***
Даже после шести лет работы с вампирами доктор Уэс Максфилд продолжал оставаться законченным материалистом. Существование сверхъестественного не только не подорвало его почти фанатичной веры в науку, но напротив – укрепило её. Ведь благодаря работе в «Augustine» он смог осознать одну простую вещь, ускользавшую от понимания других учёных – в вампирах не было ничего сверхъестественного. Они существовали не вопреки законам природы, как думали многие, а в строгом соответствии с ними. Просто им удалось немного расширить границы своих физических возможностей за счёт потребления чужой крови. Только и всего. К тому же их сила, скорость и регенерация были уравновешены жесткой аллергией на вербену и непереносимостью ультрафиолетовых лучей, как при тяжёлом случае порфириновой болезни. Необычно, но не сверхъестественно. По крайней мере так думал доктор Уэс. Для него вампиры были не богопротивной нечистью из старинных преданий, а просто разумными хищниками. А потому и бороться с вампирами он предпочитал не народными средствами вроде осинового кола и вербены, а с помощью всё той же науки. Уэс был первым из учёных «Augustine», кто предложил использовать исследования в области биохимии для сокращения популяции кровососов, и первым, кто добился реальных успехов в этой области. До него все эти так называемые учёные не придумали ничего лучше, как травить подопытных всё новыми токсинами, раз за разом отмечая их абсолютную неэффективность. Ему же удалось создав «сыворотку потрошителя», которая могла заставить вампиров питаться друг другом и, в конечном итоге, полностью истребить их вид. Просто, изящно и без лишних хлопот. Именно так полагалось действовать истинному учёному, а не заниматься всякой ерундой в попытках понять, по каким законам функционируют тела этих существ, открыв, таким образом секрет их потрясающей регенерации и долголетия. Многие из тех, кто работал в «Augustine», грезили об этом, но Уэс оставался верен традициям своей семьи и не искал жизни за пределам и отпущенного ему срока. Нет, как и большинство членом Семей Основателей он преследовал более благородную цель, надеясь, что изобретённая им сыворотка защитит невинных людей от вампиров. А тот факт, что в случае успеха он так останется безызвестным героем и не сможет даже опубликовать результаты свои исследований и получить признание в научных кругах, не беспокоил мужчину. Ему было было достаточно возможности экспериментировать над сверхъестественными созданиями. Однако, даже будучи убеждённым материалистом Уэс Маскфилд признавал существование так называемых «чёрных дней», когда любое происходящее событие – не важно было ли о но хорошим, плохим или нейтральным, не вызывало ничего кроме тоскливого омерзения. Люди свободных профессий в такие дни старались «залечь на дно», отменив все встречи, а по возможности и вовсе сведя к минимуму любые контакты с внешним миром. Но у доктора Максфилда такой возможности, к сожалению, не было, а сложившаяся ситуация делала его состояние и вовсе непереносимым. Странники, обещавшие защитить его от парочки одержимых местью вампиров, перестали отвечать на звонки, а единственное безопасное убежище, в котором он мог бы укрыться и продумать план дальнейших действий, оказалось захвачено проклятыми кровососами, которые, по видимому, пробрались сюда пока он отсутствовал. Распахнув дверь особняка Уэс и так уже находился на грани паники, а обнаружив, что в его отсутствии кто-то воспользовался потайным люком в подвал, едва смог удержаться от позорного бегства. Лишь фамильная гордость удержала его на месте, не позволив сбежать прочь с воплями. Несколько минут он колебался, стоя над люком и не решаясь спуститься в лабораторию, но потом всё же пересилил себя и подавил страх. Кем бы ни были злоумышленники, осмелившиеся войти в святая святых для любого учёного, им предстояло горько пожалеть об этом. Ведь они пришли на его территорию, каждый дюйм которой был напичкан опасными для вампиров вещами. Ему достаточно было добраться до одной из гранат со сжиженной вербеной и всё – конец. У врагов не будет и шанса. С этой мыслью блондин решительно поставил ногу на лестницу, начав, наверное самое длинное в жизни путешествие. Чтобы преодолеть эти двенадцать ступеней, отделявший первый этаж, от подвального Уэсу понадобилась вся его храбрость. Доктор то и дело останавливался, прислушивался к доносившимся снизу голосам и пытаясь понять – не обнаружили ли они его. Восприятие вампиров было обострено, как и у всех хищников, а потому они с лёгкостью заметили бы его присутствие, если бы не были заняты каким-то оживлённым спором. К тому же пропитавший лабораторию запах реактивов мешал им учуять его, а потому у мужчины оставалась надежда подобраться к ним незамеченным. Достать гранату и покончить со всем, распылив вербену в замкнутом помещении. Спустившись, Максфилд стиснул заряженный вербеной шприц, который с некоторых пор всегда носил в кармане своего халата, и, стараясь производить как можно меньше шума, направился в лабораторию. Не смотря на опасения, никто так и не заметил его и учёный смог по добраться вплотную к дверям и заглянуть внутрь, через щель между их створками. Там обнаружилась умиравшая от старости Кэтрин Пирс в компании своей психованной дочери и незнакомого Уэсу парня, которого эти двое, каким-то образом, уговорили помочь им. А теперь они, по всей видимости, пыталась спасти бывшую вампиршу от смерти, совершенно игнорируя тот факт, что её старение было естественным процессом. Её тело сейчас «навёрстывало» упущенные годы и это нельзя было обратить вспять. Впрочем, наивность этих троих играла Уэсу на руку. Они так громко спорили, взвешивая все «за» и «против», что он смог добраться до одного из столов и достать гранату. Он думал, что победил, а потому оказался не готов к тому, что незнакомец разоружит его. Каким-то непостижимым образом этот парень успел преодолеть разделявшее их расстояние и вырвать гранату у него из рук. Не всякий вампир был на такое способен, а потому Уэс, даже опешил в первую секунду, ощутив чьи-то руки, сжавшиеся на отворотах его халата. Незнакомец же легко приподнял его над полом и явно собирался зашвырнуть подальше, оглушив таким образом, но в последний момент передумал. Глаза его округлились, а лицо побелело и приобрело такое выражение, словно он увидел призрака. Эдди? Эдди Тоун? Но как...что ты здесь делаешь? – первые несколько секунд юноша выглядел растерянным, но потом быстро отпустил его, и бросился ему на шею. – Подожди? Как такое вообще возможно? Ты же умер. Тебя не должно быть здесь. Уэс плохо разбирался в людях, однако незнакомец не скрывал своих чувств. Он был весь как открыта книга и даже человек, который большую часть жизни провёл в лаборатории, смог понять, что в нём видят давно потерянного друга. И это было тревожно. О чём вы говорите? Я не знаю вас! – отшатнулся от него Максвелл – И вообще, убирайтесь из моей лаборатории! Все вы! Ты не Эдди? Кто ты?– теперь странный гость выглядел обескураженным и, одновременно, немного смущённым. Видимо от мысли, что полез обниматься к незнакомому мужчине. Было бы смешно, если бы этот непредсказуемый псих не был таким пугающим. Знаешь его? – вступила в разговор Надя, всё это время не отходившая от постели матери и не проявлявшая к происходящему никакого интереса. Видимо она решила, что такая мелкая сошка как доктор Максфилд не стоит её внимания. Какое неуважение. Думал что знаю, но он просто… очень похож на одного моего друга,– ответил шатен отступив на пару шагов и обернувшись в её сторону. – Он погиб из-за меня... точнее погибнет в мае следующего года. Вот я и подумал, что это может быть он... Надя слушала его с видом «я что, похожа на ту, кому не всё равно», а Уэс прикидывал успеет ли вогнать в него шприц с вербеной и добраться до гранаты прежде, чем Надя оторвёт ему голову. По всему выходило, что шансы у него не такие уж и плохие, однако претворить с вой план в жизнь доктору не удалось. За дверями лаборатории раздался глухой звук, напомнивший низкий стон. Вы слышали это?! – испуганно воскликнул Уэс, пытаясь обернуться к выходу... но не успел. Он почувствовал сильный удар в грудь и услышал треск ломающихся костей. Взглянув вниз, мужчина увидел когтистую руку, пробившую его тело насквозь и свою кровь, льющуюся на кафельный пол. Боли не было, лишь наплыв темноты поглотивший, окружающий мир. Уэс Максфилд умер прежде, чем коснулся пола, а его убийца, как ни в чём не бывало, перешагнул через окровавленный труп, издав угрожающее рычание. При этом его истощённую фигуру, затянутую в обтягивающий костюм из чёрной кожи, окутало яростное буйство багровых молний. Шипящие и потрескивающие словно ядовитые змеи, они возвестили явление Чёрного Флэша. Злейшего врага всех Спидстеров.Глава 6. Distorted Time Line.
15 февраля 2020 г. в 14:42
Едва то, что спасший её незнакомец назвал «тёмной материей», попало ей в кровь, как Кэтрин сразу же ощутила сильное жжение. Место укола горело так, словно её шею прижгли калёным железом, и боль эта не проходила со временем, как положено было нормальной боли. Наоборот – стремительно распространялась по всему телу. Ощущение было такое, словно впрыснули камфорный спирт в вену. С трудом подавляя желание закричать бывшая вампирша с тревогой посмотрела сначала на дочь, невесть зачем взявшую всё в свои руки, а затем и на загадочного парня, который утверждал, что спасёт её, но пока что сделал только хуже.
Отчитав Надю за самоуправство Кэтрин хотела обратиться к Барри, но осеклась, увидев что, сосуды светятся у неё под кожей. Распространяясь по кровотоку тёмная материя словно наполняла их огненным светом. Боль была обжигающей, но вместе с ней накатывала и слабость, становившаяся сильнее с каждым ударом сердца. А через несколько секунд, девушка, выражаясь языком наркоманов, словила трип*. Яркие галлюцинации наяву. Видения прошлого, искажённые под необычным углом. Потому что теперь, во все важные моменты своей жизни Кэтрин видела рядом несносного Барри Аллена, вечно мчавшегося куда-то с быстротой молнии.
В первый раз он появился роковым утром 1490, когда она узнала, что беременна. По прошествии времени многие её воспоминания потускнели и истёрлись из памяти, словно изъеденные сыростью фрески, однако Кэтрин отчётливо помнила, как снедаемая подозрениями, обратилась за помощью к бабушке. Многие в деревне, и отец в том числе, называли её ведьмой, но мама настаивала, что бабушка была обычной женщиной, неплохо разбиравшейся в травах и владевшей парой целебных приёмов, унаследованных от предков-Странников. Например, она могла вылечить лихорадку или принять ребёнка, сохранив жизнь его матери.
Селяне уважали старую знахарку и приходили к ней за помощью и советом даже не смотря на суеверный страх. Та же считала своё ремесло непритязательным, и не связывала себя со сверхъестественными силами. Предоставленная самой себе, эта одарённая женщина жила на краю деревни, куда Катерина и направилась, выскользнув поутру из дома. Опасаясь отцовского гнева она решила действовать тайно, под покровом предрассветных сумерек. Солнце ещё не встало, и белёсая мгла тумана превращала деревья в толпу призраков, теснившихся вокруг. Затянутое комками туч небо сочилось дождём,заставлявшим ветви придорожных кустов подрагивать под колючими ударами капель. Стебли полыни, голубоватыми пятнами выделявшиеся на фоне влаги земли, словно безмолвные караульные взирали на девушку, одиноко прокладывавшую путь по извилистой тропке уводившей к самому краю леса.
Добравшись до старого, бревенчатого дома, хитро спрятанного среди раскидистых деревьев, Катерина робко постучала в дверь. Нет она не боялась бабушку подобно другим жителям деревни, но предчувствуя, что добром её визит не кончится, и с трудом превозмогала малодушное желание повернуть обратно. Сбежать, сделав вид, что ничего не было и спрятаться от своих проблем.
Но стоило Петровой сделать шаг назад, как дорогу ей пересекла молния! Похожая на зигзаг с расходящимися от него «ветвями», которые практически блёкли на фоне неописуемо-яркого «ствола», она расчертила утренний сумрак, озарив всё вокруг ослепительной вспышкой. Разряд статического электричества прошёл так близко,что на мгновение Катерина, ослепла, одновременно ощутив покалывания во всём теле, отдалённо похожее на щекотку. Освежающее прикосновение ветра, разметало её волосы.
Ощущения были непередаваемые, однако они не и мели ничего общего со страхом. Скорее уж она испытала сильнейшее удивление и восторг, который не с чем было сравнить. Катерина с детства обожала наблюдать за молниями и пока её сестра пряталась, напуганная раскатами грома, она устраивалась у окна и смотрела, на тёмное грозовое небо, разрываемое яркими вспышками. Однако всё, что ей доводилось видеть до этого меркло в сравнении с сегодняшними происшествием. При чём – в самом прямом смысле. Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем заполонившая её взор белизна рассеялась и девушка вновь смогла увидеть дом с разбитыми неподалёку аккуратными грядками, яблоню на ветвях которой висел улей и... бабушку, встречавшую её на крыльце.
Облачённая в простые, тёмные одежды она стояла гордо выпрямившись и вперив во внучку немигающий взгляд чёрных как ночь глаз. О! Эта женщина умела нагнать жуть своей молчаливой неподвижностью и статью, вызывавшей оторопь даже у крепких деревенских мужиков, не раз охотившихся на медведя. Однако Катерина ничуть не боялась ту, кто расчёсывала ей волосы в детстве, и рассказывала занимательные истории сидя перед очагом. А сейчас, вглядываясь в породистое лицо Петровой-старшей, девушка замечала в её резких, будто саблей вырезанных чертах сходство и понимала, что лет через тридцать и сама будет выглядеть так. А значит – бояться было нечего. Катерина приветствовала бабушку с подобающим почтением и искренней теплотой.
Старая знахарка не скрывала, что знала о приходе внучки заранее, однако ни словом не обмолвилась о странной молнии, появление которой не могла не заметить. Впрочем, Катерина и сама предпочла молчать об этом. Пугающее и, одновременно, завораживающее явление, невольной свидетельницей которого она стала, надолго завладел о воображением девушки. А потому она решила сохранить его для себя. К тому же, едва восторг от увиденного прошёл к ней сразу вернулись тревожные мысли и страхи.
Бабушка же, видя волнение внучки, пригласила её к столу и напоила травянистым отваром, успокаивающим нервы. Проведённый сразу после этого осмотр подтвердил худшие опасения Катерины – она была беременна. Беременна и не замужем, что считалось настоящим кощунством. Услышав страшный вердикт бедняжки несколько минут рыдала, закрыв лицо руками. Бабушка пыталась утешить её, как могла, но помочь избавиться от ребёнка отказалась, заявив, что срок уже прошёл и это не безопасно. Девушка чуть ли не на коленях умоляла её о снадобье, которыми женщины деревни пользовались чтобы прервать беременность, но знахарка осталась непреклонна. После недолгого спора она отослала внучку, строго настрого наказав повиниться перед родителями.
При этом выражение неодобрения, отпечатавшееся на сухом и морщинистом лице сарухи не оставляло сомнений в том, что если у Катерины не хватит духу, она сама всё расскажет родителям. Жить во лжи, покрывая чужой грех она не собиралась.
В отчаянии несчастная обратилась за помощью к единственному человеку, который мог помочь – к сестре. Из двух дочерей Петровых, именно младшая всегда была более рассудительной и, что греха таить, более покладистой. Она никогда не пререкалась и не спорила с родителями, не ввязывалась в неприятности и, вместо того, чтобы гулять с деревенскими мальчишками, предпочитала проводить время за шитьём. Вот и сейчас она была уже вся в работе и при этом выглядела свежо и опрятно. В аккуратно расправленном платье и с убранными в косу волосами, которые, в противном случае, только мешались на кухне, сестра готовила завтрак.
Где ты была? – взволнованно спросила младшая, – Я тебя обыскалась! Отец встал, а тебя нет! Я не знала, что и думать!
Я была у бабушки и... – ответила Катерина и, собравшись с силами, все же поделилась сокровенной тайной. – ...я беременна!
От неожиданности девушка едва не выронила тарелку из рук. Шокирванная известием, прозвучавшем словно гром посреди ясного неба, она обернулась и несколько секунд смотрела на Катерину так, словно собиралась обвинить позоре, который та навлекла на их семью. Но за тем взгляд её смягчился. Чтобы она не думала, и как бы не относилась к поступку старшей сестры, она не могла поступить так с ней так, потому что очень любила. Любила не смотря на то, что Катерина была весьма эгоистичной особой и нередко спихивала на неё свою часть домашней работы, чтобы побездельничать со подружками, а то и вовсе ускользнуть из дома вечером.
Лучше сначала скажи матушке. Она мудрее и гораздо добрее. Она придумает, что делать, – справившись с растерянностью посоветовала младшая сестра. – И прошу, не затягивай. А то отец и мне всыпет за то, что я знала и не рассказала ему.
Поскольку ничего другого Катерина придумать не смогла,ей осталось лишь положиться на судьбу и последовать доброму совету. В благодарность за него она помогла сестре на кухне, после чего отправилась молиться перед образами. Её вера никогда не была крепкой, но в трудный момент она, подобно всем своим соотечественникам, обращалась к высшим силам, моля о помощи и защите. Обычно помогало, но только не в этот раз. Сколько бы молитв не прочла Петрова, они так и не придали ей ни уверенности, ни сил.
И в тот миг, когда она уже почти отчаялась позади вновь, вспыхнул золотой свет. Молния, которую она видела чуть раньше, каким-то непостижимым образом ворвалась в дом и пронеслась мимо. Длинная, яркая, ослепительная – она вызвала щекочущее покалывание мурашек, бегущих по коже, и ощущение грозовой свежести, заполнившее комнату. Золотая молния исчезла так же быстро, как появилась, и лишь оставшаяся на краю стола благоухающая лилия, доказывала, что всё это произошло наяву, а не во сне.
Катерина, означает Чистая. Непорочная, – всплыли в памяти слова бабушки, которая когда-то в детстве открыла ей тайну её имени. – А лилия, символизирует непорочную красоту и надежду. Это твой цветок, девочка. Возьми его и он принесёт тебе удачу.
Решив, что всё случившееся – добрый знак, и удача сегодня на её стороне Катерина перекрестилась и, не без робости, коснулась продолговатых лепестков. Их загнутые кончики были всё ещё слегка влажными от росы и казались почти восковыми в своём совершенстве. Глубоко вдохнув чуть сладковатый аромат, девушка вставила цветок себе в волосы и отправилась искать матушку.