шарил по телу так откровенно. Но вместо этого Хиддлстону приходилось молча стоять, ожидая новых указаний. Без одежды стало значительно холоднее, и по коже побежали мурашки. Камин хоть и горел, но явно не справлялся с обогревом немалых размеров гостиной комнаты. К чувству холода вскоре добавился нестерпимый стыд, когда Том понял, что находится обнаженным перед полностью одетым хозяином дома. Это заставляло его ощущать себя ниже Криса по положению. Вообще, конечно, так оно и было, и отсутствие одежды тут вовсе не при чем. Просто без нее статус подчиненного воспринимался особенно остро. Тем не менее, Хиддлстон отлично осознавал, что нужно привыкать к этому так же, как и к тому, что теперь он — его господин, который сейчас, ничуть не стесняясь, разглядывал своего раба и только что не облизывался, очевидно, предвкушая множество приятных мгновений, которые тот ему подарит. Прошла пара минут, прежде чем он нахмурился и выжидающе посмотрел на Тома. Хиддлстон поначалу не сообразил, что от него требуется. Затем вспомнил предписания насчет своего поведения, глубоко вдохнул, как будто собирался нырнуть в воду — хотя точнее в такой ситуации было бы сказать «броситься в омут с головой» — и преклонил колени перед Крисом, признавая его право владеть им. Тот принял его поступок словно нечто само собой разумеющееся и всего лишь чуть приподнял уголки губ в некоем подобии улыбки, таким способом давая знать, что удовлетворен поведением Тома. Через несколько мгновений Хэмсворт произнес: — Сядь у меня в ногах так, чтобы я мог коснуться тебя. Хиддлстона удивил подобный приказ, ведь он ожидал, что Крис будет заставлять его делать отнюдь не такие невинные вещи. Том, не вставая, подполз ближе к своему хозяину и сел у его ног, касаясь головой коленей Криса. Сидеть на полу оказалось холоднее, чем просто стоять раздетым, и Том стал мерзнуть сильнее. Он решил сказать об этом Хэмсворту, посмотрел на него, поднимая голову, и робко вымолвил: — Я замерз, сэр. — Разве я разрешал говорить? — вскинул брови Крис. — Меня не волнует, что тебе холодно, пока это не критично для твоего здоровья. Терпи. А за болтовню тебя ждет наказание. Вечером я буду карать тебя за все проступки, совершенные в течение дня. И этот — первый из них. — Как скажете, хозяин, — опустил голову Том. — Так-то лучше, — хмыкнул Хэмсворт, вновь принимаясь за чтение открытой на середине газеты. Держа «The Daily Telegraph» правой рукой, левую он опустил на склоненную голову Тома, начав перебирать пальцами его чуть спутанные кудри. Хиддлстон был ошарашен подобным поведением: он ждал битья, а вместо этого получил неожиданную ласку. Том всегда любил, когда его гладили по волосам. Так делала в далеком, уже полузабытом детстве бабушка, и действия Криса пробудили в нем те воспоминания. Конечно, мужские цепкие пальцы совсем не походили на заботливые старческие, да и добивался этим Хэмсворт совершенно иного, нежели старая миссис Хиддлстон, но все равно Тому было приятно. Крис массировал кончиками пальцев кожу головы и иногда, будто невзначай, касался скрытой под кудряшками шеи. Сам обладатель кудрявых волос прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями и стараясь забыть о том, кто дотрагивается до него. Том понимал, что ласка эта с немалой долей унижения: его гладили как домашнее животное, или даже как какого-нибудь уличного кота, до которого снизошел случайный прохожий. Но, тем не менее, Том принимал ее и был сейчас тем самым бродячим кошачьим: льнул к человеку и почти что терся об ноги, не желая, чтобы тот прекратил ласкать его. Поглаживания продолжались уже с четверть часа, когда Хиддлстон, сам не веря своим ощущениям, заметил, что начинает возбуждаться. Ничего неожиданнее и неуместнее возбуждения в данный момент и быть не могло. Самое главное заключалось в том, что Том не представлял, откуда оно взялось. Ничего эротичного в ситуации он не находил. Полулежать нагим на полу, валяясь в ногах у мужчины, и подставляться под оскорбляющие человеческое достоинство ласки — что в этом могло быть приятного? И все равно возбуждение не проходило, а наоборот, лишь усиливалось c каждым прикосновением к его волосам. Само собой, это не укрылось и от взгляда Хэмсворта, который как раз закончил листать газету и посмотрел вниз, на обнаженного Тома у своих ног. Непросто было нагишом скрыть от чужих глаз наполовину вставший член, и Хиддлстон даже не пытался сделать этого. Впрочем, Крис нисколько не удивился такой его реакции на свои действия. Он просто удовлетворенно хмыкнул и велел Тому лечь перед ним на спину. Тот подчинился, вытягиваясь на полу вдоль дивана, не зная, чего ему ожидать и выглядя немного напуганным от этого чувства неизвестности. — Умница. А сейчас начинай ласкать себя, — скомандовал Хэмсворт. Слова эти отчего-то поразили Тома. Конечно, он понимал, что его собираются использовать для удовлетворения похоти и даже ждал этого, как только вошел в комнату. Но тогда Крис удивил его странной лаской, и Хиддлстон забыл о том, для чего он здесь. И вот все встало на свои места: Том послужит Хэмсворту очередной игрушкой для его грязных развлечений. До настоящего момента он хоть и знал об этом, но будто бы не принимал всерьез, надеясь непонятно на что: то ли на доброту Криса, то ли на свою эфемерную возможность избежать такой незавидной участи. Ни того, ни другого не существовало, и Том как никогда ясно увидел это. Первым его намерением было подняться с пола и встать; он уже потянул вперед руки, когда Хэмсворт поставил обутую в ботинок черной кожи ногу прямо на его живот, придавливая к паркету. — Лежи смирно и делай, что говорят, — пресек его попытку сопротивления Крис. Том вспомнил о возможном наказании за непослушание и подумал, что заниматься самоудовлетворением далеко не самое плохое, что от него могут потребовать и не стоит упираться. Помедлив с минуту, он все-таки положил руку на свой пах, принимаясь неспешно поглаживать себя. Хиддлстон ожидал, что возбуждение пройдет от испытываемой им неловкости, но этого почему-то не случилось. А когда он поглядел на Криса, его сразу же бросило в жар: в обычно холодно-спокойных как северное море глазах Хэмсворта сейчас бушевал шторм из страсти, похоти и желания обладать. Ни разу в жизни никто не смотрел на Тома так. Под взглядом Криса он ощутил нарастающее томление внизу живота, член его полностью окреп, и Том задвигал по нему рукой, не отрывая глаз от лица хозяина. Хиддлстон, по большей части, получал наслаждение не от движений собственной руки, а от того, как смотрел на него Крис. Он так и не убрал ногу, продолжая вжимать его в пол, и это только добавляло некой остроты в ощущения. В комнате воцарилась тишина, разрываемая лишь ровным дыханием Хэмсворта и хриплыми, понемногу срывающимися на стоны, вздохами Тома. Крис не скрывал, что вожделеет его, и сей факт оказался неожиданно приятным. Нарастающее удовольствие затуманивало разум Хиддлстона — он уже не размышлял о своем стыде и порочности происходящего, лаская себя все быстрее, стремясь к блаженству, которое способна даровать лишь плоть. Крис же рассматривал его, взмокшего от пота и слегка дрожащего, не сводя заинтересованного взгляда. Том продолжал глядеть ему в глаза и позволил себе прикрыть их, только когда почувствовал приближающийся оргазм. Через несколько мгновений он, издав короткий вскрик и сотрясаясь всем телом, утонул в остром наслаждении. После Том лежал недвижно, постепенно приходя в себя. Голова его, ставшая приятно легкой в моменты оргазма, снова заполнялась мыслями. Приходило осознание случившегося, и это заставляло его желать провалиться сквозь землю прямо на том месте, где он сейчас лежал. Том позволил себе кончить на глазах у другого мужчины, бесстыдно удовлетворяя самого себя и залив семенем свой живот. Ему казалось, что от понимания глубины собственного падения он покраснел с головы до пят. Смотреть на Хэмсворта он и вовсе боялся, ожидая увидеть на его лице брезгливость и презрение. Тут Том вспомнил, что вообще-то это Крис заставил его проделать с собой такое и все-таки решился взглянуть на него. Хиддлстон вскинул голову и с вызовом уставился на Криса. Впрочем, долго это не продлилось: Том быстро понял, что он не в том положении, чтобы выказывать гордость — ведь Хэмсворт только что стал свидетелем его унижения — и потупил взгляд. Но этой пары секунд все равно хватило для того, чтобы Том смог посмотреть в глаза Криса и разглядеть, что вместо шторма в них опять царит полный штиль — на место страсти вновь пришли спокойствие и легкая отстраненность от внешнего мира. В этот момент Хиддлстон решил для себя — он желает еще когда-нибудь увидеть бурю во взгляде Криса и готов ради этого на поступки, которые раньше счел бы непозволительными. Ему не хотелось прямо сейчас думать о том, почему тот, кто принуждает его заниматься отвратительными вещами, вызвал у него такие чувства. Он разберется с этим позже, когда будет время поразмышлять. Том провел еще несколько долгих минут на полу, прежде чем ему было позволено встать. Оказавшись на ногах, Хиддлстон почувствовал в полной мере насколько замерз, и по его телу побежали мурашки. Крис сжалился над ним и разрешил одеться. Он по-прежнему сидел на диване, следя за Томом холодными, застывшими словно лед, глазами. Хиддлстон потянулся за одеждой, валяющейся в ногах Криса, и успел заметить его вставший член, натягивающий дорогую ткань брюк. Непроизвольно с губ Тома сорвался вопрос: — А как же Вы?.. — Похвально, что ты уже начал заботиться о моем удовольствии, — хмыкнул Хэмсворт с усмешкой. — Не переживай, у тебя еще будет множество возможностей доставить его мне. Теперь же ты свободен до вечера и волен заняться, чем пожелаешь, ступай, — велел ему Крис. Хиддлстон вздрогнул от предстоящих перспектив, застегивая последнюю пуговицу сорочки, и поспешил выполнить самый безобидный из приказов своего хозяина, удаляясь отдыхать в предоставленную ему для этого комнату.