Welcome to «Barrio»

Алессандро нравится Нику. Но не очень. От его вида сердце не начинает отбивать чечетку, в животе нет пресловутых бабочек. Алессандро нравится Нику. Но не сильно. Ровно настолько, чтобы терпеть его присутствие рядом, пить с ним кофе и перекуривать. Алессандро нравится Нику. Но не то чтобы прямо нравится... – То, что я с ним живу, еще ничего не значит. И то, что спим вместе, тоже. Ну, в одной кровати. Ну и не только в этом смысле. Все равно это ничего не значит. Даже если оно случалось более одного раза. Не делай такое лицо, Фабри, я всего лишь хочу быть уверен. Фабри давится вином и немного виной за то, что где-то не углядел за этим парнишкой. Ник сидит у него с шести вечера, сейчас уже одиннадцать, и он пьян. И влюблен. И напуган. Но больше пьян. Моро, к своему сожалению или счастью, ничего из этого с ним не разделяет в полной мере – не двадцать лет, не ветер в голове, не новая печень. Тем временем Ник продолжает разглагольствовать о позерстве, рубашках цветастых, о руках сильных, улыбках белоснежных, глазах красивых... – Он сволочь. Редкостная. Аж зубы сводит, как хорош. И кожей, и рожей, как говорится. Ух, видеть бы не видел. Каждое утро. Рядом. Фабрицио не знает, смеяться ему или утешать, потому еще отхлебывает и старается изобразить понимание – его максимум и необходимый минимум, чтобы продолжить вечер. Почти что ночь. Так и до утра дойдет. Ник рассказывает обо всем в красках, с придыханием, жестами широкими показывает, где и что поперек у него стоит. Без пошлостей. Вся некультурщина происходит, когда во втором часу к ним выходит Эрмаль и не менее ярко расписывает, куда кому идти и каким образом быстрее дотуда добираться. Следующие полчаса растрачиваются на ругань. В сухих итогах: один с валерианкой, второй с бутылкой, третий с мигренью. – Бицио! Может, мне съехать? А то я здесь явно лишний! – не унимается Мета. – Да ушел я уже, истеричка! – орет Морикони из коридора и хлопает в подтверждение дверью. Моро вздыхает – никогда не было и вот опять сцепились. *** Нику в столь позднее время по-хорошему бы до дома дойти, в кроватку лечь, глазки закрыть и ждать похмелья. Но дома у Ника Алессандро, а в руках полусладкий компромат сегодняшнего вечера – значит, сначала надо избавиться от улик. Избавление происходит медленно, с толком, смыслом и расстановкой, а в голове все крутятся рубашки цветастые, руки сильные, улыбки белоснежные и взгляды-взгляды-взгляды. Никколо каждым миллиметром тела их перманентно ощущает. Как прикосновения. Как поцелуи. Как горящие от возмущения щеки – не об этом он думать собирался. Но раз никто не знает, то ладно, простительно. Непростительно – домой в три часа ночи приползать. Морикони это понимает, потому в студию прокрадывается на цыпочках, тенью по стеночке, молясь и крестясь, чтобы наверняка... Его заметили, конечно же. Алессандро не спит, по выражению его лица понятно – не тем богам молился о помощи. По крайней мере, можно теперь свет включить, чтобы не в темноте рыться по шкафу. – Был - у Фабри, пил - вино, ругался - с кудрявым, послали - нахуй, пришел... Полагаю, по адресу... Але шутку мимо пропускает, но мысленно отмечает прислать какой-нибудь подарок Эрмалю. За содействие, так сказать. –... сейчас пойду в ванную, не ворчи. Да, кажется, он не особо и возражал. Хотя у него один взгляд всех слов красноречивее, что аж не по себе становится. Никколо старается максимально потянуть с возвращением – дважды помыться, трижды зубы почистить, шлейф алкогольных ароматов сильнее подсбить – лишь бы с Але не встречаться подольше. Но часы предательски показывают, что прошло минут пятнадцать от силы, а причин задерживаться больше нет. Так же аккуратно, тихо, как ребенок провинившийся, Ник сразу проскальзывает в постель и делает вид, что очень устал, потому что в его случае «провинившийся» имеет в основе «вино», а не вину. Алессандро выключает ноут, гасит свет, забирается под плед, отворачивается и будто бы тоже устал. Только вот Никколо не устал, по крайней мере, не так, чтобы уснуть, не потерзавшись мыслями о насущном. Он неугомонно ерзает, что впору отдать должное терпению Але, который не спит исключительно потому, что ждет, когда Морикони заговорить решится. Тот, впрочем, ожиданий не обманывает. – Спишь? – Нет. – Можно кое-что спросить? Алессандро еле сдерживает вздох облегчения. Вместо этого он поворачивается, чтобы профиль Ника видеть, пальцы заломанные, губы закушенные, брови нахмуренные. – Конечно. – Точно? Сейчас уже поздно, а вставать рано... – Просто спроси. – Я тебе все еще нравлюсь? – Да. – Даже если поздно домой прихожу? – Да. – Даже пьяным? – Да. – И даже толстым? – Ник, ты не... – осекается, – ты мне будешь нравиться любым. Тактический ход конем, шах и мат. Морикони выдыхает, удовлетворенный ответами, и разворачивается к Але, чтобы случайно столкнуться взглядами и забыть вдохнуть. А потом вспомнить о руках сильных, мышцах подкачанных, улыбках белоснежных и задохнуться окончательно. Алессандро нравится Нику. *** Часами ранее в другой квартире, в другой постели: – Эрмаль, ответь, пожалуйста, чем мы тебе помешали? Ты спать не спал, а мы не так шумели, чтобы от марафона сериалов отвлекать. У мальчишки сложная жизненная ситуация, а ты его... – Бицио, он никогда не научится принимать решения, преодолевать трудности и улаживать проблемы, если продолжит плакаться и отсиживаться за твоей спиной. К тому же, я негативно отношусь к тому, что ты потворствуешь детскому алкоголизму... – Этот Махмуд предложил тебе бесплатные обеды, если ты согласишься выгонять от нас Никколо? – Да. И еще сказал, где одежду покупает.